Текст книги "Дневник студента-медика"

Медицина катастроф

– Я работала на скорой в городе. В тот день, вернее ночь, меня разбудил телефонный звонок. Звонила диспетчер с работы, что-то быстро и сбивчиво говорила про какую-то аварию, пожар, железную дорогу. Говорила, что много пострадавших и раненых. Говорила, чтоб я собиралась, что надо на вертолёт и куда-то лететь. Спросонок я не понимала вообще, что происходит, в чем дело. Понятно было только что кому-то нужна моя помощь. Мы вылетели утром в составе группы врачей. Когда подлетели к месту аварии, я смотрела вниз, и мне казалось, что это что-то невероятное: посреди зелёного леса было чёрное, дымящееся пятно диаметром несколько километров. А в этом пятне разбросанные искорёженные вагоны, рельсы, куски металла. Пожар к тому времени уже потушили военные, и лишь в некоторых местах ещё шел дым от обгоревших деревьев. С высоты почти не было видно людей, а когда мы приземлились…

Голос преподавателя дрогнул, она замолчала. В аудитории стояла мёртвая тишина. Казалось, что все даже боятся дышать, и время просто остановилось. Преподаватель сняла очки, платком вытерла набегающую слезу, сделала глубокий вдох и продолжила:

– Когда приземлились – мы попали в ад. Крики, стоны, мольбы о помощи. Всюду пепел, сажа, запах гари. Трупы…, дети… дети мертвые, обгоревшие. Искалеченные, пока еще живые… «Мама! Мама! Позовите маму!» – кричат…

Светлана Анатольевна снова замолчала и закрыла лицо рукой.

– Четырнадцать лет прошло, – всхлипнула она. – Никогда не забыть…

Преподаватель «Медицины катастроф» рассказывала нам про Ашинскую трагедию, произошедшую 4 июня 1989 года возле города Аша Челябинской области, на которой ей довелось оказывать помощь пострадавшим.

– Я тогда просто была в ужасе, в оцепенении. Какой-то военный крикнул: «Что ты встала? Делай что-нибудь!». Я вышла из оцепенения, и понимаю, что очень растеряна, понимаю, что надо помощь оказывать, а что мне делать, как делать и за что схватиться в первую очередь, никак не соображу. «Кому помогать в первую очередь?» – спрашивала я себя тогда, когда вокруг такой ужас. Военные медики тогда осуществляли сортировку пострадавших по Пирогову: агонирующих и мертвых не трогали вообще. А тех, кому ещё можно было помочь, пытались спасти прямо на месте – обезболивали, перевязывали, подключали системы для инфузий, если было куда подключать – ожоги ведь…

…

Вечером после лекций я пошел в библиотеку, делать доклад по истории возникновения Всероссийской службы медицины катастроф.

Чреда страшных аварий, предшествующих развалу Союза, ясно показала, что медицинская служба гражданской обороны, предназначенная для оказания медицинской помощи в военное время, даже совместно со здравоохранением СССР не способны успешно решать задачи по оказанию медицинской помощи населению при чрезвычайных ситуациях в мирное время.

Чернобыльская авария, 26 апреля 1986 года – количество пострадавших так и остаётся невыясненным до сих пор. Такие аварии страшны своими отдаленными последствиями.

Арзамасская катастрофа, 4 июня 1988 года – погибших 91, раненых 1500.

Взрыв на ста́нции Свердло́вск-Сортиро́вочный – погибших – 4, раненых-500.

Ашинская трагедия – погибших 575, раненых – 623.

Спитакское землетрясение – 25000 погибших, 140000 инвалидов.

Поэтому, примерно через год после Ашинской трагедии, правительство СССР решило организовать такую службу, как «Медицина катастроф».

Получалось, что медицина катастроф является чем-то средним между МЧС и Минздравом.

Да уж. Медицина катастроф, несмотря на отсутствие в программе обучения по ней практики в реальных условиях, была, наверное, самым запоминающимся предметом во время учебы. Да и поменьше бы предпосылок к такой практике. Но, надо понимать, что никто не застрахован от землетрясений, наводнений, ураганов, техногенных катастроф и аварий, поэтому учиться этому предмету необходимо, чтоб в случае необходимости не стоять в оцепенении.

Рассказ нашего опытного преподавателя о катастрофе произвел на нас неимоверное впечатление. Один только этот эпизод, придавал нам какую-то неутолимую потребность в обучении. Хотелось все знать и уметь, чтоб можно было оказать помощь где бы то ни было и кому-то ни было.

Начались практические занятия в доклинике с базовой неотложки. Остановка кровотечения, обезболивание, иммобилизация переломов.

– Жгут Эсмарха предназначен для остановки артериального кровотечения…

– А как ты определишь, что кровотечение артериальное?

– Кровь при артериальном кровотечении ярко-алая, бьёт пульсирующей струёй…, – отвечал я на занятии.

– Приходилось видеть? – спросила преподаватель.

Доучившись до четвертого курса, и уже сходив на несколько практик, я уже видел артериальное кровотечение – первый раз во время операции по поводу прободной язвы, когда хирург задел какую-то мелкую артерию передней брюшной стенки. Я стоял в операционной около стены и видел только спины персонала. Как вдруг, струйка крови, толщиной, примерно, в спичку, взмыла над головами оперирующих, забрызгав костюмы персонала. Капли крови, расползающиеся на белой ткани, были действительно яркого алого цвета. Хирург среагировал тогда мгновенно, тут же пережав кровоточащий сосуд зажимом, с последующей электрокоагуляцией (простыми словами: прижёг кровоточащий сосуд).

Второй раз артериальное кровотечение я видел уже на практике по скорой. Когда пострадавшего в пьяной драке ударили разбитой бутылкой в лицо.

– Приходилось, – ответил я.

– Чем тогда останавливали кровотечение?

– Оба раза жгутом не пришлось воспользоваться. Первый раз я видел артериальное кровотечение на операции, второй раз была рана лица с повреждением артерии и слёзного мешка. Временная остановка кровотечения тогда была осуществлена при помощи зажимов.

– Хотя, стоп! Я же сам в детстве порезался на покосе, когда косу точил! – вдруг вспомнил я. – Тогда мне отец из брезентовой накидки жгут сделал! Вот!

Я показал шрам на своем указательном пальце.

– Это хорошо, что тебе пришлось видеть артериальное кровотечение, – сказала преподаватель.

«Хорошо, что видел артериальное кровотечение».

Что может быть хорошего в том, что я видел, как человеку угрожает смертельная опасность, подумают многие. Ведь давление в артериях гораздо выше, чем в венах, поэтому даже за небольшой промежуток времени, человек теряет много крови, развивается геморрагический шок.

– Теперь ты никогда его не забудешь и не спутаешь с другим видом кровотечения. Запомнил, какого цвета кровь? – сказала преподаватель.

– Да.

– Хорошо. Какие еще методы остановки артериального кровотечения бывают помимо жгута? Вот представь себе: обрушилсядом, и пострадавших достают из завалов. Вокруг пыль, ветер, шум строительной техники, лай поисковых собак, крики о помощи. Родственники истерят, зеваки снуют туда-сюда, отвлекая своими ненужными советами. Достали пострадавшего с открытым переломом костей голени. Торчат кости и кровь течет. Намотал ты ему жгут и передал бригаде. Второй пострадавший с перерезанным предплечьем – еще один жгут. Вытащили третьего, а у тебя жгуты закончились. Кровью пострадавший истекает! Что ты будешь делать?

Светлана Анатольевна любила задавать такие вопросы. Прежде чем подойти к самому вопросу, она тщательно и обстоятельно обрисовывала условия, в которых приходится работать. И ответ, который она ожидала на свой вопрос, подразумевал не только то, что надо делать в той или иной ситуации, но и находчивость и решительность.

– Да хоть что, что может подойти для остановки кровотечения, то и буду использовать!  Кабель, веревка, кусок ткани… Да хоть пальцем прижму!

– Покажи на себе точки прижатия артерий при артериальном кровотечении?

– Височная, челюстная, сонная, подмышечная, плечевая, лучевая, бедренная, большеберцовая, – показывал я на себе места прижатия артерий.

Забегая вперед, скажу, что за двадцать лет работы в медицине мне много раз приходилось сталкиваться с различными кровотечениями, и в частности с неправильно оказанной помощью до нашего прибытия. Очень часто приходится снимать жгут, наложенный при венозном кровотечении. Люди, увидев кровь, тут же решают, что это артериальное кровотечение, значит надо жгут, да потуже! Тем самым только усугубляют ситуацию: венозное кровотечение усиливается, плюс, сильно закрученным жгутом травмируются ткани конечностей, вызывая невриты у пострадавшего.

Переломы.

Бывают открытые и закрытые, со смещением, без смещения, осложненные и неосложненные.

– Лестничная шина или шина Крамера, – предназначена для иммобилизации перелома конечности. Боль, отёк, деформация конечности и крепитация (хруст) костных отломков при пальпации – указывают нам на то, что перед нами перелом. Что делать в первую очередь?

– Шинирование! Обезболивание! – послышались возгласы с разных сторон.

– Так что всё-таки в первую очередь? – снова спросила преподаватель. – Шинирование или обезболивание?

Логичнее в первую очередь делать обезболивание. Определившись, что перед нами перелом, сразу же делается внутривенно обезболивание. А если ещё учесть то, что пострадавший, получив травму, может находиться в болевом шоке, то сразу же необходимо начинать и противошоковые мероприятия – внутривенные инфузии, введение гормонов. И только после этого и можно начинать шинирование. Наложение шины, порой, бывает болезненным, что может только усугубить и без того тяжёлое состояние больного.

И всё то вроде ясно и понятно, пока сидишь в аудитории, и тебя конкретно спрашивают о том или ином повреждении или состоянии пострадавшего. И даже отработать навыки на манекене не сложно, но где-то меня все же терзала мысль, что случись какая-нибудь авария или катастрофа, где придется оказывать помощь, то все будет гораздо страшнее и сложнее, чем в аудитории.

Кружка

Знаете, бывают в жизни каждого человека, казалось бы, простые, но дорогие его сердцу вещи: любимый свитер, удобные тапочки, теплая куртка, любимая чашка, тарелка, ложка и тому подобное. К каждой из этих вещей человек привыкает до такой степени, что отсутствие этой самой вещи порождает физический дискомфорт. А есть вещи, которые, несмотря на свой примитив, дороги как память, и их отсутствие порождает уже дискомфорт в душе.

…

Перед парой мы с Ромкой сидели на последней парте, травили анекдоты и смеялись.

– Приходит мужик к врачу, а на голове у него белка сидит. «На что жалуетесь?» – спрашивает врач.

Белка отвечает: «Да вот, что-то к хвостику прилипло…»

Студенты входили в аудиторию, рассаживались по своим местам. Вдруг Ромка внезапно замолчал, с открытым ртом уставившись куда-то вперед.

– Смотри! – шепнул он мне. – Смотри какая девчонка красивая! Она из новеньких, похоже, из медсестер, что «доучиваться до фельдшеров приехали!»

Я тоже замолчал и проследил за его взглядом. В аудиторию вошла невысокая девушка.

– Здесь свободно? – спросила она кого-то.

– Здесь свободно! – крикнул Ромка и указал на моё место, одновременно сталкивая меня со стула.

– Сейчас в этом мире от тебя свободно будет, – ответил я и схватил его за шею, как бы пытаясь задушить.

Ромка тут же подыграл мне, изображая удушение. Он вытаращил глаза и вывалил язык, шумно вдыхая при этом.

Девушка посмотрела на нас и улыбнулась.

Глаза.

Глаза её были голубые-голубые, смотрели весело и по-доброму. Мы с Ромкой так и замерли: я – вцепившись ему в шею, он – с открытым ртом и выпавшим языком.

– Дураки! – сказала девушка весело и села на второй парте.

– Слыхал? – сказал я Ромке. – Она тебя дураком назвала!

– Тебя тоже! – ответил Ромка.

– Но ты больший дурак чем я!

Зашёл преподаватель. Все затихли и встали (да-да, тогда еще было такое проявление уважения – вставать, когда учитель заходит). Начался цикл Клинической фармакологии.

– Первый вопрос, на который стоить ответить, назначая больному тот или иной препарат это вопрос: «А нужен ли вообще этот препарат этому больному?» – читала лекцию преподаватель.

«Ну да, логично, – отмечал я про себя. – Вот сидит Ромка рядом и совсем не нуждается в слабительном».

– Назначая лекарство, следует спрашивать себя: «А что с его помощью я хочу добиться? Каких изменений?»

«А вот это интересно, – думал я. – Вот не нуждается он в лечении, но чего я хочу добиться, назначив ему слабительное?»

– Каким образом применить препарат, чтобы он был максимально эффективным?

«Клизму ему с перекисью водорода!» – тут же подумал я.

…

После лекции мы отправились в хирургию. Нам надо было закрепить знания по неотложной помощи при «остром животе».

– Давайте сегодня разберем желудочно-кишечное кровотечение, – говорил хирург. – Пройдем в палату и опросим нашего больного, которого мы недавно приняли с синдромом Мэ́ллори – Ве́йсса (Синдромом Мэ́ллори-Ве́йсса – это разрывы слизистой оболочки желудка, возникающие при повторной рвоте «на пустой желудок». Часто возникает у больных алкоголизмом. То есть, при рвотных позывах повышается внутрижелудочное и внутрибрюшное давление, истонченная слизистая разрывается, не выдерживая такой нагрузки. Разрывы сопровождаются кровотечением).

Мы зашли в палату хирургического отделения. На кровати лежал тот самый больной с желудочно-кишечным кровотечением, что мы с фельдшером Данилом на днях привезли из Васильевки.

– Опрашивайте! – сказал хирург голубоглазой девушке. – Мужчина как раз проживает в деревне, вот и представьте себя на месте деревенского фельдшера.

Больной виноватыми глазами смотрел на нас. Ему было и стыдно и радостно одновременно. Стыдно за то, что он своим пристрастием к зеленому змию довел себя до такого состояния, а радостно, потому что все-таки живой остался, а значит еще поживёт немного на этом свете.

– Скажите пожалуйста, – вежливо обратилась к нему девушка, – в результате чего у вас развилось такое состояние?

Хирург улыбнулся. Мужик, лежавший на кровати, еще больше смутился. Наверное, он подумал: мало того, что он, алкоголик, отвлекает людей от трудов праведных, так они же еще и вежливые такие. Не кричат и не ругают его. На «вы» обращаются. К нему никто и никогда, похоже, так вежливо не обращался.

– Пил…, – тихо ответил он.

– Вы употребляли алкоголь? – снова так же вежливо спросила она.

– А-ай… – махнул рукой мужик и отвернулся.

Видно было, что ему стыдно. Тут вмешался хирург:

– Я, конечно, всё понимаю, этика и деонтология, все дела… Только не так надо разговаривать в подобных ситуациях. Вот представьте себе: сидите вы дома, в деревне. Только-только пришли с работы с ФАПа. Надо корову подоить, мужа, если, конечно, есть таковой, накормить, детей к школе собрать. И тут вдруг стук в окно и крик: «Тётя Глаша! Тётя Глаша!…» Тебя как зовут, кстати?

– Оля…

– Вот! Представь себе, соседский мальчишка стучится в окно и кричит: «Тетя Оля! Там папка умирает!».

И ты, забыв про корову, мужа и детей, оббегая лужи и разгоняя стаи комаров, создавая юбкой вихревые потоки, несешься через всю деревню к вот этому больному, – доктор указал на больного, – который пил последние одиннадцать месяцев…

– Семь, – пробурчал мужик.

– Двадцать семь! – сказал хирург и тут же продолжил:

– Вот и представь себе: прибежала ты к нему, болезному, а он лежит такой вялый, такой бледный, обблёваный с ног до головы… Какая, кстати, рвота при желудочно-кишечном кровотечении? – обратился он к нам.

– В виде «кофейной гущи», – чуть ли не хором ответили мы.

– Правильно, молодцы! И вот, увидев всё это, ты такая: «Скажите пожалуйста, в результате чего у вас развилось такое состояние?» – передразнил он Олю. – Не забывай, что у тебя корова не доена, муж не накормлен и дети в школу не собраны. А этот, – он снова показал на больного, – вот-вот преставится нахрен! А? Березин!

– Я!

– Ты его привёз позавчера, вот ты и покажи, как надо действовать при ЖКК?

(ЖКК – желудочо-кишечное кровотечение).

– Злоупотребление алкоголем в анамнезе и рвоты в виде кофейной гущи, вполне достаточно, чтоб предположить ЖКК, – начал рассказывать я и с радостью для себя отметил, что голубоглазая девушка смотрит на меня внимательно, с интересом и улыбается.

– Первое, что надо проверить – артериальное давление, оно, скорее всего будет низким, поэтому доступ к вене, кровоостанавливающее средство в вену, вливание больших объемов растворов – борьба с гиповолемией, холод на живот…

Говорил я уверенно, тут же показывая на больном что и как надо производить

– А еще лучше холод «в живот», – перебил меня Краснов.

– В смысле? – не понял я.

– В смысле небольшой кусочек льда ему дать проглотить, если он в сознании, конечно.

– А-а, ну, да! – согласился я.

– Что дальше? – спросил хирург.

– А что еще можно сделать? – сказал я. – Госпитализация в лежачем положении с приподнятым ножным концом к вам, в хирургию. Можно еще противорвотное уколоть, если есть рвотные позывы.

– Вообще, запомните три основных момента при болях в животе: холод, голод, покой. Неважно, мужчина это или женщина, взрослый или ребенок, – сказал хирург. – И тактика должна быть вот такой, как он сказал. Ясно?

Больной, все это время лежавший на кровати, слушал нас с каким-то интересом, как будто речь шла не о нем.

– Вот с этим больным именно так все и было, – сказал Краснов, указав на больного. – Да?

– Да…

– Спасибо скажи жене своей, что вовремя среагировала, да фельдшерам со скорой, что они тебя спасли, а то лежал бы сейчас у Алексея Романовича, а не у меня в отделении.

– А кто это? – спросил больной.

– Загребельный Алексей Романович, – ответил хирург. – Наш патологоанатом.

Оперировать больного не пришлось. Благодаря своевременно и правильно оказанной помощи, и проведенному консервативному лечению, желудочное кровотечение ему остановили, назначили лечение и наблюдение. Бросил ли он пить? Вопрос риторический.

После практики в хирургии я направился к машине, чтоб ехать домой.

– Дима! – услышал я позади оклик.

Я обернулся.

Это была Оля. Она подошла и протянула мне блестящую металлическую кружку.

– Это тебе!

– Спасибо… – удивился я. – А зачем?

– Просто. Подарок.

– Спасибо…

…

Долго не мог уснуть я в тот вечер.

«Она ведь не в хирургии эту кружку взяла, – размышлял я. – Она её еще загодя купила, значит давно подарить хотела. А я, блин, лопух, даже не смотрел на неё. Надо присмотреться…»

…

– Подработать не хочешь? – спросила меня однажды сестра.

– Хочу!

– У старшей медсестры санатория на даче надо забор сделать. А дача у неё как раз недалеко от медучилища находится.

Действительно, дача находилась недалеко от медучилища, как раз по дороге в больницу и представляла из себя два добротных дома – один побольше, другой, как времянка. Также была баня и огород. Оказалось, что старшая медсестра санатория Анна Сергеевна училась в одной группе с моим отцом. Она, когда узнала об этом, сказала:

– Можешь жить на нашей даче хоть круглый год! Мы только по выходным будем в баню приезжать.

На том и порешили. Днем я занимался в медучилище, ходил на практику. Вечерами и в выходные делал забор из сосновых досок. Копал ямки, бетонировал железные столбы, к столбам прибивал прожилины, к прожилинам доски. Ничего сложного. В течение месяца забор, протяженностью сто тридцать метров, был готов. Из старого забора я заготовил дров на всю зиму.

Перед новым годом, сдав все экзамены и зачеты, мы с куратором и группой решили устроить что-то вроде прощального вечера перед каникулами. Скинулись, купили «вкусностей», и в компьютерном классе медучилища (куратор была преподавателем информатики) устроили дискотеку. Мы с Ромкой балагурили, смеялись, плясали и были центром внимания, – всё же девчонок хоть отбавляй в группе.

Включили медленный танец.

Голубоглазая девчонка стояла в сторонке. Я посмотрел на неё. Она на меня. Мне показалось, что ей грустно.

«Ай! Была не была! – подумал я и решительно направился к ней.

– Пойдем, потанцуем?

– Пойдем! – ответила она и так ласково улыбнулась, что у меня закружилась голова. Мы танцевали, пели и разговаривали весь вечер. А когда настала пора расходиться, я спросил:

– Тебя проводить?

– Я домой не пойду! Я с тобой пойду.

– Я на чужой даче живу…

– Я за тобой хоть куда пойду!

…

Мед училище я закончил в 2003 году. Женился. Голубоглазая девчонка тоже вышла замуж, стала хорошей женой и родила троих детей. А сейчас, когда я, страдая бессонницей от бесчисленных ночных смен, лежу и вспоминаю этот период своей жизни – та самая голубоглазая девчонка ласково сопит мне в плечо.

– =Конец=-

P.S.: Кружка, кстати, тоже по сей день со мной, а однажды её у меня украли, но это уже другая история, о которой я как-нибудь расскажу.