Книга: Слоновья память - Антониу Лобу Антунеш

Конечно, романом назвать это сложно - это клубок из метафор и сравнений, причем неудобоваримых, дурацких и в большинстве своем совсем не эстетичных. На n-ном слове в предложении автору хочется сказать ОСТАНОВИСЬ - наворот на навороте, и читатель уже не помнит о чем идет речь в том самом предложении. Вот эта цитата, в принципе, расскажет вам все, что нужно знать о романе (к сожалению, более экспрессивные цитаты я привести не могу из этических соображений):

Старшая медсестра, сверкая металлическими клыками, погоняла это артритное стадо, направляя его обеими руками в зал, где телевизор давным-давно совершил харакири из солидарности со стульями-инвалидами, падающими, если не прислонить их к стене, и где радио издавало прерываемый редкими - к счастью! - воплями ужаса монотонный фосфоресцирующий скулеж потерявшегося ночью на сельской дороге щенка. Старушки постепенно успокаивались, как счастливо избежавшие попадания в бульон и мирно взлетающие обратно на насест куры, они пожевывали голыми деснами эластичную жвачку собственных щек и предавались пространным размышлениям по поводу висящей перед ними на стене благочестивой олеографии, на которой сырость постепенно пожирала бисквиты нимбов над головами святых, казавшихся предтечами попрошаек из небесного катманду.

Текст "Слоновьей памяти" не теряя самообладания можно читать только наискосок. А по-хорошему, как делала я, просто выхватывать подлежащее и сказуемое, а хвост из пространных описаний без сожаления пропускать.

Очевидно, что роман Антунеша задумывался как произведение экзистенциальное. Но "Слоновья память" - это плевок в изящное лицо европейского экзистенциализма. Да, оно соответствуя жанру, бессюжетно протекает в бытийных размышлениях главного героя. Но в романе нет никакой очевидной идеи, а те, которые могли бы быть, не продуманы до конца: психиатр лиссабонской психиатрической больницы устал от всего - он разводится с женой, которую любит, скучает по детям, с которыми из-за развода не может проводить столько времени, сколько раньше, вспоминает войну в Анголе, в которой принимал участие, думает о детстве и о матери, которая в него никогда не верила. И все эти линии его жизни прорисованы слабо, вяленько и неубедительно, зато прекрасно сдобрены примитивными матами, трехуровневыми конструкциями из них же, да еще и написаны они иногда в виде уравнений, да еще и капслоком. В эту же страдальческую кашу автор добавил не мало упоминаний о содержимом штанов (не только главного героя, кстати) и всем, что с этим связано.

Эту книгу можно читать с любого места и не делать закладок: с какого бы места не продолжили, ничего не потеряете. То главный герой на работе с пациентами, то пошел на обед с другом (обед этот будет сопровождаться до комичного отвратительными описаниями и соответствующим комментарием друга, сплошь состоящего из матов) , потом пойдет к дантисту, далее в казино и т.д.

Произведение "Слоновья память" - вульгарное, грубое, неотесанное какое-то, при этом абсурдно метафоричное. Не спасает его и задумчивая атмосфера Лиссабона. Роман Антунеша похож на барыгу, который валяет во рту самокрутку, покачиваясь на стуле эпохи Людовика XV. Когда я читала эту книгу, то улыбалась от того, как плохо все это написано. Я пыталась представить переводчицу, которая работала над этим текстом, как этот роман выглядел в журнале "Иностранная литература" - и даже смеялась, потому что не знала с каким лицом мне все это читать.

Я надеялась, что, возможно, в конце читателю подадут какое-то откровение, какую-то истину экзистенциальной агонии, которая перекроет и объяснить все то, что я прочитала. Но что я увидела в заключительной части? Главный герой просыпается с Дори - сомнительной женщиной из казино, которая в его машине опять же материлась и рассказывала о том, что будет счастлива с ним за депиляцию ног и открытый счет в кондитерской. Еще они голышом пьют самогон из латунных ковшей. Далее следует последний романтический порыв главного героя в сторону жены, пока непритязательная Дори "спит пузом кверху":

Сейчас пять утра, и клянусь, я по тебе не скучаю.

А потом что бы вы думали?

...и вышел на балкон отковыривать затвердевшие птичьи испражнения.

Какое философское заключение читатель должен сделать из этого романа в "лучших" традициях экзистенциализма? Если хотите окончательно отпустить прошлое - на всякий случай поковыряйте засохшие птичьи какашки.

Один день из жизни психиатра, за который он успевает вспомнить детство, юность, жизнь с женой, войну в Анголе, а, учитывая что герой не так давно расстался с любимой, всё это болезненно переживается. Роман очень селиновский, не всегда приятный герой, изобилие медицинских метафор (некоторые весьма сильные, например, с "артритным стадом" и "стульями-инвалидами"), литературные аллюзии на произведения авторов из разных литератур. Герой Лобу Антунеша напоминает одновременно и героев Чехова, например, из той же "Чайки", которую он вспоминает, и Фердинана Бардамю Селина. Этакий плывущий по течению, осознающий свою никчемность и много копающийся в себе человек. Каждый новый день - это новая попытка жить, вспоминая не только приятные моменты с любимой женой или дочерьми, но нелюбовь матери, ужасы войны.

И, конечно, Лиссабон, ночной, бессонный, полный тайн и приключений, но не всегда приятный, словно из романа Эжена Сю (как пишет автор).

Роман хорош, перевод Екатерины Хованович также. А рекомендовать. Если вы любите Селина как я или хорошую глубокую литературу, то прочитать определенно стоит.

"Слоновья память" - первый из более чем тридцати его романов, однако, судя по интервью испанским изданиям El Cultural, El País и La Vanguardia, на протяжении всего последующего творчества, он остаётся верен таким темам, как переживание колониальной войны в Анголе, жизнь Лиссабона и Бенфики - его родного квартала, - внутренняя жизнь психиатрической лечебницы. Впрочем, чтобы говорить наверняка, нужно читать.

Тяжёлое, сонное начало среди еле бредущих под действием транквилизаторов обитателей психиатрической больницы, где герой "мучительно сгребает сам себя в кучу вязкими и склизкими движениями", постепенно концентрическими кругами охватывает весь Лиссабон и всю печальную жизнь психиатра.

В романе очень много Лиссабона - ночного, как потёмки человеческой души, бессонного, похоронного, населённого вдовами, пенсионерами, жирными голубями и кастрированными котами, морского и туманного. "По ночам в Лиссабоне кажется будто живёшь внутри романа Эжена Сю". А над городом - неизменные чайки, ошалелые, хромые, ночные чайки, "мечущиеся без руля и ветрил", как герой романа.

Герой Лобу Антунеша упоённо смакует собственные страдания, тоску и одиночество. Он - и заблудший, растрёпанный муравей, и близорукий, безголовый пёс, плутающий в лабиринте городских улиц без штурвала и компаса, и больное животное, "запертое в удушающем пространстве настоящего без прошлого и будущего". С вечным несварением от переедания горьких, спутанных воспоминаний о так и не отпустившей его пытке войны, он не переваривает самого себя и ищет, как забыть, как справиться, как обрести покой и утраченную нежность.

Роман прекрасен, замечателен перевод на русский, бесчисленны сравнения "как", "будто", "словно", "подобно". Я рекомендую вам познакомиться с этими "эскориалами болезненных фантазий" в лабиринтах извилистой португальской души.

Растянувшись на простынях, психиатр чувствовал, как через открытые окна к ногам подступает морская тьма, отличная от земной тьмы своим вечным ритмическим нервным движением. Заводы Баррейру смешивали с лиловым светом утренней зари мускулистый дым своих далёких труб. Чайки, мечущиеся без руля и ветрил, ошалело натыкаясь то на воробьёв в листве платанов, то на керамических ласточек на фасадах домов. Бутылка самогона светилась в пустой кухне, как лампада, зажжённая в знак обета достичь циррозного блаженства. Расшвыряв бельё по полу, врач постепенно постигал, что одиночество на вкус – алкоголь, который хлещешь из горла без друзей, присев на край кухонной раковины. И в конце концов, хлопком загоняя пробку на место, приходил к выводу, что стал похож на верблюда, пополняющего запасы влаги в горбу перед дальним походом по дюнам, которых век бы ему не видать.