Текст книги "В мышеловке"

Глава 13

Почти всю ночь я изучал список иностранных покупателей. Прежде всего потому, что я никак не мог улечься так, чтобы можно было уснуть, а отчасти и потому, что больше нечего было делать.

Чем дальше, тем очевиднее становилось, что собранных фактов недостаточно. Сам по себе список не давал полную картину, хорошо бы к нему присоединить реестровую опись и согласовать ее с буквами и цифровыми обозначениями в правой колонке.

С другой стороны числовые обозначения в списке были похожи на код. И, может быть, если изучить их повнимательнее, выявится какая-нибудь система.

В меньшем разделе, который я нашел в конце папки, буква «М» встречалась редко, зато часто попадались «С», «А», «У» и «В». Номер Дональда начинался с «М», а Мейзи – с «С».

«Допустим, – размышлял я, – „М“ означает просто Мельбурн, а „С“ – Сидней, города, где были куплены картины. Что тогда означали „А“, „У“ и „В“? Аделаида, Уагта и Брисбейн? Аделаида или Алис-Спрингс?

В первом разделе цифры и буквы, шедшие после начального «М», казалось, не имели четкой системы. Но во втором разделе третьей буквой всегда была «К», а последней «Р». Хоть и распределенные между несколькими странами, они имели более или менее четкую последовательность. Наибольшим числом было 54 – против картины, проданной мистеру Норману Апдайку, жителю новозеландского городка Окленд, Его реестровый номер был УХК 54 Р. Дата в левой колонке соответствовала прошлой неделе, а сам мистер Апдайк еще не был вычеркнут.

Все картины в последнем разделе были проданы за последние три года. А первые даты в длинном разделе отстояли от сегодняшнего дня на пять с половиной лет.

Меня интересовало, был ли Уэксфорд с самого начала законченным преступником, умышленно соорудившим импозантный фасад, или когда-то честный торговец произведениями искусства открыл для себя новые, хотя и несколько криминальные возможности? Судя по респектабельной атмосфере в галерее и по моим собственным впечатлениям от самого Уэксфорда – хотя я видел его мельком, – вторая версия казалась мне более вероятной. Но все карты путала жестокость, которая была очевидным фактом в этом таинственном предприятии.

Я вздохнул, сложил списки и выключил свет, обдумывая в темноте телефонный разговор, который состоялся после того, как Джик ушел в свой номер.

Из мотеля такой разговор заказать труднее, чем из «Хилтона», но голос собеседника звучал громко и четко.

– Вы получили мою телеграмму? – спросил я.

– Я уже полчаса жду вашего звонка.

– Извините.

– Что вы хотите?

– Я отослал вам письмо, – проговорил я, – и хочу повторить его содержание.

– Но…

– Сначала выслушайте, – перебил я его, – а потом будет видно… Я говорил долго, слыша в трубке только отдаленное покашливание.

– Вы совершенно уверены? – спросил он.

– Вообще-то да. Но кое-что я просто домыслил.

– Повторите все сначала.

– Ладно. – И я повторил свой рассказ, затратив приблизительно столько же времени.

– Все записано на пленку.

– Отлично.

– Каковы ваши намерения?

– Собираюсь вернуться в Англию. А пока займусь делом, которое меня не касается.

– Я не одобряю излишней инициативы.

– А я и не надеялся. Но если бы я остался в Англии, мы никогда бы не продвинулись так далеко. И еще одно… Могу ли я связаться с вами по телексу, если возникнет необходимость предать срочное сообщение?

– Телекс?.. Подождите минуту… Да, слушайте… – Дальше шли цифры, и я записал их. – Сообщения адресуйте мне с грифом «срочно».

– Ладно. И последнее: не могли бы вы найти ответы на следующие три вопроса?

Он выслушал меня и сказал, что сможет.

– Благодарю, – сказал я. – Доброй ночи!

Утром Сара и Джик казались совсем сонными. «Удачная ночь», – сделал я вывод.

Мы покинули мотель и забрались в машину, чтобы обговорить планы на день.

– Нельзя ли все-таки забрать вещи из «Хилтона»? – удрученно спросила Сара.

– Нет, – ответили мы с Джиком.

– Сейчас я им позвоню, – сказал Джик, – попрошу запаковать багаж и поместить его в камеру хранения и сегодня же вышлю чек. – Он вылез и пошел улаживать дела.

– Купи что тебе нужно на деньги из выигрыша, – посоветовал я Саре.

– Нет, у меня самой есть деньги. Не в том дело. Просто… просто я хочу, чтобы все уже кончилось.

– Теперь скоро, – пообещал я бесцветным голосом, и она вздохнула. – Как ты себе представляешь счастливую жизнь?

– О… – Вопрос застал ее врасплох. – Думаю, что хотела бы вернуться с Джиком на кеч и чтобы все было, как до твоего приезда.

– И так навсегда?

Она задумчиво посмотрела на меня:

– Может, тебе кажется, Тодд, будто я не понимаю, что Джик – сложный человек? Но ведь достаточно только взглянуть на его картины… Меня от них в дрожь бросает. Это Джик, которого я совсем не знаю. Со времени нашей встречи он не занимался живописью. Ты можешь считать, что мир обеднеет, если он почувствует себя немного счастливым. Но я же не дурочка и понимаю, что скоро все вернется на круги своя… И поэтому безгранично ценю те несколько месяцев, когда мы жили друг для друга… И меня пугает не опасная затея, в которую ты нас втянул, а ощущение того, что я уже утратила остаток золотого времени… Ты уже напомнил ему о прошлом, и как только уедешь, он вернется к прежней жизни… намного раньше, чем мог бы.

– Отправь его в плавание, – посоветовал я. – Он всегда чувствует себя счастливым в открытом море.

– А тебе не все равно, что с ним будет?

Я взглянул в ее затуманенные глаза.

– Мне совсем не все равно, что будет с вами обоими.

– Тогда помоги, Боже, людям, к которым ты относишься плохо.

«И помоги, Боже, мне самому, – подумал я, – потому что мне все милее становится жена моего лучшего друга».

Я отвернулся от нее и поглядел в окно. Чувство приязни ничему не помешает. Нечто другое способно все разрушить.

Джик вернулся с довольным видом.

– Все улажено. Они сказали, что для тебя, Тодд, есть письмо, полученное несколько минут назад с посыльным. Спросили, куда его переслать?

– Что ты им ответил?

– Ответил, что ты сам им перезвонишь.

– Хорошо… Тогда давайте отправляться.

– Куда?

– В Новую Зеландию.

– Не так уж близко, – сухо заявил Джик.

Он отвез нас в аэропорт, переполненный людьми, возвращающимися домой после кубка.

– Если Уэксфорд и Грин ищут нас, – предположила Сара, – то они, наверное, будут следить и за аэропортом.

«Если бы они этого не сделали, – подумал я, – нам пришлось бы оставить какой-нибудь след». Но Джик, который понимал ситуацию, не стал раскрывать наши карты.

– На людях они не решатся ничего предпринять, – постарался он успокоить ее.

Мы купили билеты и могли лететь в полдень прямым на Окленд или на час позже рейсом через Сидней.

– Сидней! – решила Сара, надеясь, что у нее будет шанс ступить на собственный безопасный порог.

– Нет, – возразил я, – прямой на Окленд. Подают ли в ресторане еще завтраки?

Мы сели за столик и заказали бекон с большим количеством яиц. И кофе.

– Почему мы летим туда?

– Чтобы встретиться с одним человеком, поговорить с ним о картине и посоветовать ему дополнительно застраховать ее.

– Не понимаю, зачем ехать так далеко, если Джик говорит, что найденного в галерее за глаза хватит, чтобы вывести их на чистую воду?

– Наверное, потому, что мы не хотим делать это своими руками, а собираемся препоручить дело полиции. Чтобы все шло как положено.

Она внимательно изучала мое лицо.

– Искренность не является твоей слабостью, не правда ли?

– Живописи это не касается, – добавил Джик. – Там ты весь как на ладони.

Поев, мы прошлись по магазинчикам, купили зубные щетки и сумку авиатуриста. Слежки за собой мы не заметили, возможно, Уэксфорд, Грин и компания делали это очень профессионально.

– Думаю, стоит позвонить в «Хилтон».

Джик кивнул. Я набрал номер.

– Я звоню по поводу письма… – обратился я к портье. – К сожалению, точного адреса сообщить не могу. Я буду в Новой Зеландии. Через час вылетаю в Окленд.

Они спросили, что делать с письмом.

– Э-э… А вам нетрудно вскрыть его и прочитать по телефону?

Разумеется, рады услужить.

Письмо было от Хадсона Тейлора. Он сожалел, что не встретился со мной на кубке, и сообщал, что если за время пребывания в Австралии у меня появится желание осмотреть здешние виноградники, то он с радостью покажет мне свои.

– Благодарю, – сказал я.

– Пожалуйста, сэр.

– Если меня кто-нибудь будет спрашивать, – попросил я, – то, пожалуйста, скажите, куда я отправился.

– Разумеется, сэр. С удовольствием, сэр.

Потом Джик позвонил в фирму проката машин. Там он договорился об оплате и оставил автомобиль на схоянке аэропорта, а я тем временем сдал свой чемодан в багажное отделение авиакомпании «Эйр Нью-Зиланд». С паспортами проблем не было: мой всегда был при мне, а Джику и Саре они были не нужны, так как между Новой Зеландией и Австралией можно передвигаться так же свободно, как между Англией и Ирландией.

Все еще не было видно ни Уэксфорда, ни Грина. Мы молча сидели в зале, ожидая приглашения на посадку.

И снова, лишь когда объявили рейс, я заметил наблюдателя. «Слепец, – пронеслось в голове, – глупый слепец!»

Не Уэксфорд, не Грин, не какой-нибудь набор крепких мышц. Неброское платье, аккуратная прическа, маленькая сумочка и туфли на низком каблуке. Спокойное сосредоточенное лицо. Я заметил ее, потому что она слишком упорно разглядывала Сару. Она не входила в зал для вылетающих, а только заглядывала в него – та самая женщина, которая пригласила меня в галерею и вручила каталог.

Словно почувствовав на себе мой взгляд, она неожиданно посмотрела на меня. Я с безразличным видом отвернулся, надеясь, что она не заметила, как я ее разглядывал или по крайней мере не догадалась, что я узнал ее.

Мы вместе с другими пассажирами направились к выходу на посадку. В стекле я видел отражение женщины: стоя неподвижно, она следила за нами. Не оглядываясь, я неторопливо пошел к самолету.

Жена Нормана Апдайка, худощавая, с резкими чертами лица женщина, стоя на пороге своего дома, сказала, что если нам нужен ее муж, то придется зайти еще раз попозже.

Она смерила нас взглядом: Джик со своей отросшей русой бородой, Сара в мятом кремовом платье военного покроя и я с привязанной под рубашкой рукой и пустыми рукавами пиджака. Такое трио не сразу забудется. Неодобрительно опустив уголки рта, она наблюдала, как мы удаляемся по дорожке от парадного входа в ее коттедж.

– Милая, добрая душа! – бормотал Джик.

Мы сели в машину, которую взяли напрокат в аэропорту.

– Куда теперь? – спросил Джик.

– По магазинам. – Голос Сары был решительным. – Мне нужно купить что-то из одежды.

Магазины, как выяснилось, располагались на улице Квин, и оставалось еще полчаса до их закрытия. Мы с Джиком остались в машине и наблюдали за улицей.

– Сейчас вылетят из своих клеток-контор птички-красавицы, – бодро проговорил Джик.

– Ну и что?

– Я буду считать тех, кто ходит без бюстгальтеров.

– И это говоришь ты, семейный человек!

– Старые привычки живучи.

Мы насчитали восемь «верняков» и один сомнительный вариант до того времени, когда вернулась Сара. Теперь на ней была легкая юбка оливкового цвета и желтая блузка, и все это напомнило мне по цвету фисташковое мороженое с медом.

– Так-то лучше, – заявила она, бросая на заднее сиденье две набитые коробки. – А теперь полный вперед!

Целительные свойства новых нарядов давали знать себя на протяжении всего нашего пребывания в Новой Зеландии, что невероятно поразило меня. Она, казалось, чувствовала себя в большей безопасности, надев что-то новое и чистое. Соответственно улучшалось и ее настроение.

«Хлопчатобумажная броня, – подумал я. – Непромокаемая и пуленепробиваемая». Безопасность – новый пунктик Сары.

Мы снова потащились на холм над бухтой, где на узкой тихой улочке находился дом Нормана Апдайка. Сам город, казалось, тянулся нескончаемо вдоль береговой линии, но участки и дома на них выглядели крохотными. Однако внутри дома мы поняли, что такое впечатление создается оттого, что смотришь издалека.

Общительный Норман Апдайк оказался полной противоположностью своей неприветливой жене. Круглая голова с блестящей лысиной венчала округлое, приземистое тело.

Мы с Джиком отрекомендовались художниками-профессионалами, сказали, что были бы очень признательны, если бы могли полюбоваться прославленной картиной, которую он только что купил.

– Вас направили из галереи? – полюбопытствовал он, польщенный косвенным комплиментом его вкусу и достатку.

– В определенном смысле, – ответил я, а Джик очень серьезно добавил:

– Мой уважаемый друг известен в Англии своими картинами, на которых изображены лошади. Они выставлены в ряде престижных галерей и даже в Королевской академии.

Я было испугался, не переборщил ли он, однако на Нормана Апдайка его слова произвели впечатление, и он впустил нас в дом.

– Проходите, пожалуйста! Картина в спальне.

Он провел нас в большую, заставленную мебелью комнату с темным ковром, ворс которого доходил до щиколоток, с громоздкими темными буфетами и с великолепным видом на залив, поблескивающий под солнцем.

Жена его окопалась возле телевизора, поглощенная дебильным британским комедийным спектаклем. Она кисло взглянула на нас и не поздоровалась.

– Сюда, – сказал Апдайк, не без труда обходя шеренгу массивных кресел. – Ну, какого вы о ней мнения? – И он с гордостью показал на полотно, висевшее на стене.

Небольшая картина, тринадцать на восемнадцать дюймов. Черный конь с удлиненной шеей и подстриженным хвостом на фоне голубого неба. На переднем плане пожухлая трава. Все полотно покрыто старым лаком.

– Херринг, – благоговейно прошептал я. Норман Апдайк расцвел еще больше:

– Вижу, что вы знаете свое ремесло. А вещь кое-что стоит, а?

– Немало, – согласился я.

– Полагаю, что я выгодно купил ее. В галерее мне сказали, что я всегда буду иметь прибыль, если захочу продать ее.

– Можно мне познакомиться с техникой мазка? – вежливо спросил я.

– Пожалуйста.

Я осмотрел картину вблизи. Хорошая работа. Она вправду была похожа на Херринга, который умер в 1865 году. И еще чем-то неуловимым она напоминала педантичность Ренбо. Чтобы обрести окончательную уверенность, нужно было прибегнуть к микроскопу и химическому анализу.

Отступив назад, я окинул взглядом комнату. Особо ценных вещей в ней не было. Несколько картин на стенах – явные копии.

– Чудесно, – заявил я с восхищением, поворачиваясь снова к Херрингу. – Неповторимый стиль. Настоящий мастер! – Апдайк прямо сиял. – Вам нужно остерегаться грабителей, – посоветовал я.

– Слышишь, милая, – засмеялся он, обращаясь к жене, – что говорит молодой человек? Нам нужно остерегаться грабителей.

Она на секунду оторвалась от экрана и посмотрела на меня отсутствующим взглядом.

Апдайк потрепел Сару по плечу:

– Объясните вашему другу, что грабители нам не страшны.

– Почему? – спросил я.

– У нас дом на сигнализации.

Джик и Сара точно так же, как раньше я, посмотрели по сторонам и не обнаружили ничего такого, что стоило бы украсть. Апдайк следил за их взглядами – и на глазах расцветал.

– Показать этим молодым людям наши маленькие сокровища, милая?

Милая не повела и бровью. Телевизор кудахтал металлическим смехом.

– Очень интересно, – подзадорил я.

Он хитро усмехнулся, как человек, который хочет показать вещь, действительно заслуживающую внимания. Сделав два-три шага, он остановился возле одного из темных буфетов, как бы вмурованного в стену. Широким жестом он распахнул двустворчатые двери. Внутри было шесть глубоких полочек, и на каждой из них по нескольку мастерски выполненных изделий из жадеита – кремово-белые и бледно-зеленые, полированные, причудливые, дорогие. Каждое изделие на массивной подставке. Освещенные электрическими лампочками, они выглядели просто изумительно.

У нас вырвались возгласы восхищения. Норман Апдайк заулыбался.

– Гонконг, конечно, – пояснил он. – Понимаете, я много лет работал в Гонконге. – Он передвинулся к следующему буфету, раскрыл дверцы, и там снова оказались полочки и новые изделия. Такие же красивые.

– Жаль, что я не очень разбираюсь в жадеите, – проговорил я извиняющимся тоном, – и не могу оценить коллекцию.

Он много рассказал нам про свои драгоценности – может, даже больше, чем нам хотелось знать. У него было четыре буфета в спальне, а столовая и холл просто заставлены жадеитом.

– В Гонконге его отдают за гроши, а я проработал там больше двадцати лет.

Мы с Джиком переглянулись, и я кивнул. Джик сразу же стал жать руку хозяину, говоря, что нам пора идти. Апдайк вопросительно посмотрел на супругу, все еще сидевшую у телевизора. Заметив, что она даже не повернулась в нашу сторону, он добродушно пожал плечами и повел нас к выходу.

Когда наружная дверь открылась, Джик и Сара вышли, оставив меня в холле наедине с хозяином дома.

– Мистер Апдайк, в галерее… кто именно продал вам Херринга?

– Мистер Грей, – ответил он сразу.

– Мистер Грей… Грей… – нахмурился я.

– Ну, такой приятный мужчина, – широко улыбнулся Апдайк. – Я признался ему, что мало понимаю в живописи, но он заверил меня, что я буду иметь от небольшого Херринга такое же наслаждение, как и от всего своего жадеита.

– Следовательно, вы рассказали ему о своей коллекции?

– Разумеется… Понимаете… Если вы не разбираетесь в чем-нибудь конкретном, то стараетесь показать, что знаете что-нибудь другое. Ведь это свойственно всем людям…

– Верно, всем людям, – повторил я. – Скажите, как называлась галерея мистера Грея?

– А, – казалось, он даже немного растерялся, – вы же сказали, что именно он рекомендовал вам посмотреть мою картину?

– Я бываю в стольких галереях, что позабыл, какая именно меня направила к вам.

– Галерея изобразительных искусств «Руа-Пегу». Я ездил туда на прошлой неделе.

– Куда «туда»?

– В Веллингтон. – Улыбка исчезла с его лица. – Послушайте, что все это значит? Зачем вы сюда приехали? Мне кажется, вы вовсе не знаете мистера Грея.

– Нет, – признался я. – Но, мистер Апдайк, мы хотим предостеречь вас. Мы действительно художники, мой друг и я. После того как мы увидели вашу великолепную коллекцию жадеита, наш долг рассказать вам, что люди, имеющие подобные ценности, были ограблены вскоре после того, как приобрели картину… На вашем месте я проверил бы, исправна ли сигнализация в вашем доме.

– Но… Бог ты мой…

– Существует шайка преступников. Они следят за продажей картин, а потом грабят дома покупателей. Думаю, они рассуждают так: если кто-то может позволить себе приобрести Херринга, то у него наверняка есть что украсть…

Он смотрел на меня со все возрастающим пониманием.

– Вы хотите сказать, молодой человек, что я, рассказав мистеру Грею про жадеит…

– Думаю, – прервал я его, – вам есть смысл прибегнуть к большим, чем обычно, мерам предосторожности.

– И… на какой срок?

– Не знаю, мистер Апдайк. Может быть, и на достаточно долгое время.

Его круглое веселое лицо приобрело выражение серьезной озабоченности.

– Вы приехали сюда, чтобы рассказать об опасности. Зачем вам такие хлопоты?

– Я согласился бы на куда большие хлопоты, чтобы уничтожить их подлую шайку. Мой кузен приобрел в Австралии картину. Его дом в Англии был ограблен. Жена кузена застала преступников в доме, и они зверски ее убили.

Норман Апдайк посмотрел на меня долгим взглядом. Я не мог скрыть от него гнев, который кипел во мне, даже если бы и постарался. Он содрогнулся.

– Просто счастье, что вы не против меня!

Я с трудом заставил себя улыбнуться.

– Мистер Апдайк! Пожалуйста, будьте осторожны! Когда-нибудь, возможно, и полиция придет посмотреть на вашу картину и спросить, где вы ее приобрели… Во всяком случае, если я взялся, надеюсь, так оно и будет.

– Я встречу их, – твердо ответил он и понимающе улыбнулся.

Глава 14

Из Окленда Джик повез нас в Веллингтон. Это примерно восемь часов езды на машине.

Мы остановились на ночь в мотеле города Гамильтон, к югу от Окленда, а утром двинулись дальше. Слежки за нами не было. Я был уверен, что никто не сидел у нас на хвосте в Окленде, когда мы посетили Апдайков.

Но Уэксфорд уже должен был знать, что у меня на руках список иностранных покупателей, в котором есть несколько новозеландских адресов. Он не мог догадаться, какой именно адрес я выберу, но, безусловно, додумается, что, остановившись на букве «В», я прямиком попаду в Веллингтонскую галерею.

Итак, там нас может ожидать сюрприз.

– Ты что-то приуныл, Тодд, – начала Сара.

– Прости, задумался.

– О чем?

– Когда мы наконец остановимся на ленч.

Она звонко рассмеялась.

– Но мы же основательно позавтракали.

Мы миновали указатель поворота на Роторук, в страну гейзеров.

– Может, кто-нибудь желает горячей грязи? – спросил Джик.

– Неподалеку находится геотермальная электростанция, – сообщила Сара, – которая работает на выбросах пара из-под земли. Там ужасные черные кратеры, смердящие серой, а земная кора настолько тонкая, что местами даже вибрирует, и кажется, что под ней просто пустота…

– И еще, – добавил Джик, – у них здесь через пятницу бывают землетрясения.

– Я где-то читала, что в Веллингтоне землетрясения настолько часты, что новые кварталы строят на специальных платформах-люльках, – добавила она.

– Спи, небоскребик, спи, – запел Джик приятным голосом. Солнце сияло, а вокруг зеленели листья незнакомых мне растений.

Проносились пронзительно зеленые поляны и глубокие таинственные ущелья. Качалась на ветру трава почти в человеческий рост. Чужая земля, дикая и прекрасная.

– Взгляни на чьяроскуро, – произнес Джик, когда машина вынесла нас в небольшую долину с особо живописными очертаниями.

– Что это такое? – спросила Сара.

– Светотень, – пояснил он. – Контраст и гармония. Профессиональный термин. Весь мир – чьяроскуро, а все мужчины и женщины – просто пятна света и тени.

– Каждая жизнь – чьяроскуро, – сказал я.

– И каждая душа.

– Душа врага – серая, – возразил я.

– Ты тоже станешь серым, смешивая красное, голубое и белое.

– Серая жизнь, серая смерть – все выравнивается в одинаково серое пятно – в ничто.

– Никто, – воскликнула Сара, – никогда не назовет вас обоих серыми!

– Серыми?! – вскричал я. – Серый – Грей! Конечно же, черт побери!

– О чем ты? – спросил Джик.

– Грей – фамилия человека, снявшего на три месяца пригородную художественную галерею в Сиднее, и Грей – фамилия типа, продавшего Апдайку его «Херринга».

– Ох! – Вздох Сары разрушил чары солнечного дня.

– Прости, – сказал я.

Их так много, подумал я. Уэксфорд и Грин, молодой парень, заливший Джику глаза скипидаром, женщина и Харли Ренбо, двое преступников в Алис-Спрингсе, одного из которых я знаю в лицо. Кстати, второй мог оказаться Бровастым.

А теперь Грей. По меньшей мере девять человек. Это те, о которых я что-то знаю, но их, наверно, больше. Как справиться с ними, чтобы при этом не пострадали мои друзья?! Да и самому мне не хотелось отправиться в небытие.

Пока же после каждого моего взмаха саблей у змея вырастала новая голова.

Интересно, кто же осуществлял сами грабежи? Или они посылали за море двух-трех собственных «специалистов», или нанимали, так сказать, местную рабочую силу. Если грабители – их люди, то не один ли из них убил Регину? Не встречался ли я уже с убийцей Регины? И не он ли сбросил и меня с балкона? И не он ли готовит мне западню в Веллингтоне?

Я напрасно ломал себе голову, загнув в уме добрый десяток пальцев…

В столицу мы въехали около полудня и остановились в отеле «На террасах», откуда открывался великолепный вид на море. До сих пор я считал, что среди больших городов нет равного старому доброму Лондону, стоящему в болотистой низине. Но Веллингтон, новый и ухоженный, сразу покорил меня своей неповторимостью.

Я нашел в телефонном справочнике адрес галереи изобразительных искусств «Руапеху» и спросил у портье, как туда проехать. О галерее он слышал впервые, но адрес ему был знаком, где-то за старым городом. В вестибюле отеля я приобрел карту городских дорог, мне объяснили, что гора Руапеху является потухшим вулканом с теплым озером в кратере. Если мы ехали из Окленда, то должны были проезжать неподалеку. Я поблагодарил и с картой поднялся к Джику и Саре.

– Галерею мы разыщем, – сказал он. – А что дальше? Может, скорчим им рожи через витрину?

– Вы и на такое способны! – заявила Сара.

– Мы можем просто проехать мимо, – предложил я. – И в машине нас никто не увидит.

– В конце концов, – брякнул Джик, – мы и в самом деле хотим, чтобы они знали о нашем пребывании здесь.

– Почему? – изумилась Сара.

– Спроси Тодда, это его затея.

– Почему, Тодд?

– Потому что я хочу, чтобы они все силы бросили на наши поиски, а не заметали следы преступлений в Мельбурне. Ведь мы хотим, чтобы их взяла полиция, так как сами арестовать их не можем. Ну, а когда полиция начнет действовать, нужно обязательно, чтобы она что-то нашла.

– Теперь ясно, что ты имел в виду когда говорил, что «нужно, чтобы все шло как положено». Но только ты умолчал о том, что умышленно наводишь их на наш след.

– У Тодда бумаги и картины, которые мы забрали, – объяснил Джик. – И они захотят вернуть их себе. Тодд надеется, что они в первую очередь займутся возвращением своих вещей, потому что пока они рассчитывают, что им удастся заполучить их назад и заставить нас замолчать…

– Джик, – перебил я, – ты далеко зашел!

Сара перевела взгляд с меня на него. На смену озабоченности пришло какое-то безнадежное спокойствие.

– Если они полагают, что могут вернуть пропавшие веши и заставить нас замолчать, – медленно произнесла она, – то они должны активно искать нас, чтобы убить. А вы намерены еще и поощрять их. Правильно?

– Нет, – промямлил я, – то есть да.

– Они так или иначе все равно бы нас искали, – уточнил Джик.

– А чтоб скорее нашли, мы кричим: «Ку-ку! Мы здесь! Ловите!» Так?

– Вероятно, они и сами уже знают…

– Господи, дай мне силы, – сказала она. – Ладно! Я понимаю, что вы делаете, и понимаю, почему ничего не сказали мне. Но я считаю, что вы оба мерзавцы. Можете радоваться, вам повезло намного больше, чем можно было рассчитывать. Во всяком случае, все мы еще живы и более или менее здоровы. Так вот, пусть они знают, что мы здесь. Пусть считают, что мы от них прячемся, пока ты не натравишь на них мельбурнскую полицию.

– Годится! – Я поцеловал ее в щечку.

– А как все устроить?

– Наведем их на нас по телефону.

Сара решила позвонить сама, заявив, что ее австралийский акцент вызовет меньше подозрений, чем английское произношение Джика или мое собственное.

– Галерея изобразительных искусств «Руапеху»? Не могли бы вы оказать мне любезность… – начала она. – Я хотела бы поговорить с кем-нибудь из администрации. Понимаю, конечно, но дело очень важное. Да, я подожду… – Она прикрыла микрофон ладонью и повернулась к нам: – Похоже, это секретарша. Она явная новозеландка…

– Ты молодец! – восхитился я.

– Алло? Да. Простите, как вас зовут? – Ее глаза вдруг расширились. – Понимаете, мистер Уэксфорд, у меня только что были три странных посетителя. Они хотели посмотреть картину, которую я недавно у вас приобрела. Чрезвычайно странные люди. Они заявили, что вы их послали. Я им не поверила и решила навести справки у вас. Вы действительно посылали их ко мне?

В трубке зазвучал возбужденный голос.

– Описать их? Молодой мужчина с русыми волосами и бородкой, мужчина с раненой рукой и какая-то неопрятная девица. Я их выпроводила. Они мне сильно не понравились… – Она состроила гримасу и теперь слушала возбужденный голос. – Нет, разумеется, я им ничего не показала. Говорю вам, они мне не понравились. Где я живу? Ну конечно же здесь, в Веллингтоне. Разумеется… Очень вас благодарю, мистер Уэксфорд, приятно было с вами…

Она повесила трубку, не обращая внимания на все еще звучавший голос.

– Вот это женщина! – возликовал Джик. – Какая актриса получилась бы из моей жены!

Уэксфорд. Сам Уэксфорд… Сработало!

– Итак, теперь, когда они знают о нашем пребывании здесь, – предложил я, – может, пойдем куда-нибудь?

– О нет, – инстинктивно запротестовала Сара, глядя в окно на море. – Здесь хорошо, а мы весь день на колесах.

Я не стал возражать.

– Обзванивая отели, они нас не найдут, – заметил Джик. – Даже если они позвонят сюда, то все равно будут спрашивать Кассаветза и Тодда, а не Эндрюза и Пила.

– Так вы – Эндрюз и Пил? – спросила Сара.

– Мы супруги Эндрюз, а Тодд – Пил.

– Приятно познакомиться, – съязвила она.

Мы без приключений пообедали в ресторане отеля. Мистер Пил надел повязку прямо поверх одежды, справедливо решив, что так его легче заметить. Из тех же самых соображений мистер Эндрюз наотрез отказался сбрить бороду.

Мы разошлись по номерам и вовремя легли спать. А я провел еще приятный час, снимая с ноги повязки и любуясь швами на бедре. Дерево наградило меня рваными ранами, которые нисколько не были похожи на правильные операционные разрезы. Рассматривая извилистые, похожие на железнодорожные пути швы на вспухшей коже малиново-черно-желтого оттенка, я все более приходил к выводу, что врачи в Алис-Спрингсе просто кудесники. После падения минуло четыре дня, но швы нигде не разошлись, несмотря на мой активный образ жизни. И тут до меня дошло, что я как-то не заметил, как состояние постоянного недомогания прошло. Удивительно, размышлял я, как быстро самовосстанавливается человеческий организм, если есть такая возможность.

Я залепил памятные знаки свежим лейкопластырем, приобретенным еще в Гамильтоне, устроился в постели, и мои срастающиеся кости больше не протестовали. «Все, – самодовольно думал я, засыпая, – все теперь будет хорошо!»

Но тогда я во многом просчитался. Я не придал должного значения той поспешности, с которой Уэксфорд примчался в Новую Зеландию, недооценил ярость и настойчивость, с которой нас разыскивали.

Мы разворошили гнездо профессиональных преступников, не предполагая, что наш успех пробудит такой силы страх и злобу, о которых мы и не подозревали. Мое представление об Уэксфорде, который рвет на себе последние волосы, было далеко от действительности. Он выслеживал нас с решимостью, близкой к одержимости, непреклонно, жестоко и быстро.

На следующее утро я проснулся поздно и приготовил себе кофе в кофейнике, находившемся в каждом номере. День выдался теплый и солнечный, настоящий весенний день. У меня было прекрасное настроение, когда позвонил Джик.

– Сара говорит, что сегодня хочет вымыть голову, иначе волосы у нее слипнутся. Она уже ждет меня в холле, чтобы я отвез ее в магазин, где продают шампунь. Но я подумал, что лучше было бы все-таки тебя предупредить!

– Только будьте осторожны! – В моем голосе прозвучала тревога.

– О, конечно, – ответил он. – Мы и близко не подъедем к галерее, только до ближайшего магазина. И как только вернемся, я тебе сразу позвоню.

Он положил трубку, а через пять минут звонок прозвенел снова. Я подошел к телефону. Звонила девушка от стойки портье.