Текст книги "Последний рубеж"

– Что-то мне подсказывает, Макс, – он второй раз посмотрел прямо в мои глаза, – что за спиной твоей есть тоже какая-то беда. Но на сегодня хватит. Нам пора спать.

Он сделал шаг и, не прощаясь, удалился.

Глава 7

Август 2019 года. Аляска. Медведь

Раннее утро разрывалось от бешеных криков птиц. Нет, конечно, часть из них пыталась как-то петь, но те, что гнездились у воды, вопили громко и истошно, как будто бы охрипшим горлом. Пернатые встречали солнце.

Полежав совсем недолго, я решил не заморачиваться утренними мыслями и пополз наружу. Палатка утром традиционно была сырой и вонючей, и я с наслаждением глубоко втянул в себя прозрачный свежий воздух. Немного задержал его в себе и громко выдохнул назад в природу. Солнце еще не показалось, но небо уже горело пламенным восходом, и кругом горы, все черные как смоль. Не знаю почему, но эта картинка вызвала у меня ассоциацию горящей в темноте свечи. Вверху танцующий огонь, внизу темно, свечи не видно.

Багровое небо терпеливо ожидало светило, которое совсем не спешило выползать наружу. Внезапно что-то вспугнуло птиц, и огромные стаи встревоженно взлетели над водой. Они сделали круг, второй, затем и третий. Потом по одному по очереди вернулись на свои места.

Как когда-то в детстве я протер глаза кулаками и увидел, что наступает главный момент. Из-за могучего плеча горы показался тонкий краешек огненного диска. Он как будто бы подглядывал за окружающим миром. Но вот ему стало стыдно за опоздание, и он медленно пополз наверх. Расплавленный, как лава, на фоне пика скалы, он ослепительно сиял сначала четвертью, потом третью, а вот уже и всей своей половиной. А я ребенком не мог отвести свой взгляд от солнца.

Сияние так приковало меня к себе магнитом, что тело замерло, а душа получила всего один природный смысл. То жизнь текла через восход, и остальное всё казалось пылью. И я песчинка, которая зачем-то суетится, да и куда-то двигаться стремится. Зачем, сама того не понимая. А надо лишь застыть на месте, чтоб истину понять. И мне уже казалось, что птицы не кричат, а мелодично гимн поют природе. Гимн гармоничный и ритмичный в такт стуку сердца моего.

Огромный шар уже почти поднялся над скалой и тут застыл на месте. Вокруг него светилась желтая корона, а сам он излучал прожектором лучи. Точнее два луча, потому что пик скалы пока еще делил звезду надвое.

Прошло немного времени, и светило отлепилось от скалы. И тут же небо цвет свой изменило. Угас густой багровый, пришел светло-лиловый, который место голубому уступил.

Я опомнился. Руки затекли, и ноги задубели. Всё это время я простоял на четвереньках. Я сделал сложное движение вперёд, с трудом выполз из палатки, размял затекшие мышцы ног, спины и рук. И как в раннем детстве сделал потягушки к небу и шагнул вперед. Всё тело ломило от жесткого настила, но свежий воздух быстро приводил все чувства в норму.

Я прошел вниз, к воде. Птицы без страха сидели на валунах и молча на меня глазели. Кто-то из них болтался на воде. Их крики продолжались. Кричали теперь все и в унисон. Я огляделся. На берегу лежали серые поленья, ветки и стволы деревьев. От постоянных приливов и отливов они приобрели песочный цвет и стали чем-то похожи на мумии из египетских саркофагов. Такие же мёртвые, такие же серые, покрытые безжизненной тоской. Печаль и безнадежность шла от них, ведь им лежать-лежать-лежать.

А рядом камыши?

Не знаю. Но слева от воды зелёный луг. И птички на растениях сидели. Я присмотрелся. Вроде как воробьи, только крупнее. Как жаль, что я в пернатых совсем не понимаю.

Вот у воды глядела на меня в упор одна трещотка, не крупная, но храбрая. И уходить совсем не собиралась. Из ее черных бусинок недоуменный взгляд мне говорил, что я тут лишний, что я здесь новый, и что она меня не знает.

Хорошо-хорошо, я обойду.

Я стороной прошел к берегу, присел на корточки и руки в воду погрузил. Вода была ледяной. Мои ладони возмутились. Пришлось их подержать в воде, чтобы они привыкли к стуже. Собрался с духом и зачерпнул воды. Умылся. Вся бодрость водоема мгновенно перешла ко мне. И обожгла, и сразу сон и лень мою прогнала. Мало. Я зачерпнул по новой, и воду с силой залепил в лицо.

Понравилось.

Еще. Снял свитер. Затем майку. Встал на колени, наклонился и голову я в воду опустил. Но только на секунду. Мне показалось, что обжёгся. Вскочил и громко заорал. Откуда-то восторг родился, а вместе с ним и восхищение, и обновление.

А может это просто счастье?

Я радовался как ребенок. «Мне на Аляске лучше, чем в Европе, – подумал я. – А может быть, и вправду задержаться? Может быть, Нюра совсем не зря соврала?»

Зачерпнув воды в ладони, я шумно прополоскал горло. Скулы свело, а зубы возмутились болью, послав ее по нервам в тело. Я встал, распрямился и в который раз посмотрел на горы. Что-то в моей душе просветлело. Уходить не хотелось, а хотелось стоять и наслаждаться этим моментом. Моментом, когда кажется, что ты обрел себя заново. Очистился. Но пора было возвращаться в лагерь.

Я вернулся и присел на наше бревно. Поленья в костре догорели, но угли еще давали слабый жар. Накидав сухих веток, я раздул огонь. Пламя завораживало танцем. Как же приятно утром на Аляске в молчании погреться у огня и ни о чём не рассуждать.

Настоящий апгрейд и полная перезагрузка. Лучшего места не найти.

– Ну что, Макс, ты всё еще хочешь домой?

Я вздрогнул от неожиданности, о Нике я как-то позабыл. Он появился ниоткуда и, как всегда, без всяких церемоний задал простой вопрос, как будто попал в цель. Я поднял на него глаза. Да, он давно уже на ногах. Где-то ходил, внимательно за кем-то проследил и вот вернулся. А я сижу тут, наслаждаюсь и греюсь в своих мыслях у костра. О чём-то о своем мечтаю.

– Чёрт, Ник! – воскликнул я, когда он присел рядом. – Я чуть не обмочился!

Но мой американский друг, как всегда, не услышал ни моих слов, ни моих эмоций.

– Всё хорошо, погрейся еще пять минут. Мы скоро выходим, проверь внимательно винтовку.

Ник посмотрел на меня горящими глазами, и я понял, что он напал на след.

– Он где-то рядом? – коротко спросил я.

– Макс, – Ник уже полез в свою палатку, – это неважно, ты, главное, время не теряй!

Через двадцать минут мы уже стояли на вершине холма, откуда открывался панорамный вид на многие километры вокруг. Ник достал свой бинокль и стал исследовать местность.

Никого.

– Терпение, мой друг, терпение, – продолжая высматривать зверя, бубнил себе под нос Ник.

Когда же он захотел идти дальше, внизу вдруг промелькнула чья-то черная спина. То небольшой медведь кормился ягодами.

– В это время года барибалы могут себя чувствовать относительно спокойно, – продолжая смотреть в бинокль, сообщил Ник, – их ненавидят гризли. При первой же возможности они их убивают. Но гризли сейчас заняты лососем. Готовь винтовку, тихо и осторожно спускаемся к нему.

Мы двинулись в сторону зверя. Ник шел мягко, как кошка, руками разводя кусты. Я за ним следом. Зверя из виду мы потеряли, и мне всё время казалось, что медведь в любой момент может выскочить и утащить меня в заросли.

Неожиданно Ник остановился и сделал знак рукой – замри.

Зверь был метров в пятидесяти от нас и продолжал кормиться. Он нас не замечал. Я впервые видел медведя так близко и невольно им залюбовался. Животное было небольшим с блестящим мехом черного окраса. А нос кирпичного цвета. Он стоял на четырех лапах и мирно пожирал чернику. Мой друг вскинул ружье, пытаясь поймать его в прицел.

Потом повернулся ко мне и возмущенно прошипел:

– Чего стоишь, поднимай винтовку! Твой выстрел страховочный. Ты же не хочешь получить подранка?

Я очнулся и пока мыкался с карабином, медведь скрылся в зарослях. Ник был настолько мной разочарован, что даже в сердцах смачно сплюнул, но преследовать барибала в зарослях не рискнул.

Он осмотрелся, призадумался и предложил:

– Ладно, пойдем к реке, там должен быть наш гризли на лососе.

– А нам можно на него охотиться? – спросил я в надежде, что нельзя.

Ник внимательно посмотрел на меня и произнес:

– Макс, у нас есть две лицензии: на бурого медведя, по которой мы можем добыть и черного, и на северного оленя. Так что расслабься, всё по закону.

«Ну да, – подумал я, – уже расслабился и с радостью побежал искать самого крупного медведя на Аляске».

До речки мы добрались через полчаса. Пройдя вниз по течению, мы наткнулись на первые следы, а точнее на много мелких следов. То волчья стая прошла своей тропой не так давно.

– Похоже, серые преследуют кого-то. Оленей или, может быть, бизонов, – высказал предположение Ник.

Еще через минут двадцать он присел уже у крупных отпечатков.

– Гризли в этой части Аляски могут достигать девяти футов в высоту на задних лапах, – негромко сообщил Ник, – наш, похоже, не многим меньше. Мы будем его ждать.

Я прикинул в уме, сколько это девять футов. Выходило больше двух с половиной метров. Он выше, чем баскетболист Бола[12]12
  Бола – американский баскетболист ростом в 2 м 31 см.


[Закрыть]! И мое воображение легко нарисовало, как я в тайге легко ставлю рекорды в спринте.

Мы молча и скучно просидели в засаде около получаса, но ничего не происходило. Ник поднялся и медленно повел меня дальше, как раз в сторону нашей лодки. И вдруг, преодолев изгиб реки, он резко поднял руку и сделал круговое движение ладонью.

Я замер и поднял глаза.

Прямо перед нами в самой середине речки на камнях и в полный рост на задних лапах с лососем в зубах стоял огромный мокрый бурый медведь. Свирепый самец. Передние его лапы в локтях были согнуты под прямым углом, а вот огромные ладошки с большими когтями как-то по-женски свисали вниз, и с них ручьем вода стекала. Своими тёмными глазами медведь глядел перед собой и внимательно прислушивался ко всем звукам. Его нос, громко вдыхая воздух, всё время шевелился, но он продолжал стоять на месте и без движения.

В отличие от черного, который вызвал у меня симпатии, этот медведь внушал мне жуткий страх. Я инстинктивно ощущал, что гризли жаждет крови.

– Чёрт, мы прервали его обед, – шепотом сказал мой проводник, – и он явно нас учуял.

Вокруг валялись многочисленные скелеты и головешки рыбы. Однако рядом на камнях лежали и целые рыбины, но без кожи.

Не помню откуда, но я знал одно из правил, которое гласило, если медведь пожирает свою жертву, то его надо обойти стороной. В этот момент он особенно опасен. Но Ника эта заповедь совсем не волновала. Он медленно и осторожно сделал левой ногой шаг в воду. Так же медленно и уверенно поднял винтовку, взял монстра на прицел. Расстояние до медведя было чуть больше пятидесяти метров. Ник точно не промахнется, но что будет, если он его ранит?

Никакое ранение, кроме тех, что в голову или позвоночник, не может помешать медведю броситься на стрелявшего и растерзать его на части.

– Ник, не надо, – тихо и даже жалобно попросил я, – не делай этого.

– Возьми его на прицел, – прошипел на меня Ник.

Я нерешительно поднял винтовку.

– Я жду! – теряя терпение, произнес Ник.

Мне и правда стало жаль этого огромного красавца, который наверняка когда-то был маленьким веселым медвежонком, рос, мужал, а мать его учила выживать. Когда же пришло время, семью покинул и в свой лес ушел один. Наверняка совсем непросто он отвоевывал себе территорию у сородичей. Через несколько лет у него появилась своя медведица, которая сейчас где-то в тайге бродит с его детьми.

«Да, видимо, охотник я еще тот…» – подумал я, и резкий, пугающий звук выстрела, наконец, прервал мои сомнения.

Я пришел в себя и перевел взгляд на Ника. Он стрелял завораживающе, как будто сам был продолжением винтовки.

Короткий громкий бах!

Отдача от карабина ударила в его плечо. Оно ушло назад, затем вернулось, и его правая рука отлаженно и быстро передёрнула затвор.

Второй короткий громкий бах!

Тут я уже подумал, что выжить после таких двух выстрелов точно нельзя. Но медведь был жив. На четвереньках он уверенно шел к нам!

Я стоял как вкопанный с винтовкой в руках и смотрел на эту огромную тушу, которая рычала и кровью истекала, но всё равно упорно шла на нас. Мне показалось, что я ощутил боль. Ту самую, которую медведь превозмогал, хоть до конца не понимал, что эта боль уже была смертельной. Адреналин в его крови добавил ему сил, однако же в глазах уже читалась грусть. Но, спотыкаясь об острые и скользкие камни в реке, медведь настырно пёр на нас. И расстояние между нами сокращалось. В движении его голова как бы кивала, левая лапа от плеча и ниже полностью вымокла в крови, а из огромной длинной пасти свисали слюни. И он рычал истошно.

Во мне боролись два совершенно разных чувства. Сочувствие и страх. Я с радостью хотел ему помочь, но всё же больше мне хотелось убежать. Однако мои ноги приросли к земле. Но надо что-то делать! С трудом я нашел в себе силы навести оптику на зверя. В прицеле он был от меня в паре шагов. От страха свело желудок.

Еще полминуты и страшный гризли нас убьет, а Ник продолжал тянуть с выстрелом. Или опять что-то заело? Иначе я никак не мог объяснить его медлительность.

И что мне теперь делать, стрелять? Мой палец нащупал крючок и через секунду уже готов был согнуться, но тут боковым зрением я уловил, что Ник медленно сделал второй шаг в реку. Навстречу зверю!

Он с ума сошел?

Безумие.

Сейчас гризли махнет лапой, и Ник полетит на другой берег. Но, не опуская винтовку, он спокойно передернул затвор, вжал глаз к прицелу и опять замер, как бронзовая статуя.

Да что происходит, Ник? Ты сдохнуть захотел?

И тут остановилось время и выдало высокий зум в моих ушах. Это мгновение перед выстрелом не имело ни начала, ни конца.

Тупая вечность.

За эту вечность я не листал свою жизнь по кадрам, я не прощался мысленно с родными и по-американски не перечислял тот долгий список хороших дел, что не успел еще я сделать. Совсем нет. Во мне сидел один вопрос. Всего в два слова.

Это пипец? То есть конец?

Причём, главное в этом вопросе было не слово – конец, а слово – это? Я как бы сам себя со стороны удивленно спрашивал: «ЭТО конец?» – как бы уточняя, какой он конец? И при этом мозг параллельно отвечал: «Беги отсюда на хрен!»

Страх из моей груди сместился вниз, в кишечник, и мышцы живота окаменели. А еще мне показалось, что мои глаза наполовину вылезли наружу, и зрение заволокло туманом. В этот момент я уж точно не хотел помогать огромному медведю, и на его боль мне стало наплевать.

Грянул третий выстрел. Последний и точный.

Черное круглое пятно образовалась на лбу медведя. Он замолчал и на моих глазах угас. Он даже не свалился, не упал, не рухнул. Нет. Медведь на ходу подкосил лапы в коленях и тяжело прилег на камни. Как будто бы внезапно он устал. Как будто надо лечь передохнуть. Его голова аккуратно завалилась на левую, полностью окровавленную лапу, которую теперь омывала вода. И кровь широкими лентами потекла к нашим ногам. Глаза зверь не закрыл, они, не отрываясь, смотрели прямо в нас. Нос больше не дышал, не шевелился, и уши медленно обмякли.

Еще какое-то время мы продолжали стоять и заколдованно смотреть на него. Прошла всего минута с момента встречи с косолапым.

Короткая минута длиною в вечность, и в бесконечность ушел медведь. Мы шансов ему мало дали, когда жестоко убивали. И стало мне совсем не по себе.

От выстрелов в моих ушах продолжало звенеть, и я не сразу расслышал восторженный возглас победителя.

– Вот это добыча!

Ник в четвертый раз передернул затвор и, держа медведя в прицеле, стал медленно двигаться к нему по воде.

Он обошел его. Легонько ткнул стволом. Медведь не шевелился, но Ник свой карабин не опускал.

– Подойди к нему, Макс, – в голосе Ника сквозила радость. – Ну, не дрейфь же, он уже туша.

Я заметил, что так и продолжаю смотреть на медведя через прицел. А ведь я должен был выстрелить. А что, если бы Ник промахнулся? Или опять заклинило его карабин? Я виновато опустил винтовку.

– Да-да, – словно читая мои мысли, изрек с улыбкой Ник, – зачем тебе Ruger, Макс? Или ты думаешь, что бегаешь быстрей медведя? Так знай, от медведя невозможно убежать! Он может бежать быстрее волка! Кстати, и нюх у него во много раз острее, чем у серого. Так что впредь, будь добр, взводи курок, жми на крючок, когда это необходимо. Гуд?

– Да, босс! – ответил я с виноватой улыбкой, а сам подумал, как хорошо, что не стрелял.

Ник, конечно же, был прав, я должен был быть на подстраховке, но, чёрт возьми, пусть убивает сам.

Следующие часа три у нас ушло, чтобы освежевать медведя. В приподнятом настроении и, насвистывая битловскую мелодию, он с воодушевлением принялся за шкуру. И хоть для меня эта процедура была уже не новой, но я еще не мог спокойно смотреть, как он вонзает нож под левую ладонь медведя, и вспарывает шкуру вдоль всей лапы. Затем рассекает брюхо, соединяет все разрезы в одной точке и начинает шкурить.

– Отвлекись от своих грустных мыслей, Макс, – Ник стал ловко подрезать кожу с внутренней стороны, – это уже не медведь, это уже мех и мясо.

Сняв шкуру с туши, он с моей помощью подвесил ее на дерево и стал внимательно разглядывать.

– Ай-яй-яй, – Ник покачал головой, – смотри, первый выстрел я хотел положить точно в сердце, но он успел упасть вперед на лапы и увернуться вправо, поэтому я попал ему в плечо. Больно, конечно, но вовсе несмертельно. А вот второй патрон шел ему прямо в голову и должен был его прикончить. Не знаю, как это вышло, но видимо, он просел передними лапами в ямке реки. Выстрел вошел в переднюю часть лопатки и прошел на вылет, – Ник показал ножом два отверстия, – и это совсем ему не навредило. Если помнишь, после второго выстрела он был от нас уже в метрах тридцати.

Ник посмотрел на дыры в шкуре и легонечко присвистнул.

– В этот момент, Макс, природа уравняла наши шансы. Для нас и для него. Или он, или мы. Могу тебе сказать, что в какой-то момент я подумал, что наших шансов стало мало. Вот в таких случаях на подстраховке и работает второй стрелок. Но ты застыл как столб и чуть в штаны не наложил.

Ник по-доброму мне улыбнулся, а я продолжал молча смотреть на шкуру и не мог поверить, что этот огромный зверь уже был не опасен.

– Двадцать метров, Макс! Когда на тебя бежит медведь, с такого расстояния твоя жизнь измеряется не метрами, не временем, а выстрелом, одним лишь выстрелом. Именно поэтому я медлил. Я не имел права промахнуться, так как на тебя надежды у меня не было. И если честно, чуть сам не обмочился.

Ник весело захохотал и похлопал меня по плечу. Я видел, что настроение у него с каждым часом поднималось, как ртутный столбик на жаре.

– А вот смотри, это третий выстрел, – Ник легонько ткнул ножом в лобовую часть, – он был бы большой гордостью для любого охотника. Но, увы, только не в этот раз.

Ник наклонил голову и поковырялся в ней тонким острием ножа.

– А знаешь почему? – задумчиво произнес он.

– Кажется, догадываюсь, – я наконец-то нашел в себе силы заговорить, – эта пуля должна была быть первой, верно?

– Да, Макс, ты совершенно прав, – я услышал в его голосе горстку расстроенных чувств. – Но редко, когда удается бить медведя с первого патрона. К тому же в схватке с косолапым обычно не задумываешься, убил ты или нет. Меня учили – всадить ему три выстрела подряд и только потом остановиться.

Ник повернулся ко мне и посмотрел в глаза.

– Запомни, Макс, вдруг пригодится, три патрона подряд. Выстрел – затвор, выстрел – затвор! Так учил меня отец.

Мы вернулись к красной туше и принялись разделывать ее на несколько частей. Мяса было нереально много. В скором времени на специальные марли легли задние и передние ноги до колена, ребра, грудина, шея, спинка и вырезка. Там где было возможно, Ник отделил мясо от костей. Всю добычу нам предстояло погрузить на нашу яхту и уже завтра оттащить в избу к Нику.

К вечеру, когда подул холодный ветер, мы, наконец, закончили и заполнили мясом огромные рюкзаки. Закинув их за плечи, мы двинулись вниз по реке, к моторной лодке, которую Ник предусмотрительно пригнал вверх по заливу еще с утра. Видимо, он был полностью уверен в удачной охоте.

– Чутье, Макс, – ответил он на мой вопрос, – охотник без чутья – это не охотник. Но дело еще в том, что утром я проверил по следам, в какую сторону шел наш медведь. Выходило, что вверх, в удобное место на реке, где рыба замедляет ход.

Нам пришлось сделать несколько ходок, чтобы перенести к лодке всё мясо и шкуру. Надо сказать, нелегкую шкуру, но еще теплую и пахнущую зверем.

Когда же мы закончили с погрузкой медвежатины, то стало ясно, что лодка критически просела в воде, и вдвоем нам в ней плыть нельзя. Утонем.

– Ник, ты садись в лодку и плыви к яхте, а я буду ждать тебя здесь, на берегу? – мне казалось, что я предлагаю разумное решение, тем не менее Ник призадумался над моими словами. Критически оглядел лодку и выложил один небольшой кусок. Но это не меняло положения.

– Я не могу тебя оставлять одного в тайге!

Ник посмотрел на воду, потом на небо, поискал глазами заходящее солнце и, наконец, определился.

– Хорошо, бери мою винтовку и жди. Я обернусь минут за тридцать, еще стемнеть не успеет. Сиди здесь возле воды и смотри в оба. Да и свисти погромче если что.

И он второй раз за всё время тепло и как-то по-братски мне улыбнулся. Я ответил ему тем же.

– Волки к тебе не подойдут, а вот медведь может. Если его увидишь, стреляй вверх, это его отпугнет, но только не в него, ты не дорос еще.

Похоже, наша добыча нас еще больше сблизила. Или нет, сегодня нас сблизила та опасность, в которой мы вместе оказались.

Ник влез на лодку, неудобно пристроился на корме, дернул за шнур, мотор завелся, и лодка вышла на открытую воду. Он махнул мне рукой, мол, всё в порядке, я недолго. А я смотрел, как лодка уплывает и уменьшается в размерах, а потом и совсем исчезает…

Больше нам с Ником свидеться было не суждено.