Текст книги "Небытие"

Никто не увидит, никто не узнает…

Мы сидели с Асей в нашем любимом кафе. Она, как всегда, пила свой кофе. Я, как всегда, пил воду. Мы приятно беседовали, я делился с ней своими мыслями о том, как освобождаюсь от просвещения, осознаю слабость ума и отказываюсь от погружения в бездонные просторы книг. Я гордился тем, что намерен быть верен самому себе и раскрыть свою истинную сущность.

– Знаешь, я читал, что многие экзистенциалисты, в том числе Паскаль, открыли себя лишь благодаря пограничным ситуациям. Вот Паскаль, например, чуть не рухнул с моста, находясь в карете, Кьеркегор, будучи человеком верующим, ощутил смерть всех своих братьев и жил в предвкушении своей, за грех, что свершил его отец в отрочестве. Так и выходит, что для рождения личности необходима трагедия, близость к смерти, предельная точка к отчаянию… Или, не знаю…

– А как насчет изнасилования? – вмешалась Ася в мой монолог. – Как насчет этого? Когда тебя застали врасплох, когда ты один в оцепенении, в страхе, в отчаянии? Когда старые руки плавно скользят по твоему телу, а внутри ты чувствуешь дрожь, словно это и не руки вовсе, словно тебя режут холодным ножом. И кто же?! Твой учитель! Учитель, к которому ты ходишь на живопись, на рисунок, которым ты восхищаешься… И вот его грязные руки, руки творца, руки художника, крепко сжимают тебя, не выпускают. Вот эти руки, творящие некогда столь прекрасные картины, становятся руками, что душат тебя, убивают в тебе душу… И вот ты лежишь в мастерской, там, где у тебя было отнято больше, чем ты думал у тебя есть… А потом… Никто не увидит веревки на моей шее, если только я не буду с нее свисать, никто не увидит шрамов на руках, никто не услышит крика в моей душе… Это то, что нужно? Быть может, ты хотел бы этого? Хотел бы свою пограничную ситуацию? Она бы тебя создала. Как ты думаешь, подобно Паскалю, обрел бы ты смысл жизни? Открыл бы свою сущность? Этого бы ты хотел? Этого или нет? Жалкое ничтожество! Пустышка! Пустяк! Я презираю тебя! Ищет он себя… ты курам на смех! Болван! – Наступила тишина, и снисходительным тоном Ася продолжила: – Но я хочу дать тебе то, чего ты жаждешь! Я не знаю, насколько это будет «погранично» для тебя… Мне плевать уже на все! Мы ведь друзья? – Она с отчаянием посмотрела на меня. – Мы друзья?

– Друзья, – тихо и виновато вымолвил я.

– С самого начала все было только потому, что он помер, эта сволочь – учитель. Я, быть может, убила бы его! Но он успел уйти сам, понимаешь?! – Из ее глаз стекали слезы. – И тогда я вспомнила, что есть ты – его любимый ученик. Я должна была разрушить тебе жизнь вместо него! Я все ждала, я все думала, как я это сделаю? Потому что как еще мне унять эту боль? Как мне отомстить ему за все?! Как?! Как мне вернуть то, что у меня отняли?!

Я молча сидел и слушал.

– И никто, никто, – повторяла она в слезах, – никто не увидит веревки на моей шее, если я не буду свисать с нее! – произнесла она с дрожью в голосе и глазами, полными слез.

Я сидел напротив и не знал, что делать. Я был ошарашен. Я был в ступоре. С одной стороны, следовало бы подойти и обнять ее, но после всего, что она сказала… Мне стало страшно даже прикасаться к ней. Я сидел и виновато смотрел на нее – слабую, незащищенную, несчастную, нежную. Мне было больно. В моих глазах она снова была в том советском дворике. Снова, как и тогда, я глядел на нее, на ее слезы. Только теперь мое сердце разрывалось. Только теперь все было иначе. Все было здесь и сейчас, так как оно было…

– Сеня, я помогу тебе! Я знаю! Мы пробудим твою личность! Я дам тебе свободу! Ты будешь свободен, ты получишь свою пограничную ситуацию! Сеня, пошли со мной! Умоляю, пошли! – Она взяла меня за руку, и я поддался. В состоянии полной прострации я плелся за ней. Я не знал, куда мы идем, что делаем. Мгновенье – и вот она набила свой рюкзак бутылками, они звенели, когда мы шли. Она купила вина.

– Постой… – вымолвил я.

– Тихо, Сеня. Я освобожу тебя, слышишь? Мы будем свободны…

Рождение

Было темно. Мы сидели в парке и пили вино. Ася позволяла себе все, что хотела, мы бродили во тьме вдоль деревьев то туда, то обратно. Была настоящая эйфория, одна бутылка сменяла другую. Я чувствовал опьянение, я чувствовал боль. Я молчал, а Ася бесилась, она играла со мной, как с куклой, я же ей охотно поддавался!

– Сеня, просыпайся, нет больше дурака Арсения, есть Сеня, пробужденный, новый, честный, чистый, самодостаточный! Я все это дам тебе! Я с тобой, ты не один, и я не одна…

Мы лежали в парке на траве и целовались. Людей там уже не было вовсе, было очень мрачно, было пусто и темно. Ася судорожно покрывала мое лицо пьяными поцелуями, и я пытался сделать то же самое. Мои губы ощущали соль слез на ее щеках, и каждый поцелуй был пропитан горечью, которая проникала в меня. В эти мгновения все потеряло значение. Философия, поиск самого себя, даже Бог – все это уступило место одному лишь моменту, который я не в силах описать. Все было не так! Все было непонятно! Так туманно…

Она крепко схватила меня, и, поднимаясь с земли, потянула за собой. Мы побрели куда-то во тьму, сквозь ветви деревьев парка, перелезая через ограды, проносясь через еле освещенные дороги, сквозь спальные районы, дворы, площадки и переулки, пока, наконец, передо мной не возник тот самый двор, тот дом, тот подъезд. Мы молча вошли. Шаг за шагом поднимались вверх по ступеням, этаж за этажом, пока не достигли дверей. За теми дверьми некогда была мастерская. Некогда был наш рай.

– Смотри, видишь их! Вот они! Вот с чего все началось. Ты помнишь, Сеня, ты помнишь? Мы уничтожим это место. Я знаю, и ты потерял себя там. Я изучала тебя, ведь ты был объектом моей мести, Сеня, ты был моим врагом! Я знаю, что и для тебя все началось с этого места… Сейчас мы это закончим! Мы станем свободны, мы вернемся из небытия.

Она спустила с плеч рюкзак. Ее красивые пальцы нырнули вглубь его. Она что-то там долго перебирала – я лишь молча наблюдал. И вот двери в мастерскую загорелись ярким пламенем.

– Смотри Сеня! Огонь освобождает!

– Ася! – истощенно и со слезами вымолвил я. – Бога ради, пошли отсюда! Ася, умоляю тебя, я… нам нельзя здесь оставаться! – Не дожидаясь ответа, я схватил ее портфель и накинул на себя, резко схватил ее за руку, и мы побежали! Соседние двери потихоньку начали отворяться, пока мы спускались вниз к выходу. Мгновение – и высотка, с седьмого этажа которой сверкал свет и выползал дым, была уже позади. Постепенно начали загораться окна в других домах. Люди выбегали из подъездов, кто-то что-то кричал, иные же выползали на балконы. Тем временем мы просто бежали прочь в летней ночи. Снова нырнув во тьму парка, в поту, в слезах, в боли и страхе, мы рухнули наземь и сцепились в объятиях, рыдая.

– Господи, Ася, что мы сотворили?!

– Мы родились…

Год назад

– Учитель, скажите мне: в чем заключается смысл творить искусство? Я прихожу к вам в мастерскую вот уже несколько лет. Раньше это было мое любимое место, которое я не хотел покидать, а сейчас оно омрачено моими мыслями.

– Арсений, неужели тебе не кажется: в том, что мир вокруг нас стал загадкой, кроется красота? Неужели эти картины могли бы существовать, если бы не таинственность, которая окружает их? Мы так мало знаем. Когда я был студентом, я видел мир гораздо проще. Конечно, подобные мысли приходили ко мне, но ответ нашелся быстро, и ни одна из этих мыслей не могла остановить стремление моей души к прекрасному. Я искренне верил, что цель художника – открыть красоту, познать ее и установить с ней связь, ведь мы все слепы. Художник – тот, кто первым находит прекрасное в нашем мире и стремится показать другим. Так я думал с самого начала, я был влюблен в природу, в природу вещей, и не мог представить себе творчество без любви. Вокруг нас столько предметов, но мало кто видит их красоту. Я хотел показать этот мир другим, чтобы они не воспринимали его как само собой разумеющееся. Дерево – оно просто стоит, но когда ты переносишь его на холст, они вдруг замечают его – это дерево, оно в их глазах обретает ценность…

– Но не лучше ли для дерева оставаться неизвестным? Если показать его другим, то обязательно найдется тот, кто захочет присвоить его, срубить. В чем же польза, если мы показываем людям все это? И хотят ли они видеть это? Не лучше ли, чтобы дерево жило в своем мире, а люди – в своих мыслях, и никто никогда никого не касался?

– Значит, из-за одного человека, желающего срубить это дерево, мы теперь должны скрывать его от остальных? Из страха перед хаосом лишить других прекрасного?

– Достаточно лишь единственного человека, для которого твое произведение станет дверью к любви, чтобы оно имело смысл. Ведь нас окружает столько неизвестного. Дерево, пока оно не попадает на холст, остается неким неизведанным. В этом и заключается наша миссия – находить неизвестное и делать известным. Необходимость – в том, что, если ты настоящий художник, тебе предстоит войти в неизведанное и понять его. Влюбленные познают друг друга, два существа, раньше не знакомые, стремятся познакомиться, и в этом познании друг друга заключена любовь. А любовь, в свою очередь, станет исцелением их душ, независимо от того, какие тяжести они несут в себе. Искусство – это окно в трансцендентное, это проекция из мира тайн. И если это не так, то это не искусство, и если художник не сталкивается с неизведанным и не существует вне этого мира тайн, то, вероятно, он просто пропагандист. Ведь то, что очевидно для многих, может быть неочевидным, и видимое может быть невидимым. Поэтому истинно влюбленный всегда гений, он открывает в предмете своей любви то, что скрыто от равнодушного. Искусство – это блуждание во тьме, это постоянное стремление к любви, ибо только влюбленный способен увидеть то, что скрыто…

– Но если я не знаю самого себя, как смогу познать что-то и рассказать об этом другим?

– Ты познаешь себя со временем, если не будешь бояться. Между миром тайн и тобой всего лишь одна дверь. Значимость твоей работы – лишь в том, чтобы она открыла тебе дверь в неизведанное. Пусть многие осуждают твой стиль, твою манеру, но ты всегда будешь возвращаться к ней, как к тому, с чего все началось. Искусство существует ради познания красоты, чистой и девственной…