Текст книги "И дело в шляпе"

Дмитрий Баранов
И дело в шляпе

Введение

История, которую я расскажу, началась в одном маленьком городке на Диком Западе. Ну, просто представьте себе классический такой Дикий Запад – с палящим солнцем, ковбойскими шляпами, невозмутимыми шерифами, бандитскими рожами и хитрыми краснокожими. Все там шло как полагается. Чингачкуки, ясное дело, прятались в прериях, шерифы начищали свои звезды, бандитские рожи болтались на виселицах, а ковбойские шляпы занимались вообще черт знает чем. Солнце, зараза, допекало всех.

Именно от надоедливого светила прятался в тот день обладатель самой большой шляпы на всем Западе, вдумчиво спуская последний доллар в салуне «У Била». Давайте и мы остановимся в этом прекрасном заведении с несколько подгаженной репутацией, устроимся за барной стойкой неподалеку от толстого неряшливого трактирщика и попробуем осмотреться.

Уверен, нечто похожее вы много раз видели на экране телевизора. Очень маленького и пыльного телевизора, который словно ссохся под тяжестью времени, и оттого жадно ловил самый слабый сигнал, не обращая внимания на хрустящий привкус помех. Голые стены, стыдливо украшенные лишь маленькими точечными шрамами – молчаливыми отголосками давно отзвучавших выстрелов. Десяток дубовых круглых столов, за которыми когда-то собирались рыцари пива и джина местного разлива. Джин, кстати, выпрыгивал из бутылки частенько, так что выпивохи, будучи весьма невоздержанными в своих желаниях, за много лет оставили на когда-то гладкой поверхности столов затейливые узоры из алкогольных пятен, ножевых порезов и кровавых подтеков. Измученный бесчисленными тяжелыми сапогами, изрезанный шпорами измызганный пол – его мыли лишь спинами посетителей, падавших без чувств на поле грязной застольной брани. Тяжелая широкая стойка, которую также протирали в основном животами скользящих по ней неудачников, разбивающих головами всю посуду по пути к обманчивому свету мутного окна. Тот свет манил многих. И многих в конце концов уносили из трактира ногами вперед через небольшую двустворчатую дверь, привычно ходившую туда-сюда и жалобно певшую лишь тогда, когда она закрывалась за очередным гостем навечно. Как вы еще поймете из моей истории, помощь джина в исполнении заветных желаний до добра никогда не доводит. Салун, как и отчаянно жавшийся к нему городок, целеустремленно вымирал. Новых лиц здесь не видели уже лет десять. Но сегодня кое-что изменилось.

Утром низкая дверь удивленно скрипнула: вошедший, хоть и был ковбоем, открыл ее не с ноги. Нежданный посетитель, вежливо кивнув удивленному хозяину и одинокому посетителю у окна, прошел к стойке, снял шляпу, выпил первую стопку, машинально поднесенную Биллом, а затем расположился за одним из столов, потребовав добавки. Вот он – до сих пор сидит здесь с самым задумчивым видом. И как вы уже догадались, именно этот ковбой – главный герой нашего повествования.

Рассмотрите его повнимательней.

Согласитесь, что он чем-то похож на Клинта Иствуда. И еще немного на его «злого» партнера из известного фильма.

Короткая сигара (и как только он умудряется пить?). Отнюдь не кроткий, волевой взгляд. Еще более волевой выдающийся подбородок. Еще более выдающиеся длинные черные усы. И, как можно догадаться, еще более длинный дорожный плащ, правда, коричневато-бежевого оттенка… каким славится половина вещей на Диком Западе, включая неухоженные соломенные волосы героя. Сапоги со шпорами лежат прямо на столе. На них лежат и сами усталые ноги в дырявых носках в горошек. Все равно «благоухание» трактира ничем уже не перебить.

Зовут ковбоя Джон Дабл-ю Смит.

Росту он знатного, вида потрепанного, душевного (да и финансового) здоровья – откровенно бедного. Причем здоровье это оскудевает с каждым глотком убойной бормотухи, которую с радостью предоставляет заинтригованный Билл – хозяин салуна.

Дело в том, что все завсегдатаи тут делятся на две категории: те, кто яростно заливает ядовитым пойлом пожар неутолимых страстей, и те, кто в нем же топит печаль, вину и воспоминания. К первой категории относится, например, местный гробовщик – Томас Дэвис – заходящий к Биллу по вечерам. Ко второй – он же, заползающий поутру. Собственно, вон он сидит в углу: тощий, флегматичный, все время протирающий очки из боязни не увидеть что-нибудь важное. Например, не заметить что-нибудь, ради чего стоит жить. Впрочем, сейчас он лениво посматривает сквозь нас на стену салуна, словно узоры на досках могут сложиться во что-то живое, ха! А больше здесь никто и не показывается, разве что иногда какой беглый раб заскочит по дороге на север или прыткий мошенник забежит – по пути на юг. Джон Дабл-ю Смит определенно не из таких. Загадочная тоска в его взоре вообще не похожа ни на тоску зеленую в глазах честного работяги, ни на тоску-кручинушку в буркалах бесчестного разбойника, ни на, прости Господи, мрачную меланхолию за стеклами очков философа. Не говоря уж о разных там розовых соплях в очах романтика и профессиональном пофигизме во взгляде того же гробовщика.

А еще этот ковбой явно кого-то ждет.

И если мы повернем голову на хриплый крик «виски!», увидим, кого именно. Ну, или, по крайней мере, поймем, кого он на свою голову дождался. Это в салун, чуть не снеся с петель хрупкие створки, спиной вперед привычно вваливается новое лицо нашего рассказа: Подлый Гарри. Впрочем, запоминать это имя не обязательно: судя по слишком наглой роже, слишком болезненному кашлю и не слишком уверенной походке, он лишь временный постоялец на этом празднике жизни.

Подлый Гарри последнее время был самым злокозненным кровососом округи, этаким анти-шерифом, высасывающим из людей кровные деньги, порой превращая их в кровавые. Его всегда легко узнать: косо посаженные плечи, круглое брюшко и квадратная морда в обрамлении легкой трехмесячной щетины, в которой резвятся пьяные от перегара хозяина блохи.

Подлый Гарри увидел Джона Дабл-ю Смита и, оставляя грязные следы на дощатом настиле, подошел к ковбою. Вот предсказуемо жалобно пискнул стул, немилосердно придавленный тушей безжалостного убийцы. Билли поставил на стол еще бутылку. Бандит тотчас же к ней присосался. Вылакав добрую половину, он добродушно хмыкнул, утер рот бородой и занюхнул пойло расположившимися рядом с рылом носками ковбоя. Несколько удивленный столь панибратским обращением, Джон Дабл-ю Смит вежливо покачал скрещенными пальцами ног.

Можно считать, что обряд знакомства завершился.

– Ты!

– Я? – уточнил ковбой.

Его собеседник явно не ожидал такой реплики и призадумался.

– Я – подлый Гарри! – попытался расставить все по местам бандюга.

– Ты? – переспросил приезжий.

– Я… – уже не так уверенно протянул бедняга.

– А я? – окончательно поставил разбойника в тупик Джон Дабл-ю Смит.

– Ты? – озадаченно почесал голову Подлый Гарри.

– Я, я! – продолжал настаивать ковбой.

– Томас, готовь гроб! – прокричал Билли. – Сейчас начнется.

И правда: Подлый Гарри вдруг со всей дури треснул по столу. Стол действительно треснул, протестующе вякнув что-то предсмертное, однако Джону Дабл-ю Смиту хватило ума и выдержки остаться сидеть, не поведя ни ухом, ни даже пальцем, озорливо посматривающим на налетчика из самого большого «горошка» в носке. Бандюга шмыгнул носом и вперил в ковбоя тяжеленный взгляд:

– Знаешь, на что я смотрел, заходя сюда? Я тебе скажу, – поспешил сам ответить на свой вопрос налетчик, не дожидаясь начала нового интеллектуального диалога. – Я смотрел на черную лошадь. Знаешь, кому она принадлежит? Мне!

Бандит, уставший от непривычно длинной тирады, попытался перевести дыхание, но вовремя заметил, что ковбой уже открыл рот для очередного вопроса, и выпалил:

– Зачем ты ее украл? Непонятно. Ты загадочен. А я не люблю загадки!

Если бы сейчас нам было видно лицо Билли, копошащегося где-то за стойкой, мы бы заметили выражение крайней досады. Ну конечно, так всегда бывает. Ценные вещи постоянно крадут, красивых девушек – крадут или уводят, интересных клиентов – крадут, уводят или убивают. И все эти процессы всегда как-то связаны с выпивкой. Эх, ну что за профессия? Надо было в банду идти, говорил же батяня… Подлый Гарри тем временем сформулировал самую сложную мысль за вечер (будем честны, за всю жизнь).

– Твоей светлой голове… – отморозок, пламенея от гнева, ткнул пальцем в сторону шевелюры Джона, – хватило глупости украсть моего черного коня! Зачем – непонятно. Поэтому ты сразу стал для всего города темной лошадкой. У нас таких не любят. И место тебе – на скотобойне!

Бандит взмахнул рукой перед самым носом ковбоя, ударив снизу по широкой шляпе. Та улетела за спину Смита, который даже не шелохнулся.

Нутром, которого у меня нет, чую, или даже слышу щелчок затвора. Это значит, что нам надо поскорей убраться подальше от барной стойки, потому что Билл уже достал свой верный винчестер, и не хотелось бы из-за одного неверного движения оказаться между ним и клиентами. Никто ведь не хочет, чтобы рассказчик устранился так быстро?

Всем же интересно узнать, что как только шляпа опустилась на пол, Билли громогласно объявил:

– Джентльмены!

Потом на всякий случай уточнил:

– Ты, Подлый Гарри, и ты, Загадочный Ковбой. Проявите ко мне уважение. Не смейте начинать пальбу в моем салуне. В противном случае я с прискорбием размажу ваши мозги по столь дорогому для моей бездушной личности полу. И имейте совесть: не смейте устраивать перестрелку слишком далеко от моего заведения, иначе ко мне так и не потянутся посетители. В противном случае я найду вас, каждого, вне зависимости от исхода вашей дуэли, и проучу.

Подлый Гарри успокаивающе поднял руку.

– Да конечно, дядя Билл, что мы, изверги? Что скажешь? – обратился он к незнакомцу. Получив утвердительный кивок, добавил: – Хочешь еще что сказать?

Ковбой смерил взглядом стаканы и, причмокнув, предложил:

– Сначала допьем?

Дальнейшая беседа текла душевно, благо бормотуха лилась рекой. Мутноватой, зато полноводной. Казалось, два старых приятеля решили встретиться, побормотать песенки да пошуршать о том о сем. Шуршание же бумаги, доносившееся от стола гробовщика, сосредоточенно рисующего какой-то эскиз и все поглядывающего на собеседников, вписывалось в атмосферу праздничного стола так же органично, как кусочки конфетти в оливье.

– Надолго в городе?

– Да нет, разберусь с тобой да дальше поеду.

– А, ну ты погоди, сходи еще на кладбище, там старые памятники – от индейцев еще остались. Глядишь, эта, оккультуришься.

– Да иди ты! Посмотрю, посмотрю…

– Так а что ты вообще, эта, за мной, что ли, да?

– Да жена твоя заказала. Говорит, мол, руку и сердце обещал, а только крови из нее столько высосал, да к другой полетел, стервец. Вот, теперь сердце-то требует…

– У, стерлядь, кто бы говорил… Слушай. А это какая жена-то?

– Да вроде бывшая…

– Да не, которая?

– Да вроде третья…

– Вот тебе что, западло, что ли, сразу все сказать? Третья с конца или с начала?

– Джентльмены! – снова вклинился в беседу старый Билл. – Вам пора стреляться. Иначе солнце окончательно скроется, и нам с мистером Дэвисом будет плохо видно. Не думайте только о себе, позаботьтесь и о ваших зрителях. Счет, по давней традиции, на победителе. И без шуточек – не вздумайте потом сказать, что платит проигравший!

Хозяин салуна, подавая пример гостям, продефилировал на выход, изящно (как ему казалось) покачивая дробовиком, как самым модным аксессуаром сезона. За ним лениво прошаркал Томас Дэвис. Последними вышли посетители, которым многострадальная дверь салуна исполнила последнюю в своей жизни заупокойную песню.

* * *

Ах, ну что за атмосферная картина! Вечер, заходящее солнце, ласковый ветерок лениво гонит по дороге перекати-поле – Бездомного Джимми, не задерживающегося подолгу на одном месте. Сейчас он как раз стремится укатиться с линии огня, чтобы лучше видеть обоих дуэлянтов.

А вот возведенные в статус секундантов трактирщик и гробовщик, как всегда управляющие движением местной жизни, уже заняли лучшие места. Они разместились в теньке от раскрашенного гнилью развалившегося домика, выглядящего так же мрачно-эклектично, как, скажем… Борис Карлофф. Работники совка и кружки выжидательно уставились на дуэлянтов, сидя на откатившихся от здания бревнах, словно грифы на костях.

Подлый Гарри и Джон Дабл-ю Смит задумчиво глядят друг на друга. Бандюган стоит у крыльца местной часовни – почти заброшенного, а потому аккуратного небольшого здания. Покосившийся козырек рассохшегося крыльца, поддерживаемый четырьмя тонкими столбиками, слегка нависает над брезгливо щурящимся пузаном, прикрывая его от последних лучей назойливого светила.

Но нас сейчас интересует светило рангом поменьше. Цвет и гордость ковбойского племени (напомню: бежевый плащ, волевой взгляд) расположился как раз у дверей салуна. Наш герой невозмутимо пыхтит все той же сигарой, с интересом оглядывая окрестности.

Питейный дом и домик божий расположились метрах в двадцати друг от друга, так как в этом благочестивом городке как-то не принято искать окольных дорог вместо прямого жизненного пути, начинающегося обычно трактиром и заканчивающегося отпеванием.

Прогремел выстрел. Вдруг прогремел выстрел, если быть точным…

Это старый Билл пальнул в воздух, подавая сигнал к началу.

Первым, естественно, оказался ковбой. Шмальнул от бедра, крепко сжимая в черной перчатке блестящий кольт. Подлый Гарри закатил глаза и попытался с недоумением уставиться на свой лоб: там прямо посередине красовалась глубокая дырка, из которой вяло сочилась красная густая жидкость. Смачно плюнув на безнадежную затею (и грязную дорогу), Подлый Гарри прищурился еще недовольней, чем прежде. Следующий выстрел заставил его глаза все-таки полезть на все тот же лоб, а рот – приоткрыться. Зубы разбойника крепко сжимали вторую пулю, выпущенную Джоном Дабл-ю Смитом.

Ковбой был неместным и, видимо, не слышал о великолепной реакции соперника. Тем не менее, он сделал еще три оглушительных выстрела, отказываясь верить в поражение. Бандит даже не шелохнулся.

Есть люди, которые к себе располагают. Есть те, кто отталкивает окружающих. Но в некоторых ситуациях почти к кому угодно вдруг начинают хорошо относиться.

Никогда раньше Джон Дабл-ю Смит не находился в такой теплой дружественной атмосфере. Бездомный Джимми, сидящий по-турецки в какой-то высохшей луже, вскинул грязную руку в успокаивающем жесте, мол, ничего, все мы смертны, не расстраивайся… Томас Дэвис, потянувшийся было протереть очки, постарался максимально незаметно порвать один из двух набросанных за столом эскизов и ободряюще улыбнулся ковбою, украдкой проверяя последние замеры. Тот ответил вежливой, хотя и мрачноватой гримасой. Билли пробормотал что-то хорошее, скорее всего, поминальное, и, не чокаясь, выпил.

Даже Подлый Гарри как-то виновато пожал плечами, распахнул «нюхнувшую пороху» и когда-то несколько раз продырявленную черную куртку, и, немножко смущаясь, вытащил старый пистоль.

Джон Дабл-ю Смит глубоко вдохнул. И вдруг во все легкие заорал: «Кукареку!». Его соперник явно вздрогнул, в замешательстве уставившись на ковбоя. Тот вдруг сорвался с места и побежал прямо на Подлого Гарри, корча страшные рожи, хлопая себя локтями по бокам и дико крича. Револьвер бандита заметно дрожал от удивления. Пробежав пару шагов, этот ненормальный ковбой снял свой видный головной убор и запустил им в разбойника. Тот машинально выстрелил. В самую большую шляпу Запада грех было не попасть, и набожный кровопийца не ударил в грязь лицом. Он ударил в грязь затылком, потому что, испугавшись прискакавшего почти вплотную ковбоя, сделал пару шагов назад, споткнулся и упал на замызганное крыльцо.

И тут шестизарядник Джона Дабл-ю Смита прогремел в последний раз. Пуля угодила в четвертую подпорку крыльца. Три других были как раз подпорчены предыдущими выстрелами ковбоя.

Навесная крыша рухнула, погребая под собой Подлого Гарри.

Джон Дабл-ю Смит огляделся. Шляпу, как всегда угодившую в единственную на этой богом забытой улице лужу, решил не подбирать. Мельком глянув на свое отражение, подумал, что надо уж либо парик снять, либо бороду снова перекрасить. Потом, впрочем, решил, что лучше сменит цвет волос и отклеит даже усы.

Зрители дуэли оторопело вытаращились на победителя. Осознав произошедшее, Томас Дэвис невидяще – даром что в протертых очках – уставился в свой эскиз, а Билли распахнул рот и даже выпустил из задрожавших рук бутылку, чем, кстати, и воспользовался привычный ко всему и лишь философски причмокнувший Бездомный Джимми. Ковбой же неторопливо достал из-за пазухи небольшой кейс, в котором хранились весьма неприятные инструменты для нелегкой работы. Работы, что страшнее профессии дантиста, веселее доли патологоанатома, прибыльнее службы шерифа или удела разбойника, хотя и совмещающей в себе черты всего упомянутого.

Если бы Подлый Гарри сразу догадался, чем занимается таинственный незнакомец, он потерял бы голову от страха, а так пришлось лишиться ее от длинного серебряного клинка. Зато Джон Дабл-ю Смит возымел сомнительное счастье стать обладателем двух длиннющих клыков (для статистики), одного давно не бьющегося сердца (для вас, миссис третья бывшая жена, то ли с начала, то ли с конца) и очередного выполненного контракта.

Если бы мы могли, мы бы заглянули в карман плаща нашего героя и обнаружили там потрепанное объявление, начинающегося с загадочных букв «WANTED». Под этой надписью мы увидели бы схематичный рисунок и довольно длинный текст: Подлый Гарри. Вампир-кровосос. Список преступлений…».

Как я уже говорил, история, которую я расскажу, началась в самом обычном городке на самом привычном для вас Диком Западе. Живут там самые нормальные люди, у которых, правда, как, наверняка, и у вас, есть свои маленькие слабости и секреты. Кто кровушки любит попить у соседей, когда душа мертвая просит, кто на стену лезет в полнолуние, когда блохи в шерсти покоя не дают, кто на кладбище сидит допоздна, потому что от солнца палящего только под плитой прохладной и спрячешься…

Ну а наш герой, который по праву носил самую большую шляпу на Западе, был самым лихим на всем белом свете охотником за головами. А также шкурами, сердцами, клыками, носами, рогами и языками, которыми богата местная фауна (а порой и особо агрессивная флора). Звали его, естественно, не Джон, и уж конечно не Смит, ну а что значило загадочное Дабл-ю, вообще непонятно.

Но, как бы то ни было, наш ковбой уже подарил так и застывшему с приоткрытым ртом трактирщику лошадь Подлого Гарри, оседлал свою боевую корову и направился в закат – догонять уходящее солнце.

Мы же, глядя на его широкую спину, можем лишь констатировать: «Началось!». Древнейший инструмент истории – первый камешек – запущен, и лавину последующих событий не остановить уже никому, даже нам, мой дорогой слушатель…

Глава первая,
в которой много работают головой, дважды ее теряют, разок находят. В шляпе

Угадайте загадку. Соломенная голова, железное сердце, робкие шаги по дороге из желтой грязи. Ну конечно, Джон Дабл-ю Смит! Бессердечный герой, оставивший валяться в луже верную шляпу, спасшую его от верной смерти, наверняка мучился теперь от палящего солнца – и поделом.

Впрочем, основная жара уже спадала, да и с утра, по счастью, земля порадовалась редкому в этих краях дождю, так что даже расплылась от удовольствия. Днем ранее ковбой отъехал от салуна «У Била», и теперь неторопливо двигался по почти заброшенному тракту, не нанесенному ни на одну карту, да и на самой поверхности прерии уже почти не различимому. Совсем исчезнуть, утонув под хищными волнами атакующей с обеих сторон травы, этой скользкой от слякоти дорожке мешали лишь изредка пользовавшиеся ей воры и разбойники, желавшие добраться до наиболее укромных мест страны. В редких бастионах кустов, возвышавшихся от силы на полметра, не спряталась бы ни одна живая душа, да и в почти разошедшихся облаках вряд ли притаилась бы какая крылатая напасть, так что одинокий всадник чувствовал себя почти в безопасности.

Пожалуй, стоит, наконец, сказать еще несколько слов о нашем герое и его нелегкой жизни. Смит был неповторим, как тысяча романтических ковбоев. Обладал четкими, хотя и гибкими моральными принципами. Пил мало, жил тихо. Порой будил лихо, тогда стрелял метко, потом пил много, отдыхал громко. На вид Джону можно было дать тридцать с небольшим лет в обед, лет тридцать с гаком к ужину и без малого лет пятьдесят за завтраком – особенно после активного отдыха.

За убийства платили ему прилично, так что на жизнь зарабатывал он до безобразия хорошо. Как и все ковбои, Джон немного шарил в банковской системе, точнее, обшарил в свое время пару банковских хранилищ, и потому знал, что доверять им нельзя. Складировал все сбережения в одном отдаленном месте. И посему вид он обычно имел весьма потрепанный, заботясь лишь об оружии и снаряжении.

Трепаться попусту ковбой не любил. Да и не с кем было. Часто думал о девушке, которая его ждет, но постоянно напоминал себе, что прежде, чем к ней отправиться, нужно еще хорошенько поработать. В дороге друг у него был один – Шальная Бэтти. Сейчас Джон наверняка скармливал ей уже ненужный соломенный парик – волосок за волоском. Белая боевая корова, несомненно, довольно цокала языком и причмокивала копытами по слякоти.

Различить в местной грязи другие звуки было невозможно. Почти…

Джон вдруг развернул верную соратницу и достал кольт. Каждый слышал, что на таких глухих дорогах можно нарваться на разнообразнейших тварей. Ковбой же знал это наверняка, и потому был готов ко всему. Опять же, почти ко всему…

Приблизившийся монстр произвел на всадника чудовищный эффект. Первой не выдержала Бэтти. Задние ноги коровы подкосились, глаза расширились. Храбрый ковбой зарылся лицом в холку верной подруги. Спина его содрогалась от всхлипов.

Напротив ковбоя застыло нечто. Оно крепко утопало в земле четырьмя ковбойскими сапогами. Зорко оглядывало окрестности двумя головами в стильных ковбойских шляпах. Грозно возвещало о своем приближении угрожающим колокольным звоном и в то же время пыталось слиться с местностью благодаря яркой защитной окраске. Наконец, оно возвестило звонким юношеским голосом:

– Мистер, Вы забыли свою шляпу!

Джон с трудом поднял голову и с новой силой разразился гомерическим хохотом, не в силах смотреть на это чудо. Худощавый индейский паренек, гордо восседающий на хлипком кучерявом баране, придавленном пафосом происходящего и тяжестью ноши, терпеливо ждал, когда ковбой отсмеется. На лице мальчугана застыла запрограммированная довольная улыбка. Ну, все же знают, как застывают индейские лица, умеющие отображать только шестнадцать лет (зоркий разведчик), тридцать (храбрый вождь) и восемьдесят (мудрый шаман). Настоящий же возраст храбрых детей прерий можно определить лишь по количеству и длине перьев на затылке. У этого пацаненка они едва прорастали сквозь грязную шевелюру.

Наконец, Джон слез с коровы и выдавил:

– Парень, ты кто?

– Я – Демонтин Летящая Походка, – ответил индеенок, плюхаясь в дорожную грязь к ногам ковбоя – к молчаливому удивлению Джона, невысказанному ехидству Бэтти и несказанному облегчению барана.

Юнец был одет в мешковатую униформу, впрочем, чего уж там, скорее всего она и была раскрашенным мешком, в котором продрали отверстия для рук и ног. Баран же был реально страшен. Точнее, нереально грязен. Еще точнее, судя по многострадальной морде, да и по всему телу, на бедолагу просто напал сумасшедший авангардист, который вывалял кучерявого в луже синей краски. Надо ли говорить, что мешок, который напялил Демонтин, побывал в той же луже…

– Я почтовый служащий. Точнее, стажер. Волонтер.

– Так, а это что?

– Это? – паренек оглянулся. – Это просто баран. Он на меня работает. Точнее, я на нем. Ну, вы поняли…

Джон удивленно хмыкнул:

– Никогда раньше не слышал о почтовых баранах. Но что с ним? Это боевая раскраска твоего племени?

– Ну… – Демонтин задумчиво почесал за ухом. Баран аж прибалдел от такого неожиданного проявления ласки и настороженно ухо отдернул. Вообще видно было, что парнокопытное изрядно напугано всем происходящим, что и понятно: не все рождаются храбрыми львами. – Любая дорога опасна, и я подумал, что если нанести на барана цвета почтового отделения, то никакие бандиты не станут на нас нападать: всем ведь нужны письма…

– Боюсь тебя огорчить, но степные волки редко умеют читать. В основном пишут: романтически, кровью клиентов по земле, и все больше всякую нецензурщину. А еще прекрасно слышат, а ты зачем-то нацепил на своего «скакуна» колокольчик…

– Я думал, так можно отпугнуть приведений.

– А вот у них как раз ушей нет.

– Ну ладно, сдаюсь, просто когда я его украл, колокольчик уже был, и я постеснялся снимать…

– Ишь какой робкий… Стоп, так он краденый? – уже обессиливший от хохота ковбой осторожно улыбнулся, морально готовясь к очередному приступу. – Много я в жизни повидал. Лихие угоны поездов, отчаянные налеты на торговые караваны, кровавые ограбления банков. Но дерзкое похищение барана – о таком слышу впервые. Зачем?

– Чтобы догнать вас, – виновато пожал плечами парниша. – У меня срочное дело, а никакого скакуна мне взять не разрешили, мол, свободных нет. А я давно мечтал о хорошем баране или об овце. Прямо спал и видел такого. Они, правда, живут мало. Вот если бы баран волшебный был… э лек три чес кий… Эх, ладно. На самом деле я сначала хотел угнать корову, а лучше стадо, голов пятьдесят. Ну или хотя бы лошадь. Но за ними приглядывали, а за этим – нет.

– Неудивительно, – посмотрел Джон на медленно помирающего на ходу барана. Затем понял, что все еще чегото не догоняет. – Зачем ты его обул?!

– Мистер, ну что за выражения? Обул я того фермера, который решил на Диком Западе завести барана, и даже не привязал его. А своего скакуна я замаскировал. Чтобы меня не вычислили по следам. Что с вами, мистер, вам плохо?

От пробивавшего его смеха ковбой начал медленно оседать рядом с уже прилегшей на всякий случай Бэтти. Однако затем взял себя в руки, схватился за рога коровы и заставил себя подняться.

– Ладно, умник, последний вопрос, просто чтоб посмеяться. Шляпу ты на него нацепил с той же целью? Замаскироваться в толпе? Или продвигал новую маркетинговую политику: почта с человеческой мордой?

– Что? – не понял ни слова заинтересовавшийся Демонтин. – Не, это ваша.

– Что? – не понял уже Джон.

– Шляпа ваша. Подобрал в луже. Мне ее просто деть некуда было. Вот, – парень, нимало не смущаясь, снял самую большую шляпу Запада с вихрастой головы барана и возложил ее на затвердевшие патлы Джона, прикрыв не до конца дожеванный парик. Безмолвная кудрявая скотина лихо встряхнула головой, а онемевший от такой наглости ковбой по-бараньи уставился на мальчугана.

Тяжелый взгляд сурового ковбоя подействовал на Демонтина, как на слона дробина – чем-то развеселил.

– Ах, мистер, вы сейчас так похожи на моего барана! Он так же загадочно посмотрел на меня, когда я придал ему подобающий ковбою вид. Но довольно слов! Я принес Вам письмо! – важно объявило непоседливое дитя прерий, раскрывая перекинутую через плечо холщевую сумку.

Джон поморщился.

– Ты ошибся, парень. Ты ведь даже не знаешь, кто я.

Ступай-ка отсюда!

– Это и не важно! Все равно это письмо специально для Вас!

– Ты говоришь загадками, и я не собираюсь их разгадывать.

– Да нет же! Вы – убийца подлого Гарри!

– Это мог сделать кто угодно!

– А сделали Вы! И я должен отдать Вам записку. Это вопрос жизни и смерти!

– Правда? Такие вопросы я люблю.

Нет, последнюю фразу произнес вовсе не ковбой. И даже не Шальная Бэтти, хотя пару раз за бредовый диалог она и порывалось вставить свое веское «Му!» и настучать копытом засранцу по ушам. Баран все еще не отошел от случившегося. Значит, остается одно: новый участник диалога. Вон он вышел на свет в паре шагов от спорщиков. Или не он, а они. В общем, судите сами: снизу четыре копыта – наверху одна голова. Снизу мускулистые ноги, бурая шерсть – наверху все та же лысая голова. Массивное туловище украшает мохнатый хвост, чем-то похожий на конский, а вот наверху… ну, вы поняли, на голове конские хвосты обычно не растут. Так можно продолжать долго, но уже понятно, что верхняя половина существа сильно проигрывала нижней в объеме и разнообразии, хотя и была явно главней. Так всегда: низы значительней, зато верхи – значимей…

– Ну вот, накликали. Сфинкс… – протянул ковбой.

К собеседникам неторопливо приближалось массивное существо двух метров в холке весом в пару тонн, оставляя просторную просеку в пугливо подминающейся под исполином растительности. Непонятно, как он мог подобраться так близко. Еще страннее то, что метров через десять оставляемый им след обрывался, словно сфинкс возник из ниоткуда. И что самое паршивое, Джон Дабл-ю Смит прекрасно знал, что, несмотря на кажущуюся неторопливость гиганта, от сфинкса уже не убежать…

Классическая легенда Дикого Запада. Голова мужчины, тело бизона. Вот не повезло человеку! Или быку?… Сфинксов притягивают споры, загадки. Именно поэтому по некоторым дорогам лучше ездить одному…

– Трепещите, смертные, вы заплатите за свое кощунство!

Сфинкс был суров, брутален, и, если бы не глупая фраза, голова его наводила бы на ассоциации с голливудским героем боевиков Джейсоном Стэйтемом. Тварь медленно приближалась. Джон машинально прикидывал, какого размера останется лепешка, когда эти несколько тонн разбегутся и вомнут его в желтую грязь. Досчитал. Мрачно сплюнул. Достал кольт. Ну да, пулю в висок ведь менее болезненно?

Глядите, а мальчишка-то ничего, держится. Точнее, горящим взором смотрит на чудо, само целенаправленно идущее в руки.

– Ой, дяденька ковбой, смотрите, какая зверюшка?

Можно я его себе возьму, вместо барана?

– Ме?! – заинтересованно поднял голову рогатый, с надеждой глядя на потенциального преемника. Сфинкс неуверенно притормозил, с сомнением посмотрев на странную компанию. Надо признать, неуверенность придала ему что-то узнаваемое, человеческое, в общем, чудо-юдо начало слегка напоминать Виктора Сухорукова.

– Я говорю, бойся меня, мальчишка!

– Вот только рот надо будет чем-нибудь занять, а то говорит много, мочи нет, клиентов распугает. Хотя… – в голосе юного представителя старого индейского племени вдруг послышался звон задетой торговой жилки, – если должным образом это подать… Подумайте только, голосовая почта, это же сколько возможностей…

Сфинкс замер. Потом радостно покачал головой:

– Я понял, индеенок просто потерял разум от страха!

Ах-ха-ха-ха!..

Под скептическим взглядом ковбоя громогласное «ахха-ха-ха» как-то незаметно трансформировалось в чуть более скромное «хо-хо-хо». Заметив отчетливую иронию в лукавых глазах Шальной Бэтти, сфинкс заметно покраснел и выдал что-то вроде смущенного «хи-хи». Молчаливая мольба и надежда в очах барана превратила возглас существа в скромное «хе», а снова посмотрев на приценивающегося Демонтина, сфинкс умолк вовсе.