Текст книги "Гражданство. От равенства и достоинства к унижению и разделению"

Сексизм и подчиненное положение женщин

Основным источником кумуляции гражданств служит вовсе не натурализация за рубежом, как может показаться на первый взгляд, а рождение детей у родителей с разными гражданствами. До недавнего времени это не приводило к кумуляции гражданств, так как дети смешанных пар получали только одно гражданство. И здесь проясняется еще одна из основных функций гражданства, которую оно традиционно играло до самого конца ХХ века: этот статус был эффективным правовым и политическим инструментом системного подчинения женщин. Мы увидим это в следующих главах на примере прав гражданства: скажем, в Швейцарии женщины получили право голоса на федеральном уровне только в 1971 году⁷². В Саудовской Аравии и ряде других тоталитарных режимов женщины продолжают подвергаться системной дискриминации. Это же самое касается и обязанностей: женщинам все еще часто отказывают в праве принимать решения даже о своем собственном теле. Их достоинство приносится в жертву ради воспроизводства нации – основной обязанности любой женщины согласно классическому пониманию гражданства. Однако прежде чем перейти к правам и обязанностям, о которых мы еще поговорим в третьей и четвертой главах, стоит обратить внимание на дискриминацию женщин на уровне функционирования самого статуса гражданина.

На протяжении всей истории, в том числе значительную часть XX века, только мужчины могли передавать свой статус гражданина детям. Более того, только мужчины могли быть гражданами независимо от своего семейного положения. Первые исключения из этих жестко эксклюзивных правил появились только в конце Первой мировой войны. Во всем мире законы о гражданстве и политика гражданства опирались на стандартный подход: женщина способна выносить ребенка, но не способна произвести на свет нового гражданина. Учитывая, что гражданство – это абстрактный юридический статус, в глазах закона женщине-гражданке недостаточно было родить ребенка, чтобы наделить его гражданством. Более того, выходя замуж за иностранцев, женщины теряли свое первоначальное гражданство и автоматически и без исключений становились подданными страны мужа⁷³. Хотя кое-какие страны все еще придерживаются этого не имеющего оправданий подхода, сегодня нам уже трудно в полной мере оценить то безграничное унижение, которое гражданство причиняло бесчисленным поколениям женщин на протяжении всей своей истории, вплоть до второй половины ХХ века. По всему миру гражданство де-факто было, а во многих местах и по сей день остается статусом только для мужчин. Таким образом, закабаление женщин – важная часть истории гражданства, которую нужно в полной мере принимать во внимание при его анализе. Это была одна из самых постоянных особенностей гражданства на протяжении всей его истории. По сравнению с временами Аристотеля все остальные базовые допущения касательно гражданства поменялись на противоположные. Идея равенства, индивидуализм, права человека – ничего подобного в Древней Греции, конечно же, не было; но вот идея, что женщина не настоящий гражданин – это единственное исключение, – осталась на тысячелетия. Чтобы пересмотреть этот жизненно важный аспект гражданства, потребовалось немало смелости и огромные жертвы.

Гражданство де-факто было, а во многих местах и по сей день остается статусом только для мужчин.

Паула Маркс, журналистка из Антверпена и профессиональный пилот авиакомпании, специализирующейся на перевозке алмазов, решила растить ребенка одна, без мужа или партнера⁷⁴. Когда пришло время регистрации новорожденного, бельгийский чиновник в местном офисе попросил мать подписать судебное заявление – «чистую формальность» – для надлежащего усыновления ребенка бельгийским государством. Как объяснили Маркс, без этого ребенок не будет признан бельгийским гражданином, поскольку отец неизвестен, а мать, согласно бельгийскому законодательству, отражавшему в то время общеевропейский консенсус, не могла передать гражданство своему отпрыску. Маркс отказалась, посчитав эту практику унизительной, и проиграла свое дело во всех бельгийских судах. В ее защиту выступил только Европейский суд по правам человека в Страсбурге, высшая общеевропейская инстанция в области прав человека, который в 1979 году признал описанную практику дискриминационной⁷⁵.

Бельгия – не последняя страна, внесшая такие изменения в законодательство. Многие государства – например, Ливан, Иордания, Сомали и Свазиленд – по-прежнему запрещают женщинам передавать гражданство детям. Первая страна, принципиально порвавшая с этим традиционным элементом гражданства – это Советская Россия, которая в 1917 году, сразу после революции, предоставила женщинам полное гражданство, включая право передачи его по наследству. РСФСР, таким образом, сделала то, к чему Бельгию принудил высший европейский суд больше полувека спустя. На деле же бельгийское законодательство было откорректировано и того позже – только в 1988 году, то есть женщины стали полноценными гражданами лишь 158 лет спустя основания Бельгии. То, что с точки зрения правового статуса женщина становится более-менее равноправным гражданином, по крайней мере на бумаге, влечет ряд практических последствий, в том числе улучшение доступа к ранее «мужским» профессиям и образованию. Так работает принцип равенства.

В 1924 году женщину впервые официально назначили послом. Когда товарищ Коллонтай из Советской России явилась вручать верительные грамоты королю Норвегии, возник переполох. Как вспоминала Коллонтай в своей «Автобиографии сексуально эмансипированной коммунистки», пресса клеймила ее «валькирией революции» и даже «антихристом», приписывая ей «жуткие взгляды на брак и любовь»⁷⁶, вместо того чтобы обсуждать ее компетентность и достижения.

Итак, одним из ключевых ограничений гражданского статуса женщин традиционно была невозможность передать собственное гражданство детям. Второе и, пожалуй, даже более кардинальное ограничение, исключавшее женщин из числа полноценных граждан, – это невозможность сохранить гражданство после заключения брака с иностранцем. Крайне важно, что эта неспособность женщин оставаться самими собой в глазах закона, подобно неспособности передавать гражданство отпрыскам, сохранялась во всем мире вплоть до второй половины прошлого века, а в некоторых обществах это до сих пор так. Законодательство Туркменистана не превращает туркменских женщин, изменяющих своей нации, в иностранок, но принуждает их мужей-иностранцев платить в казну свадебный налог. Сегодня это 50 000 долларов США – примерно в 15 раз больше среднегодового дохода в стране⁷⁷. До уплаты этого государственного калыма выйти замуж невозможно, если только женщина не забудет о своем капризе и не выберет в мужья туркмена: с ними можно расписываться бесплатно⁷⁸. Таким образом, женщины фактически становятся собственностью государства; в этой богатой газом диктатуре они рассматриваются как экономический актив. Одновременно гарантируется их верность туркменскому народу: у кого есть лишние 50 000 долларов? Но как бы возмутительно это ни было, в сущности, Бельгия или Нидерланды всего лишь одно поколение назад придерживались такого же подхода, жестко отказывая женщинам в правах, которыми пользуются граждане-мужчины, ну и конечно, сурово наказывая всех женщин, неверных нации в своей любовной жизни. Но и о туркменских законодателях можно сказать кое-что положительное: их подход, несомненно, лучше и справедливее, чем полный запрет на брак с иностранцами, который существовал во многих странах на протяжении всей истории⁷⁹.

Прогрессивная реформа гражданства для женщин, в результате которой Туркменистан стал исключением из общего правила, началась в США. Там законодательство изменили в 1922 году после громкого дела о денатурализации известной активистки коммунистического движения Эммы Голдман, «верховной жрицы анархизма»⁸⁰. Американские власти задним числом отменили натурализацию мужа Эммы, чтобы получить предлог вышвырнуть ее саму из страны фактически в наказание за активную политическую позицию – отличный способ обойти Первую поправку. Эта сага, блестяще пересказанная Патриком Вайлем, выглядела настолько политизированной и столь несправедливой в глазах современников, что общественное мнение в США радикально переменилось, и с 1922 года американские женщины получили шанс оставаться американками и после брака с иностранцем или после отмены натурализации мужа. В Великобритании женщины получили право на сохранение гражданства после брака с иностранцем с 1948 года, в Германии – с 1953 года, а в Нидерландах– с1985года.

Самые печальные последствия потеря гражданства после заключения брака имела для женщин в расистских странах с обширными колониальными владениями. «Колониальные подданные» обычно не были гражданами в строгом смысле этого слова. По имперским законам их статус был гораздо ниже, чем у граждан метрополии. Эта практика еще не изжита в США. Как мы уже видели, жители Американского Самоа являются американцами, но не входят в число граждан США. Каково бы ни было официальное обоснование подобной практики, на деле речь идет о лишении американцев политических прав на основании их расы⁸¹. США – одна из последних западных демократий, где такое происходит.

Кристиаанс и Схроувер в своем исследовании другой империи, Нидерландов, описали множество случаев, когда женщины считали себя голландками, но потом обнаруживали, что на самом деле они – «уроженки колоний» (inlanders) либо апатриды. Это выяснялось, когда они запрашивали голландские паспорта, чтобы покинуть Индонезию в пору деколонизации, поскольку не желали оставаться в бывшей колонии и пытались наряду с 400 тысячами других людей сбежать от хаоса беспорядков, захлестнувшего вновь провозглашенную страну⁸². Больно читать о том, что происходило с женщинами, которым не посчастливилось влюбиться в подданных той же короны, но расово неполноценных с точки зрения имперского права. Брак с обладателем более низкого, колониального статуса означал для голландок потерю всех привилегий, закрепленных в империи за белыми людьми. После этого они больше не считались полноценными подданными своей отчизны, хотя и гражданство Нидерландов, и статус «колониального уроженца» (inlander) учредило одно и то же государство. В этом случае брак с колониальным уроженцем фактически приравнивался к бракам с иностранцами и влек за собой потерю женщинами голландского гражданства в наказание за пересечение расового барьера в личной жизни, который голландские власти очень строго контролировали.

Ирония этой системы контроля, конечно, заключается в том, что все уроженки колоний должны были быть доступны для всех белых голландских мужчин, полноценных граждан⁸³. Более того, выйдя замуж за голландцев, женщины из колоний становились полноценными гражданками Голландии и избавлялись от колониального статуса.

Французское государство, где женщины в то время равно не признавались полноценными субъектами права, было более «справедливо» к их потомству – а это, возможно, еще больший расизм. Ребенка, родившегося у француженки в семье, где отец – sujet, то бишь французский колониальный подданный без настоящего французского гражданства, нужно было представить судье, который должен был, исходя из культурных факторов и записей о крещении (читай: «цвета кожи ребенка»), решить, следует ли сделать исключение и признать ребенка настоящим французом. Это лишь один пример из новаторского исследования Эммануэль Саада о сексизме и расизме в основе республиканской гражданской традиции во Франции⁸⁴.

Расизм и империализм

Сущность гражданства всегда была расистской⁸⁵. Эта важнейшая его характеристика, стоит признать, в последнее время на государственном уровне постепенно исчезает, но на уровне межгосударственных отношений она, наоборот, резко усиливается. Те, кто прежде обладал бесправным статусом колониальных подданных, теперь заточены в иностранных государствах, часто экономически подчиненных, пусть и не полностью, бывшим колонизаторам. В таких государствах гражданство – обременение, а не набор прав. Вспомните Пакистан, о котором мы говорили в начале главы. Даже если забыть об уровне индекса человеческого развития, свободы передвижения и развития демократических институтов, стоит только пройтись по западному аэропорту с коморским паспортом в руках, чтобы понять: чаще всего бывшие жители колоний – изгои. Коморец в парижском или лос-анджелесском аэропорту – это вам не «англичанин в Нью-Йорке», о котором пел Стинг. Деколонизация и последовавшие за ней события фактически усилили расовые расколы в области гражданства. Большинство обладателей второсортных колониальных имперских статусов в результате «освобождения» и деколонизации теперь заперты за непроницаемыми визовыми стенами в «своих собственных государствах», в то время как для граждан бывших метрополий мир абсолютно открыт. Француз может без вопросов посетить 173 страны, в то время как алжирец – только 48 территорий, в основном слаборазвитых и опасных, хотя до отделения в 1962 году Алжир был полностью инкорпорирован во Французскую Республику как административно, так и – в определенной степени – культурно, будучи ведущим производителем французского вина.

Жителям бывших колоний в мире не рады, и законодательство бывших империй о визах и миграции это исчерпывающе доказывает. Большинство бывших колоний находятся за крутыми визовыми стенами, и практически никто из их жителей не имеет безусловного права селиться в бывшей метрополии⁸⁶. Такое разделение возникло даже в странах куда более централизованных, чем классические империи XIX века. В России не утихают дебаты о введении виз для выходцев из Средней Азии⁸⁷. В Великобритании, Франции, США и Португалии аналогичные дискуссии завершились не в пользу жителей бывших колоний. Исключением стала Бразилия, где центры силы поменялись местами.

Хотя законодательство никогда этого прямо не признает по вполне понятным причинам, граница здесь, несомненно, проводится по цвету кожи тех, кого в метрополии видеть не хотят. Люди, обладавшие до деколонизации второсортным статусом «колониальных подданных» – де-юре или де-факто, – теперь, что неудивительно, получили и второсортное гражданство, если сравнить его со статусом бывших колонизаторов. Любая критика данного положения вещей пресекается базовыми предубеждениями, которые мы обсуждали в начале этой главы, особенно мантрой о равном достоинстве гражданств всех государств, в том числе самых отстающих и даже скатывающихся к геноциду, а также баснями о «свободе» и «самоопределении». Аргумент «но все-таки они свободны» в этом контексте, даже если он не просто-напросто смехотворен, нуждается в больших оговорках: многие из рассматриваемых стран слишком далеки от идеалов политической свободы и автономии граждан, чтобы такие громкие заявления можно было воспринимать всерьез⁸⁸.

Ситуация в области экономического развития, которое прямо связано с гражданством в контексте очевидного пространственного неравенства в современном мире, еще хуже. Миланович обсуждает положение некоторых стран – используя в качестве примеров Демократическую Республику Конго и Мадагаскар, – где доходы после деколонизации даже упали и сегодня находятся на том же уровне, что и восемьдесят-девяносто лет назад. Это значит, что целое столетие экономического развития утеряно⁸⁹. В том, что расистское подчинение (а не мифическое «самоопределение») являет собой одну из важнейших функций гражданства, нет никаких сомнений.

Мы видели, что женщины де-факто были лишены, перефразируя Вирджинию Вулф, не только своей комнаты, но и собственного полноценного гражданства⁹⁰. В плане расизма все, похоже, было еще хуже, поскольку многие страны напрямую привязали предоставление гражданства на своей территории – по рождению, в результате натурализации, а то и в обоих случаях – к официальной расовой принадлежности людей. Наиболее детальные и строгие правила на этот счет действовали в США, Канаде, Австралии и Южной Африке, однако их примеру последовали и многие другие страны. США не допускали натурализации людей с китайскими, индийскими и японскими корнями на протяжении большей части XX века. Ученые и судьи рассуждали о «низших расах», и действующий закон прямо запрещал всем, кого причислили к таким расам, въезжать на территорию страны⁹¹. Таким образом, более темный оттенок кожи считался глубоко антиамериканским, а все другие факторы вообще не принимались во внимание. Более того, кто «белый», а кто – нет, определяли эзотерические юридические нормы, которые в каждой юрисдикции были свои, и этот статус, как мы видели, мог кардинально меняться даже при перемещении из одного штата в другой в пределах одного и того же государства. Применительно к китайцам закон поменяли только в 1943 году, а к японцам – в 1952-м. Общее правило о запрете дискриминации было добавлено в 1965 году – это один из успехов американского движения за права человека⁹². При этом все дети, рожденные в США, благодаря строгому применению правила ius soli всегда становились американскими гражданами.

Подобная практика у правительства апартеида в ЮАР вызывала дрожь, ибо расовая дискриминация в сфере предоставления гражданства в стране со стопроцентным ius soli объективно крайне затруднена. Лишение большинства населения страны гражданства ЮАР стало одним из приоритетов правительства апартеида. Чтобы этого добиться, после 1976 года власти страны создали ряд формальных «исторических родин» для «цветного» населения. Эти территории провозгласили независимыми государствами, при этом все население неевропейского происхождения приписали к таким «бантустанам» и наделили их собственным гражданством, а не гражданством ЮАР⁹³. Международное сообщество отказалось признавать все эти территории, но то, что такие «государства» были липовыми, не помешало властям ЮАР официально воспринимать их «гражданство» всерьез⁹⁴. Все граждане ЮАР, не имевшие европейских предков, тем самым стали иностранцами в своей собственной стране. Так же дело обстояло и в Австралии: де-факто аборигены получили гражданство только после референдума 1967 года⁹⁵.

Расизм традиционно был фундаментальной предпосылкой в основе статуса гражданина, а не просто феноменом процесса колонизации. Но именно в контексте колоний-поселений он был особенно ярко выражен и приобрел особую гласность. Во второй половине ХХ века некоторые только что деколонизированные государства прекрасно усвоили уроки расизма, преподанные бывшими угнетателями. Европейцы больше не были там желанными гостями, как и бывшие имперские подданные индийского происхождения, а иногда и чернокожие африканцы из других кланов и племен. Хорошо известны массовые депортации и разруха, вызванные постколониальным расизмом на Африканском континенте. ЮАР установила визовые стены против всех своих соседей, а гастарбайтеры в ней часто становятся жертвами чудовищных погромов. Нигерия в 1983 году депортировала всех иностранных рабочих, утверждая, что они находятся в стране нелегально⁹⁶. В Танзании, Уганде, Зимбабве, Мозамбике и других африканских странах было множество уродливых примеров массового расистского насилия против «нечерного» населения. Во время брутальной начальной стадии постколониального упадка, когда во многих этих странах к власти пришли диктаторы-каннибалы, фальшивые императоры и пожизненные правители, раса использовалась в качестве одного из оправданий для массовых грабежей и убийств. Этот мир прекрасно описал в своих путевых заметках В. С. Найпол. Даже в наши дни гражданство увязано с расой в Китае, во многих африканских странах и арабском мире, что порождает дискриминацию и отчуждение. Чтобы натурализоваться в ОАЭ, граждане стран, не входящих в Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ), должны проживать в ОАЭ в течение 30 лет; для граждан ССАГПЗ этот срок в несколько раз короче⁹⁷. Современные законы о гражданстве Либерии и Сьерра-Леоне еще проще: чтобы получить гражданство с рождения, нужно иметь «негритянское происхождение». Кроме того, статья 27(b) Конституции Либерии «в целях сохранения, укрепления и поддержания позитивной либерийской культуры, ценностей и характера» запрещает прием в гражданство лиц, не являющихся «неграми»⁹⁸.

Расисты заявляют, что представители той «расы», к которой они сами себя причисляют, лучше представителей других рас. Бессмысленность такого мировоззрения становится особенно явной, когда его приверженцы нападают на тех, кто принадлежит – по мнению самих расистов – к той же расе, но таких людей все равно унижают и лишают человеческого достоинства на расистских основаниях. Вот где гражданство всегда приходится кстати. Один из самых показательных примеров – обращение с британскими подданными-уроженцами Индийского субконтинента в США, Австралии, Южной Африке и Канаде на протяжении большей части XX века. Законодатели столкнулись с серьезной дилеммой: с одной стороны, угроза расистских беспорядков, особенно в Калифорнии, жители которой ясно дали понять, что не рады индийцам, как и китайцам с японцами, а с другой – «расовая теория» того времени. Как указал судья Сазерленд в решении по делу Бхагата Сингха Тхинда (Bhagat Singh Thind), хотя индийцев с научной точки зрения можно отнести наряду с белыми американцами к европеоидной расе, их не следует воспринимать как белых, исходя из «общего понимания»⁹⁹. Еще до краха расовой «науки» «белые» и «черные» стали специальными юридическими терминами, имеющими мало общего с цветом кожи¹⁰⁰. Оставаться расистом, таким образом, означало игнорировать расовую теорию, которую расисты официально проповедовали. Как детально продемонстрировала Шералли Мунши, именно так и поступил в свое время Конгресс США: китайцам и японцам поселение и натурализация были запрещены на основании расы, но для «белых» с «научной» точки зрения индийцев было придумано новое, «чисто географическое» основание – по месту рождения¹⁰¹. Интересно, что на колонизаторов-британцев – имевших, разумеется, то же самое гражданство и путешествовавших по идентичным документам Индийской империи – такое ограничение в США не распространялось.

Итак, расизм был одной из ключевых особенностей гражданства во всем мире вплоть до второй половины ХХ века. Хотя среди государств в глобальном масштабе, по крайней мере на законодательном уровне, произошел пересмотр этой тенденции, особенно в самых высокоразвитых странах, включая все бывшие колониальные империи, многие государства по-прежнему связывают правовой статус гражданина с расовой принадлежностью. На межгосударственном уровне тенденция другая: большинство бывших колониальных подданных имеют статус граждан бывших колоний, превратившихся ныне в независимые государства. Большинство этих гражданств существенно уступают по качеству гражданствам бывших колонизаторов. Более того, мировая статистика натурализации показывает, что хотя в законодательстве большинства стран от расистской логики отошли, на практике радикального отказа от исторических столпов расизма, вероятно, не произошло: немногим жителям бывших колоний удается натурализоваться на глобальном севере (где качество гражданства наивысшее), по сравнению с мигрантами из относительно богатых стран вроде Бразилии, Китая, Израиля, Мексики и России. Граждане последних часто добиваются натурализации именно ради престижного паспорта одной из самых развитых стран, а не для того чтобы на самом деле переехать в США, Канаду или Европу¹⁰².