Текст книги "Последняя любовь Гагарина. Сделано в сСсср"

Но боже мой, какая скука для настоящей женщины, когда рядом нет настоящего человека. Адекватного. Вменяемого. Твёрдо стоящего на ногах… Гагарин смущается. Решает перевести разговор.

– Почему с деньгами такая штука происходит? Почему под их напором так люди меняются? – вопрошает он на полном серьезе. У Гагарина нет денег, перерождение ему не грозит. Но он любит абстрактные, ни к чему не обязывающие разговоры.

– У русского человека нет привычки к большим суммам, – для Даны всё давно, безнадёжно понятно.

– Хочешь сказать, мы все родом из совковой уравниловки?

– Типа того. Вот чукчам нельзя пить водку. У них нет иммунитета против огненной воды. Они быстро спиваются.

– А это тут при чём?

Олег не поспевает за аналогией, так как в мозгу мгновенно включаются северные воспоминания, занавеской отгораживают его от разговора. И нужно усилие, чтобы вернуться в канву беседы.

– Не приспособлен русский человек для больших сумм денег, вот я о чём.

– Ну, это как сказать, – говорит Гагарин, давно мечтающий о безмятежном финансовом существовании.

– Вот тебе – сколько нужно для нормального существования? – конкретно спрашивает дама.

Гагарин пожимает плечами. Он чувствует в вопросе подвох. Тревога приливает к паху и вискам. Усиливает сердцебиение.

56

С этой дамочкой ухо нужно держать востро, решает Гагарин. Зачем востро? Почему востро? Непонятно. Сжатость до состояния пружины – естественное состояние Олега.

Он уже и не замечает, что ему сложно расслабиться рядом с другими (чужими, своих-то нет) людьми. Словно бы боится Олег Евгеньевич показать себя настоящего. Словно бы знает Гагарин, какой он на самом деле. А ведь не знает. Даже не догадывается. Редкие приступы ясности чередуются с глухой несознанкой душевного организма.

Оттого и нет на свете человека, который точно мог бы рассказать про то, каким Олег Евгеньевич Гагарин является. Мама не знала. Жена Ирина тем более. А с кого ещё спросишь?

Полтора десятка близких людей, накопленных за четыре неполных десятка лет жизни («скоро сорок», думает Гагарин и морщится, словно от зубной боли), заставали его на разных этапах и в разных состояниях. Он ведь со всеми по-разному себя ведёт. Точно следы запутывает. Неуловимый Джо.

А тут дамочка приятная во всех отношениях. Она же ему сразу понравилась. Хотя видно, что не его полёта. Возможно, оттого и понравилась – недоступностью своей, что ли. Невозможностью. Мнимой доступностью – ведь то, что сама подсела, ещё ничего не значит.

Да потому и подсела, что чужие здесь не ходят. Ресторан топовый, элитный, публика сугубо своя, проверенная, как говорит профессор Тарасов, «референтный круг». Гагарин залетел на один вечер.

– Ага, пролетая мимо кукушкиного гнезда, – мысленно ухмыляется Олег, давно смирившийся с ощущением тотального сиротства. Он пристально смотрит на Дану. Та не выдерживает его взгляда. Начинает блудить глазами по сторонам.

57

Беседа продолжается. Кружится-вертится вокруг да около, пустые фразы, нечаянные обороты, марлезонский полёт ничего не значащих слов, которые вылетают изо рта и лопаются невидимыми шариками. Потому что уже давно говорят не губы, а тела, телесная приязнь, вообще-то чурающаяся слов.

Тяготение тел, неизбежное, как закон всемирного тяготения. Плавное закручивание спирали, когда воздух вокруг начинает струиться, обволакивая тело, и вибрировать, как в самолёте на большой скорости.

«А я ещё ого-го», – думает Гагарин, которому уже давно не нравится собственное отражение в зеркале, хотя на самом деле, ну, конечно же, оно ему нравится, ну ведь нравится же?

Вот и Дана тоже точно попадает в эту незримую воронку, по центростремительным краям которой они сейчас и скользят. Скользят, ничего не замечая вокруг, как если в ресторане никого и ничего нет больше. Ни расторопных официантов, ни ароматных свечей, ни новых порций пьянящих напитков…

Только слова цепляются за слова, губы сохнут, глаза блестят, и брови работают, как пловцы на финишной прямой: страсть вспыхивает сухим огнём, потрескивая в суставах старой виниловой пластинкой.

Время перестаёт течь плавно, нарезается на слайды стоп-кадров: мысли не поспевают за развитием событий или же, напротив, опережают их в фантазиях. Дана высовывает острый язычок: лисичка-сестричка. Олег откидывается и закидывает ногу на ногу. Дана хищно берёт сигарету, зажимая фильтр зубами. Пристально смотрит на Олега. Гагарин снова поднимает одну бровь, отчего его тонкий нос приобретает как бы горбинку.

Они не скрывают друг от друга, что вышли на охоту, разумные основания отложены до будущих времён, отныне в ход идут в основном инстинкты. Их тянет друг к другу, это просто невозможно преодолеть.

58

– Последний раз я чувствовал себя так хорошо на своём дне рождения, – Олег неожиданно для себя хочет рассказать Дане о празднике, назначенном им самым счастливым днём своей жизни. Он не знает – зачем, почему… Выходит сентиментально.

– Мужчины очень похожи на женщин. Только намного чувствительнее. – Дана обнимает его мускулистые плечи чуть крепче, чем возможно при первом и случайном знакомстве.

Они танцуют. Накопилось невыносимое количество напряжения. И когда заиграла сентиментальная мелодия, слишком слащавая в иной ситуации, Олег и Дана сорвались с места.

Во-первых, разрядка, хороший выход. Во-вторых, новый повод к сближению, будто бы случайная возможность стать ещё ближе. Почти буквальная близость, да? Гагарин ловко кружит даму. Словно всю жизнь только и делает, что ловеласничает.

59

Похмелье не наступает, вот что прикольно. И даже важно.

Обычно ещё глаза не открыл, а тяжесть наваливается на лоб изнутри, точно чугунную кепку надел. Точно там цельнометаллический ванька-встанька перекатывается. И нудный надрыв, транспарантом перекрывающий все другие ощущения, в том числе обязательное чувство стыда. За то, что было. Ведь что-то обязательно было. Без этого никогда.

Олег понимает, что просыпается не в своей кровати. По жажде своей понимает. По искусственности позы (обычно спит иначе). По наличию посторонних звуков. Запахов. Боязливо приоткрывает один глаз. Осматривается.

– «Макак, ты всё ещё пьян», – между правым и левым зрачком бегло пробегает мысленный транспарант. Заслоняя другую, более важную мысль, которую Гагарин уже знает, но боится произнести вслух. Точнее, произнести про себя, себе.

Всё случилось так, как должно было случиться. Всё было так, как могло бы быть. Ты у неё, а она здесь, здесь, гм, рядом.

60

Нет, это не тошнота накатывает, это воспоминания, короткие и прерывистые, как кадры в клиповой нарезке. Олег вспоминает, как они с Даной танцуют. Губы её чувственные помнит и чувствует. Как поцеловал. Как взгляды встретились. Как скомкали остаток ресторанного вечера быстрыми сборами: точно шлюзы прорвало, и можно уже не стесняться, не играть в игры с отвлечённым содержанием. Следующая пара часов будут конкретными. Очень конкретными. Очень.

Олег пьян и почти все делает на автомате. Немного боится за эрекцию, давно никого не было, да и пьян больше, чем нужно. Но тут игривые чертики начинают бегать вокруг головы, заглядывать в налитые кровью глазницы, щекотать хвостами под носом. Апчхи, мысли и разлетаются вместе со слюной и соплями, как если ты нечаянно сморкаешься мозгом…

До кровати добрался, как говорят автолюбители, «на подсосе», не очень врубаясь в конкретику места. Еще на выходе решили, что «едем ко мне», то есть к ней. То есть к Дане. Ну да, а какие могут быть ещё варианты?!

Тем более что муж объелся груш и уехал в командировку. В Мулен Руж. Тем более что к себе Олег всё равно бы Дану не пустил. Постеснявшись. Стеснение как трезвость: мгновенно приходишь в сознание.

61

Музыкальный центр наигрывает «Take A Bow». На эту песню видеоклип есть – про то, как Мадонна бежит с корриды по узкому коридору, царапая шершавые стены в пароксизме страсти, а потом отдаётся победителю быков, размазывая губную помаду по бесчувственному экрану.

Гагарин заранее знает, что Дана упадёт на кровать спиной, широко раскинув руки. Словно замедленной съёмкой снятая (вид сверху) – как Мадонна в клипе, где она отдаётся матадору. Там как раз есть такие кадры.

Вряд ли Гагарин представляет себя матадором. Он ведет себя как машина, самое важное для него не оплошать, суметь. Он не чувствует тела, работают только глаза, пожирающие распластавшуюся под ним, и член, куда усилием воли Олег посылает кровь и силу.

Время от времени он забывает про Дану, полностью погрузившись в процесс перекачивания крови – вот она словно бы получает дополнительный импульс где-то в голове, видимо, около виска или во лбу, а уже оттуда, по проводам и трубам несётся вниз, где и заводит маховик страсти.

Олег перестает слышать музыку, он смотрит, но не видит Дану. Его целиком захватил ритм, мерный и спокойный ритм, в котором он, кажется, может существовать часами.

Гагарин движется как насос, член обживается в горячих складках, погружается в них с головой, точно купальщик, ныряет и вновь оказывается на поверхности, снова ныряет.

62

Дану начинают сводить судороги, телесные молнии, разряжающиеся в кончиках пальцев. Дана стонет и воет, стремясь вырваться из тела, иногда это почти удаётся, и она замирает на мгновение, потом откидывает голову на подушку и снова замирает.

Она водит невидящими глазами, она тоже не видит Олега, погружённая в мёд ощущений, точно так же, как Олег не видит Дану. Сцепившись не на жизнь, они ослепли, превратившись в тела, исполненные ожогов, искры разлетаются от настойчивого трения, и кажется, что с каждым новым движением они все глубже и глубже погружаются друг в друга.

Вернувшись домой, Гагарин вспоминает эти движения, и плоть автоматически набухает. Его пошатывает, он всё ещё пьян. Шампанское на посошок. Долгий прощальный поцелуй хищного вампира с ярко накрашенными губами. Медленная дорога обратно. Холод пустой прихожей. Бормотание радио. Несколько хаотичных передвижений по квартире: не знает, чем заняться. Да и нужно ли? Лучше спать.

У изголовья – блокнотик с опечаткой, ручка. Вываливает всё, что накопилось. Поток сознания. Чистый Джойс. Увлечённо стенографирует собственные мысли. Увлекается, кажется, что фразы выскальзывают из-под пера гениальные. Стихотворение в прозе, открывающее людям новые горизонты – как и зачем жить.

После чего валится и мгновенно засыпает, не сняв носки. Проснувшись, голый и в носках, читает то, что записал, смеётся: бред сивой кобылы. Хочет вырвать листочек, но в последний момент останавливается: пусть будет. Документ всё-таки. Декларация независимости. Кредо реаниматолога, записанное в ночь после профессионального праздничка.

хочу свить свое гнездо хватит съемных квартир,

они затерты до дыр они затерли до дыр

мойдодыр анечка свали на канатчикову дачку,

доченька

видеть тебя не хочу чупа-чуп

чупа-чупс

с пузом пупс

не хочу больше видеть анечку

лана сними маечку

лана дай мне три корочки хлеба

это победа

хочу в роскошном отеле танцевать танго

с женщиной своей мечты

хочу чтобы при этом ты была одета

как королева красоты

и тэ дэ и тэ пэ

денег тоже хочу

очень много хочу

чтобы было

и ту ду и ту пу

спать хочу

врачу

иногда тоже нужно спать

оленёнок марш в кровать

63

Потом Олег снова проснулся. Уже вечером. Решил, что заболел. Такая пронзительная тишина. Точно за городом. Нет, ничего не болело, но. Странное ощущение. Точно заново родился.

Что-то очень беспокоило. Но не в теле, в голове. Дана. Точно, Дана! Влип, что ли? Влюбился? Так не бывает. Гагарин – не мальчик-колокольчик. Ну, увлёкся. Ну, с кем не бывает. Давно не было потому что. А что, вот ещё бы раз дёрнул. Прямо сейчас. Вот, уже стоит. Разрывает, только вспомнишь сироп между ног её стройных. Надо же…

Неожиданно телефон. Выстрелом в висок. Звенит как заведённый. Жизни радуется? Пока по частям собирался, вставал, перестал звенеть. По инерции взял аппаратик, бог-ты-мой, десять неотвеченных звонков и сообщений. Уж не конец ли света? Уж не сгорела ли пятая городская? Кто ж такой шустрый?

Один и тот же номер. Незнакомый. Кто? Голова работает плохо, иначе бы догадался. Но позвонил на незнакомый, а там – «перезвоните позже, абонент принимает ванну или спит, короче, мужик, ему не до вас, абоненту-то, вали колбаской по Малой Спасской…».

Хмыкнул, пожал плечами, немного встревоженный, позвонил в больницу на пост. Дежурной сестре, всё ли, на самом деле, нормально?

– Пять минут – полёт нормальный, – сострила дежурная сестра. Нет, не Анечка, другая. Людмила Евгеньевна. Хотя дежурить должна Анечка (Олег, почему-то помнил). – Почему не Анечка?

Просто так ведь спросил. Без всякого интереса и задней мысли. На автомате. Туго соображая: мысль одна и, как транспарант, натянута от уха и до уха.

Людмила Евгеньевна удивилась, то не знаешь, мол, Олег Евгеньевич, что Анечка наша уволилась.

– Как уволилась?

– Проблемы со здоровьем.

– Как со здоровьем?

– А крыша поехала на фоне несчастной любви.

64

Положив трубку, долго стоит без движения. Всё прикидывает: разговор с Людмилой Евгеньевной (милая такая барышня, бальзаковского возраста, аккуратная, следящая за собой, кажется, НЕ одинокая) ему привиделся или был на самом деле?

То есть на работу он звонил, конечно, вот и номер служебный на мониторе мигает, как последний из набранных, но вот что говорил – убей не вспомнить. Потому что пока говорил, про другое думал. Про другую.

Смешное слово «зюлейка» всплывает в розовой влаге головы. Между извилин. Откуда оно и что означает? Как то сердце с дерева, о котором поёт Бьорк. Как все те сердца, на дереве качающиеся (Олег видит внутренним зрением мульт с утрированными растениями и сердцем в виде листика-сердечка), про которые тихая-тихая песня.

Влюбился, что ли? Нет, конечно. Так как столько раз убеждался: не способен. Чтобы несло без руля и ветрил? Я вас умоляю: мгновенно включается голова, и компьютер начинает просчитывать последствия. После чего опускаются руки и всё остальное.

«В нашем-то возрасте… – много лет повторял Самохин, – влюбиться невозможно…» И что же? Влюбился ведь! Умозрительно Олег в себе сомневается, хотя всё ещё надеется. И можно сказать, что эта надежда – главное, что у него осталось, что ведёт, продолжает вести его по жизни.

Гагарин боится признаться себе в том, что боится проиг-рать. Сколько раз уже обжигался. Хватит.

65

«Стоит только захотеть – я смогу разбогатеть…». Стишок, придуманный на работе во время утренней пятиминутки. Взялся из воздуха и тут же прилип. Стишок шевелит губами, словно пить хочет. Или молится.

Решил записать, чтобы не забыть, вспомнил, что «худлитовский» блокнот, Мамонтовой подаренный, остался дома. Черкнул на обрывке рецепта, надо потом переписать, да так и забыл в кармане врачебного халата.

Влюбленный Денисенко грустный стоит, подпирает в ординаторской дверной косяк. Ноль мимики, ни один мускул не шевелится. Бледный, как привидение. Гагарин решил подбодрить коллегу.

– Подходит ко мне сегодня дедок один, – Олег заранее лыбится, предвкушая комический эффект. – Мол, за советом. А я истории болезни заполняю. Ну и говорю ему механически: присядьте. А сам дальше пишу. Дед или недослышал, или слишком буквально мои слова понял. Через некоторое время отрываюсь от бумаг, а он приседает раз за разом. Совсем как на уроке физкультуры. Прилежный такой…

Денисенко молча посмотрел на Гагарина. Совершенно затравленным взглядом. Олегу не по себе стало. Пожал плечами, отошёл на другой край кабинета. Уставился в плохо показывающий телевизор, в котором выступала певица Земфира. «А у тебя СПИД, и значит, мы умрём…».

Олег смотрит в окно, за которым тихушничает город, только теперь он понимает, что всеми силами старается не думать о Дане. Потому что это не любовь и даже не похоть. Просто приключение.

И он не думает, в голове рабочий полдень, белый-белый, залитый солнцем день. Но когда в кармане халата начинает дергаться куколка телефона, Гагарин хватает его, словно это раскалённый уголь. С мыслью о Дане.

Но это не Дана, это от хозяев его квартиры звонят, от ребят-медиков, уехавших в Родезию по контракту. Хорошие такие ребята, буряты, буддисты, Красный Крест. Так вот, пропали ребята-буддисты, уже неделю как ищут, оставили лагерь. Сезон дождей. Повстанцы…

Гагарин молча кивает и смотрит по сторонам на коллег, которые не слышат и продолжают заниматься привычными делами.

66

Только потом, много позже, вечером, до него дойдёт, что ребята-буряты – единственные, кто знает о том, что он живёт в их квартире. И если их не найдут… Лучше, конечно, чтобы их нашли…

Однако шестое чувство подсказывает, что быть этой квартире за ним. Торопливое и подленькое чувство, но есть, и как от него отказаться? Ну-ну, подумает, помается собственной промелькнувшей подлостью да и забудет, как только Дана позвонит и позовёт капризным голосом.

Номер её определится, Гагарин и поймёт: это она всё время звонила. И голос у неё не капризный, но встревоженный. Голос человека, которому важно быть услышанным. Дана слабее Олега оказалась: он только думал про неё, занимаясь повседневными делами, а она звонила весь день, встречи добивалась. Добилась с полуслова.

Гагарин сначала согласился, потом станет думать. Во-первых, Дана оказалась довольна его мужскими качествами, и это хорошо. Приятно. Но, во-вторых, она приняла его за «своего», за богатея (чужие в тот ресторан не ходят), за «члена референтной группы», и это очень хорошо. Но не очень приятно. Если правда всплывёт, балованной девушке (к тому же замужней – вспомнил Олег и поморщился) вряд ли захочется встречаться с обыкновенным коновалом.

Хотя не исключён вариант романтического приключения за границами своей социальной категории. Но рисковать не стоит: реаниматолог понимает, что заинтригован, что увлечён, что отношения, которые только-только зарождаются, могут перевернуть всю его жизнь.

67

Два варианта – либо признаться Дане, что не за того приняла, либо играть эту неожиданно свалившуюся роль до победного. Гагарин – человек честный, чего уж тут. Но не без лукавства, жизнь научила.

Вокруг неё полно олигархов, но, вот, отчего-то на простого врача потянуло. Впрочем, она же не знает, что врач… думает – владелец газет, пароходов или что там он вчера, по пьяному-то делу, цитировал?

Уж лучше горькая (Олег ухмыляется) правда. Однако когда они второй раз встретятся с Даной и их с головой накроет черемуховой водкой, Олег не сможет вымолвить признания.

Да и требуется ли оно, когда им и так хорошо. Предложение пойти в кино Дана восприняла с восторгом, едва ли не хлопая в ладоши. Про кино Олег придумал уже по дороге на свидание.

Он не думал, что его могут выдать мелочи – к примеру, недорогие (недостаточно дорогие) часы или неправильная, с точки зрения богачки, обувь. Олег с юности твердо знал, главное правило джентльмена – чтобы обувь была чистой.

Всю неизрасходованную на карьеру энергию неудачник тратит на уход за вещами. За автомобилем, если он есть. А если нет автомобиля, то вполне сойдёт и пара туфель.

68

С кино неплохо вышло, честное слово. Как если вторая молодость вернулась. Романтики – вагон и маленькая тележ-ка. К тому же к началу сеанса припозднились, едва не опоз-дали, тут не до разглядывания, не до разговоров. Дана прижалась к нему – ласковой кошкой.

– Я шофёра отпустила. Ты тоже?

Вероятно, решила, что он женат и скрывается. Взял её под локоток аккуратно – и в зал. А там – темнота, титры, телячьи нежности. Разумеется, фильм показывали про половодье чувств.

«Титаник», Голливуд, скрещенье рук, скрещенье ног, красиво – до жути. Кресла для поцелуев, сбивчивое дыхание – кино!.. Дана казалась естественной и органичной, не переигрывая, просто льнула к Олегу и смотрела на него чаще, чем на экран. Ну и всё остальное… Когда Дана полезла к нему в штаны, Гагарину стало точно не до катастрофы во льдах.

– Давай попридержим коней, – шепнул на ушко, в темноте похожее на кремовую розу с торта.

И Дана молча сглотнула страсть. А потом они вышли после фильма, когда стемнело. Темнота расковала Олега, вдохнула ощущение безграничной свободы – над женщиной и над ситуацией.

Он взял её тут же, на улице. Сначала заскочили в подворотню, начали бешено целоваться, потом увидели детскую площадку с качелями, обязательной песочницей и деревянным поездом. Забрались в один из вагончиков, не имевших крыши, и примостились на узких скамеечках, покрашенных жёлтой (цвет сохранился даже в темноте) краской.

Олег вошёл в Дану сзади, упершись концами начищенных туфель в углы вагончика. Движения его, быстрые и прерывистые, раскачивали деревянный помост, как если бы детский состав действительно двинулся. Ту-туууу!..

69

Разумеется, он ничего ей не сказал. Заблуждение продолжалось. На неделе они встретились ещё раз. И ещё. И чем больше встречались, тем сильнее тянуло их друг к другу.

Каждый раз, стоя перед зеркалом в тихой прихожей, ласково прищуриваясь отражению, Олег говорил, что сегодня он всё ей расскажет. Исполненное решимости отражение мгновенно меняло выражение лица. Становилось остро-каменным, неприступным.

Олег и видел себя со стороны именно таким – спокойным и сдержанным, всегда отвечающим за слова. Однако быть таким всё время у него не получалось. Приходилось напрягаться, сосредотачиваться, делать специальное выражение лица. На пару минут – ещё куда ни шло. А потом он забывал про гордость и подозрительное отношение к миру и снова становился собой.

Встреча за встречей. Однажды Олегу показалось, что момент признания окончательно пропущен. И тогда он оставил эту тему, перестал «париться», оставив всё как есть. На авось.

Авось само рассосётся – обычная гагаринская тактика, к которой он постоянно прибегает в жизни и которая почти никогда не приносит плодов. Потому что, как правило, обстоятельства не складывались так, как хочется Олегу.

На более сильное решение, ответственное и сознательное, у него очередной раз не хватало сил. И, разумеется, времени.

70

Быть богатым получалось легко. Как если таким и родился. Впитал с молоком матери. Естественно и непринуждённо. Быть богатым – значит не думать о деньгах и знать, что все твои желания могут исполняться; быть богатым – значит не ставить рамок хотению, не дергаться по мелочам, а думать о чём-то глобальном.

Сначала нужно почувствовать себя богатеем, а потом деньги сами тебя найдут. По запаху. По твоему самоощущению. По лёгкости и куражу, с которыми ты не раздумывая тратишь последнюю наличность, полагаясь на неприкосновенный запас заначки.

Быть богатым очень просто. Особенно если рядом с тобой желанная женщина, и для неё богатство – естественно и ненатужно. Главное – заставить себя забыть о скудности собственных ресурсов, махнуть рукой на то, что до следующей зарплаты почти месяц и – с разбега и в карьер, без разбора и задумчивости, против всех жизненных правил…

Ах ты, чёрт, один раз живём, тем более что для себя, любимого, для собственного удовольствия все эти траты. Даже если ничего не выйдет, ни во что не выльется, «ни о чём не жалей и люби просто так…».

71

Человек схож с хамелеоном; человек и есть хамелеон наоборот: если тот, первый, природный хамелеон пытается слиться с окружающей средой, то человек выстраивает отношения с действительностью так, чтобы она хотя бы немного, но отражала его потребности и устремления.

Осознанно или не очень, но человек подтягивает реальность до необходимого ему уровня. А затем подтягивается за реальностью сам. Ему, оказывается, есть за чем стремиться – за тем уровнем реальности, который он сам себе придумал, представил и которого, похожего на постоянно сдвигающуюся линию горизонта, теперь достигает. Вечный и мучительный процесс.

Для того чтобы нащупать уровень реальности, человек, не особенно задумываясь над тем, что творит и что должно получиться, выстраивает особую систему зеркал и отражений. Чаще всего система эта возникает из окружающих нас людей.

Человек сильный, да ещё и с завышенной самооценкой, подбирает друзей по образу своему и подобию. Равных. С ними он и вступает в невидимый бой, позволяющий держать форму и постоянно продвигаться по лестнице собственной индивидуальности всё выше, и выше, и выше.

Человек слабый окружает себя людьми рангом ниже. Чтобы не случилось, не дай бог, конкуренции или давления извне (расплющит!). Чтобы выглядеть бриллиантом на фоне навозной кучи.

У меня в детстве был знакомый, Марат, любивший общаться лишь с бабушками и алкоголиками, ибо в их глазах Марат выглядел вундеркиндом, интеллигентом и интеллектуалом одновременно. Нужно ли говорить, что Марат всегда (чем старше, тем страшнее) был слабым и самому себе неинтересным человеком.

По окружению того или иного персонажа всегда можно понять уровень его притязаний. Не случайно настойчивое притязание моей подруги Задовой выйти замуж за малолетку и стать ему родной матерью.

Задова боится вступать в равные, равноправные отношения, ей обязательно нужна фора, особые условия, подстраховка. Несмотря на то, что с каждым очередным женихом Задова напарывается на одни и те же вилы фундаментального инфантилизма, иной сценарий оказывается недоступен.

Из двух видов неудовольствия (одно из них связано с самооценкой, а другое – с последующей катастрофой, на которую обречены её романы с малолетками) Задова всегда и последовательно выбирает второй, кажущийся ей менее травматичным, вид.

Самое трудное в выстраивании и отстраивании зеркальной системы – поиски ровни. И тут дело даже не в социуме или в возрасте (опыте), слишком разные, мы оказываемся слабыми и сильными одновременно. Области силы и области слабости чередуются в дурной бесконечности, смешиваются и отравляют жизнь непонятными полутонами.

Нет и не может существовать чёткой системы критериев оценки того или иного человека, потому что даже слабость, при определённом стечении обстоятельств, может обернуться прямой своей противоположностью.

И совершенно неважно, что ты сноб и эстет, меланхолично пережёвывающий «Пленницу» Пруста, а твоя вторая половина воспитана на «Звёздных войнах» и сопереживает Тому Крузу в «Войне миров», заходится от целлулоидного плача Селин Дион в «Титанике» и любит отрываться под среднестатистическую группу «Аква». Потому что в горе и в радости всё время возникают зоны необходимости, перекрывающие собой даже самые недостойные, с точки зрения сноба и эстета, привязанности.

Видимо, есть равенство во внутренней энергетике, которая только потом выливается (а может и не выливаться) в близость социальных (политических и даже эстетических) позиций. Ведь всё время держать стойку и подтягиваться за тем, кто выше тебя (умнее, сильнее) невозможно, нужны отдых и расслабление. Причём не только ночью.

72

Пару раз пробовал заикнуться, но что-то останавливало. Внутренний трепет, должно быть, по которому Олег понял, что Дана стала ему дорога.

Когда случалось ей быть в занятости, Гагарин не знал, куда деваться. Странно, что раньше находились дела, поглощающие всё его свободное время. После того как Дана стремительно вошла в жизнь Гагарина, расклад поменялся. И от прежнего Олега не осталось практически ничего.

Оглянуться не успел, а уже – раз, и спеленат по самые гланды. Хотя, если смотреть сторонним наблюдателем, ничего особенного в жизни Гагарина не изменилось. Так же ходит на работу в первую реанимацию, так же подрабатывает во второй, варит сосиски и слушает радио, изредка ставит кассету, на которую записал песенку Бьорк.

Он так же рано встает, несмотря на «совиную» природу, которую не сломало два десятилетия ранних вставаний, делает утреннюю пробежку, завтракает только зеленым чаем и мчится на работу.

Он точно так же дежурит, коротая вечера у компьютера, в котором дремлет его докторская, точно так же сдержанно курит, наблюдая жизнь за окном.

А вот Дана сильно изменилась. Гагарин понял это случайно. Они же всё время только «сам на сам» общаются, только друг с другом. Вполне понятная ситуация, когда третий лишний. А тут – случайная встреча в кафе с каким-то её приятелем или знакомым.

Мгновенная перемена до неузнаваемости – Дана вдруг стала картонной, какой-то шаблонной. Она не разговаривала, она лишь делала вид, что разговаривает. Играла в общение. И вот что странно – она стала заикаться.

Так Олег Гагарин и узнал, что вообще-то Дана заикается. Она и сама ему потом сказала об этом. Мол, да, есть такой грех, но путём долгих и систематических упражнений практически искоренённый. Дома, «со своими», она не заикается. Только с посторонними людьми во внешнем мире. Или если когда сильно волнуется. Вот как сейчас – из-за незапланированной встречи со старым знакомым.

Не то чтобы она боялась, что мужу-олигарху донесут, вовсе нет. Тем более что муж-олигарх после каких-то особенно судьбоносных переговоров в больницу попал, не до сплетен ему сейчас. Просто она, Дана, не любит, когда посторонние, вот так, не за понюшку табака, вмешиваются в её интимное пространство.

Так, будто бы между делом, Гагарин узнал, что включен в интимное пространство и в узкий круг «своих», особенно приближённых. С которыми можно и не заикаться.

73

Время от времени, как бы нехотя, Гагарин подтверждал свой богатейский статус походами в дорогие места, где раньше бывать не доводилось. Раньше он мимо этих освещённых витрин пробегал как можно быстрее, чтобы, не дай бог, не заглядеться на чужую красивую жизнь. В такие моменты в Олеге просыпалась гордость.

Он никогда не понимал коллег и товарищей, восхищённо провожавших глазами чужую навороченную тачку. Беглого взгляда оказывалось вполне достаточно, чтобы оценить прелести дизайна.

Смотреть на дорогостоящие иномарки чуть более мгновения Гагарин считал ниже достоинства, ибо сам считал себя навороченной иномаркой, странным образом заброшенной непонятно каким хозяином на узкие и выщербленные дорожки этого города.

А Дана и не требует от него никаких подтверждений статуса. Однажды усвоенная программа не даёт сбоев. Расспросы не приняты, только если сам. Только если сама. Ведь и без этого понятно, все же взрослые, ответственные. Не первый день живут. Как ниточка за иголочкой – куда он, туда и она, куда она, туда и он, сколько бы это ни стоило.

Так продолжается уже некоторое время, которое самому Олегу кажется весьма протяжённым. Как стратег он начинает понимать, что долго так не протянет. Что подкожные, с таким трудом накопленные на отдых в Индонезии (или Малайзии), который он запланировал на следующее лето, тают быстрее, чем пломбир в знойный полдень. Что скоро придётся предпринимать серьёзные усилия для того чтобы.

Чтобы что? Олег не знает. Олег откладывает вопрос о статусе отношений с Даной до состояния полной ясности. То есть на неопределённое «потом». А пока собирается занять кругленькую сумму у сердобольных коллег. Потому что лучше один раз живой крови напиться, чем триста лет падалью питаться.