Текст книги "Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью"

Дин Кунц
Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью

Dean Koontz

Deeply Odd

Copyright © 2012 by Dean Koontz

Published by arrangement with Prava i Prevodi and Lennart Sane Agency AB

© Вебер В., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Эта книга посвящается Стивену Соммерсу[1]1
  Соммерс, Стивен/ Sommers, Stephen (р. 1962) – американский режиссер, уговоривший Дина Кунца продать права на экранизацию «Странного Томаса» и снявший этот фильм (премьера состоялась 6 апреля 2013 г.).


[Закрыть], который всегда держал слово в мире, где почти никто этого не делает. С восхищением и любовью от Странного автора.

Они шли за светом и тенью,

И свет вел их к свету,

А тень – в темноту.

Т.С. Элиот,

припев из «Скалы»

Глава 1

Еще до рассвета я проснулся в темноте от звона миниатюрного колокольчика, размером с наперсток, который я носил на цепочке: три взрыва серебристого звука и короткие мгновения тишины между ними. Я лежал на спине, абсолютно неподвижно, но тем не менее колокольчик звякнул еще три раза. Вибрации, которые передавались голой грудью, представлялись мне слишком сильными, чтобы их мог вызвать такой крошечный колокольчик. Он прозвенел трижды еще раз и смолк окончательно. Я ждал и думал, пока заря не вскарабкалась по небу и не заползла в окна моей спальни.

Позже, этим же утром раннего марта, когда я пошел в центр городка, чтобы купить синие джинсы и несколько пар носков, я встретил мужчину с пистолетом сорок пятого калибра и желанием убить несколько человек. После этой встречи день становился все более отвратительным с той же неотвратимостью, с какой солнце движется с востока на запад.

Меня зовут Одд Томас. Я признал свою странность. Меня больше не удивляет, что беда притягивает меня точно так же, как магнит – железо.

Девятнадцатью месяцами раньше, двадцатилетним, мне следовало погибнуть под пулями в знаменитом, попавшем на все новостные ленты и экраны телевизоров, побоище в торговом центре Пико Мундо, расположенном в пустыне, в калифорнийском городке. Говорят, я спас множество жизней горожан и приезжих. Однако многие умерли. Я – нет. Мне приходится с этим жить.

Сторми Ллевеллин, девушка, которую я любил больше жизни, тоже погибла в тот день. Я спас других, но не сумел спасти ее. Мне приходится жить и с этим. Жизнь – цена, которую я плачу за то, что подвел ее, высокая цена, платить которую приходится каждое утро, с того самого момента, как я просыпаюсь.

Девятнадцать месяцев, прошедших после ее гибели, я путешествовал в поисках смысла моей жизни. Я учусь, направляюсь в те места, куда должен идти.

В настоящее время жил в арендованном живописном коттедже на три спальни в тихом прибрежном городке, расположенном в паре сотен миль от Пико Мундо. Переднее крыльцо выходило на море, и желтая бугенвиллея оплела половину крыши.

Аннамария, которую я знаю только с января, занимала одну из спален. Ей рожать где-то через месяц, но она заявляет, что беременна с давних пор, и настаивает, с животом ей ходить еще долго.

Хотя многое из того, что она говорила, понять мне так и не удалось, я уверен, что она всегда говорит правду. Она загадочная, но не обманщица.

Мы друзья, но не любовники. Таинственность в любовнице скорее всего указывает на грядущий катаклизм. Но обаятельная подруга, на теплое отношение которой иной раз накладывается ледяная непостижимость, может быть интересной спутницей.

В то утро, когда я собрался в экспедицию за покупками, Аннамария вышла со мной на крыльцо. Сказала:

– Летнее время начнется только через пять дней.

Спустившись с последней ступеньки, я повернулся и посмотрел на нее. Она не красавица, но и не простушка. Чистая белая кожа казалась гладкой, как мыло, большие темные глаза, в которых отражался сверкающий океан, глубиной напоминали галактики. В кроссовках, штанах цвета хаки и мешковатом свитере она все равно выглядела миниатюрной, прямо-таки маленькая девочка, надевшая одежду отца.

Не зная, почему она упомянула летнее время, я ответил:

– Надолго я не задержусь. Вернусь намного раньше заката.

– Темнота не всегда наступает в предписанный срок. Темнота может свалиться на тебя в любой момент дня, как тебе очень хорошо известно.

Однажды она сказала мне, что есть люди, которые хотят ее убить, и пусть больше об этом не упоминала и не приводила примет ее предполагаемых убийц, я верил, что об этом она говорила правду, как и об остальном.

– Я останусь, если тебе грозит опасность.

– Опасность грозит тебе, молодой человек. Здесь или там, везде, ты постоянно ходишь по лезвию ножа.

Ей восемнадцать, мне почти двадцать два, но, когда она называла меня молодым человеком, я чувствовал ее правоту. Она пребывала вне времени, могла жить в любом столетии или даже во всех.

– Делай что должен, – напутствовала она меня, – но возвращайся к нам.

«Делай что должен» прозвучало нарочито зловеще, так не говорят человеку, который отправляется в магазин за носками.

Из окна за спиной Аннамарии за нами с серьезным лицом наблюдал Тим. Рядом с ним, положив передние лапы на подоконник, на меня смотрели обе наши собаки, золотистый ретривер Рафаэль и белая немецкая овчарка по кичке Бу. Девятилетний Тим пробыл с нами уже чуть больше месяца после того, как мы спасли его из поместья, именуемого Роузленд, в сонном городке Монтесито. Я написал об этой истории в предыдущем томе моих мемуаров. Теперь мы – его семья. Из-за уникальности истории Тима скоро нам придется придумать легенду, с которой он мог бы жить дальше.

Моя жизнь такая же странная, как и мое имя.

Тим помахал рукой мне. Я – ему.

Перед тем, как выйти из дома, я спросил мальчика, не хочет ли он пойти со мной. С кроткой улыбкой Аннамария указала, что ни Ксеркс, ни Леонид не приглашали детей сопровождать их в Фермопилы.

В 480 году до рождения Христа триста спартанцев под командованием Леонида какое-то время сдерживали двести тысяч персов, возглавляемых Ксерксом, прежде чем их всех убили. Я не видел аналогии между моим скромным походом за носками и одной из самых яростных битв в истории человечества.

По опыту я уже знал, что бесполезно обращаться за разъяснениями к Аннамарии, когда она делала такие вот ставящие в тупик заявления, но едва не попытался еще раз. Однако она уже открыла мне дверь, знаком руки предлагая покинуть кухню, вышла следом за мной на крыльцо и теперь стояла, улыбаясь, а я смотрел на нее снизу вверх. Момент, когда я мог попросить ее прояснить ситуацию, миновал.

– Колокольчик звонил прошлой ночью, – поделился я с ней.

– Да, я знаю.

Не думаю, что она услышала колокольчик из своей комнаты, через две закрытые двери.

Ранее она сказала мне: если колокольчик зазвонит ночью, в самом скором времени нам придется перебираться на новое место.

– Я увижу тебя снова, когда ветер взобьет воду белым и черным, – с тем она повернулась и ушла в коттедж.

За полоской пляжа синева океана расстилалась до горизонта. День застыл без единого порыва ветра, а небо было таким чистым, что я, казалось, вижу звезды, пусть их и скрывал солнечный свет.

Не заинтригованный, но в определенном недоумении, я отшагал полмили на север, к центру городка, с настороженностью, которой не ощущал несколькими минутами ранее. Затененная калифорнийскими дубами, торговая часть города представляла собой трехполосную улицу, с обеих сторон которых протянулись шесть кварталов магазинов, ресторанов, харчевен. Если вам требовался настоящий город, не составляло труда проехать по побережью в Санта-Барбару.

Я не знал, что очень скоро незнакомец пригрозит кастрировать меня или что у него окажется пистолет с глушителем. У меня есть особый дар, и он позволяет мне иногда видеть пророческие сны, но бодрствуя, будущего я не вижу.

Когда я впервые заметил трейлер, он сразу разжег мое любопытство, но я и представить себе не мог, какой страшный враг сидит за рулем. Я даже не успел глянуть на водителя.

Мое неуемное любопытство не раз и не два приводило к беде. Но еще чаще оно спасало мне жизнь. Так что в итоге больше помогало мне, чем мешало. Неправда, что любопытство убило кошку[2]2
  Автор предлагает прямое толкование английской идиомы Curiosity kill the cat: «Любопытство до добра не доведет».


[Закрыть]. Обычно с кошками расправляются койоты или «питербилты».

В любом случае любопытство – часть моего дара, моего шестого чувства. И я вынужден задействовать его.

Трейлер, восемнадцатиколесный «ПроСтар+», выглядел круто. Спроектированный с учетом требований аэродинамики тягач с массивной решеткой перед бампером и фарами, напоминающими глаза ящерицы, выкрашенный в красный и черный цвета, с серебристыми сверкающими полосками. Черный фургон без логотипа или рекламных надписей.

Я как раз добрался до торгового района, когда трейлер прокатил мимо меня, направляясь на север. Не осознавая, что делаю, я перешел на быстрый шаг. Когда «ПроСтар+» затормозил перед знаком «Стоп», я его почти догнал.

Когда бегемот ускорился, пересекая перекресток, я побежал и только тут осознал: интуиция подсказывает мне, что этот трейлер – зло.

Нет, разумеется, не сам «ПроСтар+». Я не верю, что в автомобиль может вселиться демон и тогда, без водителя, он будет гонять по городу и давить людей, чтобы попробовать вкус крови покрышками. Не верю я и в то, что Херби, «Фольксваген» из диснеевских фильмов, обладал разумом, позволяющим ему соединять влюбленные сердца и наказывать негодяев. Если поверишь в первое, то поверишь и во второе, а потом поедешь на автомойку на своей «Тойоте» с сексуальным голосом навигатора, чтобы увидеть ее голой и намыленной.

Я быстро отставал от трейлера, но потом, около северной окраины городка, он свернул с улицы к супермаркету. Если бы водитель привез какой-то товар, он бы заехал за здание, к разгрузочной платформе. Вместо этого он остановил трейлер, который занял несколько парковочных ячеек в дальнем от супермаркета конце автомобильной стоянки, ближе всего к улице.

К тому времени, когда я добрался до восемнадцатиколесника, стоявшего в тени колыхающихся под легким ветерком эвкалиптов, водитель успел отойти. Затаив дыхание, я обошел трейлер, оглядывая его со всех сторон.

Моя интуиция стояла дыбом, как шерсть на холке собаки. Обостренная интуиция – тоже часть моего шестого чувства.

День выдался теплый, ветерок приятно холодил кожу, но в непосредственной близости от трейлера температура воздуха упала очень уж сильно, и я не мог списать это падение исключительно на тень эвкалиптов. Я приложил ладонь к борту. По ощущениям, водитель свернул с дороги, чтобы переждать слепящий снежный буран при минусовой температуре.

Но я видел перед собой не рефрижератор, перевозящий замороженные продукты. Холодильной установки, которая обычно монтируется между фургоном и тягачом, не просматривалось.

Я поднялся на ступеньку у топливного бака, чтобы через боковое стекло заглянуть в кабину. Кожаные сиденья, деревянные панели, консоль с проигрывателем компакт-дисков и навигатором джи-пи-эс, просторное помещение для отдыха за спинками сидений. Уютное получилось гнездышко.

На закрепленной над лобовым стеклом рации вместе с микрофоном висела нитка красных бусин, а среди них – пять белых черепов, размером со сливу. Выглядели они так, будто вырезали их вручную, возможно, из кости.

Дальнобойщики по-всякому украшают свои кабины. Миниатюрные черепа не служили доказательством, что водитель опасен, как фигурка Маленькой Русалки не говорила о том, что ее хозяин – наивный мечтатель.

Тем не менее я обошел фургон сзади, чтобы взглянуть на дверцы. Возможно, мне потребовался бы ключ, возможно, и нет.

Прежде чем я успел понять, как работает система рычагов, тихий ласковый голос спросил:

– Тебе нравится мой трейлер, падла?

Его рост составлял шесть футов и два дюйма, то есть он возвышался надо мной на несколько дюймов. Хотя выглядел он лет на тридцать пять, белые волосы, как и брови, указывали, что он или альбинос, или очень уж рано поседел. Лицо с нордическими чертами было покрыто ровным загаром: меланомы он определенно не боялся. Глаза оттенком полностью соответствовали синеве воды в унитазе, оснащенном специальным бачком с очищающим и дезинфицирующим составом, и не уступали ей по привлекательности.

Всегда надеясь, что в любой ситуации, даже чреватой применением насилия, есть потенциал для взаимопонимания и даже дружбы, я сделал вид, что слово «падла» пролетело мимо моих ушей.

– Да, сэр, прекрасный трейлер.

– Хочешь знать, что я везу? Разбирает любопытство?

– Нет, сэр. Меня – нет. Просто нравятся красивые трейлеры.

Его зубы сверкнули столь неестественной белизной, что я испугался: вдруг получил радиоактивный ожог от его улыбки.

Похоже, ему нравилась нарядная ковбойская одежда. Явно сшитые на заказ черные остроносые сапоги украшали полоски белой змеиной кожи. На черных джинсах выделялись красные стежки швов, манжет, карманов. На красной шелковой рубашке стежки, наоборот, были черными. На галстуке-боло зажим представлял собой вырезанную из кости голову змеи, и так же выглядели наконечники, крепившиеся на концах шнурка. Алые манжеты и воротник черного приталенного пиджака искрились блестками.

– Если ты верующий, можешь сказать, сколько ступенек на лестнице, которая ведет на небеса? – спросил он.

– Видите ли, сэр, я не теолог. Всего лишь оставшийся без работы повар блюд быстрого приготовления.

– Ступенек только две, падла. Первая ступенька – прикосновение к моему трейлеру. Вторая – отсутствие убедительного для меня объяснения.

– Сэр, но ваш трейлер действительно красавец, а я всегда хотел стать дальнобойщиком.

– Ты никогда не хотел стать дальнобойщиком.

– Признаюсь, преувеличил, но трейлер – красавец.

Пистолет сорок пятого калибра «Сиг Сауэр» появился в его руке точно так же, как голубь появляется в руке фокусника: материализовался из воздуха. Хуже того, пистолет смотрел мне в пах, и меня бы это нисколько не волновало, если бы мужчина держал в руке голубя.

– Хочешь стать евнухом, чтобы более никогда не тревожиться, встанет у тебя или нет?

Он вновь поджарил меня ослепительной улыбкой, и теперь я напоминал себе яичницу-глазунью, которую вот-вот подхватят деревянной лопаточкой.

– Мне бы этого не хотелось, сэр.

Растущие в ряд эвкалипты скрывали нас от проезжающих по улице автомобилей. Люди с автомобильной стоянки шли в супермаркет и возвращались на нее, но к зданию они находились гораздо ближе, чем к нам. Едва ли их могла заинтересовать парочка разговаривающих дальнобойщиков, а своим телом ковбой закрывал пистолет от посторонних взглядов.

– Думаешь, я не сделаю этого у всех на виду? Ты удивишься, узнав, чего не видят люди. Выстрела они не услышат. Ты упадешь, прежде чем успеешь крикнуть. А как только ты упадешь, я наступлю тебе на шею, разорву трахею. Потом обойдусь с тобой будто ты пьяный. Прислоню к стволу одного из деревьев, и тебя будут принимать за бродягу-алкаша, отсыпающегося после выпитого. Ни у кого не возникнет желания подойти к обоссанному алкашу. И я гарантирую, никто не вспомнит меня. Никто меня не заметит.

Я видел искренность в этих глазах цвета воды из унитаза, и я знал, что он, как ни безумно это звучит, мог слить меня из этого мира.

Внешне я нерешительный и невзрачный, как и любой другой безработный повар блюд быстрого приготовления. Плюс ужас, который читался у меня на лице. И мужчина, конечно, никак не мог ожидать, что я схвачу его за запястье обеими руками и направлю пистолет в землю, подальше от моих причиндалов между ног.

Он нажал на спусковой крючок, от выстрела шума было меньше, чем от пули, которая отрекошетила от асфальта и едва не задела мою левую ногу.

Может, я не смог бы выкрутить запястье ковбоя достаточно сильно, чтобы заставить его выронить пистолет, но произошло нечто экстраординарное. Когда я прикоснулся к нему, еще до того, как пуля практически бесшумно вылетела из глушителя, автомобильная стоянка исчезла, и на несколько мгновений меня окружил мир, открывшийся моему мысленному глазу.

Безлунной ночью я стоял перед стальной платформой, поднятой на стальных колоннах, круглой сценой, освещенной пляшущим пламенем факелов, закрепленных на высоких стержнях. На сцене, на стульях с прямыми спинками сидели трое детей: мальчик лет восьми, девочка, наверное, лет шести и девочка постарше, возможно, десятилетняя. Сидели с широко раскрытыми глазами, приоткрыв рты, руки бессильно лежали на коленях. Лишенные эмоций. Одурманенные. Мужчина с белыми волосами, в кроваво-красном костюме, черной рубашке и черной маске поднялся на сцену по стальным ступенькам. С огнеметом. И сжег детей.

Видение взорвалось, как мыльный пузырь, реальность вернулась, мы с ковбоем отшатнулись друг от друга, пистолет уже лежал на асфальте между нами. Изумленное выражение лица и страх в глазах подсказали мне следующее: во-первых, он увидел то же, что и я, а во-вторых, именно он был мужчиной в черной маске и красном костюме, и в будущем, возможно не столь отдаленном, собирался сжечь живьем беспомощных детей, утоляя безумную жажду убивать.

Я же только что впервые заглянул в будущее не во сне, а наяву.

Он нагнулся, чтобы поднять пистолет, но я успел пнуть его, отбросив под восемнадцатиколесник, когда пальцы ковбоя находились в каком-то дюйме от пистолета.

Словно выскользнув из закрепленного на предплечье чехла, в руке ковбоя оказался нож с лезвием в шесть дюймов, выскочившим из желтой рукоятки.

Я не люблю пистолеты и револьверы, но не жалую и ножи. Никогда не ношу их с собой. Я повернулся и побежал от ковбоя через автомобильную стоянку, к супермаркету, где он не решился бы искромсать меня на куски в присутствии свидетелей.

Внезапно мир стал зловещим, словно дух абсолютной тьмы прибыл, чтобы править им, потому что пришел его час. Даже моя маленькая тень, не отстающая от меня ни на шаг, когда я бежал на запад, казалось, вынашивала дурные замыслы, намеревалась свалить на землю, если бы догнала.

Оглянувшись, я обнаружил, что дальнобойщик меня не преследует. Я вообще его не увидел. Перешел на быстрый шаг, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, а когда створки автоматически открываемой двери разошлись, вошел в прохладу магазина.

Будь я в Мико Мундо, моем родном городе, я бы знал, что делать. Тамошний начальник полиции Уайэтт Портер понимал меня и верил мне. Одного моего слова хватило бы, чтобы он задержал ковбоя и обыскал трейлер.

Но я давно путешествовал, шел туда, где более всего требовались мои таланты, притягиваемый песнями сирен: слышать не мог, но моя кровь реагировала на них. В этом месте никто меня не знал, и могли принять за одурманенного наркотиками параноика, еще одного представителя отбросов человеческого общества, мусора, засоряющего ландшафты Америки в мире, который становился темнее день ото дня.

В супермаркете я встал у закрытой кассы, притворяясь, будто выбираю журнал среди предложенного многообразия, но на самом деле держал под контролем двери для входа и выхода покупателей в северном и южном концах магазина.

Менее месяца тому назад в городе Магик-Бич я впервые прикосновением опознал потенциального убийцу. В том случае перед моим мысленным глазом – и перед его – возникла сцена из кошмара ядерного Армагеддона, приснившегося мне прошлой ночью, и я понял, что он один из заговорщиков, решивших взорвать атомные бомбы в американских городах. Но мне не снились эти дети, которых заживо сжигали на сцене.

Я не рассчитывал, что ковбой последует за мной. Я рассчитывал, что он сядет в кабину своего большого трейлера и направится по шоссе в ад, следуя курсу, заложенному в навигатор. Видение потрясло его так же, как и меня. Но, как я не раз убеждался на собственном опыте, ожидания зачастую расходятся с действительностью.

Ковбой вошел в северную дверь, сразу заметил меня и целенаправленно двинулся в мою сторону. Выглядел он как звезда проводящихся в каком-то параллельном мире нэшвиллских концертов «Гранд ол опри»[3]3
  «Гранд ол опри»/Grand Ole Opry – одна из старейших (с 1925 г.) американских еженедельных радиопередач, проводимая в прямом эфире в формате концерта с участием звезд кантри.


[Закрыть], в которых участвовали маньяки, поющие кантри.

Я зашагал по центральному проходу, повернул направо, пересек магазин, направляясь в продуктовый отдел, чтобы выиграть время на раздумья.

Даже если бы мне удалось найти сочувствующего покупателя, или заслуживающего доверия продавца, или полицейского, зашедшего в магазин в свободное от работы время, чтобы купить пару фунтов яблок, я не мог обратиться к ним за помощью из-за произошедшего в Магик-Бич. Одни плохиши в том городе попали в тюрьму, другие умерли. На последнем этапе благодаря моему анонимному звонку Министерство национальной безопасности и ФБР не остались в стороне, и теперь они разыскивали человека с моими приметами, пусть и не знали моего имени. Я не мог привлекать к себе внимания полиции в этом городке, отстоящем менее чем на сотню миль от Магик-Бич.

В этом большом, сложном, часто загадочном мире я мало что знаю и не скрываю этого. Да, мне известно, как испечь пышные оладьи, но не более того. При этом, несмотря на все мое невежество, мне совершенно ясно, что я проведу всю жизнь под замком, если кто-то из федеральных чиновников заподозрит, что я обладаю сверхъестественными способностями. Они не откажут себе в удовольствии поставить их на службу собственным целям.

Опять же меня будут изучать, подвергать неприятным экспериментам. У меня иррациональный, но тем не менее подлинный страх перед учеными, которые захотят распилить мне череп и втыкать иголки в различные части мозга, чтобы понять, удастся ли им заставить меня кудахтать, как курица, лаять, как собака, или спеть заглавную партию в «Фантоме Оперы».

Разодетый в красное и черное ковбой прибыл в продуктовый отдел. Пистолет и нож он спрятал, но безумие читалось на его лице так же явно, как если бы он орал благим матом и скакал будто обезьяна.

В этот момент я отметил еще одну удивительную особенность этого человека, помимо выбора одежды и страсти к насилию. Несмотря на экстравагантность, он не вызывал никакого интереса ни у покупателей, ни у сотрудников торгового зала. Они его словно не замечали.

Разумеется, в эти дни люди разработали некое подобие радара, позволяющего определять пребывающих среди нас психов, и когда в мозгу звучит сигнал тревоги, что один из таких психов поблизости, они не поднимают голову и отводят глаза. Занимаются своими личными делами, прилагая все силы для того, чтобы не замечать, что творится вокруг. Посмотри на этого странного типа, глаза которого сверкают синим огнем! И посмотри на эти груши! Какие замечательные груши! Я никогда не видел таких превосходных груш, как эти! И посмотри на этот виноград. Я куплю и груши, и виноград. А может, мне сначала ознакомиться с выпечкой и выбрать что-нибудь вкусненькое, а уж потом вернуться к грушам и винограду… пусть пока полежат, да и вообще рядом с ними стремно.

Но я подозреваю, он не привлекал к себе внимания по другой причине, которая ускользала от меня.

Ковбой подошел ко мне и остановился по другую сторону широкого прилавка, на котором с моей стороны лежали четыре сорта яблок, а с его – картофель, сладкий картофель и лук-порей. Его застывшая улыбка напомнила мне гиену, будь у гиены первоклассный дантист и деньги на весь комплекс мероприятий, гарантирующих красоту и здоровье полости рта.

– Ты уйдешь со мной и ответишь на вопросы о том, что случилось там, – услышал я, – и я обещаю тебе легкую смерть. Если не уйдешь, я сначала убью пару невинных женщин, которые пришли сюда за покупками, а потом тебя. Хочешь, чтобы их смерти висели на твоей совести?

Думаю, этот парень никогда не блефовал. Делал что хотел сделать и продолжал путь.

Но при всем его безумии он не хотел отправиться в тюрьму или попасть под пули полиции, которая среагировала бы на его безответственное поведение по отношению к покупателям супермаркета.

Я ему не ответил, и он достал пистолет с глушителем из-под приталенного пиджака и выстрелил в круглую желтую дыню, которую оглядывала какая-то старушка. Оранжевые куски дыни разлетелись в разные стороны, зацепив и старушку.

Она отшатнулась:

– Ох! Ох, Господи!

Хотя ковбой все еще держал «Сиг Сауэр» в руке, женщина, когда начала оглядываться, задержала взгляд не на нем, а на мне, словно пистолет и не заметила. Она пребывала в недоумении, но не испугалась.

Извиняясь, словно дыни время от времени взрываются, когда люди к ним присматриваются, сотрудник торгового зала поспешил к старушке, не выказывая никакого интереса к ковбою. Другие покупатели смотрели на сотрудника и перепачканную дыней старушку.

Улыбка гиены на лице ковбоя становилась все шире.

Я вспомнил его слова, произнесенные после того, как он пригрозил превратить меня в евнуха прямо на автомобильной стоянке: «Думаешь, я не сделаю этого у всех на виду? Ты удивишься, узнав, чего не видят люди».

Он рассчитывал, что я побегу, и тогда ему пришлось бы выстрелить мне в спину и забыть о допросе, который так хотелось провести. Но, как он, наверное, помнил по нашей предыдущей стычке на автомобильной стоянке, ожидания сбываются не всегда, а чего он никак не ожидал, так это нападения фрукта, летящего с высокой скоростью.

Не тратя времени на раскачку, я схватил с прилавка красное яблоко и запустил в него. Оно угодило ему по центру лица, он качнулся назад, и тут же второе красное яблоко отскочило ото лба, оглушив до такой степени, что пистолет выпал из руки. Из носа уже лилась кровь. В школьной бейсбольной команде я играл питчером и до сих пор мог направить мяч куда мне этого хотелось, да еще с большой скоростью. Продвигаясь вдоль прилавка, я схватил пару «Гренни Смит», твердых, зеленых яблок, которые часто едят печеными. Первое ударило ему по губам секунды через две после того, как красное познакомилось с его лбом, а второе попало в кадык, и под ударами яблок он рухнул на пол.

Покупатели закричали, уставившись на меня, словно видели во мне умалишенного, а разряженный ковбой, вооруженный пистолетом с глушителем, представлялся им барашком, на которого напал бешеный волк.

Сотрудник торгового зала закричал на меня, и я бросил в него «Гренни Смит» без намерения попасть. Он пригнулся, распрямился, и тут же в его сторону полетело второе зеленое яблоко. Тут он повернулся и побежал, зовя на помощь, и остальные покупатели рванули следом.

С другой стороны прилавка ковбой, сбитый с ног яблоками, с кровоточащими носом и нижней губой, стоя на четвереньках, тянулся к пистолету, который выронил. И схватил бы его до того, как я мог отбросить пистолет ногой.

Я побежал из продуктового отдела. Мимо стеллажей с экзотическими импортными крекерами, пирожными, конфетами. Налево, в длинный проход, мимо холодильных прилавков, предлагающих множество сортов сыра и самые разные соленые огурцы.

Перед мясным отделом я свернул к двустворчатой двери, за которой оказалась огромная подсобка с высокими металлическими полками по обе стороны прохода.

Двое парней в белых фартуках оторвались от своей работы, когда я пересекал их владения, но поступили мудро, не бросившись вслед. Теперь уже я воспользовался преимуществами встроенного радара, обнаруживающего психов, о котором я упоминал выше. И парни в фартуках продолжали спокойно нагружать тележки картофельными чипсами и «Чиз дудл», чтобы потом отвезти в торговый зал, словно люди с безумными глазами заскакивали в подсобку и носились по ней по несколько раз каждый день.

Пробегая мимо тележки, на которой лежали вскрытые ящики с консервами, я позаимствовал одну двухфунтовую банку тушеных бобов, а потом и другую.

В дальнем конце подсобки металлическая дверь вывела меня на разгрузочную платформу и дорогу для подъезда грузовиков. Я оставил дверь приоткрытой, показывая, что я ее проскочил, и прижался к наружной стене здания, сжимая в руках по банке с тушеной фасолью.

Жизнь у меня такая странная, что мне достаточно часто приходится схлестываться с плохишами, пуская в ход более чем необычное оружие, с каким не приходится иметь дело мистеру Мэтту Деймону и мистеру Даниэлю Крейгу, когда они, всегда на полном серьезе и с достоинством, спасают мир в своих фильмах.

Я ожидал, что ковбой последует за мной со всей доступной ему скоростью. Не показался он мне человеком, который легко отступается от задуманного, да и не привык соблюдать осторожность. Если бы он выскочил из двери, торопясь не потерять мой след, я бы оглушил его одной банкой фасоли, а второй попытался бы выбить пистолет из руки.

Через минуту я начал гадать: а может, от яблок ему досталось сильнее, чем я предполагал? Через полторы минуты дверь открылась пошире, и из нее выглянул один из парней в белых фартуках. Увидев меня, в испуге подался назад, будто увидел доктора Ганнибала Лектора с двумя отрубленными головами в руках, и торопливо вернулся к «Чиз дудл».

Я поставил банки на разгрузочную платформу, спрыгнул с нее, побежал к северному торцу здания.

Если ковбой решил удрать, мне следовало запомнить номерной знак его автомобиля. Тогда я мог анонимно позвонить в дорожную полицию, обвинить его в перевозке контрабанды и тем самым дать им возможность остановить и обыскать этот черный трейлер.

Хотя моя обостренная интуиция говорила мне, что он еще не похитил детей, а в трейлере наверняка нашлось бы что-нибудь инкриминирующее.

Я обогнул угол, пробежал вдоль северной стены, выскочил на автомобильную площадку, где солнце отражалось от сотни лобовых стекол. Трейлер исчез.

Лавируя между припаркованными автомобилями, я побежал к дальнему концу автомобильной стоянки, проскользнул между двумя эвкалиптами, остановился на тротуаре, посмотрел в обе стороны. Красно-черно-серебристого «ПроСтара+» не увидел.

Издалека донесся вой сирены.

Перейдя улицу, я направился на юг, глядя в витрины магазинов, обычный безработный парень, убивающий время, никакой не хулиган, терроризирующий беззащитных покупателей яблочным обстрелом.

Мысленно я дал себе слово отправить супермаркету пять долларов за поврежденные яблоки после того, как завершится эта история с ковбоем. За дыню я платить не собирался. Я ее не расстреливал. Ее расстрелял маньяк.

Да, я вбежал в магазин и вынудил маньяка последовать за мной. То есть можно говорить, что я нес ответственность хотя бы за часть дыни. Но грань между добродетельным поведением и самовлюбленным лицемерием тонка, и определить ее непросто. Человек, который стоит перед толпой и заявляет о намерении спасти моря и океаны, убежден, что он неизмеримо выше другого человека, который просто идет по берегу и собирает мусор, оставленный им самим и другими людьми. Но второй действительно помогает сделать мир лучшим местом, тогда как первый, возможно, честолюбивый монстр, чей крестовый поход может привести к уничтожению уже сделанного.