Текст книги "Виндера. Однажды будет ветер"

Глава 5
Сброшенные языки

С горы Рина спускалась пешком: ей нужно было прийти в себя, и медленная ходьба этому помогала. Клим ехал рядом, подсвечивая дорогу, росу на траве и сверчков, бесперебойно стрекотавших в кустах. Или это были цикады? Рина повесила сумку на руль и шагала налегке, глядя то на тающие звезды над головой, то на горизонт.

– Быстрее бы солнце взошло, – сказала она, обнимая себя за плечи. – Так холодно, как будто я не в Эрге, а где-то на севере.

Темная скорлупа неба только-только дала трещину, из которой проклюнулись утренние сумерки. Пахло сеном, сыростью и ночными цветами. Одежда сохла медленно, и Рина не рискнула сесть на велосипед, даже когда устала, боясь совсем замерзнуть от встречного воздуха.

Город внизу был похож на чашу, полную звезд. Он светился так, будто с ним ничего не произошло, но Рина знала, что фонари заряжает солнце, и даже пасмурная погода не была этому помехой, вот почему они горели до сих пор.

– Так странно, – сказала она после долго молчания. – Я только что чуть не умерла. Думала, буду сидеть и рыдать от ужаса, а вместо этого злюсь на Кантонов. И куда больше я их ненавижу за то, что они не поверили в меня, чем за то, что они пытались от меня избавиться. Наверное, я боюсь прожить пустую жизнь больше, чем умереть.

И тут вдруг слезы потекли сами собой, как вода из прохудившегося крана. А потом сдавило в груди, и идти стало невыносимо. Рина села на корточки посреди дороги, уткнулась в колени и зарыдала. Клим встал справа от нее, не очень толково, но все-таки загораживая от зарослей колючки, наполовину оперившейся белыми зонтиками семян.

Рина обняла его за влажное от росы колесо. Резина впитала отвратительный запах одеколона, и хотелось верить, что он скоро пропадет вместе с воспоминаниями о Кантонах.

– Как я рада, что с тобой все хорошо! Спасибо тебе, Клим, спасибо! Я даже не знаю, как тебя благодарить. Если бы не ты…

Рина всхлипнула, раздраженно утерла глаза и уселась прямо на землю, потому что ноги быстро затекли на корточках.

– Только представь себе, они на этом семейном совете решали, кто именно меня убьет! И та бумажная война была из-за того, что никто не хотел марать руки. А знаешь, как я это поняла? В комнате была только одна душа. Будь их несколько, они бы с нами в два счета расправились, но там была всего одна душа – кому-то не повезло дернуть мельницу за отломанное крыло…

Вдалеке прозвучал гудок, протяжный и очень знакомый.

Рина снова смахнула слезы, вгляделась в горизонт и увидела за городом, на фоне светлеющего неба, длинный состав поезда со включенным фонарем.

– Клим, ты тоже это видишь?

«Дзинь», – ответил велосипед.

– Неужели поезда еще ходят? – поразилась Рина. – Но как? У них же давно должно было закончиться топливо. И дыма нет… Это сам машинист заставляет поезд двигаться? Неужели он застрял там, прямо как ты в этом велосипеде?

«Да», – подтвердил Клим.

– Слушай, можешь мне подсветить?

«Конечно».

Рина достала из сумки дневник и спросила:

– Дедушка Натан, а Странники до меня пользовались поездами?

«Разумеется, – заверил он ее. – У меня даже есть список… безопасных маршрутов… Но… боюсь, он уже устарел… Со временем все меняется. Тот, кто был тебе другом, может стать врагом от отчаяния. Веры в избавление от проклятья с годами все меньше, и кто-то сходит с ума, а кто-то идет на крайности ради свободы. Если сегодня тебя впустили на порог и накормили, не думай, что завтра на том же пороге тебя не лишат головы».

– Ясно, – помрачнела Рина.

«Этот локомотив… здесь не просто так… – продолжил Натан. – Раньше поезда курсировали без дела, но теперь помогают развозить почту. Если состав находится рядом со Странником, зачастую удается заманить его на нужную станцию с помощью Проводника. Это здорово облегчает путь. Для Виндера ценнее подсказки может быть только ночь, проведенная в пути, когда он спал в безопасности, а не шел на своих двоих».

– То есть этот поезд приехал в Эрге из-за меня? – Рина сразу напряглась. – Но откуда он знает, что нам по пути? Даже я еще этого не знаю.

Ответом ей были слова раздраженного Странника:

«Эти клятые подсказки вечно раскиданы друг от друга на большом расстоянии, и мой маршрут похож на зигзаги! На север, на юг, потом снова на север. На запад, на восток и обратно. В столицу, в деревенскую дыру и опять в столицу. Ненавижу это туда-сюдаканье! Чувствую себя как собачонка, которая бегает за костью принца Аскара. Мне все время кажется, что он наблюдает за мной, ехидно посмеиваясь. Но для такого удовольствия этому паршивцу пришлось бы остаться здесь и превратиться в дом или вещь, а он так ненавидит заточение, что решил в отместку все королевство в тюрьму посадить. Этот трус точно сбежал в пустыню и подох там в окружении колдунов, прожив свою, надеюсь, очень короткую и никчемную жизнь. Тем обиднее, что мы все еще бегаем за его косточкой».

– Вот оно что, – тяжело вздохнула Рина. – Значит, скорее всего, следующая подсказка будет где-то на севере, раз уж эта на самом юге. Тогда ясно. Думаю, если пассажиры поезда спят, можно рискнуть поехать на нем. А они наверняка спят. Сомневаюсь, что кто-то выдержит не уснуть за два века в пути.

Ну или на крайний случай можно поехать на крыше или на смотровой площадке.

Рина сама удивилась своим спокойным трезвым рассуждениям. Еще недавно она паниковала, а теперь ей казалось, что этим утром вместо старой Рины с постели поднялась новая – уверенная в себе и задавшаяся твердой целью.

«Я всегда знала, что должна сделать нечто великое, – подумала она. – Это моя судьба. Я просто рождена для того, чтобы всех освободить. Из всех Виндеров у меня самая важная роль».

К тому времени, как они спустились обратно в город, слезы высохли, одежда тоже, и больше всего на свете не хотелось снова промокнуть. Настолько не хотелось, что на одной из улиц Рина осмелела и громко крикнула:

– Извините, нет ли у кого-нибудь зонта?

Зонтов оказалось много: обычные и пляжные, миниатюрные детские, длинные трости, кружевные дамские, автоматические с красивыми кнопками на рукояти, даже прозрачные. Некоторые горожане бросали их прямо из окон, и часть зонтов сломалась. Более предусмотрительные спускали с балконов на бельевых веревках, пытались пропихнуть в отверстие для почты или просовывали через кошачьи дверки.

Всего за пару минут улица превратилась в эдакий галечный пляж, на который выбросило стаю разноцветных рыб.

– Спасибо, мне уже хватит! – размахивала руками Рина. – Мне нужен всего один!

Но зонты все валили и валили, и было ясно, что горожане не успокоятся, пока не будет найден подходящий. Рина осмотрелась и подняла крепкий темно-синий зонт-трость с позолоченной кнопкой для мгновенного раскрытия. Выбор пал на него не из-за красоты и не потому, что этот зонт выглядел дорого. Просто он походил на изделие кудесников, а такие вещи были намного крепче других, и Рина не могла не учитывать это: в борьбе с жадной теткой, ее шваброй и ведрами нужен был крепкий щит.

Оставшийся путь Рина проехала на велосипеде. Уже совсем рассвело, небо было ясным, и прошлая ночь казалась просто дурным сном, который исчез вместе с темнотой. Осталась только злость, которая все еще горела ярким пламенем внутри, но это было даже хорошо. Злость придавала Рине сил.

– Нет, Клим, ты не поедешь наверх, – решительно сказала она, войдя в уже знакомый подъезд.

Клим категорически не хотел отпускать ее наверх одну, но лестница с прошлого раза целее не стала, и Рине пришлось поднажать.

– Я не зайду в квартиру, не волнуйся, и защитить себя смогу, – сказала она и демонстративно потрясла зонтом.

Клим, которому, видно, понравилось геройствовать, вынужден был отступить и остался ждать внизу. Что касается родителей и Альберта, Рина не говорила с ними с тех пор, как вчера пожелала им доброй ночи. Наверняка они сейчас паниковали, и эта паника могла передаться Рине, что было бы совсем некстати перед важным делом.

«Поговорю с ними потом, когда получу подсказку», – решила она и оставила часы спрятанными под рукавом, чтобы ненароком не глянуть на них по привычке.

– О, тут остались мои следы. Это хорошо.

Рина без труда повторила проверенный маршрут по отпечаткам подошв на ступенях и уже вскоре оказалась перед знакомой дверью. Лоскуток ткани на ней не колыхался: Проводника рядом не было.

«Наверное, скоро появится. Или мне лучше подождать его на всякий случай?»

Но ждать было невыносимо: Рина слишком хотела получить свою награду за пережитые мучения и рассказать всем, что она справилась. Она раскрыла зонт и его острой верхушкой постучала в дверь.

– У меня тут ваши бриллианты и дарственная. Я отдам их вам, но сначала принесите мне подсказку! Внутрь я заходить не буду, даже не думайте.

Прошла минута, две, три, но дверь так и не открыли. Ни после громкого стука, ни после крика:

– Вы что там, уснули?!

В конце концов Рина пнула дверь со всей силы и быстро выставила перед собой зонт. Но ей все равно не открыли и не поприветствовали даже грязной водой.

«Может, она ждет, когда я уберу защиту? Хочет застать меня врасплох? Ладно, в первый раз, что ли… На улице жарко, высохну. Искупаюсь потом где-нибудь».

Но дверь не открылась, даже когда зонт был сложен и убран за спину.

– Юлия, вы там оглохли?! – крикнула Рина, закипая. – Я принесла ваши бриллианты! И дарственную! Открывайте!

Спустя пять минут без ответа до нее начала доходить очень неприятная мысль. Она заставила Рину спуститься на пролет ниже и, отыскав там безопасный уголок, вынуть из сумки книгу.

– Дедушка Натан, а что, если Юлии не нужны бриллианты? Она же не выходила из дома годами! Значит, ей проклятье никаких удобств не доставляет, а вот ее соседям – очень даже. И это ее наверняка радует. В таком состоянии ей даже удобнее, чем раньше. Ей теперь не нужно ни с кем общаться и шить вещи на заказ, чтобы прокормить себя.

«В таком случае… бриллианты… – это просто уловка, чтобы… ты… зря потратила время».

Возможно, Натан проявил бы на бумаге что-то еще. Может быть, даже нечто полезное, способное помочь Рине выкрутиться из ситуации, но его ответ взорвал всю ту ярость, которая успела скопиться внутри, и здравый рассудок был тут же брошен в сумку вместе с дневником.

– Да вы просто гадина! – завопила Рина, пнув дверь. – Вы с самого начала решили не отдавать мне подсказку! Из-за вас проклятье может никогда не исчезнуть! Я никогда не обниму своих родителей! Никто никого не обнимет! Как вообще можно быть такой бесчеловечной?! Да вы ничем не лучше принца Аскара! Только о себе и думаете! Если вам так нравится сидеть дома, то сидите хоть целую вечность, но разживитесь хоть капелькой совести! Выпустите других людей!

Рина вопила и колотила в дверь, пинала ее, выдумывала самые изощренные и унизительные ругательства, но только зря потратила силы. В конце концов, словно воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух, она без сил опустилась на ступеньку и позволила здравомыслию вернуться.

Часы за время яростной молотьбы по двери выпростались из рукава, и стрелки принялись танцевать.

«Я зол-зол-зол!» – бешено крутился Альберт.

«Какой кошмар! – переживала мама. – Что же делать?! Что делать?!»

«Спокойствие и поменьше необдуманных поступков», – настаивал неподвижный папа.

Чувства Рины целиком совпадали с настроем Альберта, так что она обратилась к нему:

– Я тоже зла, братец! Ужасно зла. Я, наверное, так не злилась, даже когда ты подарил мою любимую книгу той девчонке, как ее там… Да-да, я все еще это помню. И как ты умудрялся выклянчивать сладости даже у самых злобных теток? Наверное, этой даже ты бы не смог понравиться. Я правда не знаю, что с ней делать! Нет, мам, вежливо улыбаться и отвешивать комплименты не поможет. И просто ждать тоже, пап. Тем более, я уже ей наговорила всякого…

Рина тяжело выдохнула и снова достала дневник. – Дедушка Натан, а может, эта женщина просто уснула? Заперлась в квартире и уснула?

«В таком случае… дверь… по крайне мере, дрогнула бы… от таких ударов, – заметил Натан. – Ты же… колотила по ней, как сумасшедшая, а она даже на волосок не сдвинулась…»

Рина посмотрела на дверь за своей спиной. Она открывалась вовнутрь, и даже если ее держал крепкий запор, полотно должно было хотя бы слегка подрагивать, а оно оставалось неподвижным, как бетонная стена. Значит, Натан был прав – это хозяйка держала дверь изнутри.

– И что тогда делать? – шепнула Рина.

«Постарайся… найти первопричину, – подсказал дневник. – Узнать, почему… она не хочет выходить из дома… Стоит попробовать… расспросить соседей».

Рина неохотно оглянулась на ту дверь, из которой ей вчера подали полотенце, и тяжко вздохнула. Идея Натана была так себе по двум причинам. Во-первых, Рина ненавидела стучаться в чужие дома. Во-вторых, Юлия терпеть не могла соседей, и это было взаимно. Наверняка она еще сильнее разозлится, если начать расспрашивать о ее жизни людей, с которыми у нее плохие отношения. Да и соседи могли здорово приврать – это же город сплетников! Рассудив так, Рина не стала стучаться в дверь соседки и, немного подумав, снова обратилась к Юлии.

– Простите, я погорячилась, – сказала она. – Но вы ведете себя как эгоистка. Я точно знаю, что вы не сумасшедшая, иначе вы не смогли бы меня так провести. Но то, что вы эгоистка – это точно. Почему вы не хотите выходить из дома? Это из-за того, что вы потеряли мужа? Поэтому вы замкнулись в своем горе и никого к себе не подпускаете?

Левая дверь, в которую Рина решила не стучать, открылась, и оттуда вылетел исписанный с двух сторон листок.

«Милая девочка, боюсь, это бесполезно!

Юлия – сущая мегера. Она никогда и ни с кем здесь не ладила! С тех самых пор, как они с мужем переехали в наш дом. И детей у них нет, потому что сами Небеса наказали их за дурные поступки!

Однажды я попросила Лимана (это муж Юлии) починить мою золотую цепочку, а когда он мне ее вернул, цепочка оказалась короче на целых три звена! Конечно, я всем рассказала, чтобы не попали впросак, а эта мегера взъелась на нас за правду!

Лиман сначала все отрицал, потом умолял, чтобы мы его простили, обещал все возместить, но было уже поздно! Потому что слухи разошлись и выяснилось, что он облапошил и гораздо более влиятельных людей, у которых были очень дорогие заказы! Оказывается, он годами этим промышлял! Сам мэр заказал ему украшения для своей жены на годовщину свадьбы, а потом узнал, что на них недостает бриллиантов! Какой был скандал! Лимана поймали, но осудить не успели. Он лишил себя жизни в тюремной камере. Не выдержал такого позора.

И вот с тех пор Юлия совсем съехала со своих швейных катушек и начала обвинять нас всех в его смерти! Можно подумать, мы сами повесили ему на шею петлю и сами у себя воровали! Абсурд! Вот почему я говорю, что эта женщина – сумасшедшая!

Мы, конечно, терпеть не стали и объявили ей бойкот! И добились того, чтобы она не появлялась в нашем обществе. А она начала обливать нас грязной водой, и мы уже еле сдерживались, чтобы не сдать ее властям вслед за мужем! Но мы же приличные люди. Как можно доносить на сумасшедшую вдову? Мы даже не потребовали у нее компенсации! Просто купили зонтики покрепче и терпели все это ради нее! И вот какова благодарность!»

Рина прочла письмо несколько раз и задумалась, вспоминая свой визит в квартиру Юлии.

– А вы раньше бывали у нее в гостях? – спросила она у соседки. – До того, как узнали о воровстве.

«О, ну конечно, бывала! – тут же прилетела новая записка. – Вообще мы все тут очень дружные! Особенно наша улица. И мы всегда с теплом принимаем новоселов. А они с виду были очень приличные люди, мы часто ходили друг к другу в гости. У нас по пятницам всегда был пироговый вечер! А потом, как говорится, волки сняли овечью шкуру».

– А какой была их квартира тогда? Они, наверное, жили роскошно.

«Ну что ты, милая! Не хочу быть грубой, но нищету не скроешь ничем. Они были до ужаса бедны! А мы же приличные люди, закрывали на это глаза. Никак их не унижали. Считали себе ровней! А они залезли нам в карман, да потом еще обвинили нас в этом!»

– А у них родственники не болели? Из каких они семей? Есть братья или сестры?

«Не припомню, чтобы у них кто-то серьезно болел… Нет, точно никто не болел. Потому что мы всей улицей помогаем тем, у кого больные родственники. У нас даже есть свой Совет жильцов, и он решает такие вопросы. А семьи у наших соседей, как бы это мягко сказать, не слишком интеллигентные. И Юлия, и Лиман – единственные дети, насколько я знаю. А когда в семье растет только один ребенок, и его воспитывают деревенщины – непременно получается бандит!»

– Что-то у вас тут не сходится, – нахмурилась Рина, скрестив руки на груди. – Вы говорите, что эти люди даже в те времена, когда воровали, жили бедно. Как это понимать? Если они воровали золото и даже бриллианты, то должно было быть что-то в их квартире, ну, богатое, а там ничего такого нет: я своими глазами видела. Я еще понимаю, если бы Юлии пришлось все продать, чтобы выплатить вам компенсацию. Но вы мне написали, что отказались от нее. Тогда куда Лиман деньги девал? Детей у них нет, больных родственников – тоже. Вы, случайно, не придумали эту историю про воровство? Или соврали, что отказались от компенсации?

«Милая, что еще за подозрения?! Конечно, мы узнали, куда что девалось. Мы никогда и никого не стали бы голословно обвинять! Лиман не продавал золото и камни, которые присваивал. Он делал из них ювелирный набор для своей женушки и уже почти закончил! Его арестовали после того, как нашли у него в мастерской ожерелье с гравировкой: “Моей любимой Юлии от Лимана”. Безусловно романтично, но не за наш же счет!»

– И это ожерелье все еще у нее?

«Конечно, нет! Мэр его продал на аукционе вместе с мастерской, а прибыль разделил между пострадавшими сторонами, которые не отказались от компенсации. Мы-то потеряли совсем немного, а вот богатые люди получили серьезный ущерб! И они от денег отказываться не стали».

Рина села на ступеньку и долго думала в полном молчании.

«Как переубедить Юлию, если ей ничего не нужно и никого не жалко? Что такое можно ей предложить в обмен на подсказку?»

Натан время о времени вздрагивал внутри сумки, напоминая о себе, но Рина не торопилась его доставать. Ей очень хотелось решить эту проблему самой, без чужих советов. Может, это и было глупо, но ведь зачем-то ее выбрали Странницей. Значит, в ней уже есть все необходимое для преодоления таких трудностей. Осталось только найти свой скрытый талант и использовать его, и тогда ни Кантоны, ни кто угодно другой не усомнится в ней.

Рина повертела мысли так и эдак, потом решительно встала и спустилась вниз.

«Дзинь!» – встрепенулся Клим, словно бы спрашивая: «Ну, что там?»

– Пойдем, я хочу кое-что попробовать, – сказала Рина, открывая ему дверь, и вышла на улицу следом.

Солнце поднялось уже высоко, прогнав тени с брусчатки, и приходилось щуриться, глядя на дома. Они бесперебойно болтали, выделывая тканевые загогулины всевозможных видов, как червяки на крючках, и только бордовые шторы в квартире Юлии все еще были плотно сдвинуты.

Рина шумно выдохнула, подбадривая себя:

«Все нормально. Я просто должна постараться говорить, как мама. Я столько раз слушала ее монологи… Я знаю, как она это делает, так что справлюсь».

Потом она выпрямилась, сложила ладони рупором и крикнула:

– Послушайте! Это все, конечно, очень неприятная ситуация, но вы тоже неправы! Муж Юлии обокрал вас, пусть даже из любви к супруге, и это плохо. Но в итоге вы потеряли немного золота, а она потеряла мужа! Неравноценный ущерб, знаете ли!

Замершие было шторы взбунтовались так, что задрожали стекла.

– Я не говорю, что вы виновны в его смерти! – успокоила их Рина. – Вы же этого не хотели. Просто так вышло. Но кое в чем вы точно виновны! В том, что не поддержали Юлию, когда она лишилась единственного близкого человека!

Шторы опять принялись возмущаться, но Рина не обратила на это внимания.

– Возможно, вы и пытались поначалу, но Юлия злилась и винила вас в смерти мужа, поэтому вы оскорбились и перестали проявлять к ней сочувствие. Но ее поведение надо было просто перетерпеть. Все мы ищем причины своего несчастья и перекладываем вину на других, когда не можем ее вынести. Но вы не сделали ей скидку! Вы просто объявили Юлии бойкот и буквально вынудили ее не выходить из дома своими сплетнями! Из-за вас она даже работала, не покидая квартиру, и в итоге совсем замкнулась в себе и в своих четырех стенах. Этот город стал для нее тюрьмой!

На этот раз шторы умолкли надолго и не шевелились все то время, пока Рина переводила дух.

– Принц Аскар всегда оставляет подсказки в местах, которые с ним как-то связаны. И именно тем людям, у которых нет причины их отдавать. И теперь я знаю, как связаны принц и Юлия: она тоже пленница, которую считают сумасшедшей! И принц Аскар знал, что она не станет освобождать вас, потому что хочет, чтобы вы на своей шкуре испытали то, что сделали с ней!

Можете винить ее во всем, это ваше право. Но если вы читали последнюю газету перед запуском Ветродуя, то вспомните, как принц Аскар написал, что мы не снимем проклятье не потому, что это невозможно, а потому, что мы такие, какие есть! Слишком гордые, слишком жадные, слишком тщеславные. Что вы скажете на это? Какова для вас ценность свободы? Не дороже извинения, правда?

Извинитесь перед Юлией! И тогда, может быть, она перестанет ненавидеть вас настолько, чтобы желать вам пожизненной тюрьмы. И перестаньте сплетничать о ней! Не называйте ее сумасшедшей! Ничто не делает человека таким озлобленным, как бессилие перед несправедливостью и одиночество.

К концу монолога голос у Рины охрип, и ее била нервная дрожь. Никогда раньше она не выступала перед толпой народа, так что это был, можно сказать, ее ораторский дебют.

«Мама, наверное, мной гордится», – подумала Рина, отхлебнув воды из фляжки, и продолжила:

– Если вы согласны, то я соберу ваши извинения и принесу их Юлии. И попрошу почтальонов помочь, чтобы было быстрее… Только дайте мне знать, что согласны! Какой знак у вас означает согласие?

В этот миг солнце спряталось за неподвижным флюгером в виде корабля, и Рина отчетливо увидела, как открылась балконная дверь по соседству с квартирой Юлии – наверное, она принадлежала той женщине с записками, – оттуда высунулась ярко-желтая занавеска и рухнула прямо на дорогу. А за ней упала и вторая.

Рина так удивилась, что не смогла подобрать подходящие слова, но говорить, к счастью, и не пришлось: через пару секунд за ее спиной открылось окно, и роскошные голубые ламбрекены плюхнулись на мощение, разбив добрую половину хрустальных подвесок. Если с желтыми шторами еще никто ничего не сообразил, то лазурные стали первой уроненной костяшкой домино: вслед за их падением начали распахиваться и выплевывать свои разноцветные «языки» все остальные окна, и улица мгновенно превратилась в тканевое море.

Рина смотрела на это, раскрыв рот от удивления. Если и был лучший ответ на ее вопрос – то это был он. И если и было лучшее извинение для Юлии – то это было оно. Горожане изобрели занавесочный язык, с помощью которого общались и поддерживали друг друга целых двести лет, а теперь добровольно лишали себя этого языка. Отказывались от сплетен ради одной-единственной квартиры. И это было куда весомее, чем просто бумажка с подписями.

– Юлия, посмотрите на это! – хрипло выкрикнула Рина, выбираясь из-под упавших на нее штор.

Бедняга Клим уворачивался, сколько мог, но в итоге накрыло и его, потому что колеса елозили по шелковой ткани.

Скинув с себя темно-синее полотно, Рина увидела, что шторопад закончился, и занавески остались всего в нескольких окнах. Судя по тому, что они были задвинуты, их хозяева спали.

– Ну же, Юлия! – повторила Рина. – Взгляните на это! Ну хоть одним глазком!

На некоторое время все застыло в немой тишине. А потом бордовая штора Юлии сдвинулась. Затем открылась дверь на балкон, и в тихом безветрии навстречу Рине полетела открытка – размытое белое пятнышко на фоне яркого неба. Рина видела его мутно, потому что мешали слезы. Она поймала открытку и снова поднялась на этаж Юлии. На этот раз дверь отворилась сразу, и ведра с грязной водой за ней не было.

– Возьмите, – сказала Рина, аккуратно кладя на пол прихожей футляр с бриллиантами.

Швабра тут же подтолкнула его обратно к порогу, но Рина настаивала.

– Нет-нет, постойте, не отказывайтесь, – попросила она. – Я знаю, что это не те драгоценности, которые делал ваш муж, а семейная реликвия, которую передавали в семье Кантонов по наследству. Вы просто хотели как-то насолить мэру, чтобы отомстить за своего мужа, но я тоже хочу насолить мэру! Поэтому возьмите их ради меня, пожалуйста!

Швабра все еще сопротивлялась, и пришлось использовать аргументы посерьезней.

– Кантоны – гадкие лицемеры, – выдохнула Рина. – Не могу рассказать, что именно они со мной сделали, потому что подписала договор о неразглашении. Но уверена, вы сделаете правильные выводы. И весь город сделает, когда придет время.

Внутри Рины до сих пор клокотала злость, и она даже подумывала рассказать Юлии все в подробностях. Разве та бумажка, которая осталась у Кантонов, чего-то стоит на самом деле? Но ее остановила мысль о том, что она не хочет уподобляться этим людям, которые обещают одно, а делают другое. Поэтому Рина подумала и сказала:

– Ваши соседи признали свою вину, но, если честно, я не уверена, что они это искренне. Да и вы наверняка им не верите. Поэтому возьмите бриллианты и уезжайте отсюда как можно дальше, когда все закончится. Туда, где никто вас не знает. Туда, где вы снова сможете поверить в людей.

У моей бабушки тоже умер муж. Она его очень сильно любила! Просто обожала. И она знала, что ей будет только хуже, если она останется в их общем доме. Поэтому она продала дом и поехала путешествовать. И вам я бы тоже это посоветовала! Я сама много путешествую. Это здорово! Ну а если решите остаться здесь, я отправлю к вам в гости своего младшего братца. Все, кто его знает, шутят, что он, как куркума – такой же рыжий и полезный для настроения. А если он не захочет идти, я приведу его за ухо, честное слово!

С этими словами Рина убрала руки от футляра, и на этот раз швабра пододвинула его к себе.

Рина широко улыбнулась и кивнула, а потом поспешила обратно к Климу, который уже выпутался из занавески и ждал ее у подъезда. Рина со всей силы обняла его за руль и, наконец-то поверив своей радости, завопила:

– Мы нашли подсказку! Мы! Нашли! Подсказку!

В ответ на ее слова поднялся небывалый шум. Дома захлопали ставнями и дверьми с такой силой, что Рине пришлось закрыть уши, и она была уверена, что в этот раз ликующие горожане не станут умолкать даже в ответ на ее просьбу. С балконов снова кидали цветы, и платья, надетые на швабры, реяли как флаги. Город праздновал.