Текст книги "Двойник господина П."

Перед очередным «мероприятием» приезжает куратор, а потом за нами прилетает вертолёт. Пилоты меня не видят, так как покидают машину, а в это время мы садимся в закрытый салон. Летим часа два. Лётчики знают маршрут, поэтому с ними даже куратор не разговаривает. В полёте, как правило, мы ничего не обсуждаем, только общие вопросы – самочувствие, настроение. Прибыв в Главную резиденцию, покидаем транспорт и тайными коридорами проходим в «мои» апартаменты. В них я могу находиться и сутки, и трое, и неделю. Длительность пребывания зависит от сложности «мероприятия» или занятости господина П. Готовят меня или он сам лично, или куратор. В основном, я просто учу тексты речей, которые должен произнести. Куратор задает вопросы, которые могут возникнуть. Скорее всего, вопросы тоже кто-то учит, так как такие мероприятия проходят по сценарию. Любое отступление, это как катастрофа, – вдруг, что не так пойдёт или не то спросят. Поэтому с организаторов требуют «по полной». Меня чаще всего используют для поездок по просторам России, с выступлениями в небольших аудиториях или для присутствия на публичных мероприятиях, на которых выступлений не требуется. Бывал несколько раз за рубежом – разнообразные встречи с пророссийскими лидерами, открытие каких-нибудь культурных объектов да небольшие форумы. Важные встречи Он проводит сам лично. Участвовал я и в «подписании договоров» с главами других стран, которые так любит демонстрировать телевидение. На самом же деле, те бумажки в красивых папочках, которые подписывают лидеры под вспышки фотоаппаратов, а потом торжественно вручают друг другу, никакой юридической силы не имеют. Их подписывают, так сказать, «для картинки». Настоящие договора – более объёмные, проверенные юристами и переводчиками, скрепленные печатями и настоящими подписями, передаются позже. Поэтому, кто там ставит свою закорючку на «официальном документе» – я или Сам лично, никакого значения не имеет.

Вот в целом, и вся моя нынешняя жизнь. Понимаю, Вам бы хотелось узнать какие-нибудь «дворцовые тайны», скандалы или интриги. Но, по сути, я знаю не больше Вашего о настоящей жизни господина П.. Публичную жизнь демонстрирует телевидение и пресса, а «за кулисы» меня не пускают. Поэтому удивить Вас ничем не смогу, уж извините.

Вообще, та информация, которой я обладаю и которую постоянно пытаюсь вытягивать из памяти, может помочь только в оценке прошедших событий. Дать более полную картину. Или наоборот, запутать всё. Как в каком-то юмористическом номере было: разобрал, собрал – лишняя деталь осталась. Так и тут, та «лишняя деталь», которую я покажу, может не вписываться в конструкцию, но она всё-таки оттуда.

Да, спасибо конечно, что Вы научили меня, как обходить блокировку сайтов. Только в моём компьютере, оказывается, Интернет полностью контролируемый. Есть список сайтов, на которые я могу заходить и всё. Вот по ним я и «гуляю». Никаких социальных сетей или видео-хостингов. К электронной почте доступ получил случайно. Вбил Ваш адрес (это мой армейский позывной) и отправил письмо. Так и познакомились.

Раньше, до «перевоплощения», я был Александр Александрович, поэтому меня тут называют Сан Саныч. К куратору обращался по званию, но чаще по имени Гена или Геннадий. Всё-таки я старше по возрасту, имею право.

Спрашивайте, буду уточнять для Вас непонятные моменты. А пока прощаюсь, писать сегодня больше не о чём.

До свидания. Двойник господина П.

P. S.

Кстати, как-то раз, после ареста куратора, я спросил у его помощника и старшего охранника Михаила:

– Миша, а что генерал брал взятки? Почему его арестовали?

И он ответил:

– Сан Саныч, Вы смотрели фильм «Место встречи изменить нельзя»? Помните, как Шарапов от банды в кладовке спрятался, и пока их вязали, там отсиделся? Так вот наша тюрьма, для некоторых, это как та кладовка. Вроде и вот он, почти под носом человек, и выхода у него нет, а дотянуться – нельзя. И объявили об этом в СМИ специально, чтоб сомнений ни у кого не возникло.

«Ай да Миша! Ай да сукин сын!» -подумал я, переиначив знаменитое выражение о поэте. Оказывается, старший охранник умеет не только видеть и слышать, но и пытается делать какие-то выводы. А его витиеватое высказывание, которое не вяжется с образом обычного служаки, так вообще вызвало у меня восхищение. Ну что ж, возьмём на заметку…»

Письмо шестое.

«Здравствуйте, дорогой друг!

Представляете, а мы уже полгода переписываемся с Вами. Не буду повторять банальности о быстротечности времени, но ведь на самом деле это так. Вроде совсем недавно бегал в коротких штанишках и дёргал девчонок за косички, а вот раз – и ты уже с сединой… И все твои детские трагедии и радости блекнут перед трагедиями и радостями зрелой жизни.

Так же вот, сейчас уже незаметно, пролетели годы моего детства. Родители мои рано погибли в аварии, и я воспитывался у тёти в Рязани. Своих детей у тёти Тани не было и она, добрая сердечная женщина, взяла меня к себе. Рос я таким же, как и большинство моих сверстников – местами прилежный, местами хулиганистый. За что-то – ругали, а бывало и хвалили. С одинаковым интересом бегал и в авиамодельный кружок, и на рыбалку, и в музей народного зодчества.

Единственное в стране десантное училище, которое находилось в городе, притягивало нас как магнит. Естественно, что все мальчишки мечтали попасть туда и стать обладателем заветного голубого берета. Потом, уже взрослея, романтики превращались в прагматиков, сознавая, что это не только красивая форма и жизнь полная приключений, но и тяжёлый повседневный труд, возможно даже участие в войне, а как следствие – ранения или гибель. Ведь это были времена выполнения интернационального долга. И как бы ни оборачивали это в мишуру оправданного героизма, солдаты и офицеры гибли реально. На школьном стенде «Они выполняли интернациональный долг» регулярно появлялись новые фотографии, на многих из них вчерашние мальчишки были в беретах. Может быть, кого-то это отпугнуло… Я тоже задумывался об этом, но прагматик во мне как-то нашёл общий язык с романтиком. О смерти не думал, кто в юношеском возрасте думает о смерти? И поэтому, до последнего класса школы, я не просто не расстался с мечтой, но и сделал всё возможное для её осуществления. Чтобы увеличить шансы на поступление, на своеобразном семейном совете (я, тётя и сосед дядя Лёша) было принято решение после 8-го класса идти в суворовское училище. Меня как сироту, приняли в Свердловское (ныне Екатеринбургское) СВУ, в котором я проучился два года. И уже потом подал документы в Рязанское ВВДКУ. Кстати, о своем выборе я никогда не пожалел. Может быть, повезло с людьми, с которыми довелось служить. А может, просто не было другой жизни – не с чем было сравнивать, и я был счастлив там, где был.

Поступив в десантное училище, набирался знаний, взрослел, мечтал о подвигах и приключениях. Когда учишься, дни тянутся медленно. Думаешь, скорей бы уже выпуск и вперёд -в самостоятельное плавание, лишь бы автомат в руки, а куда – неважно. Хотя какое в войсках может быть самостоятельное плавание? Приходишь в часть и опять начинаешь жить по распорядку да по приказам начальства. Плюс ещё и ответственность за бойцов, за технику и вооружение.

После того, как Советский Союз прекратил своё существование, я оказался в 67й бригаде спецназа, под Новосибирском (писал Вам об этом). Времена те были нелёгкие для Вооружённых Сил, впрочем, как и для всей страны. Помню безденежье, нехватку бензина, продуктов, обмундирования. Как-то выживали – и на подработки ходили охранниками, и огород распахали за территорией части, чтобы картошку выращивать. Свиноферма была своя. Не все выдерживали… Кто-то уволился и ушёл в бизнес, кто-то в бандиты, кто-то в милицию. Ну а те, кто оставался служить, терпели и верили в будущее.

А потом пришёл 94й, и в самом его конце вспыхнула война. Бригаду нашу бросили в Грозный одной из первых. Военные действия «федералов» начинались тяжело. Ничем неоправданная поспешность командования Объединённой группы войск привела к большим потерям. Неразбериха, несогласованность, откровенная трусость одних командиров, так же как и чрезмерная ретивость других – всё это было причинами возникшей кровавой мясорубки. Да и правительство страны вело себя тогда непонятно как: невнятно, судорожно и порой противоречиво. Изречение о том, что ошибки политиков приходится исправлять военным, как никогда, подходит к тем событиям.

Несмотря ни на что, 67я воевала достойно. Были и свои герои. Приходилось, правда, переучиваться на ходу. Здесь не Афган, тут даже горы другие. И не таежные леса, как в Бердске, где стояла часть. Появились в нашем лексиконе новые слова: «чехи», «зелёнка»; и вернулись уже забытые – «двухсотый», «трёхсотый». Знакомились с новыми видами растяжек и фугасов. Учились быстро и на совесть – экзамены принимала сама война…

Страшные кадры той бойни, как оказалось, врезались в память навсегда. И разрушенный город, и трупы, и даже запах сгоревшего мяса – остаются со мной и ныне…

После двухлетней войны, перемирие. И снова, уже в августе 1999-го, отряды боевиков попытались войти в Дагестан, но их остановили. Начался новый виток противостояния. Нашу бригаду отправили в Ботлих. Снова бои, потери. И опять неразбериха, суета, трусость, предательство. То свои же обстреляют, то на помощь не дозовёшься. Очень часто мешала вечная армейская «перестраховка» – когда вместо решительных действий начинали уточнять, перепроверять, да ждать разрешений сверху. Хорошо, что не все «болели» этим. Причём на низших уровнях командования, напрямую с командирами артиллеристов или вертолётчиков договориться всегда было проще и быстрее, чем это решалось на более высоком уровне.

Вот в тот самый 99й год, я и «выпал» из своей жизни и попал в другую. О том, как это произошло, сейчас Вам расскажу.

К тому моменту, я уже был майором и командовал ротой спецназа. Вообще, ротных стараются реже привлекать к выполнению боевых задач, вся нагрузка ложится на командиров групп. Но когда не хватает офицеров, ротные тоже участвуют и в засадах, и в поиске. Ну и на особо сложные задания ротный уходил сам, собрав группу из лучших бойцов.

В конце августа я попал в плен… Нет, не в горах на выходе, и не на местном рынке. По дороге в штаб одного артдивизиона из 8го армейского корпуса.

В тот день меня вызвал командир отряда подполковник Иванов и говорит:

– Слушай, Александр Саныч! Надо бы в Чанко съездить, забрать от артиллеристов пакет для нас. Войска к наступлению готовятся, надо наши действия заранее согласовать, чтоб по нам потом не долбанули. Вертолёты пока летать не могут, погода видишь, какая попа. Кого отправишь?

Я сказал, что поеду сам, так как мои командиры групп были кто на выходе, кто на дежурстве. Около Чанко были позиции артиллеристов из корпуса, которым раньше командовал генерал Рохлин. К сожалению, сам легендарный генерал тогда уже был убит, но его подразделения продолжали называть «рохлинскими», как бы отдавая этим дань памяти настоящему офицеру и патриоту.

Командир продолжил инструктаж:

– Дорога, в принципе, безопасная. Там около Тасута две наши группы, Бабюкова и Косолапа. Они если что, тебя подстрахуют. Я им передам, чтоб они дорогу контролировали. Ну, а после Тасута, можешь уже не переживать, там у «рохлинцев» всё контролируется. Давай сокол, лети!

Выехали на УАЗике, я и водитель Селедков. В хорошие времена обернулись бы часа за два. А в то время, убитая войной дорога, смачно сдобренная грязью, которая образовалась после дождя, в любой момент могла затянуть нашу поездку на неопределённое время.

Неожиданно раздался взрыв под колёсами машины. УАЗ перевернуло набок, я завалился на водителя. Пока сообразили что к чему, и очумелые, начали выбираться, снаружи нам «помогли». Распоров ножами тент, несколько вооружённых людей вытащили нас из машины. Как боевики оказались у дороги, мне было непонятно. Зная, что дорогу должны были контролировать наши, мы и не ожидали засады. Да и Бабюков с Косолапом не могли прозевать и пропустить банду, всё-таки опытные боевые офицеры. Но где ж они? Слишком много неясного… Главарь боевиков, невысокий молодой чеченец, внимательно посмотрел на меня, что-то пробурчал в свою рацию и повёл банду в «зелёнку». Связанных и с мешками на головах, нас стали толкать в спину автоматами, заставляя идти. Боевики уводили нас через горы на территорию Чечни.

Далеко-далеко оттуда, в небольшом сибирском городе Бердске меня ждали жена и сын…

До свидания! Храни Вас Бог!

Двойник Того Самого.»

Письмо седьмое.

«Здравствуйте!

На днях, совершенно неожиданно, меня опять привлекли к «мероприятиям». Надо было отсидеть за господина П. на концерте, а потом должен был состояться небольшой банкет. Банкет проводила одна из министров. В подмосковном отеле «Империал» собирались представители «либерального блока» Правительства. Не знаю, с чьей подачи наши СМИ окрестили этих людей «либеральным блоком», но я в их словах и тем более делах, как-то не замечал ничего похожего на либерализм, даже отдалённо. У меня сержант был большим «либералом», когда на марш-броске каждый час объявлял перекур. А может, я не так понимаю этот термин?

На «мероприятия» полетели с Мишей, он пока оставался старшим в нашем мирке. Отсидели с ним концерт под бдительным присмотром службы охраны, а на банкет отправились только вдвоём. Во-первых, там и так охраны достаточно. А во-вторых, кого там боятся? Министры да помощники (скажу помягче) не совсем смелые люди. Скорее даже, совсем не смелые. Только лебезят, да стараются угодить наперегонки друг с другом. Но и угождая, не теряются, и как бы, между прочим, пытаются решить какую-нибудь свою проблему. Они же не знают, что я не настоящий, вот и суются с бесконечными жалобами или просьбами.

Устав от подобострастных речей, каких-то несуразных «победоносных» тостов и восхвалений, я вышел в парк. Телохранителя моего не было видно, но он находился где-то рядом. Слава Богу, никто из этих лизоблюдствующих людишек, за мной не попёрся. Честно Вам скажу, к этим людям я отношусь презрительно. В их глазах пустота и страх. Страх потерять то, что имеют – своё положение, деньги, особняки. А вся их видимая порядочность исчезает под воздействием спиртного, и тогда наружу вырываются какие-то немыслимые формы подхалимажа, подобострастия и стремления как-то выделиться, чтобы стать «ближе к телу».

Я сидел на скамейке и наслаждался тишиной подмосковного вечера. Вдруг рядом зашуршали кусты. К моей скамейке вывалился тот самый чиновник, которого я видел ещё в Узбекистане, на военном аэродроме. Сейчас он занимается какими-то проектами, что-то там связанное с нано-технологиями. То, что он будет на банкете, мне стало известно ещё в вертолёте. В полёте, перед некоторыми «мероприятиями», я рассматриваю фотографии возможных присутствующих, освежая в памяти их имена, фамилии и должности. (Это чтобы не оконфузиться при общении.) И вот старый знакомый вживую появился передо мной.

Он бросился ко мне:

– Я так больше не могу! Отпустите меня, пожалуйста! Я устал, мне хочется спокойной жизни! Я же делал всё, что мне говорили. И деньги переводил куда надо. А теперь я хочу просто пожить, в спокойствии… Отпустите, умоляю!

Присев рядом, и дыша на меня перегаром, он пытался заглянуть в мои глаза. Я поймал его мутноватый взгляд. И подумал, что вот сейчас, пока он пьяный, можно вытянуть из него кое-какую информацию.

– Что случилось? – спросил я.

– Ну это уже бандитизм какой-то! Мало того, что за мной следят постоянно, не пойми кто, так уже и наезжать пытаются.

– И покушения были?

– Да нет, пока, – ответил он.

– А Полковник тот? Помните?– задал я вопрос, решив прояснить для себя историю с покушением.

– Гм.. Конечно помню. Бунтарь – правдоруб. Только он тоже не покушался, я думал Вы знаете… Точнее покушался, но не лично на меня. На всю Систему, которую мы строили. Вернее, мечтали построить…

И тут он разразился целым монологом:

– Я сразу говорил, ещё тогда, в начале реформ: «Давайте будем жёсткими, не до сантиментов сейчас. Всю госсобственность приватизируем, пусть появятся частники. Пусть будет рынок – он сам всё отрегулирует. Да, не все впишутся в новую реальность, вымрут 30 миллионов не конкурентно-способных, зато остальное общество очистится от балласта, от алкоголиков и тунеядцев». Но, проклятые «гуманисты» возмущались и тормозили реформы как могли. И чего добились? Вы же знаете, что с тех пор вымерло даже больше. Почему? Потому что ждали помощи от государства. А государство их обманывало. Обещаниями кормило только. А если б сразу их «послало», то так, на мой взгляд, было бы честнее. Они б уже не ждали никаких подачек, а сами решали свои проблемы. Стали бы крутится, зарабатывать. Не можешь один – организуй кооператив. Не хочешь сам вести бизнес – иди в наёмные работники. Хочешь получать больше – учись. А вот своим «липовым гуманизмом» правительство только оттягивало принятие ключевых реформ. И что? Население как жило колхозом, так и ждёт, что его в этот колхоз опять вернут. Но этого уже не будет!

– Погодите! Но Вы же в курсе, что многие предприятия, из приватизированных, обанкротились.

– Ну, это естественно. Бывшие партийцы и комсомольцы возомнили из себя крутых бизнесменов, нахватали заводов, а что делать с ними не знают. Всё их умение – красиво взять обязательство, потом красиво отчитаться, даже если обделались. Вот и результат. Вернулись кумовство, блат. Свободных предпринимателей «душить» начали. «Своим» и заказы, и послабления, а «чужим» – шиш с маслом. Только налоги с них дерут. Как итог: нет конкуренции – нет развития.

– А вот Полковник тут при чём? Мы ведь с него начали, – решил я вернуть разговор на интересующую меня тему.

– Полковник решил, что приватизация – зло. И её необходимо отменить. Но это же опять возврат назад! Вы ведь понимаете, почему от «совка» так легко отказались? Потому что было всё общее, значит ничьё. А так быть не может. У всего должен быть хозяин, с которого, если что, и спрос. Была б собственность конкретных людей – разве так легко они сдались?

– Так мы же знаем, как эта приватизация проводилась. И в чём-то Полковник прав.

– Да, верно. Такой момент был тогда, что нужно было торопиться. Распихивали это «советское наследие» практически всем, кто хотел. И ваучеры раздали, чтоб население поучаствовало. Ведь работники могли взять предприятие в коллективную собственность и управлять сообща. Заметьте, это было вполне справедливо. Мы никого не обманывали. Теперь вот, со временем-то, и стало видно – кто на что горазд. Где-то работают, процветают. А кто-то продал всё, да смылся за границу.

– Мне кажется, Вы что-то недоговариваете. Против результатов приватизации не только Полковник выступал, но и коммунисты до сих пор выступают. Однако сидит только он. В чём причина?

Чиновник тянул с ответом. «Неспроста», – подумал я. – «Боится правду сказать?»

– Да как Вам сказать… Видите ли, он считает, что русских обманули и продолжают дурить «инородцы», скажем так. Ну там евреи, армяне, азербайджанцы. Вроде как заговор против русского народа. Чуть ли не война на уничтожение. Но это же не так, у преступности нет национальности. И русских преступных группировок хватает, да и этнические нередко покрываются русскими «силовиками». И те никаких угрызений совести не чувствуют, главное свой карман набить. Сами друг друга травят дешёвым пойлом; опускают, считая «лохами», а виноваты евреи? То, что диаспоры помогают своим землякам, так это нормально. Кто русским мешает так же поступать? Пусть создают общины или коммуны, своих депутатов двигают, спрашивают с них. Всё ждут, когда их власть научит и заставит. А попробуй только назови русского ленивым, всё – «русофоб». Есть законные способы влиять на власть – используйте. Но вот с вилами на Кремль – это уже, извините, деструктивизм какой-то.

– Так ведь те же евреи выбирают себе почему-то банковскую сферу или ещё что, связанное с финансами. В шахтёры и трактористы не идут. Чем Вам не «еврейский банковский синдикат»?

– Ну, любят евреи деньги считать. Национальная черта такая, что ли. Потому и детей своих этому учат. Так это ж не значит, что каждый банкир-еврей преступник. Банковский сектор просвечивают чуть ли не рентгеном. И в нём возможностей для махинаций практически нет. А вот бюджеты «пилить» желающих полно, причём разных национальностей. А те правоохранители, которые должны контроль обеспечивать, вступают в сговор с «пильщиками» и глаза закрывают. Вот как-то так…

Конечно, я не силён ни в экономических, ни в политических вопросах настолько, чтобы аргументировано спорить с таким матёрым идеологом капитализма, как этот чиновник. Даже пьяный, он всю свою линию выстраивает логично и убедительно. На словах, конечно, всё красиво и правильно. Вот только на практике работает как-то коряво. Думаю, друг мой, Вы тоже это замечаете. В чём-то он прав: наши люди в большинстве ещё финансово безграмотны и безответственны. Но этим же и пользуются такие вот «махинаторы», прикрывая свои деяния заботой или экономической необходимостью. Даже воры, те старые – с понятиями, и то последнее не брали, да и воровали у зажиточных только. Был у них свой «кодекс чести». А теперь… Банки кредиты «впаривают» по завышенным ставкам, законы их защищают. Потом судебные приставы изымают всё. Тарифы и налоги поднимают произвольно, необоснованно. Для таких «коммерсантов» люди – всего лишь потребители и интересны пока из них можно прибыль извлечь. Человек умирает, а они вместо сочувствия начинают упущенную выгоду считать. Им незнакомы чувства сострадания или жалости. Это механизмы по зарабатыванию денег. Такие считают, что всех и всё можно купить. И страх они испытывают не перед законом, а от того, что придут более сильные и наглые. Опасность какого-либо объединения их всё-таки пугает. Почему так: вот сам призывает объединиться, чтобы преодолевать трудности, а как почувствовали страх от такого объединения, так стали меры принимать? Когда появилась такая угроза в виде Полковника, так постарались её устранить. Хоть и прикрыли всё это соблюдением законности. Или намекают: объединяйтесь, но во власть не суйтесь – так что ли? А если суётесь, то играйте по нашим правилам и Систему не трогайте? Боятся всё-таки, что спросят с них за их делишки? Какие-то «двойные стандарты» прямо. Или это не «реформаторы» меры приняли? Да все они там – одна шайка-лейка. Теперь, когда его позиция мне стала более-менее понятна, захотелось отвязаться от него.

Я поднялся:

– Подумать надо, отпускать Вас или нет.

Всё-таки этот разговор был «несанкционированным» и принимать какие-либо решения я не имел права. Но что-то так и подбивало спустить этого небожителя на землю. И я добавил:

– Оставайтесь-ка Вы здесь, Анатолий Борисович. Молодые акулы капитализма подросли, сейчас будут свой кусок пытаться отгрызть. Вы-то матёрый, Вам чего боятся? Запаситесь попкорном, да наблюдайте.

Не знаю, какой чёрт дёрнул меня это сказать. Именно о молодых. Вроде предпосылок и нет никаких, судя по новостям. В политике всё те же лица. Я ведь и сам не представляю – что может произойти, когда, какие изменения впереди, будут ли они? Просто вот чувствую: что-то должно начать происходить. Невозможно просто так жить, везде какое-то «New Политбюро». Интуиция, нет? Или это только в моём воображении?

Отойдя на несколько метров, я услышал его слова, которые подтвердили мои мысли о «застое»:

– Знаете, у меня ощущения, что я опять в «совке». Те же съезды, кричалки, призывы, лозунги. Инициатива идёт только сверху, никто сам ничего не делает – ждут бумажку из Москвы. И опять враги кругом. Бюрократии снова развелось, в бизнес свои руки тянут. Разве этого мы хотели, тогда в 90-е?

– Хотите их вернуть?

– Да! – твёрдо ответил он. – Вернуть и начать всё заново!

На банкет я уже не вернулся. Позвал Мишу, и мы полетели «домой». В вертолёте начал подумывать о том, как мне помочь Полковнику. Что можно сделать для него, каким способом? Так-то возможностей у меня очень мало, практически нет. Вот если б Мишу как-то завербовать… «Эх, знать бы, какими там инструкциями он руководствуется. Вдруг у него приказ пробить мне башку, если я сделаю «шаг в сторону». Ладно, подумаю, как быть».

И вдруг Миша не выдержал:

– Вот же сволочь! Опять в 90-е захотел!

– Ты о ком? – спросил я.

– Да вот, перец этот, с которым Вы разговаривали. Из-за его «прихватизации» у нас завод закрыли, мамка без работы осталась. Куда ей с нами, двумя спиногрызами, деваться было? Крутилась, как могла. На двух работах работала, на обоих неофициально. А тут из «опеки» пришли, доход говорят, у вас маленький. Нас с братом в детдом и забрали. Мать после такого удара долго не протянула…

Он замолчал, а я не стал в душу к нему лезть. Но на слове «детдом» меня зациклило. Оно крутилось в голове, я мучительно пытался что-то вспомнить. «Детдом… Детдом? Почему детдом? Каким боком?» – мысли сменяли друг друга. Но в тот вечер память не дала мне ответа. Ответ пришёл позже, хотя лучше б он не приходил никогда…

Извините, сильно утомился. Пора отдыхать. До свидания.

Двойник господина П.»

Письмо восьмое.

«Здравствуйте!

Сегодня напишу Вам о том, как меня вытащили из плена и завербовали в двойники.

…К вечеру того же дня, боевики привели нас на свою базу. Она находилась где-то в горах и судя по расстоянию, недалеко от границы с Дагестаном. Рядом с ней, за холмом, располагался какой-то аул – слышно было, как мекали козы. Полуразрушенная сакля выполняла роль «штаба». Видно было, что эта база временная и надолго боевики здесь не останутся.

Нас с водителем посадили под деревом, сняли мешки и даже дали воды. Поведение боевиков вызывало подозрение: я ожидал жестокого прессинга с их стороны, но его не было. Они занимались своими делами и не обращали внимания на нас довольно долгое время. Двое копали что-то вроде могилы. «Для нас?» – мелькнула мысль. Потом меня подняли и завели в саклю, где находился главарь.

Он посмотрел на меня и спросил:

– Майор, а ты что за птица такая? Мало того, что платят хорошо за тебя, так ещё и похитить помогают. Кто ты?

Я промолчал, а сам усиленно думал. Многое после его слов становилось понятным. И засада, и отсутствие моих товарищей было кем-то спланировано. Охотились явно на меня, потому как главарь знал моё звание. Но ехал то я без документов, в «Горке» без знаков различия. Да и взрыв на дороге был маломощным, только чтобы машину перевернуть. А их почти вежливое обращение с нами, было обусловлено требованием «не попортить товар». Следовательно, весь «захват» – продуманная кем-то операция, осуществлённая руками боевиков. Это кто ж меня «заказал»? И для чего?

Главарь достал шприц и сделал мне укол прямо через одежду. Потом подтолкнул к стене и приказал сесть. Сев на пол, я стал чувствовать, что проваливаюсь в сон.

«Снотворное вколол, – подумал я. – А может наркоту?». И вырубился…

Очнулся я среди ночи от разговора. В сакле, кроме главаря, находился ещё какой-то бородач, который говорил:

– В Москве власть меняется, другие люди приходят. Эти либеральничать не будут, намерены жёстко действовать. Уже ищут тех, с кем можно договориться и поставить на руководство, остальных ликвидируют. Хаттаба уже «сливают». Тут иностранцы не нужны. Вот отец твой смог бы пойти на переговоры с ними. И авторитет у него есть. С другими командирами сможет вопросы порешать. Меньше народа погибнет. Только я как думаю – до конца верить этой новой власти нельзя, они в горло в любой момент вцепятся. Поэтому надо всегда иметь возможность тут же «схватить их за яйца». Только так. Иначе проглотят и не подавятся. С укрытием ты правильно придумал – от «москвича» любой пакости можно ожидать. Отцу передавай привет и мои слова. А мне пора – уезжаю, пока возможность есть. Пойдём, проводишь.

Они исчезли в темноте, а меня опять склонил сон.

Рано утром меня стали тормошить, но я сделал вид, что нахожусь в «отключке». Тогда двое боевиков подняли меня и подтащили к бронированному «уазику» с тонированными стёклами. Бросив моё тело на заднее сиденье, боевики закрыли двери и отошли. На передних сиденьях сидели главарь и какой-то тип в военной форме. Голос военного мне был знаком, но, не видя лица, я не мог определить кто это такой.

– Что с ним? – спросил военный. – Я же просил поаккуратней.

– Всё нормально, Гена. Это снотворное. Импортное. Вот смотри.

Главарь достал упаковку и показал военному. Тот оглядел её и говорит:

– Так оно у тебя просроченное. Вот же написано.

– Я ж по-английски не умею читать, да и по-русски не очень. Вот считаю хорошо, особенно деньги.

– Да ладно, ерунда. Будешь дружить с нами, научишься и по-английски, и по-французски. Академиком ещё станешь. – Тут военный засмеялся. – Раз майор дрыхнет, значит, снотворное годное пока.

Он отдал чеченцу портфель, который держал на коленях. Тот вылез из машины и попрощался. «Уазик» тронулся по дороге. Я тут же сел на сиденье и сказал:

– Ну-ка, Гена, тормозни. Поговорить надо.

Военный остановил машину и оглянулся. Вот тогда я узнал «особиста», приданного к нам в бригаду. Он был не из нашей части, прикомандированный из Москвы, поэтому отношения у всех офицеров с ним были натянутыми. Не доверяли мы старшему лейтенанту контрразведки, и как оказалось, не зря. Вот он и проявил себя.

– Что происходит, старлей? Только не ври.

– Майор, объяснять некогда. Сейчас сюда «Сушки» прилетят, квадрат зачистят от бандитов всяких. Ехать надо, все разговоры потом.

– Пацана забери, водилу нашего. Иначе никакого сотрудничества.

– Ладно. Видимо, ты уже понял, что нужен очень. Водителя заберу, только он в мешке поедет. Ты уж, извини. И тебя развязывать пока не буду, а то боюсь – не доеду.

Старлей вылез и пошел пешком к боевикам. Через пять минут они вернулись вдвоём. Водитель сел рядом со мной и я подбодрил его: «Селедков, не дрейфь, всё хорошо будет». Машина резко взяла с места, и мы помчались по дороге. Буквально через две минуты, в небе появилась пара самолётов. Штурмовики начали свою работу по зачистке – по базе, а заодно и по аулу, ударили ракетами «воздух-земля». «Вот и деньги не успел потратить» – подумал я, вспомнив ношу в руках молодого главаря. А когда смотрел, оглянувшись, на взрывы, то мне показалось, что вместе с комками земли, в небо взлетел и тот портфель…

…И сейчас, много лет спустя, вспоминая тот эпизод, задумался вдруг о том портфеле. Казалось бы почему? Вроде бы обычный портфель, с пачками денег… За всё время жизни двойника таких портфелей я видел сотни. Их передавали, забирали. По одному, по два, по три. На встречах, на совещаниях, в кулуарах. И вдруг понял – да ведь это не просто портфель, это уже своеобразный символ эпохи. Кого грохнули за такой, кого возвысили. И всю политику, и всю экономику определяют не законы, а вот такие вот портфели… С чего я это взял? Не знаю. Видимо даже мне, изолированному от общества и познающему реальность в отцензуренном Интернете, становится понятным то, что без портфеля с пачками денег вопросы не решаются. Да и при наличии такого портфеля, не факт, что решение будет в твою пользу. Ведь у кого-то может оказаться портфель побольше или пачки потолще. А ведь и об этом пишут, говорят постоянно. Только выводов не делает никто и почему-то всех это устраивает…