Текст книги "Любовный треугольник"

Глава 4

Глеб стоял перед институтской доской информации, на которую только что вывесили списки поступивших. Толпа вокруг была такой плотной, что пробраться ближе без очереди было нельзя. Он щурил глаза, вглядывался и все равно не мог разобрать ни слова. Хорошо, что круговорот людей был непрерывным и его вместе с задними рядами наконец вынесло ближе. Он начал судорожно искать свою фамилию.

Добрался, скользя взглядом вниз, буква за буквой, до фамилий на «С». Савин. Салихова. Самарина. И сразу Сапрыгин. Египетский лось! Как это может быть?! Самойлова в списке не было.

Он ощутил волну страха, возникшую у горла и пробежавшую по всему телу. Что же за ерунда?! Он был уверен в своих работах! Всегда заранее знал, какой будет результат: на олимпиадах, контрольных работах. Просто понимал, справился с заданием или нет. И на этот раз он не сомневался – по биологии и математике должно быть «отлично». Результат сочинения, конечно, всегда сложно предугадать, но ему повезло! «Романтические мотивы в романе М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» – очень похожая тема была и на выпускном экзамене в школе. Там он получил свои заслуженные «пять-пять». А здесь что не так? Даже если допустил ошибку в пунктуации по невнимательности, хотя и это вряд ли – три раза перечитал, прежде чем сдать, то уж в содержании не мог лопухнуться! Он любил Лермонтова и писал от души.

Глеб начал просматривать гребаный список сначала – может быть, перепутали, вписали не на ту букву, – дошел до последней фамилии на «Я», но себя так нигде и не увидел. Разве могло быть такое, чтобы его забыли внести?! А он слышал, результаты вступительных экзаменов отслеживают аккуратно. Там, кроме самой комиссии, работают наблюдатели, кто-то еще.

Почувствовав внезапную слабость, Глеб позволил новой волне абитуриентов вытолкнуть себя из-под доски информации. Едва переставляя ноги, он побрел в деканат. Но чем ближе подходил он к высокой, обитой кожей двери, тем меньше уверенности в нем оставалось. Прежде чем взяться за ручку, он долго топтался на месте, потом все-таки нашел в себе силы приоткрыть дверь.

– Простите, – не решаясь войти целиком, он просунул в приемную только голову, – добрый день.

– Да? – раздался начальственный голос дородной секретарши из-за стола.

– Моя фамилия Самойлов, – представился он, – я сдавал вступительные экзамены. Уверен, что на «отлично»… А в списках себя не вижу.

– Подавайте на апелляцию, – даже не взглянув на него, предложила девица.

– И что, – последние капли решимости испарились: он-то думал, она посмотрит в каких-нибудь документах, проверит, – это поможет?

– Нет, – уверенно возразила она, – только нервы всем измотаете. У нас знаете сколько случаев было? Абитуриенты от волнения на экзамене понаделают ошибок, а потом в это сами не верят.

– И что же мне делать?

Глеб и сам теперь думал, что такое возможно. Может быть, ему только казалось, что он не сильно волнуется. А на деле могло быть иначе: перенервничал, лось египетский, наляпал ошибок! Нервная система – слишком сложная штука.

– Приходите на следующий год, – наконец, соизволила улыбнуться она, – подтянетесь пока. Позанимаетесь.

– Ясно, – пролепетал Глеб, – до свидания.

Он высунул голову обратно в коридор и закрыл за собой дверь. Это же бред. Это полный трындец! Без профессии, которую он выбрал, ему жизни нет.

Что, всю жизнь проработать до седых волос грузчиком и подохнуть на старости лет, таская мешки и коробки? Он этого не выдержит! А как же та девушка? Он ведь не сможет встречаться с ней. А как поможет отцу, как посмотрит в глаза матери?! Хотя она-то, конечно, будет только рада провалу. «На черта козе баян?» – кажется, так.

Глеб брел к выходу из института, не понимая, куда и зачем теперь идти. Не выдержит он целый год!

– Эй, брат, – Жолан подобрался незаметно и хлопнул Глеба по плечу, – ты чего такой кислый?

– Не поступил, – пробормотал Глеб, словно разговаривая с самим собой.

– Как?! – глаза Жолана вылезли из орбит. – Такого не может быть!

– Может, – Глеб отмахнулся и торопливо пошел дальше своей дорогой.

Жолан не отставал, семенил следом: из дверей института, потом за ворота.

– Это же полная ерунда, – он схватил приятеля за руку, – я буду учиться, а ты нет?!

– Отвали, – Глеб хотел остаться один, но Жолан присосался к нему как пиявка и уже стремительно тащил куда-то в сторону.

– Важно, – возразил он, – если б ты не помог мне, я б опозорился! А твой отец кому деньги платил? Почему эти люди обманули? Давай выясним, я попрошу разобраться.

– О чем ты? – не понял Глеб.

– О дани, – объяснил Жолан, глядя на приятеля во все глаза, – ты что, не знаешь? За поступление надо платить! Идти без этого на экзамены все равно что, – он на секунду задумался, – ждать подарков от Деда Мороза.

– Ты что, бредишь? – Глеб начал злиться: на себя или на устройство мира, пока он не знал.

– Если бы! У нас с отцом нет друг от друга секретов, – пожал плечами приятель, – я же не какой-нибудь наивный мальчишка.

– И сколько? – едва вымолвил Глеб побелевшими губами.

– Это не главный вопрос, – ушел от ответа Жолан, – гораздо важнее, кому давать! Ясно?

– И кому? – на автомате поинтересовался Глеб.

– Надежному человеку, – он поднял к небу указательный палец, – честному! Который может решить вопрос.

– Полный трындец! И где искать этих «честных»? – Глеб не сдержал сарказма. – Объявления в газете читать?

– Нет, конечно! – Жолан смотрел на Глеба как на ожившего мамонта.

– А где? – самоуверенность Жолана раздражала.

– Где-где, в Караганде! – не выдержав, закипел он. – Ты как институт выбирал?

– Сравнивал гребаный конкурс, – отчеканил Глеб, все больше заводясь из-за бессмысленной перепалки, – где меньше народу было, туда и пошел. Боялся, что не поступлю в престижный московский вуз!

– А мы по знакомству смотрели, – наставительным тоном поведал Жолан, – где наш человек был, туда и подали документы. Понятно?

– Нет у меня знакомых в Москве! – Глеб уже кричал, не контролируя себя. – Я без денег до столицы добрался, как лось египетский, лишь бы в институт поступить!

– Пешком, что ли? – не поверил Жолан.

– Да ну тебя!!!

Глеб вырвался из цепких лап Жолана, махнул в отчаянии рукой и побежал прочь. Он бежал через парк, мимо потока людей, и все его мысли сбились в одно слово – «конец», которое противно пульсировало в крови, напоминая тиканье часов, ведущих обратный отсчет. Он успел возненавидеть его!

– Стой, Ломоносов, – вдруг услышал он позади громкий запыхавшийся голос, – дай хоть поговорим по-человечески! Подожди!!!

– Какого черта тебе от меня надо?!

Почувствовав, что его схватили сзади за рубашку, Глеб едва удержался от того, чтобы не врезать Жолану. Вот привязался! Сил нет.

– Не горячись, друг, – согнувшись пополам, тот никак не мог отдышаться, – ты мне помог, может, и я чем помогу.

– Зачем тебе это нужно?!

– Люблю умных людей, – преодолевая одышку, поведал Жолан.

– Лопух я, лопух, – просипел Глеб, – иначе бы поступил!

– Лопух ты, – с энтузиазмом согласился Жолан и, подумав, добавил: – Еще лось, как его там, египетский. Но только потому, что жизни не знаешь!

– Ты знаешь, что ли?!

– Многое слышал, – Жолан наконец разогнулся: лицо его было красным, – и тебе расскажу. Пойдем обедать, а? Измордовал ты меня своей беготней.

Через двадцать минут они уже сидели в том же кафе. Но сейчас Глеб не чувствовал ни смущения, ни неловкости – все его мысли вертелись вокруг собственного плачевного состояния.

О каком блестящем будущем он мечтал вот здесь, за этим самым столом, еще несколько дней назад? Бред! Так и будет прозябать на задворках магазина, среди неотесанных мужиков. Это в лучшем случае, если из военкомата его не найдут.

Но гораздо хуже другое: о той девушке надо забыть! Теперь он и близко не посмеет подойти к ней, даже если встретит на улице. Кто он такой?! Нищий грузчик. Бесталанный провинциал!

– Как красотка-то твоя поживает? – снова угадал его мысли Жолан.

– Не моя, – огрызнулся Глеб, – я ее только один раз в жизни видел.

– Не беда, – улыбнулся приятель, – встретитесь еще.

– Откуда такая уверенность?!

– Предчувствие, – Жолан поднял указательный палец, – я в этом деле не ошибаюсь.

– Вряд ли ей нужен грузчик, – Глеб опустил голову, – мы из разных миров. Она москвичка, студентка… а я…

– А ты, – Жолан хитро прищурил глаза, – превратишься ради нее в Мартина Идена!

– Ты уж определись, – Глеб улыбнулся: не ожидал от Жолана литературных сравнений, – Иден я или Ломоносов.

– И то и другое, – отмахнулся от него приятель, – главное, чтобы было упорство. Ум в тебе есть, цель теперь тоже. Дерзай!

– Думаешь, надо на следующий год поступать?

– Не сомневаюсь! – уверенный взгляд Жолана вселял в Глеба надежду, – только выбери нормальный вуз, очень тебя прошу. Зачем тебе занюханный институт для троечников, где берут всех по блату? Мне-то все равно, я ради отца, да и с карьерой вопрос у меня решен.

– А куда мне идти?

– А куда в России Ломоносовых берут? – подмигнул он.

– Ты что, на МГУ намекаешь? – от волнения у Глеба даже руки вспотели. – Там же бешеный конкурс, со всей страны люди едут!

– А ты что, не ехал?

– Ехал, – Глеб задумчиво кивнул.

– Вот и подумай как следует, – улыбнулся Жолан, – а я пока обед закажу.

С того самого дня, проведенного вместе с Жоланом, который изо всех сил старался утешить друга, Глеб только и делал, что думал.

Тяжелое лето сменилось тоскливой осенью, на смену дождям пришел первый снег. А Глеб все думал и думал…

Даже сейчас, торопливо шагая на смену в свой супермаркет, он не мог отделаться от тяжелых мыслей: планы, которые он строил еще там, в родном городе, скатились в тартарары. Уже почти полгода он, как вьючное животное, таскает с места на место тяжести, а мысленно находится далеко. Ему грезится учеба. Мерещится любовь. Но все это в необозримом будущем, а сегодня ничего в жизни не происходит! Зачем он вообще притащился в эту Москву?

Внешнее спокойствие давалось ему чем дальше, тем с большим трудом. В ответ на глупые шутки коллег, которые без конца лезли к нему, хотелось уже не улыбаться, как он делал раньше, а взять и заехать обидчику по уху. Тем более что – Глеб это чувствовал – невинные поначалу придирки теперь превратились в агрессию на почве разности двух миров: того, в котором жил он сам, и того, где обитали другие грузчики. Глеб теперь понял, что реальность этих людей ничем не отличается от той, в которой жила его мать. Был в таком случае смысл уезжать? Все желания, разговоры и мысли мужиков вертелись вокруг гребаных денег. Их раздражало, что рядом находится существо, слепленное из какого-то другого, непонятного теста.

Петрович теперь срывался на нем уже безо всякого повода. Если у начальника случалось паршивое настроение – а оно стало чуть ли не нормой в последнее время, – он принимался орать на Глеба и выдумывал задания, которые не имели ничего общего с должностной инструкцией грузчика. В прошлую смену заставил его убирать снег с заднего двора, пока остальная бригада сидела в теплой подсобке. Неделю назад отправил в канцелярский магазин за скотчем, который так никому и не понадобился. Полный бред.

Глеб каждый раз шел в супермаркет, гадая, что нового придет его «прапорщику» в голову, и боялся того момента, когда его собственное терпение лопнет.

Но, что бы там ни было на работе, особенно трудно становилось по выходным. Отчаяние охватывало Глеба: оно грызло его изнутри. Он заставлял себя готовиться к экзаменам в МГУ и обкладывался с самого утра учебниками по биологии и математике. Но попытки позаниматься заканчивались одним и тем же: он сидел и, глядя между строк, размышлял о собственной жизни.

Чтобы отвлечься от надоедливых мыслей, Глеб шел в книжный магазин. Покупал книги по прикладной психологии и погружался в желанный мир, недоступный ему наяву. Психология управления, психология отношений, даже психология бизнеса! А он-то думал, что станет первооткрывателем в этой области. Куда там! Все придумали до него, оставалось только подвести западную теорию, взятую у зарубежных авторов, под условия российского бизнеса и под потребности того же супермаркета, например. Убивая время, Глеб без конца рисовал схемы: взаимодействие продавца с покупателем; структура подчинения в магазине; система безопасности. Да много чего еще! Так, как видел это все в идеале. Только радости утопические идеи ему не прибавляли: чувство безысходности давило, мешая жить.

Единственным настоящим лекарством стал для него с легкой руки Жолана Джек Лондон: он читал и перечитывал «Мартина Идена», каждый раз черпая в нем душевные силы. Если матрос сумел стать известным писателем, то и грузчик добьется своей цели: выучится на психолога!

Глеб изобрел свой способ приема жизнетворной пилюли: каждый раз он не дочитывал несколько глав до конца, чтобы потом лежать, глядя в потолок, и придумывать Мартину другое будущее. Ему грезилось, что справиться с разочарованием герою помог хороший человек, очень похожий на Глеба Самойлова в будущем, и судьба сделала новый поворот. Открыла шлюзы для надежного счастья.

Глеб знал, что нельзя распускаться: нужно заставлять себя верить в успех! Жизнь – это не набор заранее запрограммированных событий и их необратимых последствий. Это – система решений, которые принимает сам человек, формируя себе будущее. Конечно, свыше даются условия: один родился богатым, другой бедным, один влюбился без памяти, другой нет. Но, какими бы ни были исходные данные, последствия все равно будут зависеть только от личного выбора: каждую минуту каждый человек на планете выбирает между трудом и ленью, между любовью и ненавистью, между ложью и правдой – перечислять подобные полюса можно до бесконечности. Кто-то делает выбор осознанно, кто-то интуитивно, это не имеет большого значения.

Глебу тут же хотелось самому себе возразить: а как же тогда его провал на вступительных экзаменах в институт? Он не принимал решения «не поступить», все было наоборот! И, поразмыслив, находил для себя ответ: неудача была всего лишь исходным условием. Его проверяли на прочность. А вот выбор – готовиться и поступать в следующем году или забыть об этой затее – он должен был сделать сам. И частью выбора являются усилия, которые он обязан приложить к достижению своей мечты.

Но именно с усилиями и были проблемы: Глеб чувствовал себя потерянным. Он заставлял себя штудировать нужные дисциплины, повторять вслух целые страницы учебников, зубрить, но толку от этого было мало: через час он уже не мог ничего вспомнить, как ни пытался. И его охватывал страх – больше всего он боялся стать похожим на мать и на грузчиков, с которыми работал бок о бок.

Рабочая смена бригады, как всегда, началась с беготни и круговерти, которую Глеб принимал как манну небесную – так было легче. Мысли исчезали, оставалась только сосредоточенность на физическом напряжении. А голова получила долгожданный покой.

Разгружая фуры, таская паллеты, помогая в торговом зале, он не думал ни об экзаменах – прошедших и предстоящих, ни о матери, ни о девушке, однажды появившейся в его жизни и исчезнувшей навсегда.

Он просто работал. Выполнял то, что ему говорят.

В супермаркет продукты завозили в основном ночью и рано утром. Ночная бригада грузчиков успевала только покидать привезенные многочисленными «Газелями» и фурами товары в подсобку, а уж заступившим с утра сотрудникам предстояло разложить это все, как положено, и заполнить торговый зал.

Насколько не любил Глеб находиться в подсобке с Петровичем и его подчиненными, которые копировали нехитрые интересы и даже манеры начальника, настолько же нравилось ему бывать в зале, среди покупателей и продавцов. Он обнаружил, что парень из овощного отдела по профессии инженер; что Лиза из кондитерского работала раньше учительницей русского языка и литературы; что тетя Вика – уборщица – служила костюмершей в Большом театре. Всем им перестали платить, и люди нашли пристанище в супермаркете. Как же было интересно с ними поговорить, когда выдавалась минутка!

Глеб иногда думал о том, чтобы попросить директора магазина – Зинаиду Степановну – перевести его на другую должность, но пока не решался. С ней, как говорили знающие люди, вообще нужно быть осторожнее. А лишний раз лучше и вовсе на глаза не попадаться.

Утренние дела были завершены, и грузчики вышли на перекур. Обычно Глеб нехотя брел вслед за ними, чтобы не было потом разговоров «зазнаешься», «за людей не считаешь» – проходили уже. Но, как правило, не успевал он и пяти минут провести с коллективом, как появлялся Петрович с каким-нибудь поручением.

Сегодня Глеб был не настроен играть роль Иванушки-дурачка или, как он любил раньше говорить, лося египетского. Надоело! Он пошел в раздевалку, присел на низкую скамейку за шкафчиками. Вчера купил новую книгу по психологии лидерства и сейчас собрался читать: все равно делать нечего. Не топтаться же на крыльце, вдыхая противный табачный дым и слушая глупые разговоры.

– Ты куда придурка послал? – услышал он вслед за скрипом открывшейся двери голос Матвея.

Этот невысокий человек с крепкими мышцами и огромными синими наколками на обеих руках внушал Глебу ужас с первого дня работы. Льдисто-колючий взгляд его голубых глаз откровенно говорил о презрении. Сначала Глеб думал, что это ему только кажется, но потом убедился: Матвей относился ко всем людям как к грязи. В его жизни была только одна ценность – деньги.

– Никуда, – ответил Петрович, – сам растворился.

– Вот еще на нашу голову! – в голосе Матвея послышалась ярость. – Давно пора его выжить. Помеха!

– Да нет, – Глеб с трудом узнавал голос Петровича: в нем отчетливо прозвучал испуг, – опять, наверное, пакеты клиентам помогает таскать. А месяц назад, слышал? Старушенции одной на хлеб не хватало, так он взял и из собственного кармана заплатил.

– Больной, – просипел Матвей, – у нас тут не богадельня, а коммерческая компания! Надеется, что ему кто-то деньги вернет?!

– Вряд ли, – Петрович вздохнул, и Глеб впервые почувствовал что-то вроде приязни к нему.

– Ладно, – отрезал Матвей, – много чести о нем говорить! Ребят собери.

– А люди твои подъехали?

– Ждут, – сообщил он, – как только будем готовы, дам знать им. Заедут.

– А если Степановна… – растерянно пробормотал Петрович.

– Не смеши меня, начальник!

Глеб услышал, как хлопнула дверь – мужики вышли.

Он сидел, переваривая услышанный разговор и пытаясь сообразить, как поступить с полученной информацией. От него явно что-то скрывали, намеренно удаляли со сцены. Проследить за Матвеем? Или выбросить из головы, не обращать внимания? Мало ли какие дела у двух взрослых мужиков. Одно странно: из шести человек в бригаде, похоже, только он не был в курсе происходящего.

Любопытство, заодно с застрявшим вдруг в сознании словом «помеха», оказалось решающим. Глеб поднялся с лавки и, стараясь не задевать железных ящиков, чтобы не наделать шуму, направился к выходу. Спрятался за угол магазина и, присев на корточки, стал наблюдать.

Матвей с Петровичем – это надо же! – лично таскали коробки. Да вот только не разгружали они, а загружали машину! Несколько секунд ушло у Глеба на то, чтобы осмыслить увиденное. Что там за бред? Может быть, поставщик ошибся, привез лишний товар – и теперь супермаркет производит возврат? Глеб присмотрелся к коробкам и узнал тот самый виски, который в начале работы вызывал в нем почти суеверный трепет: разбить одну такую коробку значило полгода потом работать бесплатно. Кажется, это был самый дорогой алкоголь во всем магазине.

Не удивительно, что поставщик над ним трясется: ради трех коробок – Глеб успел подсчитать – прислал водителя с машиной! Он уже готов был поверить в свои догадки, как вдруг, получив сильный пинок под зад, упал лицом в снег. Потом его схватили за шкирку и отволокли подальше за угол.

– Шпионить вздумал?! – услышал он скрипучий голос Семена.

Долговязый мужик с испитым лицом нависал над ним как уродливый подъемный кран.

– Н-нет, – сплевывая снег, возразил Глеб.

– Я смотрел за тобой, – проскрипел грузчик, – жить надоело?

– Вы о чем?!

Глеб наконец сообразил, что ни о каком возврате товара речи не может быть. Семена поставили здесь «на шухер», пока Матвей с Петровичем отгружали товар. Водителю «газели» оставалось только заплатить грузчикам деньги за ворованный виски. Неясно только, как проводилось списание. У самого Петровича не было таких полномочий, значит, кто-то из администрации магазина им помогал.

Бред! Вот так вот все просто, открыто и посреди бела дня?! Охранник стоит только на входе, присматривает за покупателями, а персонал, видимо, вообще вне подозрения – никто не следит за ними, не контролирует. Неужели хозяевам супермаркетов нет дела до воровства? Не может такого быть! Это же огромные деньги.

Только теперь до Глеба окончательно дошло, зачем его отсылали во время общих перерывов в работе: им не нужно было свидетелей. Знать и видеть могли только те, кто состоял в доле.

Получается, все, с кем он работает, воры?! Но как они могут обкрадывать людей, которые платят зарплату, создают им условия? Одни только раздевалки и столовая для персонала стоили того, чтобы относиться к своему работодателю по-человечески. Глебу было с чем сравнивать – в родном городе в домах у людей было беднее и хуже, чем в подсобках их магазина!

– Я тебе говорю, – Семен снова взял Глеба за шкирку и без видимых усилий поднял его с колен на ноги, – если Матвей узнает, что ты шпионил, тебе не выжить!

– Не понимаю я ничего! – Глеб крутился, пытаясь вырваться из лапы Семена. – Я пропуск свой уронил. Ползал тут и искал.

– Врешь!

– С чего это вдруг? – заканючил Глеб. – Я хотя бы раз кому-то соврал? Вы когда пришли на работу в таком состоянии…

– Заткнись!

– Ладно, – Глеб кивнул, – но я обещал Петровичу не говорить и не сказал. Всю смену за вас работал. Прикрывал, как товарища.

– Ты, – Семен заколебался, – точно не видел?

– Я пропуск в снегу искал! – повторил Глеб, продолжая крутиться в его руке.

– Смотри, – Семен наконец оставил его шкирку в покое, – если языком где-нибудь шлепнешь, тебе конец.

– Не знаю я ничего, – торопливо возразил Глеб и бросился прочь.

Он прошмыгнул в супермаркет с центрального входа, пробрался в столовую. Здесь, на виду у людей, с ним ничего не могло случиться. А он должен был посидеть спокойно и серьезно подумать над тем, что теперь делать.

Молчать о воровстве, которое, оказывается, давно стало здесь нормой, Глеб не мог – это все равно, что становиться подельником. Никогда в жизни не сделает он такой выбор! Но и бежать с новостью куда-либо очень опасно. Матвей совершенно точно похож на человека, который не остановится ни перед чем ради денег. Если кто-то будет ему мешать – Глеб поежился как от холода, – сметет с пути железным своим кулаком. Конечно, руководство должно узнать правду, но при этом у Глеба не было никакого желания платить за это их знание собственной жизнью. Нужно действовать осторожно. И выбрать в качестве поверенного человека, который сможет его защитить. Не на словах, а на деле.

Он сидел и перебирал в голове людей. Плохо, что Петрович сам пляшет под дудку Матвея – так-то он мужик неплохой, только оказался подвержен дурному влиянию. Идти со своей новостью в службу безопасности магазина тоже смешно: на сотрудников супермаркета там не имеют никакого влияния. Их дело – присматривать за покупателями. Хотя, конечно, странно все это – внутренними проблемами тоже кто-то должен заняться! Администратор зала тоже ничего не решает. По крайней мере, грузчики точно вне его компетенции.

По сути, единственный человек, которому все здесь подвластно – царь и бог в магазине, – это Зинаида Степановна. Вот уж ей точно не может быть безразличным то, что творится в подсобках за ее широкой спиной! Только она может изменить ситуацию, а заодно и взять Глеба под свою защиту. Лучше всего, если директор согласится перевести его в торговый зал: с той самой минуты, как он переступит порог ее кабинета, находиться среди грузчиков будет небезопасно. Мало ли бывает несчастных случаев на производстве! Например, уронил себе на ногу паллету – и все, перелом. Поскользнулся с ящиком в руках, неудачно упал. Да мало ли что!

Зато в зале он будет на виду: люди вокруг, покупатели. Матвей не посмеет ничего предпринять.

Чем дольше Глеб думал о Зинаиде Степановне, тем больше убеждался – идти нужно к ней. Будь сам он директором, уволил бы сразу всю шайку! О чем размышлять? И, насколько он слышал, за дело их директор болеет, хочет, чтобы супермаркет ее был образцовым. Вот и нужно использовать честолюбивые стремления.

Нетерпеливое возбуждение охватило Глеба. Какой смысл тянуть? Не сможет он смотреть в глаза этим людям, которых считает преступниками: все равно чем-нибудь себя выдаст. И тогда уж точно «конец», как говорит Степан.

Глеб решительно поднялся из-за стола и отправился в административное крыло: к кабинету директора.

Дверь в ее комнату была приоткрыта, и Глеб заглянул внутрь. Зинаида Степановна – дородная блондинка лет пятидесяти, с высоко взбитой прической – сидела за столом и сосредоточенно перебирала документы, то и дело заглядывая в монитор компьютера. Весь ее кабинет был завален образцами продукции, елочными игрушками и разноцветным «дождиком», которым несколько недель назад украшали торговый зал к Новому году. Глеб постучал по косяку.

– Да, Вера, – пробасила Зинаида Степановна, – заходи! Как там у нас с отчетностью?

Глеб молча вошел и встал у двери. Не подняв на него глаз, директриса продолжала разговаривать с бухгалтером супермаркета.

– Чего молчишь? Времени нет…

Она осеклась, увидев у своих дверей молодого грузчика в спецовке. Уголки ее губ моментально сползли вниз.

– Ты как сюда попал? – грубо спросила она.

Первый раз за все время работы Зинаида Степановна заговорила с ним и почему-то сразу на «ты». Понятно, что такое обращение, без церемоний, было принято среди грузчиков, но директор всего супермаркета – это же совершенно другой уровень!

– Мне нужно с вами поговорить, – Глеб сделал ударение на слове «вы» и постарался говорить на тон ниже, – это очень серьезно.

– Сейчас некогда, – Зинаида Степановна бросила торопливый взгляд на часы, – после праздников приходи.

– Я не уверен, – голос Глеба от волнения дрогнул, и парень, не спрашивая разрешения, прикрыл за своей спиной дверь, – что за праздники весь товар налево не продадут.

– Что?! – ее белесые брови возмущенно вползли на лоб.

– Я только что видел.

– Садись, – она наконец сосредоточила на нем все внимание, – и рассказывай.

Глеб подошел к директорскому столу, заваленному бумагами, и опустился в приставленное к нему сбоку кресло для посетителей. Он моментально провалился так глубоко, что его глаза оказались на уровне груди Зинаиды Степановны. Чтобы заглянуть ей в лицо, приходилось сильно задирать голову. Положение было не только неудобным, но и досадным. Прекрасно понимая, зачем начальнице нужен был этот прием в общении с подчиненными, Глеб все равно растерялся. Одно дело знать незамысловатые психологические приемы, и совсем другое – сталкиваться с ними в реальности.

Вопреки собственным ожиданиям, рассказ его получился скомканным и невнятным.

Да, он видел, как Матвей и Петрович вынесли из магазина три коробки виски и загрузили в «газель». Глеб сразу понял, что никто им такого распоряжения не давал. Откуда он знает? Так ему показалось. Нет, как с ними рассчитывался водитель «газели», Глеб не видел – наверное, не успел: его схватил Семен и отволок за угол. Как это, какие у него доказательства? Сотрудники магазина выносят коробки, ставят человека…

– Я так понимаю, никаких доказательств нет, – Зинаида Семеновна смотрела Глебу прямо в глаза.

И что-то с ее взглядом было не так – словно она держалась из последних сил.

– Есть! – он не понимал, что с ней происходит. – Я уверен, это не в первый раз!

– Глеб, – она только сейчас обратилась к нему по имени, – прямых доказательств нет!

Он заметил, что руки ее дрожат. Начальственное выражение лица сменилось растерянностью.

– Но вы будете разбираться? – Глеб уже и сам был на грани. – Нужно проверить, посмотреть, что в документах!

– Я сама решу, что с этим делать, – она сверкнула глазами и внезапно перешла на «вы», – идите! Работайте!

Глеб безвольно встал, вышел из кабинета и закрыл за собой дверь. Отчего-то он был уверен в одном: делать она ничего не станет. Но почему? Почему?!

До вечера день тянулся невыносимо медленно. Страхи с наступлением темноты подползали все ближе. В каждом взгляде людей, с которыми он работал, Глеб видел угрозу. Ему и раньше никто не стремился помочь, а сегодня ситуация дошла до предела: в него швыряли мешками, даже не посмотрев, готов он поймать или нет, ему спихивали на руки деревянные ящики, не дождавшись, когда он наденет перчатки, его толкали, когда он оказывался на пути, и подгоняли пинками.

А посреди ночи, в перерыве между прибытием фур, Матвей вывел его на улицу. И никто, ни один человек не сделал попытки его остановить. Только Петрович стыдливо отвел глаза.

– Ну, что, гнида, – Матвей развернул Глеба к себе лицом и схватил за грудки, – допрыгался?!

Глеб промолчал в ответ. Колени его подкашивались, и он понимал, что, если произнесет сейчас хоть слово, голос его будет дрожать. Он этого не хотел.

– Думал, умнее всех?! – Матвей тряхнул его, глядя с лютой ненавистью, от которой кровь стыла в жилах. – Ты думал, пожалуешься Зинке и будешь ходить в королях?! А она моя баба, понял? С руки ест. Хотел все испортить? Ур-р-род!

Матвей сделал одно неуловимое движение, и Глеб, согнувшись пополам, отлетел в сторону. Боль охватила все тело. Он попытался подняться на четвереньки и не смог – внутренности словно раздирало на части. Матвей шагнул вперед, но потом резко остановился: плюнул с досады и вошел в служебную дверь. Глеб так и остался лежать в снегу, не в состоянии распрямиться. Только когда боль чуть притупилась, он почувствовал, что губы у него стали горячими и мокрыми, а лицо – особенно нос – невыносимо саднит. Он обвел губы пересохшим языком и ощутил вкус крови.