Текст книги "Дневник студента-медика"

Орган труда

После ночных операций по поводу прободной язвы и внематочной беременности, я стоял в холле больницы и смотрел в окно. Время пролетело быстро. Утро как-то нерешительно и боязливо, мелкими шажками подбиралось к больнице. Нет, это был не солнечный свет и не пение птиц. На улице был уральский январь. Просто где-то вдалеке, на линии горизонта, полная тьма стала отступать, и на том самом горизонте стали виднеться темно-серые очертания домов, деревьев, линий электропередач. Появился типичный утренний шум улицы. Гул проезжающих мимо больницы машин, на некоторое время заглушал шоркающий звук метлы и бубнёж больничного дворника. Ночью прошёл снег, как тонким пуховым покрывалом, укрыв уже надоевший серый и укатанный лёд больничного двора.

«Две операции, две жизни, две судьбы… – устало думал я, – за одну ночь. Алкоголик „со стажем“ и женщина, мечтавшая о ребёнке. Мда-а… Опербригада молодцы какие! Что язва, что внематочная, взяли и прооперировали! Да ещё и с результатом каким! Оба пациента остались живы, хотя им обоим угрожала смертельная опасность».

Из-за угла больницы выехала скорая. УАЗик-буханка. Включив маячки и набрав небольшой разгон, он ловко выскочил из больничного двора на проезжую часть, повернул налево и быстро, выпуская пар из выхлопной трубы, скрылся из виду.

«А скорая? – подумал я, провожая взглядом УАЗик. – Этих больных ведь скорая привезла! Это ведь работники скорой, не имея никаких средств диагностики, определились с верной тактикой ведения больных. Это ведь они, действуя быстро, своевременно и правильно, доставили и передали эти две судьбы в надёжные руки! Да уж. Действительно, каждый должен заниматься своим делом. И вот сейчас, когда я уже мечтаю уйти домой и лечь спать – они опять куда-то помчались».

Я взял дневник практики и стал делать скупые и сухие записи:

«Прибыл на практику в отделение хирургии к 17.00. Осуществлял обход палат, с целью выявления просроченных и испорченных продуктов питания в холодильниках…»

Точно!! Беляши! Сметана! Они же всё еще лежат в холодильнике в раздаточной. У нас так и не было времени их съесть…

– Девки! – крикнул я однокурсницам. – Пошли пожрём!

Девчонки посмотрели на меня красными от бессонной ночи глазами.

– Не хочется…

– А я пойду!

Как раз начинался завтрак в отделении, и я благополучно поел в столовой.

Когда я вышел из столовой, то встретился с Красновым.

– Ну что, студент? Поел гляжу! Спать пойдешь?

– Ага. Вы тоже?

– Нет. Мне на прием, в поликлинику.

– Как на приём? – опешил я. – Вы же с ночи! У вас две операции ночью было!

Краснов посмотрел на меня с какой-то грустью в глазах:

– Это медицина. Привыкай быть несчастным…

«Как так? – думал я. – Как он будет вести приём? Что значит: „привыкай быть несчастным“? Да, если б я двоих ночью прооперировал, я б летал от счастья! Как это, „быть несчастным“ после всего что он сделал?»

…

Утро уже полноценно вступило в свои права. Отделение наполнилось суматошным шумом утренних процедур, грохотом посуды, каталок, бряканьем дверей, шарканьем тапочек по блестящему коридорному линолеуму.

Я вышел из отделения. Мысль была только одна – спать.

Морозный утренний воздух, свежий белый снег и поднимающееся солнце сразу взбодрили меня, мне стало как-то физически полегче и веселее, но мысль о том, что надо «привыкать быть несчастным», не давала мне покоя.

…

– Я тут подумал, – сказал я, входя к Краснову в кабинет поликлиники, – что ещё немного поучиться надо.

Краснов молча указал мне на стул, который стоял с другой стороны стола.

На приеме в этот момент сидел парень примерно моего возраста. У него развился панариций пятого пальца (мизинца) правой кисти. Сам парень имел весьма больной вид.

– Вот, несколько дней назад занозу загнал под ноготь, – говорил виноватым голосом парень, – а теперь вся рука болит.

Дистальная (ногтевая) фаланга его была черного цвета и источала гнилостный запах. Краснов взял его руку, ощупал больной палец, ощупал запястье, осмотрел кисть со всех сторон. Он пальпировал и осматривал его руку так тщательно, что мне сначала показалось это забавным.

Что он там ищет? – думал я. – Рука как рука, панариций как панариций. Ну припухла рука чуть-чуть. Что тут особенного?

– Ну-ка, любезный, закатай рукав? – обратился он к парню.

Парень закатал рукав. Доктор стал внимательно осматривать и пальпировать его предплечье.

Парень морщился от боли.

– Что же ты затянул так? Здесь, когда заболело? Температура когда появилась? – сразу несколько вопросов задал Краснов.

– Температура вчера поднялась. И рука тоже вчера тут заболела… Думал пройдет…

– В стационар я тебя сейчас положу, – строго сказал Краснов.

– Зачем? – испуганно спросил парень. – Зелёнкой помажу и всё …

– Работаешь? – спросил Краснов уже выписывая направление.

– Да, на стройке.

– Кем?

– Каменщиком.

– Руками, значит, работаешь… Да потому что, если сейчас ты в больницу не ляжешь, то завтра тебе руку придется отрезать вот по сюда! – Краснов ребром ладони указал парню по верхнюю треть плеча. – Как ты будешь потом одной рукой кирпичи класть?

«Во, как запугивает! – думал я. – Устал доктор ночью, не хочет сам возиться с панарицием, вот в стационар и отправляет больного. Молодец!»

– А что у меня с рукой? – спросил парень. – Что-то серьезное?

– Флегмона у тебя началась.

Вот тут моё забавное виденье поведения доктора сразу же сошло на нет.

– Можно я руку посмотрю? – тут же влез я в разговор.

– Смотри.

Я стал осматривать руку больного. Действительно она была горячая на ощупь, малейшее прикосновение к ней вызывало боль у пациента. Я даже попросил его закатать второй рукав, чтобы сравнить, насколько выражен отёк предплечья больной руки по сравнению со здоровой.

Флегмона – это гнойное расплавление тканей, не имеющее четких границ (в отличие от абсцесса). То есть, говоря простым языком, это свободно перетекающий гной между мышцами, сухожилиями и фасциями. Вся «прелесть» флегмоны заключается в том, что распространяется она очень быстро – сегодня только палец, завтра кисть, послезавтра предплечье, а там и до сепсиса с инфекционно-токсическим шоком один маленький шажок).

– Может не надо в больницу? – снова спросил парень.

– «Надо, Федя! Надо!» – ответил Краснов. – Тебя как зовут?

– Илья.

– Ну так вот, Илья. Если ты сегодня не ляжешь, то завтра останешься без руки, а то и совсем можно…, – Краснов кивнул головой вверх, – с Создателем встретиться.

Парень ушёл в стационар.

– Как это она у него развилась? – спросил я. – Из-за какой-то занозы?

– Нет. Из-за занозы у него развился панариций. А вот из-за панариция уже флегмона. Ты анатомию кисти хорошо знаешь?

– Ну, более или менее, – ответил я, хотя уже сильно в этом сомневался.

– Помнишь расположение влагалищ сухожилий кисти?

– Ну, они отличаются… – стал вспоминать я. – У первого и пятого пальца они расположены до предплечья… А! У него же мизинец! Инфекция поднялась в предплечье.

– Верно. После обеда будем флегмону вскрывать в отделении.

…

Доев беляши в обед, я вернулся в отделение. Рука нашего больного отекла ещё больше, температура тела его повысилась до сорока градусов. Всю прошедшую ночь, страдая от боли и лихорадки, больной не спал. Его привели в гнойную перевязочную, уложили на кушетку. Медсестра гнойной перевязочной подготовила всё необходимое. Пришел анестезиолог – вскрытие флегмоны необходимо было проводить под общей анестезией (под наркозом).

– Смотрите на больного, – говорил нам доктор. – Обратите внимание на его вид: в глазах тоска и предчувствие близкой смерти. Видите?

Больной, превозмогая боль и высокую температуру, действительно выглядел неважно, и даже не обратил внимания на столь суровое замечание доктора.

– Сейчас мы его полечим, и через недельку он поправится. Да? – обратился он к больному.

Вот это вопросительное «Да?», обращённое к больному, прозвучало так убедительно, что больной, несмотря на всю тяжесть собственного состояния, ответил уверенно:

– Да.

– Давай, – кивнул Краснов анестезиологу.

Анестезиолог сам сделал венепункцию больному и стал вводить препарат.

– Не на-адо… – засыпая, как-то отчаянно прошептал парень, – ни на-а…

Глазные яблоки его закатились, веки тяжело сомкнулись; появилось шумное, глубокое и равномерное дыхание.

– Приступайте, – сказал анестезиолог, «не выходя из вены».

– Сколько ты его продержишь? – спросил хирург, имея ввиду продолжительность наркоза.

– Здесь тридцать минут свободно. Если понадобится больше, значит на ингаляционный наркоз перейдем, но только в операционной.

– В операционную гной нельзя, – сказал Краснов. – Успеем!

Руку пациента, согнув локте, подняли вертикально. Под локоть подставили эмалированный почкообразный лоток.

Медсестра быстро обработала на предплечье место предполагаемого разреза йодом.

Я думал, что сейчас хирург сделает такой же крестообразный разрез, сделает дренаж, потом перевязку и всё закончится. Я сильно ошибался.

Разрез был от запястья до локтевого сустава. В подставленный лоток хлынул гной в таком количестве, какого мне никогда не приходилось видеть. Гной был желто-зеленого цвета с прожилками светлой и темной крови. Лоток наполнился, и гной с кровью перевалил через край на подкладную клеёнку, потом на пол. Гнилостный смрад заполнил перевязочную. Несколько однокурсниц, с трудом удерживая рвотные позывы выскочили за дверь.

– Ещё лоток! – скомандовал хирург сосредоточенно вглядываясь в зияющий разрез и совсем не обращая внимания на смрад. – Сейчас ещё будет!

Медсестра быстро подставила новый лоток.

– Так…, так… – проговаривал хирург, вглядываясь в рану и шарясь рукой в недрах предплечья через разрез. – Ага! Вот! Скальпель!

Ему подали скальпель.

Максимально растянув края раны, он сделал ещё один разрез уже где-то глубоко внутри тканей предплечья. В лоток снова хлынул гной, примерно в таком же количестве.

– Ещё лоток!

Подставили третий лоток.

– Сейчас ещё…, вот тут…, – снова сам себе вполголоса говорил хирург, на ощупь пытаясь найти ещё один «карман» в предплечье, где остался гной.

– Не подлезу скальпелем…, – сказал он и положил скальпель. – Сейчас…

Он отвел глаза от раны, посмотрел поверх нас и нахмурился. Стало ясно, что он пытается пальцем прорвать какую-то фасцию или оболочку, за которой остался гной. Челюсти его сжались, мышцы шеи напряглись, дыхание задержалось. Мы затаили дыхание вместе с ним. Рука его дёрнулась, прорвав какую-то невидимую нам преграду.

– Пф-ф… – выдохнул он и вытащил руку из раны.

В лоток снова хлынул гной.

– Вот теперь всё, – сказал Краснов. – Промываем, антибиотики, дренаж, перевязка.

– А шить? – спросил я.

– А шить не надо, – завтра перевязка. – Всё тоже самое.

Перевязки парню делали ежедневно и всегда под наркозом. Каждый раз, когда он ложился на кушетку в гнойной перевязочной, он с испугом и мольбой в голосе просил:

– Не трогайте, пожалуйста, руку, пока я не усну. Ладно?

И, даже когда препарат для внутривенного наркоза уже поступал в вену, он, засыпая всегда шептал:

– Подождите… Не на-адо, ни на-а…

И засыпал. Засыпал на недолгих полчаса, в течение которого он не чувствовал боль, но когда просыпался, то боль эта была гораздо сильнее чем перед перевязкой, потому что рану его чистили очень тщательно и досконально, стараясь оставить её как можно чище.

С каждым днём состояние его улучшалось. На пятый или шестой день перевязки делались уже без наркоза.

Около десяти дней он находился на стационарном лечении, а после был выписан на амбулаторное долечивание.

…

Человек славен трудом. Именно труд сделал из обезьяны Человека. Именно благодаря тому, что когда-то наши предки взяли в руки орудия труда – начался длительный процесс становления Человека. И, если какие-либо инструменты, используемые человеком, являются орудиями труда, то Рука Человека – это орган труда. Именно поэтому тогда хирург так внимательно отнесся к руке того больного. Доктор предупредил инвалидность человека, а значит, сохранил ему возможность трудиться, возможность радоваться, держа на руках детей и внуков.

Мерседес

– Лёша! Лёша, тормози!!!! А-А-А-А-А!!!

Девушка закричала пронзительно и отчаянно, но было поздно. Лёша что есть силы давил на педаль тормоза, но колеса автомобиля уже оторвались от асфальта, поэтому никакого смысла в торможении не было. В какой-то момент всем в салоне показалось, что машина поехала еще быстрее, линия горизонта перевернулась, послышался глухой удар, треск посыпавшегося стекла и скрежет металла. Всех подбросило к потолку, потом снова на сиденья, снова к потолку… Всё затихло.

…

В тот день я пришел на практику с одногруппницей Юлькой. С ней мы прошли по отделению, заполнили журналы, записали какие-то записи в дневники. Скучно. Размеренно проходящий день хирургического отделения вдруг сменился суетой, беготней, криками и стонами. По коридору прогремела каталка, толкаемая медсестрами.

– Больно…, помогите…, пожалуйста…, – донесся слабый стон с каталки.

Голос принадлежал молодой девушке. Я не успел её разглядеть, потому что каталку быстро закатили в палату интенсивной терапии. Дверь в палату захлопнулась. Мы остановились перед дверью.

– Систему давайте! Морфин наберите! Рентгенлаборанта срочно! Кровь на группу и резус! – доносились команды Краснова из-за двери.

– Что случилось? – спросил я и посмотрел на Юльку.

– Не знаю, – ответила она. – Вроде, с ДТП кого-то привезли.

– Мерседес на трассе перевернулся! – быстро сказала нам проходящая мимо медсестра и забежала в палату, неся пакеты с растворами.

Дверь осталась приоткрытой, поэтому я заглянул внутрь. Возле каталки стоял Краснов, на каталке были видны приподнятые и согнутые в коленях ноги, которые почему-то были связаны в области коленных суставов какой-то красной лентой, похожей на пояс от домашнего халата.

– Иди сюда! – кому-то сказал Краснов.

«Зачем связаны ноги? Почему поясом от халата? – думал я, пытаясь разглядеть пострадавшую. – Перелом костей таза?»

– Березин! – громко крикнул Краснов.

– Я! – тут же откликнулся я и посмотрел на Краснова.

Он строго и хмуро смотрел на меня.

– Тебе говорю! Иди сюда! Быстро!

Я быстро зашел в палату и подошел к каталке. Юля прошмыгнула следом за мной. На каталке лежала девушка, примерно моего возраста. Светло-русые вьющиеся волосы, несколько бледных веснушек на курносом носу. Размазанная по лицу косметика, визуально усиливала бледность её лица. Чуть-чуть приоткрытый рот, сухие обескровленные губы, слабый стон. Я посмотрел ей в глаза.

Взгляд её был полон боли и мольбы. Превозмогая боль, смотрела она с какой-то надеждой.

– Помогите…, – слабо простонала она, – очень больно…

– Что ты стоишь? – одёрнул меня Краснов. – Надо переложить на кровать. Вот так, прямо на щите, поднимаем и перекладываем! Взяли!

Только тут я заметил, что девушка лежала на деревянном щите. Мы переложили её на кровать. Одна медсестра ловко поменяла банку с раствором, что лился в вену девушки, другая медсестра в это же время уже измеряла давление.

– Восемьдесят на сорок! – сказала она.

– Продолжаем лить! УЗИ надо сделать! – сказал Краснов медсестре, откидывая покрывало, которым была укрыта девушка. – Неизвестно еще, что там в малом тазу…

– Что произошло-то? – взяв себя в руки, наконец-то спросил я.

– А ты не видишь? – ответил вопросом на вопрос Краснов и откинул покрывало. – ДТП. Сочетанная травма с шоком.

Таз и бедра девушки были деформированы так, что даже смотреть было больно. Под кожей бедер была одна огромная сине-красная гематома. Одна нога выглядела короче другой, при этом обе они были неестественно вывернуты внутрь.

Пришел врач функциональной диагностики с переносным аппаратом УЗИ.

– Кровь в малом тазу в большом количестве, – сказал он. – Ничего не видно.

– Берём, – коротко сказал хирург, что значило, что необходима операция.

– Там еще двоих привезли! – крикнул кто-то в коридоре. – Они в приемнике!

Краснов посмотрел на нас с Юлей:

– Идите в приемник. Там сейчас лишние руки не помешают.

Мы вышли из ПИТа и по лестницам быстро побежали в приемник.

В коридоре приемного отделения было двое пострадавших, доставленных с этого же ДТП. Парень и девушка. Девушка сидела на кушетке и стонала, держась за руку, на которой была наложена шина Крамера. В области её левой брови была темная спекшаяся кровь, волосы на голове были растрёпаны, на лице тоже была размазанная косметика. Парень стоял, прислонившись к стене и опершись на костыль. На его голени была наложена лестничная шина. Он не кричал и не стонал, хотя на его лице присутствовала гримаса боли. Но больше чем гримаса боли в его глазах было какое-то сожаление.

– Лёшка умер, – сказал он обращаясь к девушке. – Они его в морг повезли… Нас сюда, а его в морг…

Девушка тихо заплакала, потянулась руками к лицу, но сильная боль в руке тут же заставила её громко вскрикнуть и застонать.

– Берите коляску и обоих на рентген! – увидев нас, сказала нам медсестра приемника.

Юлька выкатила коляску из-за ширмы.

– Да я сам дойду… – сказал парень. – Куда идти?

– Никаких «сам»! – категорично сказал я. – Сказано на коляске, значит на коляске!

Парень, с трудом развернувшись, сел в коляску. Было видно, как ему тяжело и больно шевелить поврежденной ногой, а еще больше, ему было стыдно, что вот его, такого здорового бугая, везут в кресле-каталке, как старого и немощного инвалида.

– Юль, кати коляску, я девушку поведу.

– Как там Катя? – спросил парень, когда мы подъехали к рентгенкабинету. – Ей больше нас досталось, она впереди сидела, рядом с Лёшкой.

«Катя, значит, – подумал я. – Девушку, которой сейчас делают операцию по поводу гемоперитонеума (скопление крови в брюшной полости), зовут Катя».

– Её оперируют, – ответила Юля.

– Она выживет? – спросила девушка, которую вёл я.

Мы с Юлькой промолчали. Кости таза, сломавшись при ДТП, повредили внутренние органы, вызвав внутреннее кровотечение. Удивительно, что при таких травмах девушка была в сознании. Состояние её было действительно тяжелым, и никто не знал, выживет ли она.

– Вы только ей не говорите, что Лёшка умер, – продолжил парень. – Это жених её был.

Надо было перевести разговор в другое русло.

– Тебя как зовут? – спросил я парня.

– Вова.

– А тебя? – спросил я девушку.

– Лена.

– Ну так вот, Вова и Лена, вы сейчас про себя думайте, ладно? Вы уже в больнице, тут люди знают свою работу. Подругу вашу оперируют. Кто ей сейчас будет про жениха что-то рассказывать?

– Мы за город поехали сегодня, – стал рассказывать Вова. – Лёшка за рулем был… Говорил я ему: «Не гони, блин!"… А он мне: «Да не ссы ты! Всё пучком! Это же Мерседес!». Вот в поворот и не вписались, вылетели, перевернулись несколько раз… Сто пятьдесят шли…

– Пристёгнуты были?

Парень отрицательно покачал головой.

«Ё-моё! Сто пятьдесят километров в час! Не пристегнуты! Да вы легко отделались, ребята!» – только и подумал я.

– Так, сначала ногу сфоткаем, – сказала рентгенлаборант, выйдя из кабинета. – Помогите ему на стол забраться.

Мы завезли парня в рентгенкабинет, помогли ему забраться на стол, на котором предстояло сделать снимок, и вышли из кабинета.

Лена сидела на кушетке, смотрела в одну точку и немного покачивалась туловищем.

– У тебя есть зеркальце? – вдруг обратилась она к Юльке.

– Да, – ответила Юля. – Вот.

Она протянула ей зеркальце. Девушка посмотрела в зеркальце на свое отражение, увидела на своем лице размазанную косметику и спекшуюся кровь.

– Ой…, что ж вы мне не говорите, что я такая страшная? – сказала она и принялась здоровой рукой усердно оттирать со своего лица косметику и кровь. Я внимательно наблюдал за её поведением. Что-то в её движениях было неестественное. Создалось впечатление, что она хочет отвлечься от мыслей о только что пережитом ужасе.

Открылась дверь в рентген кабинет.

– Можете забирать больного, – сказала рентгенлаборант и обратилась к девушке. – А вы проходите на снимок.

У парня оказался внутрисуставной перелом проксимального эпифиза большеберцовой кости (проще говоря – внутри коленного сустава) и оскольчатый перелом малоберцовой кости в средней трети. У его подруги оказался перелом плечевой кости со смещением. Обоих госпитализировали.

Катю прооперировали с положительным результатом. Она выжила, но впереди ей предстояла длительная реабилитация. Наверное, молодой женский организм оказался очень крепким, а может просто так сложилась судьба. Через несколько дней пребывания в нашей ЦРБ, её перевезли в областную травматологию автомобилем скорой помощи.

…

Так что же случилось на самом деле? Как потом напишут в скупых милицейских сводках: «На 35 километре автодороги Ч-ск – К-м, водитель автомобиля Мерседес-Бенц, двигаясь из областного центра, значительно превысил скорость, не справился с управлением, совершил съезд с дороги, перевернулся. Водитель погиб. Трое пассажиров госпитализированы».

Это всего лишь сводка, за которой кроется страшная трагедия четырех молодых людей. В силу своей беспечности и неприемлемости смерти, они пренебрегли элементарными требованиями безопасности, в результате чего случилась трагедия. Мерседес вылетел с дороги и несколько раз перевернулся. Водитель погиб на месте от травмы, несовместимой с жизнью – ему просто раздавило голову. Его девушка по имени Катя, с переломами костей таза, бедер и, как позже выяснилось, с разрывом мочевого пузыря, была доставлена в нашу ЦРБ попутным транспортом. Двое других пострадавших – Вова и Лена были доставлены в приемный покой немного позже. Уже бригадой скорой помощи.

…

На сегодняшний день я уже и не помню, сколько раз мне приходилось оказывать помощь жертвам ДТП (и не хочу помнить), сколько раз мне приходилось видеть страшные последствия травм, порой несовместимых с жизнью, но те первые жертвы ДТП, с которыми я столкнулся во время моей практики по хирургии, навсегда останутся в моей памяти.