Текст книги "Дневник студента-медика"

Четвертый курс

Практика на скорой

Окончив третий курс и выйдя на каникулы, я снова устроился подрабатывать на стройку. Что не говори, а на учебу зарабатывать надо. Бригада наша состояла из семи человек и занимались мы, в основном, плотницким работами.

Однажды бригадир отправил нас перекрыть крышу в детском саду. Лето в тот год на Южном Урале было жарким, малодождливым. Самое время крыши перекрывать. Детский сад оказался в поселке при санатории, в котором жила и работала заведующим ФАПом моя старшая сестра.

К концу лета я накопил немного денег и купил первый свой автомобиль – ВАЗ 2101 «Копейка» 1979 года выпуска! Счастью не было предела! На этом автомобиле я проездил шесть лет. Крышу детского сада мы перекрывали около месяца. Я все это время жил у сестры, ежедневно ходил на работу, а после, когда наша бригада закончила работы, я и вовсе официально устроился в этот детский сад дворником. Мы с сестрой решили, что жить последний курс я буду у нее, а на учебу буду ездить. Благо, что последний курс предусматривал программу, направленную именно на работу фельдшера в условиях ФАПа, скорой помощи, либо в составе отряда спасателей в условиях ЧС.

Четвертый курс начался с известия о том, что на базе нашего училища появились курсы по переподготовке медицинских сестер в фельдшеров. Такая необходимость была обусловлена тем, что некоторые из них всё равно из-за нехватки кадров работали на месте фельдшера и выполняли функции заведующего ФАПом, либо фельдшера скорой помощи, только зарплата была сестринская. Около двадцати медицинских сестер разных возрастов приехали с разных концов страны «доучиваться до фельдшера» и попали в нашу группу. Кто-то уже работал медсестрой, а кто-то только в прошлом году закончил сестринское отделение и решил доучиться до фельдшера. Учиться на четвертом курсе было не просто легко, а очень легко. Весь тот багаж знаний и практических навыков, что мы прошли за предыдущие три курса теперь надо было закрепить и адаптировать с суровым реалиям работы в отечественном здравоохранении. Отточить, так сказать, навыки. Основной упор делался на скорую и неотложную помощь, прививочную и диспансерную работу. Особой категорией шла дисциплина под названием «Медицина катастроф».

Начались практические занятия на скорой. Подстанция скорой помощи находилась в торце здания на первом этаже районной больницы. Представлена она была двумя фельдшерами и двумя водителями на автомобилях УАЗ «Буханка». Первый вызов, на который мне пришлось поехать с фельдшером по имени Александр, был к ребенку с высокой температурой.

– Второй день болеет, – сказала мать ребенка. – Температура до 39 поднималась. Парацетамолом сбивали. А сегодня вот горло заболело, я посмотрела, а там у нее налёт…

При осмотре выяснилось, что у пятилетней девочки самая настоящая фолликулярная ангина. Девочку отвезли в инфекцию.

Потом была бабушка с повышенным артериальным давлением.

– Давление замучило, – жаловалась она. – Затылок ломит, в ушах шумит, голову обносит.

Измерили. Артериальное давление оказалось 220/100. Сделали укол гипотензивного препарата.

Следующий вызов – мужчина с болями в пояснице.

– На работе, похоже, продуло, – говорил он, лежа на кровати, боясь пошевелиться. Приехал домой, из машины вышел. Как стрельнуло в спину, я аж на колени упал… Ползком заполз домой, жена вас вызвала.

От госпитализации больной отказался, сделали ему сильный обезболивающий препарат, рекомендовали обратиться утром в поликлинику.

Вообще, сначала у меня создалось впечатление, что скорая, это такая мобильная поликлиника, созданная для удобства больных.

– И часто так вызывают? – спросил я Александра.

– Как? – спросил он.

– Ну, без «экстренности», – ответил я. – Ведь все вызовы, на которые мы сегодня съездили были поликлиническими. Ни инфаркта, ни инсульта, ни острого живота, ни травмы не было…

– Всегда почти, – ответил он. – И слава Богу, что такие простые вызовы.

Тогда я не придал особого значения его словам. Я только расстраивался: вроде бы скорая! Тут надо спасать, подвиги совершать, а мы делаем поликлиническую работу на дому. Передвижной процедурный кабинет, а не скорая.

– Давай в магазин заедем, – предложил он. – К чаю чего-нибудь купим.

В то время ещё не было формы скорой помощи, а на вызовы мы ездили в обычных медицинских халатах. Зайдя в магазин в халатах, мы, естественно, обратили на себя внимание. Какие-то подвыпившие мужики, увидев нас, воскликнули:

– О! Врачи за водкой приехали! Ха-ха!

– Зачем нам водка? – абсолютно серьезно спросил Александр. – Если мы в спирте ноги мо́ем!

Под утро нас вызвали на приступ бронхиальной астмы у девушки двадцати лет.

– Хотел «скоровского» вызова? – спросил меня Александр, когда мы садились в машину.

– Ага! – радостно ответил я.

– Получай вот. Сам лечить будешь. Я даже рта на вызове не открою.

На вызове оказалась хроническая больная бронхиальной астмой, которая лучше меня знала свою болезнь и что делать. Она пользовалась карманным ингалятором, принимала таблетированные препараты. Скорую вызывала только тогда, когда карманный ингалятор не снимал приступ удушья.

Сухие свистящие хрипы были слышны с порога. У девушки было бледное лицо, синюшные губы, частое дыхание, затрудненный свистящий выдох – все как в учебнике по терапии.

– Приступы… участились, – говорила она с одышкой. – Наверное, … осень нас… тупила…

– Эуфиллин помогает?

– …да…, только…, в вену…, медленно…

После внутривенного введения препарата, кожные покровы девушки порозовели.

– Вчера тоже приступ был, – сказала она уже более спокойно. – Но вчера «баллончик» помог.

– Вчера, днем или ночью? – спросил я.

– Тоже ночью.

– Собирайтесь в больницу, – сказал я и заметил, как Александр довольно кивнул.

– Почему?

– Потому что у вас обострение. Сами же говорите, что приступы участились, вторую ночь подряд возникают, «баллончик» не помогает. Эуфиллин через два-три часа перестанет действовать, и что вы делать будете?

Девушка молча собралась. Отвезли в терапию.

– Ты сможешь работать на скорой, – сказал мне Александр. – Еще недельку попрактикуешься и можно будет тебя одного отправлять на вызовы.

Я был горд! Еще бы! Мне уже доверяют больных! Я уже делаю что-то сам!

…

На следующий день я пришел на лекции. Преподаватель как-то нудно и неинтересно читала про прививочную работу, календарь прививок. Я сидел, вспоминая вчерашние вызовы, анализировал их, вспоминал свои ошибки на вызовах, неверные суждения и как этого избегать. Пришло какое-то понимание, что, в основном, так и будет: скорая будет ездить к хроническим больным, никуда от этого не деться, а значит, надо выработать какую-то свою тактику поведения на таких вызовах.

От бессонной ночи накануне, голова была тяжёлой, глаза мои то и дело закрывались, хотелось спать…

Розочка

Практика на скорой мне начинала нравиться. Не надо было катать шарики, генералить процедурку или перевязочную, бегать с какими-нибудь поручениями старшей медсестры, таскать в автоклавную мешки биксов (не путать с баксами), и прочее, чем так любят загружать студентов работники больниц. На скорой была именно та атмосфера, что и являлось основной целью нашей учебы: оказание медицинской помощи. И пусть на первых порах вызовы были не экстренные, но все равно они подразумевали, как минимум, самореализацию. Едешь на вызов и не знаешь, что там. Это тебе не отделение, где больному уже провели какое-то обследование, хотя бы мазок на яйца гельминтов взяли и завели историю болезни. Вызов на скорой это неизвестность. Неизвестность, где ты окажешься в следующую минуту. Неизвестность от предстоящей встречи с незнакомым человеком, который нуждается в медицинской помощи. Нуждается в ТВОЕЙ помощи! Неизвестность от предстоящей патологии, с которой придется столкнуться, ведь вызывающие часто не могут сформулировать свои жалобы.

«– У меня рвота», – говорит больной в телефонную трубку.

На адрес отправляется фельдшер. Причин возникновения рвоты великое множество: отравление, переедание, гипертермия, повышенное или пониженное артериальное давление, травма головы, инфаркт, инсульт, панкреатит, кишечная непроходимость, последствия химиолечения, абстинентный синдром, стресс, травма живота, может быть просто почуял неприятный тошнотворный запах, увидел что-то неприятное – да всё что угодно может быть причиной рвоты! Вот и едешь неизвестно к кому и неизвестно к чему. А на месте, осматривая пациента, сужаешь круг поисков причин этой самой рвоты.

«– У меня голова болит», – говорит вызывающий в трубку.

И тут, причин, вызывающих головную боль не меньше, чем со рвотой.

Рука, нога, спина, зуб, зуд, температура, икота, судороги, дрожь, боль, слабость и тому подобные поводы для вызова, воодушевляли, заставляя меня шевелить мозгами, руками и ногами.

«Не зря учился!» – думал я, выходя с вызова, на котором мне искренне говорили: «Спасибо!»

«Да, не за что! – скромно отвечал я. – Выздоравливайте! И берегите себя».

…

Не спалось, даже несмотря на перерыв в вызовах. Я сидел на подстанции и писал дневник практики в свете настольной лампы. Как монах в келье. Писал, пока были свежи впечатления от того или иного вызова. Вести дневник практики по скорой было просто, – записи напоминали те самые клинические задачки, что мы решали в течение всей учебы на клинических дисциплинах.

Вызов к женщине 56 лет. Жалуется на боли в пояснице. Связывает с переохлаждением. Со слов: «продуло на сквозняке. В анамнезе – распространенный остеохондроз позвоночника, периодически проходит курс лечения нестероидными противовоспалительными средствами, физиолечение. Работает на продуктовом складе, где постоянно подвергается воздействию сквозняков, переносит тяжести.

Менопауза 7 лет. Беременностей-5, родов-3, абортов-2.

Объективно: повышенного питания, кожные покровы чистые, обычной окраски, t тела – 36,3 АД – 130/90…

Локально: умеренная болезненность при пальпации поясничного отдела позвоночника, симптомы натяжения мышц спины положительные с обеих сторон. Симптом поколачивания – отрицательный с обеих сторон. Физиологические отправления без особенностей.

Диагноз: Остеохондроз поясничного отдела позвоночника, синдром люмбалгии.

Сделано: кеторолак 2,0 мл внутримышечно.

Рекомендовано: консультация невролога.

– Дзинь! – прозвенел телефон.

– Скорая помощь, – подняв трубку, ответил я.

На том конце провода были слышны всхлипывания, а на заднем фоне пьяная брань.

– Он Васю в лицо ударил!!! – плача, вскрикнула женщина в трубку. – Приезжайте скорее! У него кровь! Много уже крови… Приезжайте скорее!

Женщина то ли была пьяна, то ли в истерике, но адреса вызова она не назвала.

– Алло-алло-алло! – я пытался перебить этот словесный поток. – Скажите адрес!

– Приезжайте скорее! – снова прокричала она.

– Да куда ехать-то! – потеряв терпение, тоже прокричал я.

На мой громкий возглас из комнаты отдыха вышел водитель, и, увидев, что я принимаю вызов, встал в ожидании, какой адрес я продиктую.

– Магазин «Елена», улица Северная, – сказала женщина и бросила трубку.

Магазин этот был круглосуточным и, естественно, продавал алкоголь (тогда ещё алкоголь продавали ночью легально), поэтому возле этого магазина были постоянные пьяные драки в стиле: «Ты меня уважаеш-ш-шь?»

– Магазин «Елена», ул. Северная, – сказал я водителю, хватая сумку и направляясь к выходу.

– Да я уж понял. Постоянно к этой «наливайке» ездим подбитых собирать, – проворчал водитель и крикнул в комнату отдыха:

– Шурик! Подъём!

Для водителя это была рутинная работа. Для него что на КамАЗе в карьер за щебенкой съездить, что за подбитым в наливайку. Приехал-погрузил-увез-разгрузил, приехал-погрузил-увез-разгрузил. Я же, во-первых, на этот адрес ехал впервые, а во-вторых, я впервые ехал на драку на уличный вызов.

Доехали быстро.

Помните фильм с участием Квентина Тарантино «От заката до рассвета»? Вот, примерно, такая же картина открылась перед нами. Где-то, кого-то уже отмутузили, где-то ещё мутузят. Пьяные крики, мат-перемат, сломанный забор палисадника рядом стоящего дома. Видимо, штакетник был выбран основным оружием той битвы.

Пьяная толпа, увидев скорую, отвлеклась от своей основной деятельности (битьё лиц друг другу) и расступилась.

– Кому нужнее? – крикнул фельдшер Александр, открыв окно.

– Ему! – крикнул кто-то и указал в сторону крыльца магазина

Около крыльца магазина сидел мужчина с голым торсом. Рука его была обмотана белой тканью. Скорее всего его же футболкой, которую он прижимал к левой половине лица.

– Идти можешь? – спросил его Александр.

– Да.

– Заходи в машину.

Мужчина зашёл в салон УАЗика. В свете салонного фонаря, я увидел, что кровь, пропитавшая белую футболку, была яркого алого цвета.

– Покажи.

– Там кровь фонтаном, – ответил мужик.

– Покажи-покажи, – настаивал Александр, уже держа наготове плотную марлевую салфетку и перекись.

Мужчина убрал руку от лица.

Лоскут кожи, размером, примерно, пять на пять сантиметров, отрезанный под почти прямым углом у внутреннего угла глаза, отвалился от лица вместе с нижним веком и повис на недоотрезанной части кожи. Как на порванных джинсах.

Образовалась обширная треугольная раневая поверхность, а из развороченных тканей тонкой прямой струйкой брызнула алая кровь. Артериальное кровотечение.

– Оп-па-а… – тут же среагировал Александр, плотно придавив лоскут обратно и накрыв его салфеткой.

– Давление!

Я уже накидывал тонометр на плечо.

– Сто на шестьдесят.

– Нормально, держит! Там «Москит» в крафт-пакете в боковом кармане. Подай, пожалуйста.

Я вскрыл бумажный пакет с инструментами, достал зажим «Москит», протянул его Александру.

Он, прижимая салфетку к лицу пострадавшего левой рукой, взял зажим в одну руку и плавно отогнул лоскут кожи. Снова брызнула струйка крови.

Александр ловким движением завел Москит в рану и быстро зажал кровоточащий сосуд вместе с частью окружающих его тканей.

– КРЫК! – защелкнулся зажим и повис, прицепленный к лицу пострадавшего.

Кровотечение остановилось.

– Больно! – вскрикнул пострадавший.

– Значит, живой ещё, – спокойно ответил Александр. – Потерпишь. Чем это тебя так?

– Розочкой! Ублюдки! – ответил больной.

«Розочка» – горлышко от разбитой бутылки.

– Поехали. Шить надо.

Больного отвезли в приемный покой. Хирург Краснов, осмотрев рану, сказал:

– Зашить-то, зашьём. Только вот слезный мешок тут разворотили.

– Ну и что! Я плакать не собираюсь. Это эти ублюдки скоро плакать будут! – сказал больной, имея ввиду того, кто нанес ему эту травму.

Мы вернулись на подстанцию.

– Ну, как впечатления? – спросил Александр.

– Нормально, – ответил я. – Второй раз в жизни вижу артериальное кровотечение, и оба раза без жгута обошлось… Хотя нет, третий. Тогда я себе чуть палец не отрезал на покосе.

– Пойду прилягу, сказал Александр. – А то завтра картошку в погреб опускать надо. Сено еще обещали привезти. Стог сметать надо будет…

Он ушел в комнату отдыха. Я сел заполнять дневник.

Шланг высокого давления

Десять лет назад совхоз, в котором он работал механизатором в кузнице, развалился, не выдержав внезапно нагрянувшей свободы. Поначалу, ощутив эту свободу, жена даже обрадовалась:

– Наконец-то, хоть для себя поживем! – сказала она. – Надоело на государство горбатиться! Весна – ты в поле, потому что посевная. Лето – ты в поле, потому что сенокос. Осень – ты в поле, уборочная. Зима – ты в кузнице, потому что подготовка к посевной! Купишь себе трактор, и будешь на себя работать!

Но все сбережения, что они с женой старательно откладывали всю свою жизнь, сгорели в один день. А еще через год, он понял, что нагрянувшая свобода внесла в его жизнь ощущение пустоты, никчёмности, ненужности.

– Василь Михалыч! – бывало почтенно обращались к нему как подчиненные, так и руководство. – Надо посевную начинать! Вся надежда на тебя! Не подведи!

И он не подводил, ежедневно организовывая исправность сельскохозяйственной техники.

– Василь Михалыч! – обращался к нему молодой тракторист Данилка. – Навесное на «ДэТэшке» не работает! Плуг не поднимается!

– А насос гудит?

– Гудит.

– Значит, Данилка, в гидроблоке у тебя грязь. Разбери и промой в солярке!

И действительно, молодой тракторист, разобрав гидроблок, обнаруживал, что канальцы механизма были забиты кусочками резины от шлангов высокого давления.

– Василь Михалыч! Тут резина от шлангов крошится, надо менять.

– Ну так поменяй! Вон, я тебе их на гусеницу положил.

«Вот голова! – думал молодой тракторист Данилка, устанавливая новые шланги. – Мастер! Наперёд все знает! Я тоже хочу так научиться!»

– Научи и меня также разбираться, а? Дядь Вась?

Пойдёт, бывало, Василий Михайлович с председателем по весне в поле.

– Ну, как землица-то, Василий Михайлович? Созрела? Пахать-то можно уже? – спросит председатель.

Василий, возьмёт с земли горстку земли, скатает её в шарик и, задумчиво глядя в поле, уходящее за горизонт, с каким-то благоговением говорит:

– Рановато, сырая земля ещё. Видишь, закат красный? Значит тепло будет, землица еще чуток подсохнет. А там и начнем, дня через три-четыре. С Божьей помощью…

Только такие моменты и помнил Василий Михайлович из своей прошлой жизни. Больше никто не просил его помочь с ремонтом тракторов в кузнице, потому, как и самих тракторов-то не осталось. Более или менее пригодную для работы технику «прихватизировали» председатель бывшего совхоза со своими приближёнными. Теперь они назывались по– модному – «Фермеры». А остальной технике, что стояла на ремонте в деревенской кузнице и до наступления свободы не успела отремонтироваться, повезло меньше – предприимчивые граждане растащили её на металлолом.

Василий начал пить. Сначала понемногу, только для настроения, но затем, не чувствуя за собой нужности и ответственности, пил всё чаще и больше.

…

Конец сентября порадовал мелким снежком. С вечера небо хмурилось, наливаясь свинцовыми тучами. К ночи как-то резко похолодало, а во втором часу ночи, мелкими белыми крупинками посыпал снег. Крупинки, пролетая в свете больничного фонаря, падали на холодную твердую землю, отскакивали от нее и вновь падали, укладываясь в ровный белый слой. Темная осенняя ночь вмиг стала светлой.

Василий проснулся среди ночи, ощутил какую-то непривычную слабость, резко накатила тошнота. Он встал и направился в сторону кухни. Пройдя несколько шагов, почувствовал, что тошнота уже давит на глотку.

«Сейчас вырвет» – подумал он и, накинув свою старенькую, пропитанную мазутом фуфайку, шаткой походкой вышел во двор. Рвота накатила внезапно и так же резко прекратилась. Скудное содержимое желудка плюхнулось на белый, только что выпавший снег.

Василий вытер губы рукой, постоял, глубоко вдыхая свежий холодный воздух. Стало немного полегче, но через минуту снова накатила тошнота, заставляя пустой желудок сокращаться в противоположном направлении, в сторону пищевода. Отравленный длительным запоем организм, запустил механизм выведения яда из желудка. Механизм был так настроен, что ему было неважно, есть в желудке яд или уже нет, но он снова и снова вызывал рвотные позывы.

– У-уу-э-э-э… – издавал громкие звуки Василий на пике рвотных позывов.

Но желудок был пуст. Наклоняясь вперед туловищем, задерживая дыхание и что есть силы напрягая живот, Василий все же пытался выдавить хоть что-то.

Вдруг, к боли напряжения живота, резко добавилась острая колющая боль в эпигастрии, и рвотный позыв прекратился.

– О-ох…, – охнул Василий и резко, но прерывисто вдохнул.

Он попытался было выпрямиться, но вновь накатила тошнота, заставляя его снова наклониться. Рвотные массы плюхнулись на землю, окрасив снег тёмно-красным цветом.

– Кровь…, – вполголоса сказал Василий, выпрямился и зашел домой.

Жена не спала, слушая, как во дворе рвёт мужа.

– Кровь, – ей сказал Василий, зайдя в дом. – Там… на снегу. Вырвало кровью…

…

Телефон прозвонил резко, тревожно.

– Скорая помощь, – ответил я, подняв трубку.

– Здравствуйте, – взволнованно говорила женщина на том конце провода. – У мужа рвота с кровью!

– Где вы находитесь?

– Васильевка, улица Новая, 4.

– Фамилия, имя, отчество, возраст больного?

– Луговой, Василий Михайлович, 49 лет.

– Вызов принят. Выезжаем.

– Что нам делать, пока вы едете? – спросила женщина.

– Холод на живот, ничего не есть, не пить, лежать и не вставать! Рвоту в тазик и не выплескивать. Ждите нас!

– Что там, Дим? – спросил меня фельдшер Данил, с которым мне пришлось практиковаться в тот день.

– Желудочно-кишечное, похоже. В Васильевке. Луговой Василий Михайлович.

– Дядя Вася? – Данил изменился в лице. – Я же до армии еще…, он же… Едем, быстро!

До Васильевки от райцентра было около двенадцати километров просёлочной дороги.

– Это хорошо, что подморозило, – говорил водитель, быстро вращая баранку УАЗика и объезжая ухабы на проселочной дороге. – А то тут грязища такая, что мы бы по ней час до Васильевки ползли! А сейчас дорога твердая, светлая! Быстро доедем!

Данил молчал.

– Ты его знаешь? – спросил я. – Больного, к которому едем.

– Я десять лет назад школу закончил. – сказал Данил. – Устроился трактористом на лето подрабатывать, а он механизатором в кузнице был… Потом я в медучилище поступил, потом в армию ушёл…

В окнах дома номер четыре по улице Новой в деревне Васильевка горел свет, а ворота были настежь распахнуты. Нас ждали.

– Мы пошли, а ты разворачивайся и заезжай задом прямо во двор, – сказал Данил водителю и выпрыгнул из кабины Уазика.

Возле головы больного стоял желтый эмалированный тазик. В нем были рвотные массы в виде кофейной гущи с прожилками крови. Сам больной лежал на полу. Бледно-серые кожные покровы, тусклый и безразличный взгляд.

– Дядь Вась! – сказал Данил, входя в дом.

Глаза больного на мгновение блеснули каким-то добрым теплом.

– Данилка…, – смущенно сказал он и отвёл глаза.

– Всё хорошо будет, Дядь Вась! Не волнуйся. Сейчас мы тебя подлечим, отвезем в район. Там Краснов тебя уже ждёт.

– Ты еще скажи, что он скальпель точит, меня поджидая, – ответил больной.

– Шутишь? Это хорошо! – улыбнувшись сказал Данил. – Давай-ка я тебе давление измерю, да живот твой посмотрю? А то у тебя, похоже, шланг высокого давления порвало!

– Набирать? – спросил я Данила, показывая на ампулу кровоостанавливающего препарата.

– Набирай, – ответил он, накидывая манжету тонометра на плечо больного. – И систему собирай, подключаться будем.

…

У больного развился синдром Мэ́ллори – Ве́йсса. Это разрыв слизистой желудка, на фоне рецидивирующей рвоты. То есть, простым языком, при повторных рвотных позывах, спазмы желудка и напряжение брюшной стенки создают избыточное давление в брюшной полости. Слабая слизистая желудка, не выдерживая такого давления просто-напросто рвётся. Возникает кровотечение в полость желудка. Кровь, смешиваясь с желудочными соками, сворачивается, приобретая вид кофейной гущи. Рвота кофейной гущей – признак желудочно-кишечного кровотечения. Грозный признак, требующий незамедлительного оказания медицинской помощи и госпитализации в хирургический стационар.

…

Больного мы доставили в стационар хирургического отделения центральной районной больницы. Оперативное вмешательство ему не понадобилось. Ему было проведено консервативное лечение в виде кровоостанавливающей терапии, капельниц для восполнения объема циркулирующей крови и восстановления электролитного баланса. Витамины, противоязвенное лечение. Выписан с улучшением и рекомендациями: полный отказ от вредных привычек, диета, наблюдение у гастроэнтеролога.