Текст книги "Ускользающие тени"

– Хотела бы я увидеть его во всем величии, – пробормотала Сидония скорее себе, чем своему собеседнику.

– Холленд-Хаус? – спросил Финнан, взглянув в том же направлении.

– Да. – Она отвернулась. – Вы случайно не бывали на представлении театра в Холленд-Парке?

– Несколько раз, и не жалею об этом.

– А вы не знаете, где находятся гримерные актеров?

Ирландец удивился:

– Что за странный вопрос! Наверное, в доме. А в чем дело?

– Я случайно оказалась сегодня там и видела одного из актеров.

– И вам не попало за нарушение правил?

– Нет, я успела ускользнуть, пока меня не поймали.

– Очень разумно с вашей стороны, – рассмеялся Финнан.

– Почему же?

– Потому что на этой неделе они ставят «Джека-Потрошителя». Вы могли подвергнуться опасности.

– О! – воскликнула Сидония и удивилась тему, с какой неприязнью она восприняла это замечание.

Потом, когда ужин был закончен, она попрощалась со своим новым знакомым и вернулась к себе. Внезапно ее осенила догадка: Джеком-Потрошителем называли жестокого убийцу из Ист-Энда в Лондоне викторианской эпохи, а девушка, которую она видела, была одета по моде более раннего времени.

– Ну и что, даже врачи могут ошибаться, – с улыбкой произнесла она, вспоминая глаза и голос Финнана и радуясь тому, что ее сосед оказался таким приятным, а совсем неподалеку находятся руины одного из самых великолепных зданий восемнадцатого века.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Длинное и жаркое лето наконец-то закончилось, и, хотя в сентябре было еще тепло, небо приобрело уже легкий красноватый оттенок – точь-в-точь как листва Холленд-Парка в дни ранней осени. Затем наступил октябрь, воздух наполнился горьковатым ароматом костров, под ногами шуршали листья, которые служителям парка постоянно приходилось сметать с дорожек.

Сидя на балконе с воскресной газетой в руках, Финнан О’Нейл в первый раз за осень накинул свитер. Глядя в сад, он размышлял, когда Сидония вернется из своего европейского турне, – он надеялся, что это произойдет скоро и в саду вновь будут мелькать ее блестящие волосы. Доктор рассмеялся в неподдельном изумлении, когда, будто в ответ на его мысли, внизу хлопнула застекленная дверь, и спустя минуту он увидел Сидонию в прелестном синем костюме, в котором она ухитрялась выглядеть одновременно и деловитой, и женственной. На ее руках устроился кот.

– С возвращением, – громко произнес Финнан.

– Привет! – обрадовалась она, вскинув голову. – Как ваши дела?

– Отлично. А ваши?

– Устала, но воспряла духом.

– Все прошло успешно?

– Очень!

– Поднимайтесь ко мне и выпейте что-нибудь, прежде чем рухнете замертво.

– Откуда вы знаете?

– Я же прибыл из страны эльфов…

– И так далее, и тому подобное! Все верно. Я только переоденусь и приду.

Неожиданно вышло солнце, и прежде угрюмый день прямо-таки засиял. Посвистывая, Финнан поставил на проигрыватель диск с записью Каллас и протер свои лучшие бокалы, ибо впервые за последние три года он почувствовал, что наконец-то начинает возвращаться к жизни.

Сидония была очень бледна, ее золотистые глаза припухли, под ними появились тени, но рыжеватые волосы блестели, как прежде, а уголки губ приподнимала лукавая улыбка.

– Мне сегодня везет, – заметил Финнан. – Я никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь появлялся так неожиданно, стоило мне только подумать о нем.

– Мне тоже, – ответила она.

И оба рассмеялись: Сидония – утомленно, а Финнан – с уверенностью, что где-то близ его сердца начинается оттепель.

– Жаль, но я не могу задержаться подольше, – пожалела Сидония. – Я действительно падаю с ног.

– Десяти секунд вполне достаточно, – любезно отозвался Финнан. – Вы уже воодушевили меня.

Сидония удивилась:

– А вы нуждаетесь в воодушевлении?

– Да, время от времени.

Они вышли на балкон и молча сели рядом, слушая Каллас, пока Сидония, в конце концов, не нарушила молчание, спросив:

– Что случилось новенького без меня? Приходили чинить замок у калитки?

– Да, я дал рабочему ключ, а потом он вернул его мне.

– Все сделано как следует?

– Не знаю, не догадался проверить. Но рабочий сказал, что обновил щеколду со стороны сада, поставил новую ручку и замок со стороны аллеи.

– Отлично. Вы заслужили свою беспошлинную бутылку, доктор. – И Сидония извлекла литровую бутылку ирландского виски из глубин сумки, больше напоминающей набитый мешок.

– Приму с благодарностью, мадам.

– Только не выпивайте все сразу.

– Постараюсь запомнить ваш совет.

Хотя это было бессознательное подшучивание, не требующее сосредоточенности, за ним скрывалось нечто еще неопределенное, не родившееся, неразличимое. Но если Финаан знал об этом, то Сидония ничего не подозревала и с легкостью смогла расстаться с ним полчаса спустя. Он смотрел, как она спускается по лестнице, а затем вернулся в квартиру, радуясь, что может провести остаток дня в одиночестве, ожидая новой встречи с ней. Он еще слишком хорошо помнил о прошлом, чтобы загадывать на будущее.

Сидония разделась и нырнула под толстое одеяло, вспоминая о том, что уже глубокая осень и на улице похолодало, думая о Финнане и удивляясь тому, как может этот энергичный и привлекательный человек столько времени проводить в одиночестве. Решив, что когда-нибудь она разгадает эту тайну, Сидония быстро и крепко заснула.

Она проснулась уже в сумерках, когда в саду сгустились тени. Надеясь еще раз выспаться ночью, Сидония встала и вышла на террасу. В ее отсутствие сад завалило опавшими листьями, но по нему все равно было приятно пройтись, к тому же калитка манила открыть ее. Вернувшись в дом, Сидония взяла на кухне ключи – там, где их оставил рабочий.

Теперь щеколда легко поддалась, и Сидония нажала на ручку. Всего секунду она стояла у калитки, пораженная внезапной слабостью, несомненно, вызванной длительным путешествием. Наконец головокружение прошло, и Сидония шагнула за калитку.

И сразу же ей показалось, что она по-прежнему спит, что ничего не произошло, она лежит в постели и видит сон. Ибо не только аллея Холленд, но и весь ландшафт перед ней совершенно изменился. Даже небо оказалось светлее – таким, каким оно бывает по утрам зимой, исчезли все признаки осеннего вечера.

Твердо зная, что все это не может быть реальностью, Сидония с интересом огляделась. Она стояла посреди поросшей травой прямой дорожки, которая тянулась вдоль полей. В четверти мили от нее виднелось восточное крыло Холленд-Хауса, восстановленное во всем своем великолепии; позади него спускался террасами английский парк с правильными рядами деревьев. От дома параллельно дорожке, на которой стояла Сидония, шла аллея вязов, длина которой на глаз казалась не менее двух миль.

Несмотря на холодный день краски ландшафта, были яркими, там и сям к ним примешивалась темная зелень насаждений. Южнее располагалась ферма, огороженная кирпичной стеной – той же самой, которая окружала усадьбу; там Сидония разглядела низкие строения, вероятно амбары и конюшни, фруктовый сад, дворы и подворья и парк, напоминающий тот, что и теперь существовал неподалеку от Холленд-Хауса.

Сидония чувствовала себя Дороти из сказки «Волшебник страны Оз», оказавшись в странной, нереальной, но невыразимо прекрасной стране. Она глубоко вздохнула в упоении этой картиной и тут заметила, что от каретника за западным крылом Холленд-Хауса вывернул экипаж, запряженный четверкой бьющих копытами породистых вороных рысаков. Пар вздымался из их ноздрей под холодными лучами зимнего солнца; лошади нетерпеливо рыли копытами гравий дорожки.

Посреди шеренги лакеев на мраморных ступенях подъезда появились три женщины в сопровождении одного мужчины; они прошествовали через площадку ко второй лестнице, у подножия которой стояла карета. Мужчина отошел в сторону, пропуская вперед дам. Перед глазами Сидонии промелькнули огромные колышущиеся кринолины, обилие кружевных оборок, головные уборы с перьями и туфли на высоких квадратных каблуках. Когда дамы разместились в карете, к ним присоединился мужчина – осанистый, величественный, что было заметно даже издалека. Сидония с интересом наблюдала, как форейтор что-то крикнул кучеру, тот взмахнул кнутом, и экипаж покатился к открытым воротам.

Описав полукруг, экипаж свернул на аллею вязов, постепенно приближаясь к Сидонии. Она с изумлением заметила, как внезапно в окне кареты появилась головка девушки с полотна Джошуа Рейнольдса – той, которую Сидония приняла за актрису, – и они обе уставились прямо друг на друга. Издалека Сидония разглядела украшенные цветами смоляные локоны незнакомки, элегантное, но забавное платье, чистый овал лица, склонявшегося над плечом по мере того, как карета проезжала мимо и начала удаляться. В этот момент где-то еле слышно зазвенел колокольчик.

Потом Сидония решила, что она прыгнула к телефону прямо с постели, ибо следующее, что она поняла, – то, что в руке у нее телефонная трубка, а она сама произносит в нее: «Алло!»

– Хирургическое отделение? – спросил незнакомый голос.

– Что? – глупо переспросила она.

– Это клиника доктора Смита?

– Нет, наверное, вы ошиблись номером.

– О, простите. А вы…

Но Сидония уже повесила трубку. Внезапно почувствовав тошноту и слабость, она вцепилась в ближайший стул.

– Какой сон! Боже, что за сон! – вслух повторяла она, не замечая, что делает, а потом внезапно расплакалась, упала на постель и снова заснула.

Через неделю после возвращения Сидонии из Европы Дженни устраивала «небольшую вечеринку», которая по многим признакам обещала стать незаурядным событием. Задолго до назначенного времени грохот музыки Моцарта в сочетании с ревом пылесоса, а также беготня Дженни, нагруженной покупками, заставляли почетную гостью испытывать угрызения совести из-за того, что столько усилий затрачено в ее честь. Поднимаясь по лестнице, Сидония искренне пожелала украсить вечер своим присутствием.

Побывав несколько раз на вечеринках «людей из мира искусства», она ждала самого худшего, но оказалась совершенно неподготовленной к встрече с друзьями Дженни. Пройдя в гостиную, она как будто мгновенно вернулась в разгар шестидесятых годов. Сидония испытала нечто вроде приступа «дежавю», бросив единственный взгляд на сборище обещанных Дженни «талантов», уже изрядно потрепанных жизнью, но по-прежнему находящих прелесть в общении друг с другом.

Здесь были леди-скульптор с необъятным бюстом и розовыми волосами; мужчина с огромной бородой, выглядевший как типаж с викторианских картин, на которых его голова казалась бы перевернутой, не будь на ней лица; пожилая дама в сомбреро; угловатый, но самоуверенный мужчина, который, по его словам, писал книгу и говорил только о ней.

– Это триллер с совершенно оригинальным сюжетом. Я считаю, из него получится потрясающий фильм или даже телесериал – конечно, со съемками на натуре. Но книга – это бесспорный бестселлер!

– Кто ваш издатель? – вдруг поинтересовалась женщина с розовыми волосами.

Мужчина сразу заскучал и отошел.

– Боже мой! – еле слышно ахнула Сидония и огляделась в поисках помощи. Движение у двери привлекло ее внимание. – А вот и мой спаситель, – благодарно прошептала она. – Прошу меня простить, но я бы хотела поговорить со своим давним знакомым, – объяснила она остальным и бросилась к Финнану, как матрос при кораблекрушении бросается к обломку судна.

– О, герр доктор! – почему-то на немецкий манер протянул бородатый мужчина, возникая неизвестно откуда. – Рад вновь вас видеть! Мне бы хотелось продолжить беседу, которую нам не удалось закончить при предыдущей встрече.

– Которую из них?

– О социальных и сексуальных аспектах жизни вдовцов, к каковой категории мы оба принадлежим.

Все вдруг стало ясно: почему Финнан живет один, почему в его квартире чувствуется прикосновение женской руки, и то, что он так запросто общался с ней, с Сидонией.

– Я не знала, – проговорила она. – Финнан, мне очень жаль. Когда умерла ваша жена?

– Три года назад. Она погибла в автомобильной аварии – должно быть, нагнулась у дверцы, потому что водителю машины, задавившей ее, показалось, что впереди никого нет.

– Как ужасно… Это настоящая трагедия.

– Я пережил ее, но для этого потребовалось много времени.

Бородатый мужчина шумно откашлялся.

– Конечно, это было потрясением. Моя жена умирала в больнице, поэтому мне хватило времени подготовиться к неизбежному. И, тем не менее, душевная травма осталась… – Он произносил «траума», – колоссальная травма! Если бы не моя бывшая… – Он слегка кивнул в сторону Дженни – …я просто не знал бы что делать.

– Вы были женаты на Дженни? – изумилась Сидония.

– Она – мать моих детей. Да.

– Господи, – растерялась Сидония, – я и понятия об этом не имела.

Сюрприз следовал за сюрпризом, и она лишилась дара речи, особенно теперь, когда Финнан предстал перед ней в совершенно новом свете. К счастью, в этот момент Дженни спасла ее, крикнув:

– На кухне все готово! Надеюсь, все любят карри?

– О Боже! – невольно вырвалось у Сидонии.

Финнан улыбнулся:

– Не бойтесь. Просто попробуйте, а потом переключайтесь на сыр.

– Но от сыра толстеют.

– Вот бы не подумал, что вы беспокоитесь на этот счет.

Впервые за все время их знакомства он дал Сидонии понять, что кроется в глубинах его души. Неизвестно почему, ее сердце заколотилось.

– Вы вскружите мне голову, доктор.

– Причем в самом ближайшем времени. Похоже, вы не осознаете, насколько вы привлекательны.

Она не хотела, вспоминать про Найджела, но его лицо мгновенно возникло перед ее глазами.

– Нет, не может быть. Мой бывший муж когда-то внушал мне обратное, с тех пор мне трудно поменять мнение о себе.

– Дорогая моя Сидония, – рассмеялся Финнан, – значит, вы даже не поняли, что означают мои слова! Я слышал, через месяц вы даете концерт в Уигмор-Холл?

– Откуда вы узнали?

– Видел афишу. Почему вы не сказали мне?

– Я собиралась, я даже хотела принести вам и, конечно, Дженни пригласительные билеты.

– Я приму билет только в том случае, если вы потом согласитесь пообедать со мной – без Дженни.

– Как вы жестоки! Ну, хорошо, я согласна.

Оба радостно рассмеялись, понимая, что перешли некий критический барьер во взаимопонимании и что теперь их дружба окрепла.

– Давайте уйдем, – вдруг предложил Финнан. – Как только кончится ужин и наступит подходящий момент, мы удерем отсюда.

– А как же бедняжка Дженни? Она так старалась, – С ней и с ее друзьями все будет в порядке. Они до утра проболтают о книгах, которые когда-нибудь опубликуют, и о картинах, которые когда-нибудь напишут.

– Да, доктор, – покорно сказала Сидония, входя за ним на кухню.

Покинув вечеринку, они улизнули через калитку на аллею Холленд. Финнан взял ее руку и сунул в карман своего пальто, чтобы согреть. Слева от них гасли огни театра в Холленд-Парке, который закрывался на ночь.

– Недавно мне снился странный сон об этом месте, – произнесла Сидония, внезапно пожелав исповедаться.

– О чем был этот сон?

– Я видела парк таким, каким он был – большим и ухоженным. Холленд-Хаус стоял здесь во всем величии, а старинная карета катилась по ныне несуществующей аллее вязов.

– Вероятно, вы вернулись в прошлое, – беспечно заметил Финнан.

– Наверное, да – я испытывала странное чувство. – Она подозрительно взглянула на Финнана. – Вы не смеетесь надо мной?

– Нет, не смеюсь. Я ирландец и верю, что существуют земли, сокрытые в тумане.

– Земли, сокрытые в тумане? Как поэтично!

Финнан усмехнулся:

– Я был там однажды и, вероятно, побываю вновь.

– Вы еще тоскуете по ней?

– По Рози? Моей Рози, маленькой дикой розе?

Нет, уже нет. Она тихо ускользнула в прошлое и заняла почетное место среди моих воспоминаний. Но шрам еще остался.

Сидония вздрогнула от пронизывающего ветра, который внезапно пронесся по аллее.

– Мне снилось прошлое…

– Нам всем приходится оглядываться назад, – нетерпеливо ответил Финнан, явно желая переменить разговор. – Давайте вернемся и выпьем бренди.

– Слишком поздно. У меня много работы перед концертом.

– Вы нервничаете?

Сидония резко повернулась к нему:

– Финнан, я спокойна, как камень!

– На концерте я буду вдохновлять вас, – пообещал он.

И хотя она собиралась ответить тривиальной репликой о том, что без него у нее опускаются руки, Сидония неожиданно обнаружила, что серьезно произносит:

– Я рассчитываю на вас, Финнан.

Ангажемент в Уигмор-Холл был получен восемнадцать месяцев назад агентом Сидонии Родом Ризом – случайным отпрыском итальянца-военнопленного и молоденькой уэльской девушки, которая «попала в беду», как любил называть это сам Род, многозначительно вращая своими выпуклыми итальянскими глазами и проводя рукой по светлым рыжеватым волосам, унаследованным от матери. «Выше нос! – говаривал он и Сидонии, и другим своим клиентам в моменты напряженного ожидания. – Кому какое дело? Да, крошка Сид, я сказал то, что сказал».

Род не только бегло говорил по-валлийски, но и отлично владел итальянским, немецким и французским. Более того, он был единственным человеком в мире, которому Сидония позволяла называть себя Сид. Род был известным ловеласом, но, хотя его амурные похождения бурно обсуждались в кругу музыкантов, он взял себе за правило никогда не заводить интрижки с клиентами и не жениться ни на одной из множества увивающихся вокруг него женщин. «Полюбил – позабыл» – вот мой девиз», – добродушно говорил он.

– В старости вы останетесь одиноким, – предупреждали его.

– Я не собираюсь стареть. Мне нравится быть гранд-сеньором.

– Вы неисправимы, – не раз замечала Сидония.

– Если это значит, что я не нуждаюсь в поощрениях, тогда вы совершенно правы.

Но, несмотря на все любовные дела – музыканты, с которыми он имел дело, прозвали его Гуляка Родди, – Род был отличным агентом, настырным и способным, становясь близким другом всех своих клиентов.

Теперь он стоял рядом с Сидонией в Зеленом зале Уигмор-Холл. Сидония, которой казалось, что ее лицо от испуга приобрело оттенок ее длинного изумрудного платья, с несчастным видом уставилась на фотографии знаменитостей, побывавших здесь в прошлом.

– Ну, ну, крошка Сид, выше нос! Тебе нечего бояться, ты ведь была в таком ударе прошлый раз, когда играла здесь, помнишь?

– Но тогда я только начала выступать, а сейчас уже пользуюсь известностью!

– Вот и перестань плакаться! Прошлый раз ты произвела сенсацию и с тех пор стала на голову выше в мастерстве. К тому же новые клавикорды должны принести тебе удачу.

Клавикорды уже стояли на сцене – их доставили в Уигмор-Холл днем и заново настроили.

– Будь они здесь, – сетовала Сидония, – я бы разогрела руки…

Но в это время прозвучал уже второй звонок и Род произнес свои знаменитые напутственные слова – всегда одни и те же, почти талисман, – прежде чем присоединиться к аудитории:

– Ну, детка, всыпь им как следует!

– О Боже, – простонала Сидония, чувствуя, что вот-вот испустит дух – прямо на глазах у публики.

И вот она уже стояла и кланялась на освещенной сцене. При этом ее пышные волосы упали с плеч. В зале громко вздохнула Дженни, а у Финнана О’Нейла на глазах выступили слезы – он разделял все переживания Сидонии, и ее напряжение передалось ему. Но это продолжалось всего одно мгновение. Сидония села за клавикорды и сразу превратилась в медиума, пальцы которого изливали звуки блестящей пьесы Солера, испанского композитора. В зале царила полная тишина; у Финнана по щекам потекли слезы, когда он увидел, как уверенно его новая соседка и приятельница завладела вниманием слушателей и повлекла их за собой в другой мир. Он никогда еще не слышал ничего подобного, никогда не чувствовал такого прилива гордости. Когда в зале волна за волной стал нарастать шквал аплодисментов, а музыкантша склонила голову в знак признательности, Финнан очнулся и хлопал до тех пор, пока его ладоням не стало горячо.

– Какая виртуозность! – воскликнула Дженни, трогая его за рукав. – Ну, разве она не великолепна?

– Не знаю, – искренне ответил Финнан. – Честное слово, не знаю. Я ожидал, что она окажется хорошей музыкантшей, но такого мастерства я даже не предполагал.

– Она кажется одержимой!

– Полагаю, таким должен быть любой великий музыкант.

– Но она – нечто особенное! Великая музыкантша! Я обязательно должна рассказать об этом!

Но Финнан уже не слушал ее, так как Сидония приготовилась к следующей пьесе и опустила руки на клавиши. Доктор услышал, как сидящий позади него мужчина глубоко вздохнул, как только Сидония вновь заиграла, но не придал этому значения.

Программа уже подходила к концу. В первый раз позволив себе взглянуть в сторону зала, Сидония с ужасом заметила, что ее бывший муж Найджел Белтрам сидит среди слушателей, причем прямо позади Финнана и Дженни. Всего на секунду она отвлеклась, но тут же заметила это и, как настоящий профессионал, вновь сосредоточилась на игре с еще большим жаром и триумфально завершила концерт фейерверком пьес Скарлатти.

Зал взорвался неистовыми аплодисментами. Все, что желали присутствующие, – просто послушать талантливую солистку, но в виде премии получили еще и возможность весь вечер лицезреть необыкновенно красивую женщину. Не меньше половины слушателей встали, в том числе Финнан и Дженни. Под одобрительные возгласы Сидония вышла на бис и окончательно покинула сцену, внезапно почувствовав себя обессиленной и испуганной предстоящей встречей с человеком, за которым она когда-то была замужем.

– Найджел здесь. – Этими словами Род встретил Сидонию в гримерной, прокладывая дорогу среди множества букетов. – Хочешь, я вышвырну его отсюда?

– Не надо, – устало ответила Сидония. – Вряд ли он станет закатывать сцену. Он ведь теперь член парламента.

– Ну, это не сдержит такого ублюдка. Ты знаешь, что я думаю о парламентариях – все они как на подбор либо подхалимы, либо бессовестные вруны.

– А он который из них?

– И то и другое, детка.

Как по сигналу, в этот момент дверь распахнулась, и мужчина, женой которого Сидония была три потерянных впустую года, возник на пороге с возбужденно горящими глазами. Не говоря ни слова, Найджел положил руки на плечи Сидонии и слегка отстранил ее от себя, пристально всматриваясь в лицо, будто ища, где спрятан секрет ее таланта и можно ли как-нибудь до него добраться. Как и все, что делал Найджел, это была явная поза, и бывшая жена вывернулась из его рук. Но прежде он успел сказать: «Я уже почти позабыл, как ты очаровательна», – и бегло чмокнул ее в бровь. Сидония увидела, что за спиной Найджела Род изобразил приступ рвоты, и подавила нервный смешок.

– Я в восторге, – заявил Найджел. – Что за великолепный концерт, любовь моя!

– Спасибо, что пришел, – холодно отозвалась Сидония.

– Меня и за уши нельзя было бы оттащить отсюда. Я – твой самый пылкий поклонник и почитатель. До сих пор, – многозначительно добавил он.

Сидония отвернулась, не желая смотреть на его некогда античное, но рано обрюзгшее лицо и вдыхать удушающий перегар виски.

– Мне еще не все равно, – прямо ей в ухо проговорил Найджел.

В зеркале Сидония видела лица: ее собственное, сияющее от триумфа, несколько омраченного присутствием Найджела, и его, большое и бледное лицо тридцатипятилетнего мужчины, очевидно, испытывающего сексуальное возбуждение, судя по тому, как тряслись его пухлые белые руки.

– Нет, – решительно ответила Сидония, поворачиваясь к нему лицом.

Дверь снова распахнулась, и в гримерную одновременно вошли несколько человек, двумя из которых, к великой радости Сидонии, были врач-ирландец и Дженни, одетая в совершенно не идущее ей лиловое вечернее платье.

– Думаю, вас еще в колыбели поцеловала фея, – взволнованно проговорил Финнан, слегка прикасаясь губами к щеке Сидонии. – Я никогда еще не слышал ничего подобного! Вы гений, вот кто вы такая!

– Вам понравилось?

– Неимоверно! Я так гордился!

– Белтрам, – вмешался Найджел, протягивая руку. – Найджел Белтрам. Бывший «мистер Брукс», если вы понимаете, о чем я говорю.

Он по-мальчишески рассмеялся, и Сидония отметила, что теперь на его лице появилось выражение этакого рубахи-парня, души любой компании – особенность, оказавшая ему немалую услугу во время выборов.

– Финнан О’Нейл, – ответил врач, пожимая протянутую руку и поворачиваясь к Сидонии. – Так вы не забыли, что собирались поужинать со мной?

– Конечно, нет.

– Тогда оставляю вас вашим поклонникам. Подгоню машину через пятнадцать минут, идет?

– Лучше через двадцать – тогда я буду полностью готова.

– Отлично! До свидания, мистер Белтрам. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.

– Несомненно, – отозвался Найджел, учтиво кивнув. Его добродушие мгновенно исчезло, лишь Финнан отошел. – Какого дьявола нужно здесь этому типу?

– Это тебя не касается, но, в конце концов, он только один из моих новых соседей. А вот и еще одна соседка. – И Сидония замахала рукой, в ответ отчаянно машущей из толпы почитателей Дженни.

– Ты переехала?

– Да, в Кенсингтон. А теперь, Найджел, прошу прощения – меня ждут.

И Сидония быстро отошла, оставив бывшего мужа на милость Рода, который навис над ним, подобно мстящему уэльскому ангелу, нелюбовь которого к парламентариям занимает только второе место после нелюбви лично к мистеру Белтраму.

Чтобы очистить гримерную, понадобился почти час – за это время вернулся Финнан, который припарковал машину где-то в неположенном месте. Но, в конце концов, им с Сидонией удалось выбраться из толпы почитателей таланта и отправиться в «Брюнгильду», ресторанчик, открытый бывшим оперным певцом и специализирующийся на «ужинах после театра». К тому времени, как закончился ужин и самая восхитительная часть вечера, а усталую музыкантшу наконец-то отпустили домой, было уже два часа ночи.

– Спасибо за все, – сказала она, когда ирландец проводил ее до дверей квартиры.

– Вам спасибо – за то, что вы так талантливы, – ответил он, быстро коснулся ее губ и спустился к себе.

Сидония смотрела ему вслед, слегка разочарованная тем, что Финнан не предпринял попытки соблазнить ее, и в то же время радуясь тому, что еще не закончилась самая приятная часть их взаимоотношений. Все-таки ее самолюбие было уязвлено, несмотря на то что, если бы Финнан предложил провести с ним остаток ночи, у нее бы просто не хватило на это сил.

Ее мысли вернулись к концерту и встрече с Найджелом, ужину с Финнаном. Сидония вышла в сад подышать перед сном. Внезапно ею овладел странный порыв, и через садовую калитку она вышла на аллею Холленд. Повинуясь необъяснимому влечению, она быстро направилась в сторону Холленд-Хауса, освещенного призрачным светом луны.

Подобно всем лондонским паркам, Холленд-Парк закрывался на ночь, но во время своих многочисленных прогулок Сидония уже обнаружила тайный вход. Дорожка, ведущая к гостинице для туристской молодежи, расположенной у восточного крыла в нескольких зданиях недавней постройки, ничем не закрывалась, а оттуда через двор рядом с крылом, где располагался фонтан, можно было добраться до Ночной аллеи. Так Сидония и сделала, не зная, что побудило ее на этот поступок.

Внезапно она остановилась. Там, где она стояла, уже можно было разглядеть яркий свет и услышать музыку, по-видимому, исполняемую на старинных инструментах.

«Концерт, – решила Сидония, – это ночной концерт».

Но кто мог затеять такой концерт в три часа ночи? И где слушатели этого странного концерта?

Луна почти скрылась за тучей, и в ее слабом свете Сидония увидела, что ступени, ведущие во двор, находятся на другом месте, не там, где она привыкла их видеть; ворота Иниго Джонса тоже не огораживала новая решетка. Сама она стояла у чугунной решетчатой ограды, доходившей ей до груди, так что можно было легко рассмотреть все, что находилось за ней.

К своему изумлению, Сидония увидела, что Холленд-Хаус ярко освещен светильниками, зажженными на балконах над галереями. В окнах дома горел яркий свет. Она различала силуэты прохаживающихся там людей. Все было почти как во сне, когда она видела дом отреставрированным, но на этот раз Сидония твердо знала, что не спит. Об этом не могло быть и речи – она даже не присела, войдя в квартиру, а сразу отправилась на прогулку. Она не представляла, каким образом могла заснуть, стоя на ногах, и, тем не менее, видела прошлое отчетливо, как в реальности.

Внезапно на ступенях у парадной двери появилась девушка с полотен Джошуа Рейнольдса и посмотрела в ее сторону. Сидония застыла на месте и тоже уставилась на незнакомку, понимая, что та слишком красива, чтобы ее бояться. Она различала блеск густых волос, складки платья с кринолином, сшитого из тяжелой серебристой ткани, зеленые перья на голове, вздрагивающие, от движений девушки. Затем раздался хруст гравия и из темноты показался грузный мужчина в камзоле и треуголке, спешащий к Сидонии.

Ее состояние транса моментально прошло, и Сидония метнулась в сторону дорожки, ведущей к восточному крылу, молясь о том, чтобы найти ее, чтобы местность не изменилась и чтобы она могла вернуться к себе в квартиру – подальше от дома, где призраки веселятся на балу в зале дома, которого уже много лет не существует на свете.