Текст книги "Сошествие тьмы"

7

В свои пятьдесят восемь Найва Руни напоминала почтенную бабушку, но крепостью не уступала и грузчику. Седые ее волосы были тщательно завиты и уложены. Круглое розовое лицо, довольно крупное, светилось дружелюбием, голубые глаза излучали теплоту. Она была плотной, но никак не толстой, а ее руки не были руками доброй бабушки. Это были сильные, ловкие, мозолистые руки без признаков артрита или других болезней. По улице Найва шла с таким видом, будто ничто не мешало ей на пути – ни люди, ни кирпичные стены. Шла не женщина – шел опытный армейский сержант.

Найва убирала квартиру Джека Доусона с тех самых пор, как умерла его жена Линда. Приходила она каждую среду, иногда присматривала за детьми. Например, только вчера вечером сидела с Дэйви и Пенни, пока Джек ходил на свидание.

Этим утром, открыв входную дверь ключом, который дал ей Джек, Найва прошла прямо на кухню, вскипятила кофе и выпила полчашки, даже не сняв пальто. Погода была отвратительной, и, хотя в квартире чувствовалось тепло, она не сразу избавилась от дрожи, засевшей глубоко в теле, пока она шла шесть кварталов от своего дома.

Потом Найва взялась за кухню. Особой грязи тут не было. Джек и его дети были очень аккуратными, не то что другие, у кого она работала. Тем не менее она натирала и надраивала все, что только было возможно. Она всегда гордилась тем, что оставляет после себя сверкающую чистоту. Ее отец, Господь упокой его душу, был полицейским, обыкновенным уличным постовым. Он очень гордился своей работой и старался сделать жизнь своего района безопасной для всех честных людей. Он-то и научил Найву двум важным вещам: во-первых, испытывать удовлетворение от любой хорошо выполненной работы, какой бы незначительной она ни была. А во-вторых, не браться за работу, которую не можешь сделать хорошо.

Убираясь, Найва слышала только урчание холодильника, скрипы и глухие удары этажом выше – там кто-то переставлял мебель – да завывание зимнего ветра, изо всех сил атакующего окно.

Но вдруг, когда она остановилась, чтобы налить себе еще кофе, в гостиной послышался странный звук. Это было похоже на звук, издаваемый каким-то животным. Она отставила чашку в сторону.

Кошка? Собака?

Да нет, не похоже. Что-то непонятное, незнакомое. К тому же у Доусонов не было ни собак, ни кошек.

Найва направилась в отсек со столом, где все ели. Там же рядом находилась дверь в гостиную.

Странный звук послышался вновь. На этот раз Найва остановилась как вкопанная. Этот звук буквально ее сковал. Ей вдруг стало не по себе. Она расслышала злой крик. Короткий, но устрашающий. На этот раз ей уже не казалось, что там животное. Но и не человек.

Найва спросила:

– Кто здесь?

В квартире стояла тишина, но в ней Найве почудилось ожидание. Как будто кто-то замолчал, наблюдая за ее движениями.

Для Найвы не существовало проблем с нервами. Ей были неведомы истерики или что-нибудь подобное. Она была полна уверенности в том, что справится с любой жизненной ситуацией. Но тут ее почему-то пронзило чувство страха.

Тишина.

Найва решила добиться своего:

– Кто там еще?

Снова раздался холодящий, скрипящий крик, исполненный ненависти.

Найва вся передернулась.

Может, крыса? Крысы тоже пищат… Но не так.

Чувствуя себя несколько глупо, она подняла швабру, взяв ее наперевес, как оружие.

Звук раздался еще раз, как бы заманивая ее пойти в гостиную и посмотреть, что там.

Со шваброй в руках Найва прошла через кухню и остановилась у двери в гостиную. В комнате что-то двигалось. Она пока ничего не видела, но слышала странный шелест, словно шуршала бумага или сухие листья. Какое-то поскребывание и шипение, отдаленно напоминавшее слова, произносимые шепотом на иностранном языке.

Найва вошла в комнату, благо смелости у отца позаимствовала немало. В кухонном закутке осмотрела все углы, заглянула под стол и стулья. Гостиную она видела через своеобразную арку, отделявшую ее от столовой. Найва остановилась в арке и прислушалась, пытаясь определить, откуда шум.

Краем глаза она заметила то, что хотела заметить: бледно-желтые шторы на окнах пришли в движение, но не от сквозняка. Со своего места она не видела нижней части штор, но было очевидно, что кто-то задевал их, быстро передвигаясь по полу.

Найва решительно бросилась в гостиную и обошла диван, чтобы видеть нижнюю часть штор. Но если там сию секунду кто-то и был, его уже и след простыл.

Шторы были абсолютно неподвижны.

Звук, полный злобы и гнева, она услышала у себя за спиной.

Найва моментально обернулась, держа швабру наизготове.

Ничего и никого.

Она обошла вокруг второго дивана. Под ним – ничего, за ним – тоже пусто. Она заглянула под кресло, под все столики, обошла вокруг шкафа с книгами, телевизора… Ничего.

Неожиданно тот же звук раздался из холла.

Придя туда, Найва ничего не обнаружила. Она не включила свет в холле, когда пришла в квартиру, а окон там не было, так что освещением служила только полоска света, пробивавшаяся из гостиной и кухни. Как бы там ни было, холл послужил, видимо, лишь тропой отступления. Теперь там явно никого не было.

Найва, склонив голову набок, выжидала.

Крик раздался снова. На этот раз из детской спальни.

Найва прошла через холл и подошла к детской. Комната оставалась в полутьме. Там не было люстры на потолке, и, чтобы включить свет, нужно было пройти в спальню и найти одну из прикроватных ламп. Найва на секунду задержалась на пороге, вглядываясь в полумрак.

Ни звука. Даже наверху перестали двигать мебель. Ветер спал и больше не бился в окна. Найва задержала дыхание. Если в комнате и было какое-нибудь живое существо, то оно затаилось так же, как и она сама.

Наконец женщина осторожно вошла в комнату, на цыпочках подошла к кровати Пенни и включила лампу, встроенную в изголовье. Света от нее было немного, и тогда Найва повернулась к кровати Дэйви, намереваясь включить и вторую лампу.

Какой-то шелест и движение.

Найва испуганно отпрянула в сторону.

Какое-то существо шмыгнуло из угла под кровать Дэйви так быстро, что Найва не смогла его рассмотреть. Что-то маленькое, не больше взрослой крысы, быстрое и незаметное, как та же крыса.

Но издаваемые им звуки не могли принадлежать грызуну. Существо не пищало, оно шипело… и как будто что-то бормотало себе под нос.

Найва отпрянула от кровати Дэйви, посмотрела на швабру, которую держала в руках, и подумала, не пошуровать ли ею под кроватью, пока злой нарушитель не вылезет на свет Божий и не даст себя рассмотреть.

Найва только об этом подумала, а существо выскочило из-под кровати и через темную часть комнаты шмыгнуло в темный холл. Найва опять не рассмотрела его как следует.

– Черт возьми! – ругнулась она.

Ей показалось, что существо подшучивает над ней, играясь в свое удовольствие.

Но нет же, все это бред! Что бы это ни было, оно всего лишь глупое животное, не способное замыслить ничего подобного.

Где-то в другой части квартиры существо опять издало звук, как бы призывая Найву.

– Ладно, ладно, маленькая противная тварь, погоди, я иду к тебе. Ты можешь быть шустрой, ты можешь быть даже хитрой, но я все равно найду тебя и хорошенько рассмотрю, если даже это будет последнее, что я сделаю в этой жизни.

Глава 2

1

Они допрашивали подружку Винса Вастальяно уже пятнадцать минут. Невецкий оказался прав – она была неразговорчивой сволочью.

Джек Доусон, сидевший на кончике кресла времен королевы Анны, подавшись вперед, наконец спросил ее:

– Вы знаете человека по имени Баба Лавелль?

Шелли Паркер бросила на него быстрый взгляд, затем перевела его на свои руки, сжимавшие стакан с виски, и Джек прочел ответ по выражению ее глаз.

Но она сказала:

– Я не знаю никого по имени Лавелль.

Джек знал, что она врет.

Ребекка сидела в таком же уникальном кресле, скрестив ноги и положив руки на подлокотники, и выглядела спокойной и уверенной. Она спросила Шелли:

– Может быть, лично вы и не знаете этого человека, но, вероятно, слышали это имя?

– Нет, – ответила Шелли.

Джек начал наступать:

– Послушайте, мисс Паркер, мы прекрасно знаем, чем занимался Винс, и кое-что можем приписать и вам…

– Я не имела к его делам абсолютно никакого отношения!

– …но не станем обвинять вас в чем бы то ни было…

– А вы и не сможете!

– …если вы согласитесь на сотрудничество.

– У вас ничего на меня нет.

– Мы вам можем очень насолить, мисс Паркер.

– Карамацца тоже могут это сделать. Я не стану ничего о них говорить.

– А мы и не спрашиваем о них. Расскажите об этом Лавелле, – сказала ей Ребекка.

Шелли задумчиво покусывала нижнюю губу.

– Он – гаитянец, – решил приободрить ее Джек.

Шелли перестала кусать губу и откинулась на белой софе, приняв непринужденный вид.

– Что это за желтый? – спросила она.

– Как? – переспросил Джек.

– Кто он? Японец, китаец, вьетнамец? Вы же сказали, что он азиат.

– Он гаитянец. Он с острова Гаити.

– А, ну тогда он вообще никакой не желтый.

– И то правда, никакой он не желтый, – согласилась Ребекка.

Шелли уловила неприятную нотку в голосе Ребекки и явно занервничала, хотя и не понимала причину ее появления.

– Он что, черный?

– Да. И вы сами прекрасно это знаете, – заметил Джек.

– Я не общаюсь с черномазыми. – Шелли подняла голову и расправила плечи.

Ребекка сказала ей:

– Мы слышали о том, что Лавелль собирался прибрать к рукам торговлю наркотиками.

– Я ничего об этом не знаю и знать не должна.

Джек спросил:

– Мисс Паркер, вы верите в колдовство?

Ребекка тяжело вздохнула. Джек посмотрел на нее и сказал:

– Потерпи, пожалуйста.

– Но это же абсолютно бессмысленно.

– Я обещаю не быть слишком восприимчивым, – улыбнулся он и, обращаясь к Шелли Паркер, повторил: – Так что же, мисс Паркер, да или нет?

– Конечно же, нет.

– Я думал, что вы боитесь говорить о Лавелле из опасения, что он сглазит вас или сделает еще что-нибудь в этом роде.

– Это все полная ахинея.

– Вы в этом уверены?

– Я точно вам говорю: абсолютнейшая ерунда, рассчитанная на кретинов.

– Но вы все же слышали о Баба Лавелле? – спросил Джек.

– Нет, я только сказала вам, что…

– Если бы вы ничего не знали о Лавелле, то очень бы удивились, когда я спросил вас о колдовстве. Вы непременно спросили бы, какого черта я вообще примешиваю к этому делу какую-то магию. Вы же ничему не удивились, поскольку знаете о Баба Лавелле. Это бесспорно.

Шелли поднесла руку ко рту и начала было кусать ноготь, но, поймав себя на этом, решила, что не стоит портить маникюр за сорок долларов.

– Ладно, ладно, сдаюсь. Я знаю о вашем Лавелле.

Джек победоносно посмотрел на Ребекку:

– Вот видишь?

– Неплохо, – согласилась она.

– Грамотная тактика допроса. Воображение помогает.

Шелли спросила:

– Можно мне еще немного виски?

– Подождите, пока мы не закончим задавать вопросы, – ответила Ребекка.

– Я не пьяна, – сказала Шелли.

– Я этого и не говорила.

– Я никогда не пьянею. Я не панк.

Она поднялась с софы, подошла к бару и налила еще немного виски. Затем вернулась на место и поставила стакан на столик, демонстрируя трезвость и силу воли.

Джек перехватил взгляд, каким Шелли смотрела на Ребекку. Чистая кошка, изогнувшаяся перед решающим прыжком.

Причиной напряжения, повисшего в воздухе, на этот раз была не Ребекка. Она говорила с Шелли вполне прилично до тех пор, пока та не стала болтать насчет желтых. Злилась и нервничала Шелли, видимо, сравнив себя с Ребеккой и осознав свое положение.

Как и Ребекка, Шелли Паркер была привлекательной блондинкой. Но на этом их сходство и заканчивалось. Внешность Ребекки говорила о ее интеллигентности и утонченности. Ничего этого не было у Шелли. При том, что ее волосы были тщательно пострижены и уложены, она имела фривольный вид. Широкоскулое лицо с короткой верхней губой и небольшим ртом было перегружено косметикой. Голубые глаза были лишены того осмысленного блеска, который так украшал Ребекку. Фигура Шелли вызывала представление о французской булочке, пышной и мягкой, с избытком масла, яиц и сахара, хотя следовало признать, что в узких черных слаксах и ярко-красном свитере она смотрелась очень даже ничего.

Пожалуй, на ней было слишком много драгоценностей: два браслета, два кольца, дорогие часы, два кулона на золотых цепочках – один с бриллиантом, другой с крупным изумрудом величиной с орех. Ей было двадцать два года, и мужчины, используя ее не совсем деликатным образом, перестанут дарить ей драгоценности лет этак через семь-восемь.

Джек знал, почему ей не понравилась Ребекка.

Шелли была той женщиной, которую мужчины хотели, о которой мечтали. А Ребекка не только вызывала у них желание – она была из тех женщин, на которых женятся.

Джек мог представить себе неделю с Шелли Паркер на Багамах. Это было бы здорово! Но только неделю. После семи дней, несмотря на ее энергию и несомненную профессиональность в постели, ему бы все это надоело. В конце недели ему было бы все равно, с кем говорить: с Шелли или со стеной. А вот Ребекка никогда бы ему не надоела. В ней сокрыта непознаваемая глубина, и даже после двадцати лет совместной жизни он все равно считал бы ее привлекательной.

Совместная жизнь? Двадцать лет?

«Господи, да о чем это я?» – поразился Джек своим мыслям. Шелли он сказал:

– Так что вы можете сказать о Баба Лавелле?

Та глубоко вздохнула.

– Только уговор: я ничего не скажу вам о семье Карамацца.

– А мы о них ничего и не спрашиваем. Только о Лавелле.

– Ладно. Но потом вы обо мне просто забудете. Я уйду отсюда. И никаких свидетельских показаний.

– А вы и не были свидетелем убийства. Расскажите то, что знаете о Лавелле, и можете идти на все четыре стороны.

– Хорошо. Он взялся непонятно откуда пару месяцев назад и стал торговать кокаином и травой. За месяц сколотил шайку из двадцати уличных торговцев, снабжал их товаром и давал всем понять, что собирается стать хозяином территории. Это все, что я слышала от Винса. Впрямую я ничего не знаю, так как никогда не участвовала в торговле наркотиками.

– Ну конечно же, нет.

– В этом городе никто ничего не предпринимает без ведома дяди Винса. По крайней мере, это то, что я слышала.

– Я тоже наслышан об этом, – сухо отреагировал Джек.

– Ну так вот, кто-то из Карамацца уведомил Лавелля о том, что ему следует прекратить торговлю и согласовать все с их кланом. Это был просто дружеский совет.

– Понятно, – вставил Джек.

– Да. А он не сделал того, о чем его просили. Наоборот, этот сумасшедший негр послал Карамацца письмо со встречным предложением – разделить пополам южную часть Нью-Йорка. Сумасшедший негр. Ведь у Карамацца и так все было в руках.

– Достаточно дерзкий шаг со стороны мистера Лавелля, – заметила Ребекка.

– Конечно, ведь для них Лавелль был пустым местом. Кто о нем раньше слышал? Если судить по рассказам Винса, старший Карамацца решил, что Лавелль просто не понял сути первого предупреждения, и послал нескольких ребят растолковать ему все поподробнее.

– Они что, должны были переломать Лавеллю ноги? – спросил Джек.

– Или еще что-нибудь похуже, – ответила Шелли.

– Всегда есть более худший вариант.

– Но с посланцами случилось что-то непонятное, – продолжала Шелли.

– Их убили?

– Я не совсем в этом уверена. Винс сказал, что они просто больше не появились.

– Значит, их убили, – констатировал Джек.

– Вполне возможно. В общем, Лавелль дал знать Карамацца, что он какой-то там колдун и что даже все Карамацца, вместе взятые, не смогут противостоять ему. Конечно, в клане посмеялись над этим от души, и Карамацца послал на Лавелля пятерых своих лучших подонков, которые прекрасно знали, как действовать, когда дождешься наиболее подходящего момента.

– С ними тоже произошел какой-то инцидент? – спросила Ребекка.

– Да. Четверо из них исчезли.

– Что же с пятым? – спросил Джек.

– Его нашли на тротуаре возле дома Дженнаро Карамацца в Бруклине. Он был жив. Весь в крови и сильно избит, но все же жив – единственный из той злосчастной пятерки. Правда, после этого и его нельзя было называть живым.

– Что это значит?

– Он шизанулся.

– Что-что?

– Ну, сошел с ума. Как понял Винс, этот парень чокнулся, когда увидел, что произошло с его товарищами.

– А как зовут этого парня?

– Винс не сказал мне.

– Где он сейчас может находиться?

– Я думаю, дон Карамацца его куда-нибудь запрятал.

– А он все еще не в себе?

– Я думаю, да.

– Карамацца посылал третью группу?

– Об этом ничего не слышала. Лавелль дал знать старику Карамацца, что, если тот хочет войны, он принимает вызов. Но предупредил, что обладает колдовскими силами.

– На этот раз, я полагаю, уже никто не смеялся, – заметил Джек.

– Да, никто смеяться не стал.

Они молчали некоторое время.

Джек посмотрел на опущенные глаза Шелли. Они не были ни покрасневшими, ни опухшими от слез. Было очевидно, что Шелли особенно не расстраивала гибель Винса Вастальяно.

За окном по-прежнему завывал ветер. Сухие снежинки ударяли в стекло. Джек спросил Шелли:

– Мисс Паркер, как вы думаете, причиной всего случившегося могли быть колдовские заклинания или что-нибудь в этом роде?

– Нет, хотя черт его знает. Чего только не бывает на свете! Сейчас уже трудно говорить что-либо наверняка. Единственное, в чем я не сомневаюсь, так это в том, что Баба Лавелль – умный и хитрый парень.

Ребекка сказала:

– Кое-что об этом мы уже слышали вчера от брата другой жертвы, но его рассказ не был таким подробным, как ваш, и он не знал, где можно найти Лавелля. А вы не знаете?

– Квартира у него была в Вилледже, но, похоже, он оттуда съехал, и с тех пор, как заварилась вся эта каша, никто его не может найти. Его уличные торговцы продолжают работать, им по-прежнему доставляют товар – так, по крайней мере, говорил Винс, – но никто не знает, куда подевался Лавелль.

– Вам известен адрес квартиры в Вилледже, где жил Лавелль? – с надеждой в голосе спросил Джек.

– Нет. Я действительно никогда не имела отношения к делам с наркотиками. Честно. И знаю только то, что слышала от Винса.

Джек глазами спросил у Ребекки, есть ли у нее какие-нибудь вопросы, но она мотнула головой.

Тогда Джек сказал Шелли:

– Вы можете идти.

Она допила виски, поставила стакан на столик и поднялась, поправляя свитер.

– Клянусь, сыта этими уголовниками по горло. Хватит. С ними все время попадаешь в передряги.

Ребекка посмотрела на нее, и Джек заметил в ее глазах злой огонек.

– А я слышала, что некоторые желтые очень даже ничего.

Шелли поморщилась и покачала головой:

– Желтые? Нет, только не для меня – они все слишком маленькие.

– Я смотрю, вы и черных, и желтых, и уголовников раскритиковали. Разборчивая девушка.

Джек ощутил, сколько сарказма было в этих словах, но Шелли ответила Ребекке сдержанной улыбкой, как бы видя в них заботу старшей сестры:

– Это точно. Понимаете, я ведь не просто девочка среднего пошиба. У меня очень много плюсов. Я могу позволить себе быть разборчивой.

– Да, и поаккуратнее с кули.

– Правда? А я никогда и не водилась с кули. Они – дрянь?

– Ну, это еще терпимо. А вот шерпы – полный аут.

Джек кашлянул в кулак, чтобы сдержать смех.

Беря в руки пальто, Шелли нахмурилась:

– Шерпы? А кто они такие?

– Они из Непала, – пояснила Ребекка.

– А где это – Непал?

– В Гималаях.

Шелли чуть не выронила пальто:

– Те самые горы?

– Те самые, те самые, – уверила ее Ребекка.

– Это же на краю света!

– Да, на краю света.

Глаза у Шелли широко раскрылись. Надев наконец пальто, она спросила у Ребекки:

– А вы что, много путешествовали?

Джек испугался, что, сдерживая хохот, прокусит себе язык.

– Да, пришлось немного поездить, – ответила Ребекка.

Шелли вздохнула, застегивая пуговицы пальто.

– А мне пока не очень-то везло: только и бывала по разу на Майами и в Лас-Вегасе. Я даже никогда не видела шерпа, не говоря уж о том, чтобы переспать с ним.

Ребекка не поскупилась на совет:

– Если уж как-нибудь доведется встретить шерпа, лучше сразу убирайтесь от него подальше. Никто не умеет так быстро и навсегда разбивать женские сердца, как шерпы. И еще, между прочим, вы, наверное, понимаете, что пока не можете покинуть город без нашего ведома?

– А я никуда и не собираюсь, – заверила ее Шелли.

Она достала из кармана пальто длиннющий вязаный белый шарф и обмотала им шею. Уже в дверях она вдруг обернулась и посмотрела на Ребекку.

– Послушайте, лейтенант Чандлер, извиняюсь, если была с вами поначалу несколько резка.

– Не стоит беспокоиться.

– И спасибо за советы.

– Мы, женщины, должны помогать друг другу.

– Действительно, – согласилась Шелли.

Она вышла из комнаты.

Когда шаги ее затихли, Ребекка не выдержала:

– Господи, что за тупая, эгоистичная, самовлюбленная сучка.

Джек взорвался смехом, откинувшись на спинку кресла времен королевы Анны.

– Ты заговорила, как Невецкий.

Подражая голосу Шелли Паркер, Ребекка произнесла:

– Я и сама не могу не признать, что я – не просто девица среднего пошиба. У меня немало плюсов… Бог мой, Джек! Единственные заметные ее «плюсы» – это по одному на каждой титьке.

Джек чуть не свалился на пол. Ребекка, наблюдая за его конвульсиями, с ухмылкой заметила:

– Я, между прочим, видела, как ты на нее пялился.

– Нет, только не я, – выдавил он между приступами смеха.

– Не придуривайся! Определенно пялился. Но напрасно, она бы с тобой не пошла.

– Ты уверена?

– В тебе ведь есть толика ирландской крови? Твоя бабка не была ирландкой? – И вновь подражая Шелли Паркер, сказала: – О, нет ничего отвратительней этих ирландцев – задолизов папы и пожирателей картошки.

Джек уже икал от хохота.

Ребекка села на софу. Она тоже смеялась.

– В тебе немало и британской крови, насколько я помню, Джек?

Джек, все еще давясь от смеха, с трудом произнес:

– Да, не без этого. И потому я еще и конченый чаехлеб.

– Это тоже ужасно, но не настолько, как если бы ты был шерпом.

Они все еще надрывались от смеха, когда один из полицейских зашел в комнату и, с недоумением глядя на них, спросил:

– Что здесь происходит?

Ни один из них не мог успокоиться, чтобы ответить.

– Следовало бы выказать хоть немного приличия: у нас тут все-таки два трупа, – упрекнул их полисмен.

Как ни странно, его слова вызвали новый приступ смеха.

Патрульный зло зыркнул на них и, покачав головой, ушел.

Джек понимал, что именно присутствие в доме смерти делало глупую болтовню Шелли Паркер такой заразительно смешной. Четыре мертвеца за последние пару дней! Им с Ребеккой нужна была такая разрядка, этот смех был целительным.

Наконец они успокоились и смахнули выступившие на глазах слезы. Ребекка подошла к окну и уставилась на падающий снег. Комнату заполнила та особенная тишина, которая способна удержать блаженные мгновения расслабляющего веселья. Эта тишина творила с Джеком то, что он не мог передать словами своим картежникам-друзьям на прошлой неделе. В такие минуты перед ним возникала совсем другая Ребекка – с редким чувством юмора, умением посмеяться над несуразностями жизни, и Джек особенно остро чувствовал, как необходима ему эта женщина.

Именно такие моменты, пусть крайне редкие, делали их партнерство столь надежным и безусловным для него. Джек надеялся, что таких моментов будет все больше, что Ребекка все чаще будет выпускать на свободу свое сокровенное «я» и однажды, если у него хватит терпения, эта другая Ребекка заменит нынешнюю Снежную королеву.

Пока же, как и обычно, перемена в ней оказалась кратковременной. Она отвернулась от окна и сказала:

– Пойдем-ка лучше поговорим с медицинскими экспертами и посмотрим, что они там нашли.

Джек ответил:

– Хорошо. И попробуем сменить выражение лица, Чандлер. Давай окаменеем и докажем, что у нас тоже есть совесть и уважение к смерти.

В ответ она улыбнулась, и на этот раз это была ее обычная улыбка.

Она первой вышла из комнаты.

Он – следом за ней.