Текст книги "Неведомые дороги (сборник)"

Глава 13

На улице мокрый снег прекратился, но дождь лил по-прежнему. Хрупкий ледок, образовавшийся на тротуарах и мостовой, быстро таял.

В этот вечер Джой промок и продрог, но последние двадцать лет холод вообще ни на секунду не покидал его души, так что к этому он привык.

Сойдя с крыльца, Джой увидел, что капот «Мустанга» поднят. Селеста, посветив фонариком на двигатель, поняла, что крышка трамблера исчезла.

– Пи-Джи, – констатировал Джой. – Забавляется.

– Забавляется?

– Для него все это – забава.

– Я думаю, сейчас он наблюдает за нами.

Джой оглядел соседние покинутые дома, деревья между ними. Кварталом южнее улица переходила в заросший лесом холм, на севере – упиралась в пересекавшую город Коул-Вэлью-роуд.

– Он где-то здесь, – голос Селесты дрогнул.

– Скорее всего. Но при таком дожде мы его не найдем. Ладно. Сделаем, как планировали. Предупредим остальных. Кто живет ближе? Теперь придется топать пешком.

– Ближе Джон и Бет Биммеры, и с ними Ханна, мать Джона. Милая старушка.

– Будем надеяться, что мы не опоздали.

– Пи-Джи пришел сюда из церкви раньше нас, перерезал телефонный провод и дожидался, пока мы приедем, чтобы вывести из строя автомобиль. У него просто не было времени расправиться с Биммерами.

Тем не менее стоило поспешить. Но бежать по скользкому тротуару Джой с Селестой не решались, боясь подвернуть ногу.

Когда полквартала осталось позади, под землей вновь загудело, на этот раз сильнее. Асфальт под ногами затрясся, словно ладья Харона больше не пересекала реку Стикс, уступив перевозку душ грохочущим подземным поездам. Как и прежде, гул и тряска длились не более минуты.

Биммеры жили на Северной авеню. Маленькая улочка, конечно же, не заслуживала столь пышного названия. Асфальт потрескался, колдобины плавно перетекали в ухабы, будто внутреннее давление постоянно испытывало тротуар и мостовую на прочность. Даже в темноте когда-то белые дома выглядели очень грязными. Они не просто нуждались в покраске, их, похоже, вымазали сажей. Половина сосен засохла, остальные, с деформированными стволами, росли не вверх, а вкось.

Шестифутовые вентиляционные колонны, огороженные цепью, подвешенной на столбах, выстроились вдоль одной стороны улицы. Над ними клубились серые дымы, напоминая процессию призраков. Ветер рвал дымы в клочья, дождь прибивал к земле, оставался только запах горячего гудрона.

Двухэтажный дом Биммеров, на удивление узкий, словно с боков его поджимали другие дома, казался выше, чем был на самом деле.

В окнах первого этажа горел свет.

Поднявшись на крыльцо, Джой и Селеста услышали доносящиеся изнутри музыку и смех. Работал телевизор.

Джой открыл алюминиевую дверь с сеткой и постучал в находившуюся за ней деревянную. На стук никто не откликнулся.

Джой постучал еще раз, сильнее.

– Имейте терпение! – крикнули изнутри.

Селеста шумно выдохнула.

– Они в порядке.

Дверь открыл мужчина, как догадался Джой, Джон Биммер. Лет пятидесяти пяти, в синей байковой рубашке, белой футболке и коричневых брюках, с блестящей лысиной на макушке и венчиком волос, как у брата Така. Пивной живот нависал над брюками, которые, если бы не подтяжки, давно бы сползли с него. Мясистым лицом, мешками под грустными глазами и отвисшей челюстью Биммер напоминал старого, доброго пса.

Джой держал ружье у ноги, и Биммер сразу его не заметил.

– Какой вы нетерпеливый, молодой человек, – в голосе Джона слышалось дружелюбие. Тут он увидел Селесту и широко улыбнулся. – Эй, мисси, лимонный пирог, который вы принесли вчера, – до чего же он был вкусный!

– Мистер Биммер, мы… – начала Селеста.

– Просто высший класс, – прервал он девушку и похлопал себя по толстому животу, чтобы подчеркнуть качество пирога. – Я даже позволил Бет и ма понюхать его, прежде чем съел до последней крошки.

В ночи раздался резкий треск, будто ветер сломал толстую ветку, но к этому звуку ни ветер, ни ветка отношения не имели, потому что по белой футболке Биммера вдруг расползлось багровое пятно, а Джон, все еще продолжая улыбаться, сделал шаг назад и рухнул навзничь.

Джой втолкнул Селесту в дверной проем, прыгнул следом, упал рядом, перекатился на спину и ногой захлопнул дверь с такой силой, что две фотографии в рамках – Джона Кеннеди и папы Иоанна XXIII – и бронзовое распятие покачнулись и едва не сорвались со стены.

Жена Биммера в синем халате, с розовыми бигуди на голове поднялась с кресла перед телевизором. Увидев залитого кровью мужа и два ружья в руках гостей, она пришла к логичному, но неправильному выводу. Крича, Бет повернулась, чтобы броситься к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Ложитесь! – заорал Джой.

– Бет, на пол! – крикнула Селеста.

Но, охваченная паникой, миссис Биммер их не слышала. Она устремилась к лестнице, но когда поравнялась с окном, стекло разлетелось на тысячи осколков. Пуля попала Бет в висок. Голову женщины рвануло в сторону с такой силой, что наверняка сломалась шея, и под смех зрительской аудитории в телевизоре Бет упала на ковер под ноги миниатюрной старушке в желтом спортивном костюме, которая сидела на диване.

Ханна, мать Биммера, не успела даже понять, что произошло, потому что через секунду два выстрела, произведенные через то же окно, но уже без веселого звона разбивающегося стекла, прикончили ее на месте.

На дворе стоял октябрь 1975 года, вьетнамская война закончилась в апреле, но Джою показалось, что он перенесся в Азию, в зону боевых действий. Последние годы репортажи из тех мест не сходили с экранов телевизоров. Внезапная, бессмысленная смерть ни в чем не повинных людей могла бы потрясти его, парализовать волю к сопротивлению… если бы он не был сорокалетним мужчиной, попавшим в тело двадцатилетнего юноши, и последние двадцать лет его жизни не пришлись на время, когда случаи бессмысленного насилия из уникальных стали повсеместными. Жизненный опыт последних десятилетий двадцатого века позволял ему не терять голову, когда вокруг стреляли и убивали.

Освещенная гостиная превращала его и Селесту в отличную мишень, поэтому Джой перекатился на бок и выстрелил из «ремингтона» 20-го калибра в латунный торшер под клетчатым абажуром. От грохота выстрела в маленькой комнатке у них едва не лопнули барабанные перепонки, но Джой дослал в казенник новый патрон, выстрелил в настольную лампу, что стояла на комоде рядом с диваном, а потом еще раз в бра на противоположной стене.

Поняв намерения Джоя, Селеста выстрелила в экран телевизора, заглушив радостный смех. Гостиную заполнил запах сгоревшего пороха и раскуроченной электроники.

– Держись ниже окон, – приказал Джой. Уши словно забили ватой или замотали толстым шарфом, но тем не менее дрожь в собственном голосе Джой расслышал более чем отчетливо. Пусть жестокость человеческих существ и закалила его, он чувствовал себя маленьким мальчиком, который вот-вот намочит штаны. – Вдоль стены ползи к двери, любой двери, лишь бы выбраться из этой комнаты.

В темноте, передвигаясь на четвереньках, таща за собой ружье, Джой гадал, какая роль отведена ему в кошмарной «живой» картине из трупов, которую намеревался сложить его брат. Если родители Селесты вернулись бы в город и попали в прицел карабина Пи-Джи, тогда в его распоряжении оказались бы все двенадцать «апостолов». Но в планах Пи-Джи наверняка нашлось место и Джою. В конце концов, он гнался за «Мустангом» по шоссе, свернул на Коул-Вэлью-роуд и остановился, предлагая последовать за собой. И хотя совершаемые им жестокие преступления любой нормальный человек назвал бы безумием, в остальном иррациональность в поведении Пи-Джи не просматривалась. В рамках своих убийственных фантазий он действовал четко и целенаправленно, шаг за шагом приближаясь к цели.

Зеленая подсветка настенных часов над плитой пусть чуть-чуть, но освещала кухню Биммеров, так что Джой не решался встать.

Два окна. Одно над раковиной, второе – за кухонным столом. На обоих занавески и, что лучше, жалюзи, закрывающие верхнюю половину окон.

Осторожно приподнявшись, прижимаясь спиной к стене, Джой протянул руку и опустил жалюзи. Страх окатил его волной холода. Он почему-то не сомневался, что Пи-Джи обошел дом и сейчас стоит у него за спиной, так что их разделяет только стена. И, возможно, Пи-Джи способен определить местонахождение брата и застрелить его сквозь стену. Прошла секунда, выстрела не последовало, волна ужаса, захлестнувшая Джоя, отхлынула.

Селеста рискнула подняться и опустила жалюзи на окне над раковиной.

– Ты в порядке? – спросил Джой, когда они вновь опустились на пол посреди кухни, предпочитая стоять на коленях даже при закрытых окнах.

– Они все мертвы, не так ли? – прошептала Селеста.

– Да.

– Все трое.

– Да.

– Нет ни единого…

– Ни единого. Все мертвы.

– Я знала их с рождения.

– Мне очень жаль.

– Бет нянчила меня, когда я была маленькая.

Необычный зеленый свет словно перенес кухню Биммеров в морские глубины или в другую реальность, вне привычного людям потока времени и пространства. Но одного только света не хватало для того, чтобы Джой забыл о происходящем вокруг. Живот у него скрутило, горло сжало так сильно, что он едва мог проталкивать воздух в легкие.

– Это моя вина, – выдохнул Джой, доставая из кармана запасные патроны. Но пальцы так сильно тряслись, что патроны упали на пол.

– Нет, не твоя. Пи-Джи знал, где они, где их найти. Он знает про всех, кто остался в городе, и где живут эти люди. Не мы привели его сюда. Он бы все равно их убил.

Джой попытался собрать упавшие патроны. Но онемевшие пальцы не желали слушаться, и он решил перезарядить ружье чуть позже, когда немного успокоится.

Джоя удивило, что его сердце по-прежнему может биться. Грудь словно стянули железным обручем.

Они вслушивались в ночь, ждали звука тихонько приоткрываемой двери, хруста осколков стекла под ногами.

Наконец Джой нарушил затянувшееся молчание:

– Дома, чуть раньше, найдя тело в багажнике его автомобиля, я мог позвонить шерифу. И тогда эти люди остались бы живы.

– Ты не можешь винить себя за это.

– А кого же еще мне винить? – Он тут же устыдился столь резкой реакции. Когда заговорил вновь, в голосе звучали горечь и угрызения совести, но злился он уже не на Селесту, а на себя. – Я знал, что надо сделать, но не сделал этого.

– Послушай, – в зеленом сумраке она нашла его руку, сжала, – когда я говорила, что твоей вины нет, я имела в виду другое. Не позвонив шерифу, ты допустил ошибку двадцать лет назад, но не сегодня, потому что отсчет твоего второго шанса остановить Пи-Джи идет не от разговора дома, не от находки тела. Точка отсчета – твое появление на развилке. Так?

– Ну…

– Тебе не предоставили шанса сдать его шерифу.

– Но двадцать лет назад мне следовало…

– Это прошлое. Ужасное прошлое, и тебе придется с этим жить. Но теперь речь идет о том, что происходит здесь и сейчас. Что было до того – значения не имеет. Новый отсчет пошел, как только ты выбрал правильную дорогу, и будущее целиком зависит от решений, которые ты принимал и продолжаешь принимать сегодня.

– Пока мои решения ни к чему хорошему не привели, не так ли? Три человека уже умерли.

– Три человека, которые все равно бы умерли, – гнула свое Селеста, – которые, скорее всего, и в первой твоей жизни нашли свою смерть в эту ночь. Это ужасно, это тягостно, но так, похоже, должно быть, и ничего изменить нельзя.

– Так какой смысл давать мне второй шанс, если я не смог спасти этих людей? – голос Джоя вибрировал от душевной боли.

– Ты, возможно, сможешь спасти остальных до того, как закончится эта ночь.

– Но почему не всех? Я опять проиграл.

– Прекрати терзать себя. Не тебе решать, скольких людей ты можешь спасти, до какой степени тебе удастся изменить будущее. Может, тебе дали второй шанс совсем не для того, чтобы ты спас кого-нибудь в Коул-Сити.

– За исключением тебя.

– Может, и без исключения. Может, спасти меня тоже не удастся.

От слов Селесты Джой лишился дара речи. Она совершенно хладнокровно рассматривала вероятность собственной гибели, тогда как для него казалась невыносимой даже мысль о том, что он может Селесту потерять.

– Вполне возможно, – продолжила она, – что этой ночью тебе удастся только одно – остановить Пи-Джи, не дать ему уйти отсюда. Не позволить еще двадцать лет убивать. Может, именно этого от тебя ждут, Джой. Не моего спасения. Ни чьего-либо спасения. Может, это все, чего хочет от тебя бог.

– Здесь нет бога. На эту ночь бог забыл про Коул-Вэлью.

Селеста еще сильнее сжала его руку, вонзила ногти в ладонь.

– Как ты можешь так говорить?

– Посмотри на людей в гостиной.

– Это глупо.

– Как может милосердный бог позволить людям так умирать?

– Многие мыслители, куда умнее нас, пытались ответить на этот вопрос.

– И не смогли.

– Но сие не означает, что ответа нет, – в голосе Селесты отчетливо слышались злость и нетерпение. – Джой, если не бог дал тебе шанс заново прожить эту ночь, то кто?

– Не знаю, – печально ответил он.

– Ты, возможно, думаешь, что это Род Серлинг, и ты оказался в «Сумеречной зоне»? – пренебрежительно бросила она.

– Нет, разумеется, нет.

– Тогда кто?

– Может, это просто… физическая аномалия. Временная петля. Энергетическая флуктуация. Необъяснимая и бессмысленная. Откуда мне знать?

– Ага. Понимаю. Какая-то механическая поломка в великом космическом агрегате, – голос Селесты сочился сарказмом, она выпустила руку Джоя.

– В этой версии больше логики, чем в боге.

– Значит, мы не в «Сумеречной зоне», так? Теперь мы на борту звездолета «Энтерпрайз» с капитаном Керком. Нас лупцуют энергетические волны, мы ныряем во временные петли.

Он не ответил.

– Ты помнишь «Стар трек»? Кто-нибудь в 1995 году помнит этот сериал?

– Помнит? Черт, да я думаю, он приносит больше прибыли, чем «Дженерал моторс».

– Тогда давай подойдем к этой проблеме с холодной вулканской логикой[10]10
  Один из главных героев телесериала «Стар трек», доктор Спок, родом с планеты Вулкан.


[Закрыть], хорошо? Если удивительная трансформация, произошедшая с тобой, бессмысленная и случайная, тогда почему, перемещаясь по временной петле, ты не попал в какой-нибудь день, ничем не отличающийся от других, скажем, когда тебе было восемь лет и ты болел гриппом? Или почему тебя не перенесло на месяц назад, когда ты сидел в своем доме на колесах в Лас-Вегасе, уже уговорив полбутылки виски, и смотрел мультфильмы? Какова, по-твоему, вероятность, что случайная физическая аномалия вернет тебя в самую важную ночь твоей жизни, в тот самый момент, когда ты, приняв неправильное решение, уже ничего не мог исправить?

Джой успокаивался, слушая ее. Хотя и не мог сказать, что ее слова его подбодрили. Зато он сумел подобрать патроны и перезарядить ружье.

– Возможно, – не унималась Селеста, – ты вновь переживаешь эту ночь не для того, чтобы что-то сделать, не для того, чтобы спасти чьи-то жизни, остановить Пи-Джи и стать героем. Возможно, ты вернулся в эту ночь, чтобы получить последний шанс сохранить веру.

– Во что?

– В мир, наполненный высшим смыслом, в жизнь, которая не заканчивается со смертью.

Иногда она вдруг начинала читать его мысли, как открытую книгу. Более всего Джой хотел вновь во что-то поверить… как верил много лет назад, будучи алтарным служкой. Но он завис между надеждой и отчаянием. Помнил, как совсем недавно его охватило ощущение чуда, когда он осознал, что ему снова двадцать, как благодарен он был кому-то (или чему-то) за предоставленный второй шанс. Но сейчас он скорее бы поверил в «Сумеречную зону» или парадокс квантовой механики, чем в бога.

– Верить, – повторил он. – Именно этого добивался от меня Пи-Джи. Просто верить в него, верить в его невиновность без единого доказательства. И добился. Я поверил в него. Результат ты видишь.

– Может, совсем не вера в Пи-Джи погубила твою жизнь.

– Она уж точно не пошла мне на пользу, – с горечью ответил Джой.

– Может, главная проблема в том, что ты не верил во что-то еще.

– Когда-то я был алтарным служкой. Но потом вырос. Получил образование.

– Поскольку ты учился в колледже, то наверняка слышал термин «претендующий на умудренность». Он действительно тебе очень подходит.

– А вот ты у нас мудрая, не так ли? Все знаешь.

– Нет. Я отнюдь не мудрая. Только не я. Но мой отец говорит: признание, что ты знаешь не все, – первый шаг на пути к мудрости.

– Твой отец, директор захудалой средней школы, вдруг оказывается великим философом?

– Теперь ты просто хочешь обидеть меня.

– Извини, – после паузы ответил Джой.

– Не забывай знак, который мне дали. Моя кровь на твоих пальцах. Как я могу не верить? Более того, как после этого ты можешь не верить? Ты же сам сказал, что это знак.

– Я не подумал. Это все… эмоции. Когда появляется время подумать, когда используешь упомянутую тобой вулканскую логику…

– Если думаешь о чем-либо слишком долго, ты уже не можешь в это верить. Ты видишь птицу, летящую по небу, но как только она скрывается из виду, ты уже не можешь доказать ее существования. Откуда ты знаешь, что Париж существует? Ты там бывал?

– Другие люди видели Париж. Я им верю.

– Другие люди видели бога.

– Не так, как видят Париж.

– Есть много способов увидеть. И, возможно, глаза и «Кодак» – не лучшие.

– Как можно поверить, что бог столь жесток и позволяет людям вот так умирать, трем невинным людям?

– Если смерть – не конец, – без запинки ответила Селеста, – если смерть – всего лишь переход из этого мира в последующий, тогда ни о какой жестокости нет речи.

– Тебе это так легко, – в голосе Джоя слышалась зависть. – Так легко просто верить.

– Для тебя это тоже может быть легко.

– Нет.

– Просто поверь.

– Просто не получается.

– Тогда зачем верить, что ты проживаешь эту ночь заново? Почему не вычеркнуть ее, как глупую мечту, перевернуться на другой бок и заснуть, ожидая утреннего пробуждения?

Джой не ответил. Не смог.

И хотя понимал, что попытка бесполезна, подкрался к настенному телефону, поднял руку, снял трубку. Конечно же, услышал тишину.

– Он не может работать, – в голосе Селесты звучали нотки сарказма.

– Что?

– Не может работать, потому что у тебя было время подумать и теперь ты понимаешь: нет возможности доказать, что в мире есть кто-то еще, кому можно позвонить. И нет возможности доказать так, чтобы не осталось ни малейшего сомнения, прямо здесь, прямо сейчас, что существуют другие люди… а значит, их не существует. В колледже ты наверняка выучил слово, которым обозначается такое вот мировоззрение. Солипсизм. Теория, согласно которой несомненной реальностью является только мыслящий субъект, а все остальное существует лишь в его сознании.

Отпустив трубку, которая закачалась на шнуре, Джой прислонился к буфету, прислушиваясь к ветру, дождю, особенной тишине, окружающей мертвых.

– Я не думаю, что Пи-Джи войдет в дом, чтобы добраться до нас, – нарушила молчание Селеста.

Джой пришел к тому же выводу. Пи-Джи не собирался их убивать. Во всяком случае, сейчас. Потом – да. Если бы Пи-Джи хотел расправиться с ними, то проделал бы это в тот момент, когда они стояли на крыльце спиной к нему. Вместо этого он послал пулю аккурат между их головами, точно в сердце Джона Биммера.

По каким-то только ему ведомым причинам Пи-Джи хотел, чтобы они засвидетельствовали убийства всех остальных жителей Коул-Вэлью, а уж потом намеревался приняться за них. Вероятно, он хотел, чтобы Селеста стала двенадцатым и последним апостолом в той картинке из трупов, которую он создавал в церкви.

«А я? – задался вопросом Джой. – Какую роль ты уготовил мне, большой брат?»

Глава 14

Джой просто сидел и ждал, когда же события или наитие заставят его приступить к активным действиям. Ведь наверняка существовал способ остановить Пи-Джи.

Идти к дому Доланов смысла не имело. Предотвратить их смерть, скорее всего, они бы не сумели. Только поприсутствовали при гибели еще пяти человек.

Может, им удалось бы проникнуть в дом Доланов незамеченными. Может, они убедили бы хозяев о грозящей им опасности и превратили бы дом в крепость. Но тогда Пи-Джи мог поджечь дом, выманить всех наружу и перестрелять, как в тире.

Если к дому примыкал гараж и Доланы попытались бы уехать на автомобиле, Пи-Джи прострелил бы колеса. И автомобиль превратился бы для Доланов в общую могилу.

Джой никогда не встречался с Доланами. И с большим трудом мог убедить себя в том, что они существуют. Проще простого сидеть на кухне, ничего не делать, позволить Доланам, если они таки существовали, самим позаботиться о себе, верить только в бутылочно-зеленые тени, бродящие вокруг, легкий аромат корицы, сильный запах кофе, идущий от остывающего кофейника, жесткость дверцы буфета под спиной, пола под задом, гудение холодильника.

Двадцать лет назад, закрыв глаза на убийство, совершенное братом, он отказался верить и в то, что за этой жертвой последуют новые. Он не видел их окровавленных лиц, изуродованных тел, а потому они были для него такими же нереальными, как парижане для человека, исповедующего солипсизм. Скольких людей убил Пи-Джи за двадцать лет, последовавших за первым прогоном этой ночи? По два в год, всего сорок? Нет. Маловато будет. Столь редкие убийства не для него. Слишком мало риска, слишком мало адреналина. По одному в месяц все двадцать лет? Двести пятьдесят жертв, замученных, изуродованных, брошенных в кюветы или похороненных тайком? С такой нагрузкой Пи-Джи бы справился. Сил и энергии у него хватало. Отказавшись поверить в то, что его брат – убийца, Джой инициировал все будущие преступления.

И тут, пожалуй, впервые он осознал истинный груз ответственности, которая легла на него и оказалась куда как большей, чем ему хотелось верить. В ту давнюю ночь он пошел на поводу у Пи-Джи, и результатом стал триумф зла столь огромных масштабов, что даже мысль об этом повергала Джоя в ужас.

Теперь последствия бездействия могли оказаться куда страшнее, чем последствия поступка.

– Он хочет, чтобы мы пошли к Доланам, чтобы я увидел, как их убивают, – Джой внезапно осип. – Если мы не пойдем туда сразу, возможно, они проживут чуть дольше.

– Но мы же не можем сидеть здесь.

– Нет. Потому что раньше или позже он должен их убить.

– Скорее раньше, – предрекла Селеста.

– Пока он наблюдает за нами, ждет, когда мы выйдем из дома. Мы должны как-то удивить его, заинтриговать, удержать рядом, не пускать к Доланам. Наши действия должны стать для него полным сюрпризом, породить в нем неуверенность в себе.

– Например?

Мотор холодильника. Дождь. Кофе, корица. Часы на стене: тик-так.

– Джой? – позвала Селеста.

– Удивить его нелегко. Он так решителен, так смел. Все у него рассчитано.

– Причина ясна. Ему есть во что верить.

– Пи-Джи? – удивился Джой. – Да во что он может верить?

– В себя. Этот человек верит в себя, в свои ум, обаяние, хитрость. В свою судьбу. Это, конечно, не настоящая религия, но вера – истинная и дает ему гораздо больше, чем одну уверенность. Дает ему силу, власть.

Слова Селесты вдохновили Джоя, хотя он и не мог сказать почему.

– Ты права. Он действительно во что-то верит. Но не только в себя. Во что-то еще. Доказательства тому перед глазами, их несложно увидеть, но я не хотел этого признавать. Он верит, он – истинно верующий, и, если мы сыграем на этой вере, тогда мы сможем выбить его из колеи и получить определенные преимущества.

– Что-то я тебя не понимаю, – в голосе Селесты слышалась озабоченность.

– Объясню позже. У нас слишком мало времени. Ты должна обыскать кухню, нам нужны свечи, спички. Найди пустую бутылку или банку и наполни ее водой.

– Зачем?

Он привстал.

– Сначала найди то, что сможешь. Фонарик мне придется взять с собой, поэтому приоткрой дверь холодильника. Верхний свет не включай. Лампы слишком яркие. Он увидит твою тень сквозь жалюзи и начнет стрелять.

Джой, пригнувшись, направился к открытой двери, оставляя Селесту в зеленоватом сумраке.

– Куда ты идешь? – спросила она.

– В гостиную. Потом наверх. Мне кое-что нужно.

– Что?

– Увидишь.

В гостиной он пользовался фонариком осторожно, дважды включал, тут же выключал, чтобы сориентироваться и не наткнуться на тела. Второй раз выхватил из темноты широко раскрытые глаза Бет Биммер, устремленные в далекое далеко, находящееся над потолком, над крышей, над облаками, может, и над Полярной звездой.

Чтобы снять со стены распятие, Джою пришлось залезть на диван, встать рядом с телом старушки. Длинный гвоздь вогнали не только в штукатурку, но и в дерево под ней. Шляпка гвоздя никак не хотела вылезать из гнезда на обратной стороне распятия, так что Джою пришлось попотеть. Он все время боялся, что тело Ханны упадет ему на ноги. Но в конце концов ему удалось и снять распятие, и избежать непосредственного контакта с покойницей.

Третье включение фонаря, четвертое, и Джой уже на лестнице.

На втором этаже дома Биммеров располагались три крошечные комнатки и ванная.

Если Пи-Джи наблюдал за происходящим снаружи, возможно, его заинтриговали действия Джоя.

Несмотря на преклонный возраст и палку, Ханна спала на втором этаже, и именно в ее комнате Джой нашел то, что искал. Миниатюрная керамическая статуэтка Девы Марии высотой в десять дюймов, подсвеченная трехваттовой лампочкой, вмонтированной в основание, стояла на треугольном столике в углу. Перед статуэткой – три маленькие рубиново-красные стаканчики-свечи, какие обычно ставили в церкви перед иконами и статуями святых, все потушенные.

Посветив фонариком, Джой убедился, что простыни на кровати белые, снял их, осторожно завернул в простыни статуэтку и стаканчики-свечи.

Вновь спустился в гостиную.

Ветер врывался в разбитое окно, подбрасывал занавески. Джой постоял у подножия лестницы, прислушиваясь, приглядываясь, пока не убедился, что около окна шевелятся только полотна материи.

Мертвые оставались мертвыми, и, несмотря на приток свежего воздуха, в гостиной стоял тот же запах, что и в багажнике автомобиля Пи-Джи, где лежала завернутая в прозрачную пленку блондинка.

На кухне Селеста приоткрыла дверь холодильника на несколько дюймов и в свете его лампочки все еще рылась в ящиках и на полках.

– Нашла пластиковую полугаллоновую канистру с водой, – доложила она. – Спички тоже. Свечи – нет.

– Продолжай, – Джой положил на пол добычу из комнаты Ханны.

Помимо дверей в гостиную и на заднее крыльцо, в кухне была еще третья дверь. Джой приоткрыл ее. Поток холодного воздуха принес с собой запахи бензина и моторного масла, подсказав, что дверь ведет в пристроенный к дому гараж.

– Сейчас вернусь.

Вспышка фонаря показала, что в гараже только одно окно, в задней стене, и оно закрыто клеенкой. Джой включил лампу под потолком.

Старый, но ухоженный «Понтиак» поблескивал хромированной решеткой радиатора.

На верстаке стоял большой ящик, как выяснилось, с инструментами. Выбрав самый тяжелый из трех молотков, Джой покопался в коробках с гвоздями, пока не нашел нужный ему размер.

Когда вернулся на кухню, Селеста уже обнаружила шесть свечей. Бет Биммер, должно быть, купила их, чтобы украсить дом или праздничный стол на Рождество. Три красные, три зеленые длиной в шесть дюймов и диаметром от трех до четырех, все они пахли воском.

Джой рассчитывал на простые, белые свечи.

– Ладно, придется обойтись этими.

Он развязал простыню, сложил свечи, спички, молоток и гвозди к тому, что принес из комнаты Ханны.

– Зачем тебе все это? – спросила Селеста.

– Мы внесем некоторые коррективы в фантазию Пи-Джи.

– Какую фантазию?

– Некогда объяснять. Пошли. Ты все увидишь.

Селеста несла в одной руке ружье, в другой – канистру с водой. Джой – узел с вещами и ружье. Если б Пи-Джи в этот момент напал на них, прицельно стрелять в ответ они бы не смогли. Скорее всего, вообще бы не успели выстрелить.

Джой рассчитывал на желание брата еще немного поиграть с ними, как кошка с мышкой. Пи-Джи наслаждался их страхом, подпитывался от него.

Вышли они через парадную дверь смело, не таясь. Они не стремились ускользнуть от бдительного ока Пи-Джи, наоборот, привлекали к себе его внимание, а следовательно, разжигали желание узнать, что же все это значит. У Джоя засосало под ложечкой: выстрел мог раздаться в любую секунду.

По ступеням крыльца они спустились в дождь, зашагали по дорожке к тротуару, повернули налево. Направились к Коул-Вэлью-роуд.

Вентиляционные колодцы, прорытые вдоль Северной авеню с промежутками в шестьдесят футов, вдруг дружно зашипели, словно кто-то одновременно включил несколько газовых горелок. Из них повалил зловонный, желтоватый дым, сквозь который прорывались языки синего пламени.

Селеста вскрикнула от удивления.

Джой уронил мешок, обеими руками схватил ружье, повернулся налево. Он так нервничал, что подумал, будто выброс огня из вентиляционных труб тоже работа Пи-Джи.

Но, если его брат и был где-то неподалеку, он ничем себя не выдал.

Языки пламени не просто поднимались над колодцами и разрывались ветром. Они превратились в факелы высотой четыре или пять футов, которые пылали над железными ободами. Горючий газ определенно вырывался из колодцев под немалым давлением, как вода из брандспойта.

Земля не гудела, как раньше, но яростное шипение газов в вентиляционных колодцах отдавалось неприятной вибрацией в костях Джоя. В этом шипении слышалась ярость, словно силы природы не имели к нему никакого отношения, а издавал его некий колосс, заточенный в аду. Причем шипел не от боли, а от гнева.

– Что происходит? – спросил Джой, возвысив голос, хотя Селеста находилась рядом.

– Не знаю.

– Никогда такого не видела?

– Нет! – ответила она, в изумлении оглядываясь.

Вентиляционные колодцы превратились в трубы гигантской карнавальной волынки, которые выли, шипели, стонали, свистели и пронзительно вскрикивали, выводя безумную полуночную мелодию. Звуки эти эхом отдавались от измазанных сажей стен пустующих домов, от окон, черных, как пустые глазницы.

В мерцающем отсвете факелов, под проливным дождем метались чудовищные тени, накрывали Северную авеню, перемещались по ней, словно армия гигантов шагала по улице на восток.

Джой подхватил мешок. Чувствуя, что время уходит, взглянул на Селесту.

– Пошли. Быстрее.

Они двинулись по узкой улице к Коул-Вэлью-роуд, и выброс подземных горючих газов прекратился так же резко, как и начался. Факелы дернулись раз, другой и погасли. Мечущиеся тени растворились в окутавшей Северную авеню тьме.

Дождь превращался в пар при контакте с раскаленными вентиляционными колодцами, и теперь уже его шипение заглушало шум бури, создавая ощущение, будто тысячи змей заполонили Коул-Вэлью.