Текст книги "Майдан для двоих. Семейная сага"

– Живи как все! – не сдавалась я.

– Из магазинных костей я тебе такой борщ сварю, что жрать не будешь!

И сварил же однажды. Такая, я скажу тебе, дрянь получилась. Всю кастрюлю вылили в помои.

Он укорял меня, что я свою зарплату раздаю рабочим и снабженцам на запчасти. Я огрызалась, что это мужская обязанность в семье деньги зарабатывать. Он мне тыкал в нос женскими обязанностями. Правда, о них я и не вспоминала.

Мелковат оказался Святослав Козак для Анастасии Нестеренко. Добрый, надёжный, заботливый, но, понимаешь, мне нужен был мужчина другого масштаба. Как мой отец, например. Он в ту пору был уже секретарём ЦК Компартии Украины. Жил в Киеве. Официально – один, но холостяцкую квартиру на Крещатике часто навещала его сорокалетняя моложавая секретарша. В командировках я стала принимать ухаживания мужчин. Завела далее продолжительный роман с заместителем министра и мимолетный – с секретарём ЦК КПСС, курировавшим нашу отрасль. На XXV съезде партии я познакомилась с Андреем Герасимовичем, главным инженером объединения «Донецкуголь». Кстати, ты очень похож на него, особенно с короткой стрижкой. Лысые мужики мне всегда нравились. Посмотри на его портрет. Какая брутальность, какая энергетика во взгляде! В такого мужчину нельзя было не влюбиться. Кстати, это кисть самого Ильи Глазунова. В этом доме все холсты – подлинники.

Я далее составила стратегический план развода. Он предусматривал твоё поступление на отделение международной журналистики в Киевский университет. Ты тогда бредил учёбой в МГИМО, но я-то знала, что туда простые юноши из провинции не поступают. А в Киеве мой отец мог бы реально помочь. Но он умер за полгода до того, как ты окончил школу. И Киевский университет мы потеряли. Твоя авантюра с МГИМО была обречена на провал. Когда ты вернулся из Москвы в Павлодар, как побитая собака, я уже планировала отмазать тебя от армии, а на следующий год, через связи Андрея, пропихнуть на международную журналистику в Киев. Но тут с инициативой вылез твой папаша. Надо же, Томск – университетский город, Сибирские Афины! Студент в третьем поколении! И, как назло, там открыли набор студентов-журналистов. Я пыталась тебя отговорить, что дальше областной газеты с дипломом ТГУ карьеры не сделаешь. Но ты такой же упёртый, как твой отец. Проклятое кержацкое упрямство! Мать не слушался. И чего ты в своей жизни добился? Разорившийся посредник? Писатель местечкового масштаба? А здесь со мной мог бы стать олигархом. Да я из тебя самого Президента Украины могла бы сделать! Вон, оба зятька, и бывший, и нынешний, – богатые, уважаемые люди, определяют политику этой страны.

Ты уехал учиться в Томск, а после смерти твоей бабушки (бедная женщина всю жизнь потратила на бабника и алкоголика!) меня ничего больше в Павлодаре не удерживало. Сколько раз я звала тебя в Донецк? Пальцев на руках не хватит. Чего только не сулила, чем только не заманивала. Какую невесту нашла! Дочь второго человека Украины! А ты, как зажравшийся кот, нос воротил. Не могу, дескать, жениться без любви. А кого взял в жены? Бездарную актриску, лицедейку. Хотя одна её роль – Катерины в «Грозе» Островского – мне понравилась. «Что – воля, что – неволя. Всё равно» – такая же мямля, как и ты, но с ещё большей придурью. Правильно она сделала, что бросила тебя. Вас, дураков, по-другому не научишь.

А в лихие девяностые, когда началась приватизация, как ты мне нужен был здесь! На жизнь Андрея семь раз покушались. Однажды обстреляли машину, когда мы с Людочкой ехали вместе с ним. Пули и бомбы его пощадили, а инсульт – нет. Он застолбил за собой целую промышленную империю. Ею же надо было управлять. А мне – уже шестой десяток, пятнадцатилетняя дочь на руках. А родной сын так и не приехал. Но ничего, сама справилась. И дочь лучшей балериной страны сделала, и капитал приумножила.

И вот теперь ты нарисовался своего сына выручать. А какого рожна он попёрся на эту войну? Все эти патриотические лозунги о Новороссии, о русском мире, об украинской нации – дымовая завеса для вербовки пушечного мяса. В конечном счёте речь всё равно идёт о деньгах. Кто будет контролировать производство добавленной стоимости в регионе, финансовые потоки. Советский Союз сдала же партийно-хозяйственная номенклатура. Путешествуя по миру, советские руководители видели, как живёт «загнивающий» Запад, а возвращались домой и попадали в «достижения» развитого социализма. И делали выводы отнюдь не в пользу второго.

Республиканские элиты поделили имперскую собственность. Уже четверть века прошло с той поры, и никто ничего не собирается кому-то отдавать обратно. Если бы ты не остался после развода с отцом, а уехал со мной, то сейчас бы и ты, и твой сын защищали свои имущественные интересы в украинской экономике.

Конечно, я позвоню Людмиле, поговорю с её мужем. Для его политической карьеры лучше, чтобы этого скандала вообще не было. Но не переживай, мне есть чем надавить на зятя, чтобы он оставил твоего сына в живых. Но у меня будет одно условие. Когда мальчик окажется на свободе, ты обязательно нас познакомишь.

Константин Геннадьевич Бурмистров, депутат Верховной рады Украины, лидер партии (Киев)

Новый Мировой Порядок будет строиться против России, на руинах России и за счёт России.

Збигнев Бжезинский

А ведь вы могли быть на моём месте. Конечно, на родной сестре по матери вам не пришлось бы жениться. Но для собственного сына Анастасия Акимовна сделала бы гораздо больше, чем для зятьёв.

Однако перейдём к делу. В моих интересах, чтобы ни вас, ни вашего сына вообще не было. Но вы есть и, похоже, будете. «Господи! Дай мне силы изменить то, что я могу изменить. Дай мне мужества вынести то, что я не в силах изменить. Дай мне мудрости отличить одно от другого». Молитву Альбрехта Дюрера помните? Мне придётся смириться с новой роднёй как с провидением. Но предупреждаю, если о вашем сыне пронюхают журналисты, этого разговора не было, и никакая бабка вашего сына не спасёт.

Мы же с вами почти ровесники. Два честолюбивых парня из провинции мечтали покорить мир. Мне и комсомол нужен был исключительно как самый короткий путь наверх. Думаю, вам журналистика – тоже. Да, заместитель редактора областной партийной газеты в советские времена был фигурой. Ладьёй – по шахматной терминологии. А я заведовал отделом агитации и пропаганды в Днепропетровском обкоме комсомола. Конечно, партийным журналистам я не мог указывать, о чём и как писать, но корреспондентов нашей мол одёжки держал в строгости.

Настоящие коммунисты – очень верующие люди. Только их Библией стал «Манифест» Карла Маркса, а не Евангелия. Моральный кодекс строителя коммунизма содержит все библейские заповеди. И свой новый мир царства свободы и справедливости, без богатых и бедных, они строили с неистовым религиозным фанатизмом. Мы – дети той эпохи. Мы не можем жить без идеалов и веры. Я в 30 лет крестился в православие. И не потому, что губернатор настоял и это нужно было для моей карьеры, я сам больше не мог жить без веры. Пустоту в душе надо обязательно чем-то заполнять.

Но чем больше я узнавал о христианстве, тем сильнее во мне становилось ощущение, что я ошибся с выбором веры. Я искренне верю в Бога нашего Иисуса Христа, но ортодоксальное православное толкование его учения – не для меня. Я считаю, что оно устарело. И, к сожалению, оно не только не способствует современному развитию цивилизации, её модернизации в постиндустриальных условиях, а напротив, даже тормозит социальный и экономический прогресс.

За примерами далеко ходить не буду. Возьмём Евросоюз, куда так стремится наша Украина, и экономический кризис. Какие страны наиболее уязвимы к экономическим неурядицам? Греция вот-вот выйдет из ЕС. Чудовищный внешний долг, огромная безработица. Дальше – Кипр. Вы можете себе представить налог на депозиты иностранных вкладчиков 80 процентов? Это же настоящая экспроприация. Большевистский метод – грабь награбленное. И это происходит в современной Европе, где во главу угла поставлен закон. Трагедия Югославии. Бедные сербы, они ввязались в братоубийственную гражданскую войну и теперь вряд ли в обозримом будущем догонят соседние страны по уровню жизни. Украина и Россия повторяют печальный опыт Югославии. А ведь все эти страны – Греция, Кипр, Сербия, Россия, Украина – исповедуют в основном православие.

Идём дальше. В какой европейской стране самая высокая безработица? В католической Испании! Где чаще всего меняются правительства? В католической Италии! Где высокий бюджетный дефицит? В Ирландии и Португалии! О верных католиках-поляках я вообще не говорю. Страна словно замерла в своём развитии. Латинская Америка? Повальное воспроизводство нищеты! Вот как живёт паства Папы Римского! И всё равно в большинстве католических стран уровень жизни на порядок выше, чем в православных.

А вы что-нибудь слышали об экономическом кризисе в Швейцарии? А в Норвегии, Дании, Швеции, Нидерландах? Германия вообще локомотив европейской экономики. Великобритания – главная торговая и финансовая площадка Европы. В США кризис начался, но там он быстро и закончился. Весь мир барахтается в последствиях финансового урагана, а Штаты давно идут вперёд семимильными шагами. Протестантизм – главенствующая религия в этих странах. Если католик хочет сладко спать, то протестант предпочитает хорошо питаться. Именно благодаря протестантской этике на Западе развился капитализм и произошла промышленная революция. Стремление человека к накоплению богатства перестало считаться греховным. Мирская аскеза и труд были возведены в разряд добродетели. Вот в чём двигатель прогресса, а не в «Капитале» Маркса.

Поэтому я перешёл в протестантизм и сейчас каждое воскресенье читаю проповеди в баптистской церкви. Наша церковь выступает за уважение и поддержку гражданских властей, против абортов, эвтаназии, за полный отказ от спиртных напитков в жизни христианина. Проповеди обращены к практическим жизненным вопросам: заработку, укреплению семьи, исцелению от болезней. У нас на каждый вопрос верующего отвечает Библия, а не священник. В протестантстве вообще нет посредников между человеком и Богом. Верующий сам сверяет свои помыслы и поступки со Священным Писанием. Он сам делает сознательный выбор, поэтому протестантизм является высшей стадией развития христианства.

В католичестве тоже есть попытка приспособить заповеди Иисуса Христа к мирской жизни, поэтому оно прогрессивнее ортодоксии православия. А униатская церковь в Украине как соединение православной и католической церкви на основе унии при главенстве католической, но с сохранением многих православных обрядов – это шаг вперёд в духовном и цивилизационном развитии. К тому же мой дед родился в семье греко-римского священника в королевстве Галиции и Лодомерии Австро-Венгерской империи, как и Степан Бандера.

Вообще, Украине повезло, что у неё есть Галиция. Это наша память о богатом и культурном европейском прошлом страны. Австро-Венгрия – это же практически идеальное европейское государство. Немецкий язык, немецкая культура, немецкие технологии и толерантное отношение, далее некоторое уважение, к народам, населяющим окраины империи: славянам, евреям, цыганам. Габсбурги даже разрешали принимать евреев на воинскую службу! А после первой мировой войны этой европейской сказке пришёл конец. Галиция оказалась в составе бедной и отсталой Польши. Кстати, Степан Бандера вначале боролся за независимость Украины от Польши, в 1934 году был арестован польскими властями и приговорён судом к смертной казни, позднее её заменили пожизненным заключением. Он отбывал срок в польских тюрьмах, а свободу получил в сентябре 1939 года. Германия напала на Польшу, и тюремщики, охранявшие заключённых в Брестской крепости (да-да, в той самой знаменитой Брестской крепости, первой принявшей удар немцев и долго державшей героическую оборону в 1941 году), сбежали, узники вышли на свободу. Бандера оказался в подполье на советской территории, после чего ушёл на Запад. Если для галичан Польша казалась нищей страной по сравнению с Австро-Венгрией, то каким предстал сталинский Советский Союз! А когда пришли немцы, то западные украинцы встречали их как освободителей. Всем казалось, что вернулась добрая старая власть Габсбургов.

Но создание самостоятельного украинского государства не входило в планы Адольфа Гитлера. Степана Бандеру скоро вновь арестовывают, теперь уже немцы, содержат под стражей, а в 1942 году и вовсе отправляют в концлагерь Заксенхаузен. Его выпустят на свободу только в сентябре 1944 года. В 1947 году он возглавит Организацию украинских националистов, а в 1959 году будет убит агентом КГБ в Баварии.

Степан Андреевич был человеком набожным, начитанным, отменным оратором, обладал феноменальной памятью и чувством здорового юмора. Он фанатичный патриот своей родины.

И Украина свято чтит память своего верного сына. Степан Бандера является почётным гражданином Тернополя, Ивано-Франковска, Львова, Луцка и ещё 16 городов. Его имя носят улицы во Львове, Ивано-Франковске… А в Тернополе даже есть проспект Степана Бандеры, бывшая улица Ленина, и улица Воинов дивизии «Галичина».

Виктор Ющенко в канун своего президентства удостоил Степана Андреевича высшей степени государственного отличия – звания Героя Украины. Но Донецкий окружной суд с подачи Януковича признал этот указ незаконным, формально сославшись на то, что Бандера не являлся гражданином Украины. Пророссийские суды Донецка и Луганска также лишили геройского звания главнокомандующего украинской повстанческой армии Романа Шухевича.

Проблема России в том, что вы продолжаете жить советскими стереотипами, не замечая, что мир давно уже изменился. Советский Союз потерпел поражение в «холодной войне», поэтому и распался. И Россия как правопреемница СССР должна вести себя соответствующе, как побеждённая страна. Победителем в третьей мировой стали Соединённые Штаты, они и диктуют правила игры в современном мире. Конкурентная экономика, демократия, права человека, продвигаемые американцами по всему миру, – это не просто красивые декларации, а реальные рычаги улучшения благосостояния людей, принятые правила мирового общежития. Германия и Япония – страны, проигравшие войну, добились процветания под протекторатом США. А что мог предложить СССР своим союзникам по Варшавскому договору: репрессии, продукты по талонам? Хватит мечтать о реванше, пора смириться со своим поражением и жить по законам цивилизованного мира. Согласно Будапештскому меморандуму 1994 года Украина взяла на себя обязательства об удалении всех ядерных вооружений со своей территории (они, кстати, были переданы России), а США, Россия и Великобритания гарантировали нам уважать независимость, суверенитет и существующие границы. Поэтому аннексия Крыма и война в Донбассе по международному праву есть прямая агрессия России против суверенной Украины. Гитлеровской Германии похожий реваншизм очень дорого обошёлся. Все империи когда-нибудь распадаются. Вы – не исключение.

Но хватит о большой политике. Вернёмся к делам семейным. Сына вашего освободить не сможет даже Президент. Национал-патриоты его тут же поднимут на вилы. Я тоже не отношусь к категории политических самоубийц. Есть только один способ оказаться ему на свободе. Я могу добиться, чтобы его обменяли на кого-нибудь из статусных украинских военных, попавших в плен к сепаратистам. Но ещё раз повторяю: фигура для обмена должна быть очень заметная. Ведь ваш пострел в Донбассе много чего успел натворить.

Берта Соломоновна Михельсон (Розенбаум), посмертные записки (Тель-Авив)

Когда хохол родился, еврей заплакал.

Анекдот

Дорогой мой сын Марк! Твоя жадная до денег жена Анна, наверняка, рассчитывает и тебя настропалила, что после моей смерти ты получишь большое наследство, но вас ждёт жестокое разочарование. Все сбережения твоего покойного отца и свои тоже я завещаю государству Израиль, ставшему для нас настоящей родиной. Ты сам сделал свой выбор, когда отказался уехать с нами и женился на этой меркантильной малоросской мещанке. Твои дочери – не от еврейской матери, поэтому я не могу признать их за своих внучек и ничего оставлять им не хочу.

Последние события на Украине только укрепили меня в этом решении. Ставка новой власти на украинский национализм и русофобию, попомни мои слова, доведёт страну до большой трагедии. Крайними, как всегда, окажутся евреи, и всё закончится жестокими еврейскими погромами.

Последний мой тебе материнский совет – продавай имущество и переезжай в Израиль. Если в тебе осталась хоть капля еврейской крови, ты так и поступишь. А чтобы в твоем сердце не возникло сомнения, я оставляю тебе в наследство свои мемуары. Опубликовать их в Украине тебе вряд ли удастся, перешли рукопись в Россию, только не в либеральное издание. Русские честнее украинцев. В XX веке они настрадались не меньше евреев. У них выработался иммунитет к фашизму.

Твоя еврейская мать – Берта Михельсон.

Я была единственным ребёнком в семье. Мой папа держал ювелирный магазин на Старой площади во Львове.

Мама занималась домом, воспитывала меня. К 16 годам я знала три иностранных языка: английский, французский, итальянский. О родных языках – идише, немецком, польском, украинском и русском – я вообще молчу, на них мы говорили дома, в гимназии, на рынке, с учителем музыки. Родители мечтали, чтобы я поступила в консерваторию. Мама грезила о Милане, а папа – о Вене. Они хотели ещё детей, но моё рождение далось маме тяжело и я оказалась её последним ребёнком. Родители во мне души не чаяли. Любили, баловали, как принцессу. Они были ещё очень молоды. Обоим по тридцать пять. Нас с мамой незнакомые люди часто принимали за сестёр. Так хорошо она выглядела!

С приходом Красной Армии отцу пришлось расстаться с ювелирным магазином. Он сильно переживал, что много ценностей реквизировала советская власть, и не знал, как будет рассчитываться с поставщиками из Германии. Но ломбард у него остался. И отец успокаивал себя тем, что если придут немцы, то он сразу выставит ломбард на продажу, вырученной суммы как раз хватит, чтобы расплатиться с кредиторами.

30 июня 1941 года во Львов вошли немцы. Папа очень нервничал. Накануне он получил с оказией письмо от своего двоюродного брата из Кракова, что немцы убивают всех евреев, не щадят ни женщин, ни детей. И хотя в его голове не укладывался весь ужас послания (как цивилизованная, культурная нация может творить в современной Европе такое варварское средневековье?!), он собрал все оставшиеся дорогие украшения в дорожный саквояж, велел нам с мамой одеться для путешествия и на всякий случай спрятаться на чердаке. Саквояж: он отдал нам. Мама плакала, причитала, не хотела оставлять папу одного в ломбарде с немцами. Но он был непреклонен:

– Если со мной что-нибудь случится, дождитесь ночи. Уходите из города. И просёлками догоняйте Красную Армию. Доберётесь до Киева. А там моя сестра Сара вас приютит. Русские – тоже не ангелы, но они хоть не убивают.

На чердаке было пыльно, навалено много старых ненужных вещей. Мне постоянно хотелось чихнуть из‑за пыли, но мама всякий раз закрывала мне рот своей ладонью. Через решетчатые духовые окна хорошо был виден только карниз с ворковавшими голубями. Их были сотни, и эта подвижная куча перекрывала весь вид на площадь.

Но раздался шум моторов, и голуби взлетели, как по команде. На площади стояла вереница грузовиков. Из кузовов выскакивали солдаты в немецкой форме с автоматами и кинжалами. Рукава на мундирах засучены выше локтя, кинжалы на солнце сверкают, как молнии, а говорят они почему-то по-украински, а не по-немецки. Как бесноватые, с пеной на губах и дикими вытаращенными глазами, они врывались в лавки напротив нашего дома с криками: «Ляхов, жидов, москалей, коммунистов – на ножи! Режь их! Слава Украине!».

А потом, окровавленные, как мясники, хохоча, выламывались обратно на площадь с бутылками, кусками колбасы и шматами сала. Плескали себе в глотки горилку прямо из бутылей и вновь врывались в дома за очередными жертвами.

– Там же папа! – вскрикнула я, поняв, что с нашей стороны улицы творится то же самое.

– Тише, тише, дочка. Наш папа – умный. Он давно уже успел спрятаться, – успокаивала меня мама, но слёзы сами текли из её глаз.

Из окна на соседней крыше посыпалось стекло, на мостовую полетели оконные рамы. Через решётку я видела, как озверевшие украинцы в гестаповской форме с сатанинским хохотом выбрасывали со второго этажа на уличные булыжники одного за другим семерых детей сапожника Рошаля. Старшему Мойше не было и четырнадцати, а младшему их сыночку (имя забыла) и трёх месяцев не исполнилось.

Мама быстро сообразила об опасности и велела мне забраться в старый шкаф, а сама закрыла меня ржавым ключом и спряталась за горой рухляди в глубине чердака.

Вскоре ступени заскрипели под тяжестью поднимавшихся солдат. Через замочную скважину, притихшая, как мышка, я наблюдала, как два гестаповца с автоматами забрались на чердак, стучали своими сапожищами по скрипучему полу и, не найдя никого, с грустью констатировали:

– Нема жидов! Убегли! С чердака мы не могли выбраться две недели. Спасибо папе, что положил в сумку еды и воды, иначе мы бы умерли от голода и жажды под раскалённой июльским солнцем крышей. В нашей квартире поселились каратели. Они пьянствовали сутки напролёт, притаскивали с улицы еврейских и польских девчонок, далее моложе меня, насиловали их на наших кроватях, истязали, как могли, а потом убивали. Когда нам с мамой наконец-то удалось выбраться из своего убежища, был рассвет, пьяные садисты, уставшие от зверств, спали мертвецким сном. А на дворе, где постоянно сушили бельё, на верёвках висели мундиры с застиранными пятнами крови и нашивками батальона «Нахтигаль».

Потом уже я узнала, что массовая карательная акция против населения города была спланирована гестапо, уничтожение евреев и поляков проводилось по заранее составленным спискам. И главную роль в этой кровавой оргии выполняли украинские националисты из батальона «Нахтигаль» под командованием Романа Шухевича, верного друга и соратника Степана Бандеры. Всю неделю пьяные бандиты грабили, жгли, насиловали, убивали невинных людей, живыми зарывали их в землю. Они уничтожили, по разным источникам, от пяти до семи тысяч горожан.

Я уверена, что главный идеолог украинского национализма Степан Бандера несёт моральную, политическую и правовую ответственность за это чудовищное преступление. Ведь именно его доктрина «Украинской национальной революции» предполагала устранение политических и «этнических» врагов государства. Бандера был одним из авторов документа «Борьба и деятельность ОУН(б) во время войны», содержащего прямые инструкции по применению массового этнического и политического насилия как средства революционной борьбы. Он периодически получал от своего другого боевого соратника Ярослава Стецько информацию о событиях на Украине и даже направил членам ОУН(б) благодарственное письмо за хорошую работу. В концлагере он был у немцев на привилегированном положении. Хорошо питался, встречался с женой.

В акте бандеровского квази-правительства от 30 июня 1941 года открытым текстом провозглашалось: «Украинское государство будет тесно сотрудничать с национал-социалистической Великой Германией, которая под руководством Адольфа Гитлера создаёт новый строй в Европе и мире… Украинская армия… будет бороться дальше с союзной немецкой армией… за… новый строй во всем мире…».

«Наша власть должна быть страшной», – это воззвание к соратникам по борьбе принадлежит самому Степану Бандере.

По пути в Киев я своими глазами видела и другие «художества» нахтигальцев. В одном небольшом городке ствол каждого дерева в старой аллее они «украсили» трупом еврейского ребёнка и назвали её «дорогой к самостийной Украине».

Осенью вермахт отозвал батальон «Нахтигаль» обратно во Львов, а потом направил в Германию на семимесячные курсы для повышения квалификации, где его объединили с ещё одним отрядом националистов – «Роланд», а в конце марта 1942 года в составе 201‑го охранного батальона перебросили в Белоруссию для борьбы с партизанами.

За девять месяцев пребывания там «Украинский легион» уничтожил более 2000 советских партизан. Деятельность батальона Шухевича была высоко оценена немецким командованием. Летом 1942 года в письме к митрополиту Андрею Шептицкому он хвалится: «Ваша святейшая эксцеленция, у нас дела идут хорошо, немцы удовлетворены нашей работой».

Почему я так подробно рассказываю об этом батальоне? Я долго запрашивала всевозможные архивы, собирала газетные вырезки. Потому что на руках этих палачей кровь моего родного отца. Не прощу. Никогда!

Полмесяца нашего чердачного заточения перечеркнули все наши планы догнать Красную Армию. Наступление гитлеровцев развивалось столь стремительно, что когда мы, наконец, выбрались из Львова, то оказались уже в глубоком немецком тылу. Спасти двух евреек в Галиции тогда могло только чудо.

Под Станиславом на хуторе нас приютила сердобольная польская старушка, её сыновей с жёнами и детьми забрали в НКВД и сослали в далёкий Казахстан. Она думала, что всё, никого больше из родных в живых не осталось. Но перед самым началом войны из Семипалатинска пришло письмо от младшего сына, сообщившего, что было тяжело, зимой сильно болели и голодали, но, слава Богу, все живы и постепенно осваиваются на новом месте.

– Вы верьте и молитесь Богу. Пускай у вас – он свой, но обязательно поможет и защитит. Главное – верить, – наставляла она нас на прощание.

Мы прожили у неё больше месяца, помогали по хозяйству: поливали и собирали овощи, вязали снопы, я даже научилась доить корову. Если бы местные полицаи не проявили к нам интерес, мы бы никуда оттуда не ушли. А так, оставалась одна дорога – на Киев.

На обочине нас подобрала немецкая легковая машина, в ней ехали два молодых штабных офицера. Конечным пунктом их поездки оказался как раз Киев. Фашисты к тому времени успели захватить и украинскую столицу. Нас с мамой спасло знание немецкого языка, интеллигентная внешность и женская красота. Офицеры оказались людьми образованными: один – доцент университета, другой – инженер. Они не были фанатиками учения Адольфа Гитлера о чистоте арийской нации, поэтому не стали сдавать нас в гестапо, но каждую ночь, пока мы добирались до Киева, пользовались нами как женщинами. Так в шестнадцать лет я потеряла девственность на глазах у собственной матери. Зато осталась живой. Потом-то я поняла, что те двое воспитанных арийцев просто решили скрасить себе путешествие. В их планы не входило наше спасение, наоборот, они прекрасно были осведомлены, что никуда от гестапо на оккупированной территории нам не деться, а брать грех на свои души не хотели.

Тётя Сара встретила нас радушно. Долго плакала, узнав о гибели родного брата, а потом успокоилась, резонно заметив, что от судьбы никуда не деться. Её муж – дядя Иосиф – служил в Красной Армии, поэтому она сама со дня на день ожидала, что за ней придут немцы или полицаи. А тут ещё мы из Львова. К тому времени в городе начались поджоги немецких административных зданий. Поговаривали, что это дело рук партизан. Мы старались установить связь с ними, чтобы уйти в леса. Но не успели.

В конце сентября в Киеве ещё лето. В садах, огородах, на полях вызрел урожай. Люди заняты заготовками на зиму, им не до политики. И вдруг по радио два дня подряд самые уважаемые в городе раввины поочерёдно выступают с обращением к еврейскому населению: «После санобработки все евреи и их дети как элитная нация будут переправлены в безопасные места…». 29 сентября к 8 часам утра все евреи должны были явиться на угол Мельниковой и Доктеривской улиц (к кладбищам) с документами, деньгами, ценными и тёплыми вещами, а также бельём. За невыполнение приказа полагался расстрел. По городу была расклеена масса таких объявлений. Дворники говорили о переписи и переселении евреев в Палестину.

– А может, нас и впрямь повезут в Палестину? – надеялась наивная тётя Сара, собирая своего пятилетнего сынишку. – Но зачем же тогда тёплые вещи? Неужели там так холодно зимой? Вот дура, нам же придётся плыть по морю, а там – холодный ветер. Лёва, шерстяной шарф не забудь, что бабушка тебе вязала! А то простудишься на теплоходе.

– Боюсь, что наша Палестина находится в овраге за ближним кладбищем, – тихо прошептала мама, на себе испытавшая милосердие нацистов.

За ночь погода испортилась. Похолодало. Задул сильный ветер, предвещая осенние дожди. Длинная колонна евреев выстроилась у входа в пропускной пункт. В толпе в основном были старики, женщины и дети, мужчины же воевали на фронте. Периодически ворота из колючей проволоки открывались, и внутрь украинские полицаи впускали 30–40 человек. Было уже далеко за полдень, когда зашла наша партия. Вначале нас погнали за канцелярию, и когда мы скрылись из вида людей, оставшихся снаружи, полицаи направили нас к ряду столов. В месте, где складывали драгоценности, нам пришлось задержаться. С какой жадностью смотрели полицаи на папины драгоценности, когда мама высыпала на стол содержимое саквояжа! Но их замешательство прошло быстро, и нас, угрожая палками, погнали к другим столам. В одном месте мы сняли свои пальто и бросили в большую кучу, в другом – обувь, в третьем – платья, в четвёртом – нижнее бельё. Не прошло и минуты, как мы оказались абсолютно голыми. Мама стыдливо закрыла одной рукой промежность, а другой – грудь. Я последовала её примеру и только потом обратила внимание, что все остальные женщины поступали также. Мужчинам было проще, они прикрывали только гениталии.

Раздетых, нас погнали к оврагу метрах в ста пятидесяти от канцелярии. Здесь уж украинцы себя не сдерживали, колотили бегущих евреев палками от души. У края оврага нам приказали остановиться. Мама велела мне закрыть глаза и не смотреть. Но я всё равно из упрямства её ослушалась и приоткрыла глаза. Что я увидела – это не может уложиться в сознании нормального человека. Сотни, тысячи окровавленных трупов слоями, как в торте или пироге, лежали в огромном овраге. Нас вначале выстроили в линию. Тётю Сару с Лёвой я потеряла из виду, наверно, их уже расстреляли, но мама была рядом, она стояла слева от меня и шептала: «Держись, моя девочка». Вдруг пулемётчик с другого конца оврага по-немецки прокричал автоматчикам, что ров переполнен, и если нас расстрелять из пулемёта, то придётся долго разгребать трупы для новой партии. Будет удобнее, если мы сами спустимся в овраг и ляжем поверх убитых, а уж потом нас прикончат.

Я думаю, план моего спасения родился в голове у мамы, пока немцы через переводчика объясняли украинцам, что да как лучше с нами сделать. Когда мы по узкому проходу, подгоняемые полицаями, спускались в овраг, мама успела шепнуть мне на ухо, чтобы я легла рядом с ней.