Текст книги "«Мой друг – инопланетянин!»"

***

Судя по бортовому компьютеру, внутри сферы прошло уже несколько недель. Я порядком устал от мелькания миров – в день мы иногда успевали пройти три-четыре. Были огромные, а были и совсем крошечные. Так, если «Мир Животных» или «Подводный Мир» занимали часов по пять-шесть, то «Орбитальная станция МИР» промелькнула мимо нас за считанные секунды.

Наверное, самым протяженным из миров был «МИР» как антипод понятию «ВОЙНА». Он длился почти сутки, и мы уже начали всерьез опасаться, что это какая-то ловушка: двадцать четыре часа перед нами проносились плакаты «Мир во всем мире!», «Мир, труд, май», счастливые лица мирных жителей, бесчисленные страницы всевозможных пактов о мире, обложки книг, фотографии военнокомандующих, заключающих перемирие. И совсем уж меня добила череда алкоголического вида личностей с разбитыми носами и губами, «идущих на мировую» – пожимающих друг другу руки со словами: «Ну что, Васян, мир?» По дружескому сиянию их физиономий было понятно, что мир этот у них накроется медным тазом уже через пару стаканов.

Все к тому же сопровождалось бравурными маршами и песнями на разных языках.

Петр все время занимался вычислениями – теперь я знал: он рассчитывал нашу скорость. Его лицо постепенно светлело. Из этого я сделал вывод, что скорость остается постоянной, и мы медленно приближаемся к цели.

***

Это случилось, когда мы входили в «Мир Творческих Дерзаний» молодого ученого-химика. Его молодость мы определили по тембру голоса и нешуточной горячности суждений.

Как он все время бубнит, нам было слышно, несмотря на то, что сами мы находились в веществе, с которым он в тот момент и производил химические опыты. Мимо нас проносились ядра, окруженные мириадами электронов, гроздьями сверкали траектории свободных элементарных частиц, фотоны освещали пространство густыми синими нитями. Все это несколько напоминало космическое пространство, но было несравнимо более оживленно и празднично. «Ну-ка! – восклицал химик в порыве творческого озарения. – Не поместить ли нам этот образец в физический вакуум?..

«Нет, – после некоторого раздумья возражал он сам себе, – физического вакуума не существует, есть только условия так сказать приближенные… да и то на орбитальной станции, в условиях космоса – да кто ж меня туда пустит…»

И через некоторое время: «А не охладить ли до абсолютного нуля?.. А, да что это я? Какого нуля? Где ж его взять…»

В конце концов, он все-таки поместил вещество в какую-то жуткую морозильную камеру. Вращение электронов вокруг ядер замедлилось. Наше движение также притормозилось. Сфера с трудом выполняла терморегулирующие функции и покрылась изнутри тонким налетом льда. Сами мы тряслись от холода.

– Вот придурок! – в сердцах воскликнул я. – Лучше бы разогрел нас, что ли! Тоже ведь интересный эксперимент получился бы.

Мы все же медленно двигались. Через пару часов химик перестал нас охлаждать, и модуль вплотную приблизился к зеркальной пленке начала следующего Мира. Мы уже начали проникать через нее, когда Петр торжественно сказал:

– Дима, не хотел говорить раньше времени… Всё! Мы успели. В следующем мире – наша Машина.

***

Из-за изморози на сфере было совершенно не видно, куда мы попали.

«Ну, ничего! – радостное возбуждение не покидало Петра. – Модуль машину сам найдет! Он же ее… чувствует!»

И вправду через некоторое время движение замедлилось, затем прекратилось. В боку сферы образовались какие-то деформации, и внутрь медленно вдвинулся бок автомобиля.

Из-за сюрреалистичности происходящего я не понимал, что делать. Столь хорошо знакомый автомобиль казался мне, в данной ситуации, более неуместным, чем сорок голых мускулистых мужиков, которых мы наблюдали в «Мире творческого вдохновения» стареющей поэтессы.

– Двери открывай, грузимся! – жизнерадостно скомандовал Петр. Открыл заднюю дверь и повернулся к застывшему подростку: – Алексей, в машину, пожалуйста. – Тот молча влез, и Петр закрыл дверь.

– Димыч, давай через водительское на правое – сфера слишком мала, чтоб всю машину вместить, а облетать – париться не хочется.

Я молча открыл дверь и перелез на сиденье рядом с водительским.

Сам Петр сел за баранку. Сфера медленно сдулась, не отрываясь от автомобиля, и вскоре вообще с ним слилась. Холод из сферы попал в кабину, и стекла тоже покрылись изморозью, так что, где мы находимся рассмотреть так и не удалось.

Я завел мотор и включил печку. Петр торопливо копался в бортовом компьютере: «Так, так… вот этого мне и недоставало для расчета, так, здесь так…» Как я понимал, наша машина была несравнимо мощнее сферы по возможностям, и Петр вводил сейчас данные в ее компьютер с тем, чтобы закончить свои расчеты.

– Так, – на экране появился шар, напоминающий Землю, – это сюда… – шар пронзил луч, начинающийся в районе Санкт-Петербурга и выходящий с другой стороны. – А теперь введем вот это. – Он нашел несколько кнопок. Вдруг тишину разрезали неожиданные звуки зуммера, и по экрану поползли какие-то уравнения, периодически прерываемые красной надписью: «Опасность первой категории! Рекомендуется срочная эвакуация!».

V. «SHOW MUST GO ON»

Петр ошарашенно смотрел на экран, не произнося ни звука. Лицо его окаменело. От былого энтузиазма не осталось и следа. Он ткнул пальцем в компьютер. Звуки стихли. Экран погас. Сквозь запотевшие стекла все еще ничего не было видно.

– Обогрев включи, – мрачно посоветовал Петр, не поворачиваясь.

Я включил кондиционер на максимум. Вопросительно посмотрел на Петра.

– Дерьмо дело, – после некоторой паузы произнес он и закончил с неожиданным сарказмом: – больших неприятностей вообразить себе не представляется возможным.

– Я же говорил! – прорвало меня. – Надо просто вернуть, как было! Надо отправить всех этих людей назад! Откуда ты там их натаскал – колонии, лагеря, тюрьмы? Ну и пусть там себе дальше живут спокойно! А ты – месть! Месть! Тоже мне, Чингачгук недоделанный, народный мститель, блин! Тимур и его команда!

То, как посмотрел на меня в ответ Петр, мне совершенно не понравилось. Он нервно провел ладонью по лбу и еще раз посмотрел на меня. Наконец сказал:

– Ты что, еще не понял? Нет здесь людей. Да и, наверное, с самого начала не было. Некого назад отправлять…

– Это как? – удивился я. – А все эти уголовники? Они же тебя убили. Их не было? А кто это был? – вконец запутался я.

– Вот именно. Убили. Но не меня они убили. Я-то, как видишь, воскрес в конце концов. Себя они убили! Короче, – выражение его лица оставалось таким же мрачным. – Я их, когда телепортировал, воплощал условно, не полностью. Они меня тогда о чем просили? «Вытащи еще кореша из тюряги, другана моего, будем сидеть вместе, водку кушать, разговоры говорить». И из-за чего меня потом собственно и грохнули: была их уже куча народу, а ничего делать не могли. Кроме как водку пить да трепаться попусту. Обмануть меня хотели: полностью переместиться а потом разбежаться кто куда. А мне впаривали – «посидеть, поговорить». На том и погорели. Я человек простой, особенно в том, прежнем теле. Ты же помнишь: хиляк я был такой интеллигентный. Сказали: давай сюда дружбанов, выпивать будем, ну я и не стал все инкорнации через астрал тащить: взял только последние воплощения. Для того, что бы разговаривать им те части, которыми они тридцать жизней назад были, не нужны…

И делал я это из лучших побуждений: чтобы те из уголовничков, кто уже здесь сидит, не расстраивались.

А то, прибыли бы новые из Зоны на хату и: «Здрасьте – до свидания; у меня дела в Архангельске, а у меня в Таганроге». А тут: сели, выпили и давай базарить. А с хаты ноги не идут. И мысли о другом не думают. Ну, ты же помнишь… Седой догадался. А Валет меня бутылкой по башке и пару пуль в затылок… – Петр еще больше расстроился.

– Помню. Все помню. Ты давай, до конца выкладывай. В чем теперь-то проблема?

– А проблема, Дима, в том, что я, как уже говорил, их не полностью телепортировал. Частично. И собрать их назад, до полноценных существ, можно было только двумя способами. Либо назад отправить то что из тюрем перетащил, либо остатки их личностей сюда дотырить.

– Откуда… дотырить? – я не совсем понял что он имел в виду.

– А вот тут-то главная проблема и есть. Я материализовал ту их часть, которая выпивала и разговаривала. А остальное по пути размазалось. Или застряло. Это как тебе больше нравится.

– И что?

– А то: я-то надеялся, что, пока я был мертвым, они еще оставались здесь. Думал, все стабильно, и мы успеем со всем разобраться. Даже поразвлечься хотел. Ну, типа, месть Валету и все такое прочее. А потом их назад по тюрьмам – и тема закрыта.

– А теперь-то что мешает? Что, собственно, произошло?

– А теперь, представь, получилось, что в каждой из инкарнаций осталось по части их личности – куски сознания, ментальной энергии; части астральных тел, ну и так далее и тому подобное.

И все это, естественно, стремилось воссоединиться. Закон сохранения кармы. И я, пока был жив, их в таком размазанном виде удерживал. А только они меня убили – началась дестабилизация: исчезла преграда для их воссоединения и они стали обретать между собой связь. Только воссоединения никакого не вышло – они же в материальном мире в разных местах находятся, одни части телепортированы, другие – нет… все в результате застряло на уровне жижи – первородной материи. Все миры в нее превратились. В единое слились – а как снова материлизовываться начинают – так снова на отдельные миры распадаются. И как с этим бороться, я просто не представляю. То есть, здесь сейчас одновременно находится огромное количество Миров. И я даже представить себе не могу, какими свойствами обладает получившаяся в результате существо…

– Слушай, Петя… – меня озарила смутная догадка, – а может быть, ничего и не получилось? Ну, плюс на минус – будет ноль. Может, это, все соединилось – и все исчезли?

– В том, что все исчезли, я и не сомневаюсь. Я ж тебе сразу сказал: нет тут людей. Это я сразу почувствовал, как только трансформация началась.

– Нет, я не то имел в виду, что люди исчезли. Может, не только люди, но и все исчезли? Всё. Всё пропало.

– Насчет того, что «всё пропало», ты тоже недалек – как говорил классик – от истины. Только, я бы сказал, в другом смысле. В смысле, что всё накрылось медным тазом.

В это время стекла окончательно отпотели, и я выглянул наружу. То, что там обнаружилось, мне решительно не понравилось.

* * *

Наш автомобиль завис в центре огромного театра наподобие Мариинского. Золоченые лоджии, бархатные кресла, огромная хрустальная люстра под потолком. Внимание притягивала исполинских размеров сцена с расшитым вензелями занавесом. Зал был совершенно пуст.

– Что там? – Петр слегка развернул автомобиль, чтобы через ветровое стекло была видна сцена.

Увиденное его тоже насторожило. Он прищурил один глаз и придвинул к себе бластер. Я также положил руку на свою «дубину».

– Дяденьки, родимые, я ни в чем не виноват! – внезапно раздался вопль с заднего сидения. Мы вздрогнули, одновременно схватились за спусковой крючок и обернулись. Петр при этом остался сидеть вполоборота, не выпуская из поля зрения сцену. Почему-то, не сговариваясь, мы решили, что опасности нужно ожидать именно от этой части окружающего нас пространства.

– Фу ты! – мы облегченно вздохнули. За разговорами мы совершенно забыли о спасенном беспризорнике. Тот затаился, намереваясь, видимо, при первой же возможности слинять. Теперь же, почувствовав приближение опасности, он решил о себе напомнить.

– Этого еще не хватало! Его-то куда теперь деть? – задумался Петр.

– Дяденьки, не надо меня никуда «деть», я вам машину бесплатно помою! – опять заверещал ребенок.

– Не ори! – у меня тоже начали сдавать нервы. – Мы что, спасали тебя, чтоб теперь почикать? И на органы продать?

– А-а-а!!! – ребенок заорал уже в полный голос, видимо, нам попался не самый сообразительный экземпляр – среди уличных такие бывают. Клеем дышат, а от этого с головой совсем плохо становится.

– Не надо меня на органы! А-а-а!!!

– Молчать! – заорал Петр. – Еще звук, и убью!

Это было единственно верное решение. Обещание было конкретным и недвусмысленным. Леха замолчал, закрыл рот и застыл в скорбной неподвижности на заднем сиденье. Инсталляция была красноречивой: стало понятно, что забыть о нем в следующий раз придется не скоро.

В это время на сцене медленно открылся занавес. Зазвучала индийская музыка. Две дородные полногрудые брюнетки в восточных костюмах и с тюрбанами на головах вынесли на сцену корзину, закрытую одеялом. Мы напряглись. Женщины достали из складок одежды бубны и начали кружиться, отбивая ритм и выделывая животами замысловатые па. Из левой кулисы, плавно двигаясь в такт, выплыл мужчина в чалме. Он нес в одной руке флейту, а в другой что-то, напоминающее сливочное эскимо за 22 копейки времен моего детства. Лицо его выражало само дружелюбие. Он игриво поводил плечами и то и дело многообещающе поднимал брови. Делал пару-тройку шагов вперед, один назад и застывал в нерешительности. Посматривал в зал, как бы ища поддержки, и как бы находил ее (напомню, что зал был пустой, а мы с Петром висели под самой люстрой, да и радостью наши хмурые лица явно не лучились) и делал следующие шаги. Наконец, он добрался до корзины. Еще раз, жеманно подвигав бровями, посмотрел в зал и быстрым движением сбросил одеяло. Поднес флейту к губам и начал подыгрывать уже звучащей мелодии.

Мы с Петром переглянулись. Инстинктивно ощупали лежащие рядом бластеры. На заднем сидении завозились.

Из корзины показалась змея. Медленно покачиваясь, она сомнамбулически поднималась вверх. В какой-то момент змея замерла и остановилась неподвижно, потом снова стала покачиваться. Факир ловко, делая небольшие перерывы в игре и освобождая на эти мгновения руку, развернул эскимо и еще раз победно оглядел зал. Затем, одной рукой держа флейту у губ, другой поднес мороженое к гадюке. Гадюка, мерно выбрасывая раздвоенный язык, начала лизать эскимо.

В это время появилось новое действующее лицо. Под самым куполом сцены проплыл сперва направо, потом налево привязанный к страховочному канату юноша в белом трико, с приделанными кое-как бутафорскими крыльями. Потом еще раз, еще… Лицо его, с темными кругами под большими черными глазами, имело трагическое выражение и было повернуто к залу все время строго анфас. «Видимо, Икар», – подумал я.

Подсветили задник – до этого рампы выхватывали только летающего Икара и других действующих лиц. Я автоматически отметил, что змея съела уже треть эскимо.

На заднике замелькали черно-белые кадры. Крутили чуть ускоренно, в традициях немого кино. Иногда мелькали стыки, перфорация, пленка заканчивалась, рвалась, плавилась. В музыке появились ностальгически-задушевные оттенки, в нее вплетались звуки моря, плеск волн. На экране девочка лет десяти гонялась с сачком за бабочкой по большому полю, усеянному цветами. Она была одета в легкое платьице и панаму фасона тридцатых годов.

Гадюка слизала уже половину мороженого.

В это время у пролетавшего мимо Икара оторвалось, видимо, плохо прикрепленное крыло и, неудачно перевернувшись тяжелым креплением вниз, угодило прямо на голову факиру.

Крыло, кажется, весило немало: факир свалился замертво. Из проломленной головы хлынула кровь. Гадюка, покачавшись еще с минуту, скрылась в корзине. Женщины-танцовщицы и теперь уже однокрылый Икар старательно пытались обыграть непредвиденную ситуацию. Они закружились хороводом вокруг мертвого факира, а Икар с еще более трагическим видом закатил глаза. На заднике девочка перестала ловить бабочек. Из-за кулис, пританцовывая в такт музыке, выбежали два санитара с носилками, погрузили мертвого факира и унесли за кулисы.

Я отвел взгляд от экрана и посмотрел на Петра.

– М-да… все оказалось гораздо хуже, чем я думал, – изрек он.

– Почему?

– Потому что это начинает уже выглядеть как осознанный бред. То есть, приобретать формы, которые могли бы иметь место на Земле. Вот это, например, вполне нормально для какого-нибудь авангардного театра. То есть Миры начинают маскироваться. Если желтое болото – это явный перебор, не отсюда, то это уже – вполне. Пройдет еще время и вся эта сублимация из Миров станет и вовсе неотличимой от нашей реальности. Например, у этого ангара появится система отопления с батареями и коммуникациями, своим генератором, независимой котельной. Кому придет в голову, что это десятки тысяч замаскированных инкарнаций беглых уголовников?

– Дак, Петр, а в чем проблема-то? Пусть себе греет, эта инкарнация-то. Кому она мешает?

– Всем она мешает. Потому что смотри – эта система самообобщающаяся. То есть система отопления – это же часть ангара, так?

– Так.

– То есть, можно сказать, что система отопления – это ангар?

– Ну да. Ангар. У которого есть система отопления.

– Ну а ангар – это город Санкт-Петербург. Не так ли?

– Ну конечно. Он же в Санкт-Петербурге.

– Ну а Санкт-Петербург – это Россия?

– Ну?

– Что ну? Ну и так далее. Россия наша – на Земле? Земля в космосе? Космос во Вселенной?

– И что? – все еще не понимал я.

– А то, что немного времени пройдет, и станет данная сублимация, – он кивнул в сторону сцены, – всем вашим миром. Поглотит она вас постепенно.

– Что ж ты наделал, Петя?!! – описанные перспективы были мне не до конца понятны, их глобальность немного сбивала с толку. Но с логичностью построений спорить не приходилось. – Что нам теперь делать-то?!

– Наделал, во-первых, не я. Если б меня эти урки не грохнули, то и проблем бы не было. Что нам теперь делать, не представляю. Все слишком неожиданно повернулось. Нужно думать. И… – он оглянулся по сторонам, – надо осмотреться. Полетать, что ли, посмотреть, что вокруг происходит.

– А нас что, так и пустят? Они что, нас не тронут?

– Как ты выражаешься, «они» не только не тронут, но и не заметят. Мы для них – как для тебя бактерия. Их миллиарды вокруг, а ты их не замечаешь. И не повезет ей быть убитой, только если забредет она случайно в аптеку и попадет в бутылку, где тот самый препарат, который для борьбы с ней, этой бактерией, придуман.

В это время декорации несколько сменились. Икар все еще летал на своей трапеции под потолком. А на сцене появились два казака с лихо закрученными усами в хромовых сапогах и фуражках с кокардами. Из динамиков звучала лезгинка. Взявшись за руки, казаки дружной парой, напоминавшей лебедей из «Лебединого озера», выбивая чечетку и зорко, по-орлиному, посматривая в зал поверх горбатых носов, носились по сцене вперед-назад. Иногда они останавливались посредине сцены и, не прекращая интенсивно выбивать чечетку, выхватывали из кобур револьверы. Залихватски взводили курки, крутили барабан и, поднося наганы к вискам, нажимали на спуск. Звучали щелчки, и с оптимистическими криками казаки продолжали носиться по сцене взад-вперед.

– Видимо, балет под названием «Русская рулетка», – мрачно изрек Петр. – Интересно, у них там патроны есть?

Дальнейшее развитие событий разрешило сомнения Петра. Во время одной из остановок вместо щелчка раздался выстрел. Один из танцоров повалился замертво, а второй, сделав интенсивный круг почета в танце и с гиканьем крутанув барабан, направил револьвер в потолок и нажал на спуск.

Вопреки ожиданиям, снова раздался выстрел. Сверху донесся сдавленный крик, и под неимоверный грохот с трапеции на сцену обрушился раненый Икар.

– Ну, если недострелили, то падая с такой высоты точно башку свернул. – Прокомментировал Петр.– Что-то у них, что ни номер, то труп. А то и два. Впрочем, – он сделал легкий жест рукой, – чувствуется рука мастера. Не иначе, у кого-то из современных идею сперли. В оригинале, уверен, все оружие – бутафория. А эти, видишь, усовершенствовали для достоверности. Ну да это вопрос времени. Поймут скоро, что достоверность в театре – это когда пенопластовым молотком бьют, а не металлической кувалдой артисту голову разбивают.

Со сцены уже унесли казака и вернулись за Икаром. Оставшийся в живых жизнерадостно отплясывал вокруг них лезгинку и очень мешал своей суетой санитарам.

* * *

Мы продолжали висеть около хрустальной лампы и молчали. Спектакль, кажется, продолжался, но смотреть не хотелось. Каждый думал о своём.

– Слушай, Петя, – прервал я затянувшуюся паузу. – Вот ты говоришь, им дела до нас нет. А ведь желе это, оно же нас чуть не погубило. А этого, – я махнул в сторону заднего сиденья. – Вообще еле откачали. – Сзади, видимо, в знак согласия, послышалось покашливание.

– А по-твоему что? Если кто в море утонет, это значит, «коварное море набросилось на жертву и, сжав в цепких объятиях, захлебнуло несчастного»? Что-то ты в Синявино не очень в топь кидался купаться!

– То есть… – обиделся я.

– То есть существует враждебная среда, от которой надо уметь защищаться. Иначе, – он провел ладонью по горлу, – кирдык! В общем, так… – он посерьезнел. – Сейчас как-то надо выбраться за территорию. – И назад, с Богом.

Сзади раздалось мычание. Мы обернулись. Беспризорник вел себя странно. Выпучивал глаза, водил ребром ладони по горлу, тыкал указательным пальцем себе в губы.

– Чего тебе? – строго спросил Петр.

– Ну?! – поддержал его я.

– Мммм… М! Мм! – и опять те же жесты.

– Ты что, с ума сошел? – осторожно предположил Петр.

Парень интенсивно замотал головой, сделал руку пистолетом, навел на себя, произнес: «Бах!», упал на сиденье, вскочил. Показал на рот. Закивал головой. Затем замотал в разные стороны.

– Говорить разучился?

Тот испуганно замотал головой.

– Так говори нормально, что ты как обезьяна в зоопарке? Или ты банан хочешь? Нет у нас бананов! Ну!!

Беспризорник, казалось, задумался о чем-то серьезном.

– Так вы меня убить обещали, если я хоть слово скажу, – неожиданно выпалил он. И с подозрением скосил глаза на бластер: не подстава ли? «Говори, типа», – а потом – «бах!» – и нет беспризорника. «Мы ж тебя предупреждали…» – и везти никуда никого не надо. Труп в лоджию, в первый ряд, спектакль досматривать, а сами вперед!

– Ну ты, блин, ваще! – изрек Петр. – Нельзя же все так буквально понимать. А впрочем… молодец! Слово держишь. – Он, видимо, вообразил, что было бы, если б отрок все это время не сидел тихо, а вопил по малейшему поводу. – Щас сказать можешь. Что?!

– Значит, так, я тут подумал… короче… возьмите меня с собой! – теперь он совершенно не казался придурковатым: глаза сообразительные, речь внятная, выражение лица изменилось кардинально.

«А ведь он умный, сообразительный парень, – подумал я. – А артист-то каков, он же нам полного придурка выдал! Да, среди беспризорников актерские способности в цене. Без этого быстро огребешь, нужно вертеться, как уж на сковороде».

– Говори все, – Петр тоже быстро врубился в произошедшие изменения и сделал свои выводы.

– Значит, так. Наружу мне нельзя. Соврал я вам. Никто меня в разведку не посылал. Я с пацанами поцапался. Часы мне вчера иностранец у Казани подарил. А я их в общак не сдал. А Леха Куцый видел, что я их подрезал… – («Подарили – считай, спер», – подумал я), – ну и настучал, сучара! А за это, сами знаете что… это во-первых! – он загнул один палец.

– Так, что во-вторых? – Петр с опаской посмотрел на его руку: выслушивать десять причин он явно не был настроен.

– Во-вторых, я могу вам пригодиться… – мы переглянулись. – Я умею водить машину… – «Так, еще и машины угонял», – мысленно отметил я, – Умею стрелять… – «врет», – и вообще, вам же кто-то нужен? Ну, хоть на стреме стоять?

– Зачем тебе это? – коротко бросил Петр.

– Да я давно уже хотел в чем-нибудь стоящем поучаствовать, а у вас, я понял, тема серьезная. Короче, у меня предложение.

– Ну… – только и смог сказать я, обескураженный нахальством парня.

– Пригожусь – возьмете в долю. Нет – пинок под зад. Слова не скажу. Разойдемся, как в море корабли. В-третьих… – он загнул третий палец.

– Не надо нам в-третьих, – перебил его Петр. – Нам посовещаться надо. Сиди тихо.

Парень поджал губы и демонстративно начал смотреть в боковое окно.

– Значит, так, – Петр неожиданно перешел на английский язык. – Первое, скорее всего, туфта. Врет, что врет. А вот второе – в точку. Если мы его сейчас бортанем, то он завтра с уголовниками тетку с бриллиантами грабить пойдет. Может, и не сразу, но сядет, а там и спрос другой. Грохнут рано или поздно. Это тоже как пить дать. С нами тоже вероятность не маленькая коньки откинуть. Но, – он многозначительно посмотрел на меня, – с точки зрения кармической, погибнуть, защищая Родину, или получить пулю, идя на гоп-стоп, – разница колоссальная. С другой стороны, нам действительно нужен помощник, – уже обычным голосом добавил он. – Парень он смышленый. Спереть у нас, кроме машины, нечего. Так у тебя же, вроде, здесь спутниковая сигнализация?

– Спутниковая, – машинально повторил я. Эта сигнализация, если честно, доставляла мне кучу проблем. Я по рассеянности постоянно что-нибудь не то делал – то дверь оставлю открытую, то мобильник не слышу… А они чуть что: «Здравствуйте, это Цезарь, Ваш пароль?» – Я им пароль, а в ответ: «Вы сейчас за рулем?» – «Я». – «У Вас не закрыт багажник, проверьте, пожалуйста» – «Хорошо, проверю». И так далее. Короче, пару раз меня ОМОН все-таки задерживал. Руки за голову, документы проверят и отпустят. Но неприятно.

Петр, видимо, догадался о ходе моих мыслей: «Не парься, отсюда сигнал до спутника доходит, как надо. Как будто тут все нормально. Маскируются: все ведь и снаружи выглядит – ангар ангаром. Да мы и сами на это купились!»

Сзади послышался шорох. Беспризорник настороженно переводил взгляд с меня на Петю, но понять ничего не мог. Кроме «жалобно-деньгопросительных» выражений, по-английски он, похоже, ничего не знал.

И тут меня как кипятком ошпарило:

– Петя, а какой сейчас тут день? – за переживаниями я совершенно выпал из повседневной жизни и, вероятно, по примеру утопающего, хватающегося за соломинку, вдруг решил, что ничего важнее моих повседневных дел на Земле просто не бывает. Но с другой стороны… у меня работала добрая сотня сотрудников, и все они в большой степени зависели от моих решений. А я просто пропал, никого не предупредив. Да меня по-любому должны были уже вовсю разыскивать! Подключив, естественно, и милицию, и все, что только можно.

Петр взглянул на бортовой компьютер.

– Прошло семнадцать суток, 8 часов и 24 минуты с того момента, как мы пересекли границу Зоны.

«Ну, все…» – подумал я.

– Петр, меня ищут… и, боюсь, с милицией. Мы можем посмотреть, что находится снаружи, за границей, не выходя отсюда?

– Нет, – сразу ответил он. – Этот мир еще не окончательно ассимилировался, поэтому, чтобы узнать, что происходит на Земле, нужно пересечь границу. А в чем дело?

Я был уверен, что он уже догадался. А спросил так, на всякий случай. И сам же ответил:

– Работа, семья, родственники… «всесоюзный розыск»! – его слова прозвучали цинично.

– Да. Причем, если, как ты говоришь, спутник принимает сигнал машины, то им известно мое местоположение. Сначала ОМОНновцы сунулись – что там, как ты думаешь, с ними приключилось? В жиже утонули? Тогда вообще шандец. Зона как минимум окружена воинскими соединениями. Шила в мешке не утаишь. Тем более, на месте происшествия всегда первыми журналисты. Обычно иностранные. Значит, весь мир на ушах. В общем, прикололись.

С заднего сидения донеслось: «Ух, блин!» Подростка перспектива, кажется, порадовала. Он ничего ни у кого не спер – это раз. И при этом есть шанс стать телезвездой на всю оставшуюся жизнь – это два.

– Ты там, придурок, не ухай! Только пикнешь – мы тебе всю память сотрем вместе с воспоминаниями детства! – сразу расставил приоритеты Петр.

– Да я что, я ничего, – засуетился Леха. – Вас понял. А детство… я бы, если б мог, сам бы его стер… – как-то упрямо и грустно добавил он. Мне стало жаль парня, но я промолчал: лучше перебдеть, чем недобдеть.

– На Землю сунуться надо. Мы же в воздухе невидимы, для радаров тоже. Да и вообще. С Зоны лучше сейчас уйти. Потом объясню. Поехали.

Петр тронул ручку скоростей, и мы плавно отвалили от хрустальной люстры. Он медленно вел машину сквозь галерку, буфет и гардеробную. Мы проплыли сквозь стену и оказались снаружи. Территория Зоны выглядела абсолютно так же, как и в момент нашего в ней появления. Неторопливые охранники. Дворняги. Забор. За ним ни души. Насколько было видно, за территорией ангара было безлюдно. Медленно двинули к забору.

– Пронесло, что ли? – нерешительно спросил я.

Беспризорник сзади пошуршал и успокоился. Вообще, он оказался на редкость понятливым. Пока.

– Пронесло, пронесло, пронесло, – каким-то неприятно скрипучим голосом повторил за мной Петр, – что ли, что ли…

В этот момент мы пересекли периметр стены и, как только большая часть машины оказалась вне Зоны, картина за ее пределами разительно изменилась. В небе вспыхнули прожекторы вертолетов.

Практически все пространство, начиная от стены, оказалось заставлено техникой разного калибра и назначения – от тяжелой бронетехники до фургонов, утыканных антеннами и радарами. Повсюду сновали люди в военных комбинезонах, стояли машины с красными крестами, вокруг которых суетились люди в белых халатах. На многих автомобилях виднелись надписи на иностранных языках. Техника располагалась упорядоченно, и ее было так много, что казалось, ею заполнено все вокруг, до самого горизонта.

– Ну, все по худшему сценарию, – процедил сквозь зубы Петр. – Не удивлюсь, если уже и жителей из города эвакуировать успели.

– Эвакуировали? – я вышел из оцепенения. – Мне же срочно туда надо! Петь, у меня же семья! Дети! Родители! Какой кошмар! Что они сейчас переживают! Какого черта!!! – нелогично закончил я.

– Никуда тебе не надо. И так острых впечатлений выше крыши. Что бы они ни переживали, сейчас переживать перестанут. Ох, не хотелось мне этого… придется. Единственный выход. К сожалению…

– Ты что, хочешь всех уничтожить?! Всю Землю?! – привыкнув к глобальности происходящего, я представил самое страшное. – Но чем они провинились-то?!

– Ничем! – Петр говорил серьезно и жестко. – Поэтому уничтожать никого не будем. В общем, так… Придется использовать Машину Времени. Для этого и нужно было выйти за пределы Зоны. Перемещаться одновременно во времени и между Мирами – мероприятие крайне неудобное. Значит, мы уже здесь, на Земле. Дело за малым. – Он защелкал кнопками бортового компьютера. – Усложнять не будем. Прыгаем назад и появляемся в момент нашего входа в Зону.

Внизу началась нешуточная суета. Пришли в движение люди, машины начали разъезжаться. Прямо под нами образовалось пустое пятно, которое осветили сотни прожекторов.

– Ха! Вот это прикольно! Спутник еще работает. Передал, что координаты нашей машины изменились – высоту-то он не понимает. Ладно, пора прекращать это «шоу мозгов». – подал голос Петр.