Текст книги "Полный вперед"
Автор книги: Дмитрий Будинский
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Мореходка: второй курс
На втором курсе мы немного оперились, обжились. Мне кажется, у нас был самый уютный и «упакованный» кубрик на весь этаж. Появился телевизор, магнитофон и самое главное – у нас теперь почти всегда была еда.
Вова и Ваня довольно часто на выходные ездили домой в Измаил. Когда они в воскресенье вечером возвращались в Одессу, я, Андрей и Алексей иногда встречали их на автовокзале. Измаильцы везли нам еду на следующие несколько недель. У Вовы дома хозяйство. Его мама изумительно запекает кролика с жареной картошкой и черносливом. Когда Вова доставал из сумки это блюдо, оно выглядело просто сказочно и было еще немного теплым. В такие вечера у нас всегда был праздник живота.
На втором курсе у меня не обошлось и без эксцессов. Однажды я попал на гопника. Больше всего меня расстроило то, что гопником оказался курсант нашей же мореходки – судоводитель четвертого курса. Но об этом я узнал позже.
Как-то в воскресенье вечером я возвращался от бабушки в экипаж. На пятом трамвае я доехал до конечной. Дальше надо было от Староконного рынка спуститься до улицы Фрунзе и потом по Маловского подняться к экипажу. От остановки весь маршрут занимал минут 15 по довольно темным одесским улочкам.
На конечной из трамвая вышли все, человек 8-10, и разошлись в разные стороны. Я в форме: шинель, шапка, ремень, на левом рукаве нашивка. Иду спокойным шагом прямо посередине улицы. Машин нет, поздняя осень, прохладно. Передо мной еще один пассажир нашего трамвая идет в том же направлении. Вообще, я очень осторожный человек и сразу чувствую опасность. Но в тот момент я шел абсолютно спокойно по ночному городу, не ожидая ничего плохого. Руки грелись в карманах шинели. Правая рука лежала на рукоятке газового пистолета. Одесса как-никак. Горячие девяностые.
Пистолет, как ни странно, мне подарили мои бывшие одноклассники еще год назад. Я и сам удивился этому подарку, но отказываться не стал.
Вот пассажир, который шел в десяти метрах впереди меня, разворачивается, оглядывается по сторонам и идет прямо ко мне. Одет прилично. На вид лет 25. Может спросить что-то хочет? Я сбавил шаг. Пройдя половину расстояния ко мне, он говорит:
– Доставай всё, что в карманах! – и продолжает идти на меня.
Я успел подумать: «Вот дурак… Ну как не стыдно грабить курсанта! Ведь ясно же, что я живу в экипаже, а не в пентхаусе в Аркадии. И денег у меня быть не может «априори».
Парень, очевидно, понял по моему лицу, что я не напуган, а скорее огорчен поворотом событий, и для пущей верности он крикнул:
– Быстро!
Вижу, что деваться некуда. Он ко мне всё ближе и ближе. Вот уже два метра, полтора. Ну, ладно. Достаю пистолет, направляю ему прямо в переносицу и нажимаю на курок.
– Бах!
В кино пистолеты страшней стреляют.
Я сделал пару шагов назад. Дым рассеялся. Гопник сидит, одним коленом упершись в асфальт, трет руками лицо, кряхтит и ругается. Я стою возле него и жду. Вокруг никого. Несколько светильников над подъездами освещают эту сцену слабым светом. Я понюхал ствол – запах резкий, но не противный. Хоть револьвер и шестизарядный, у меня было всего три патрона со слезоточивым газом. Значит, осталось еще два.
Через минуту он кое-как встал, держась за лицо двумя руками. Я ему сказал, чтобы он повернулся и шел вперед. Он пытался что-то возразить. Я опять направил на него пистолет и повторил свою просьбу. Парень развернулся и пошел в сторону экипажа, всё еще держась за лицо.
Когда он скрылся за поворотом, я тоже пошел в экипаж. Но не через парк, как планировал, а по дороге. Так безопасней.
К сожалению, этим история не закончилась. Через неделю гопник с друзьями нашли меня в экипаже и сделали предложение, от которого я не смог отказаться. Левый глаз у него был припухшим и красным. Гопник всё время молчал, а говорил его друг. Рассказал, что парень просто пошутил. Показал справку, в которой написано, что у парня якобы травма глаза, что карьера штурмана для него закончена и попросил отдать им пистолет. Иначе, я умру через несколько дней при непонятных обстоятельствах.
Я сказал, что мне надо сутки подумать.
Первая мысль была достать настоящий пистолет и на будущей стрелке пострелять всех этих негодяев. На следующий день после занятий я пошел искать боевой ствол, но решил пройтись по городу, зайти к родственникам и попрощаться с прежней жизнью. Чем больше я бродил по Одессе, тем меньше мне хотелось в тюрьму. На Пушкинской возле ЦУМа я зашел в церковь, в которую еще ребенком ходил с бабушкой Валей, и… окончательно передумал кого-то «валить».
Вечером я отдал им свой газовый пистолет.
До сих пор я испытываю двоякое чувство, вспоминая этот инцидент. С одной стороны, проучил злодея и подбил ему глаз. Но с другой – я отдал ему пистолет. Теперь он опытней и опасней и, может быть, прямо сейчас грабит на улице других людей.
В общем, я оставил это дело незавершенным, но извлек из ситуации полезный опыт.
Вторая плавпрактика
После второго курса я проходил плавпрактику на паруснике «Дружба». Высота грот-мачты 50 м от уровня моря. Для сравнения: высота нашей единственной шестнадцатиэтажки в Ужгороде 40 метров. Нет, я не супермен. И высоты боюсь как все нормальные люди. Очень хорошо помню тот момент, когда мы приехали в Болгарию, чтобы поменять курсантов, отработавших на «Дружбе» два месяца. Нас приехало на автобусе 30 человек. Мы стояли на причале в Несебыре среди толпы зевак, а «Дружба» возвращалась с морской прогулки с туристами. Мы смотрели с берега, как в лучах заходящего солнца курсанты работают на мачтах, и все были в шоке: как они не боятся? Если они завтра уедут, то кто будет работать на мачтах?
Буквально после трех дней тренировок мы носились по реям, как обезьяны. Когда нужно было поднять паруса, то на одну мачту пускали только первых восемь курсантов, которые успели первыми запрыгнуть на ванты. Остальные, извините, не успели. Полезете в другой раз. В нашу смену мы все паруса ни разу не поднимали. Туристам достаточно было нескольких парусов. На самый верх самой высокой мачты мы лазили только 2 раза просто так. С разрешения боцмана, конечно. Вид оттуда открывался незабываемый. Вокруг всё как на ладони. А палуба и люди внизу казались крошечными.
Все курсанты, с которыми я попал на парусник, были из разных групп нашей мореходки: судоводители, механики, автоматчики и радисты младших курсов. Мы быстро нашли общий язык и сдружились. Но были среди нас и ярко выраженные мажоры, которые держались обособленно и даже жили отдельно. Мажоры оказались детьми влиятельных в Одессе людей. Руководитель нашей практики всячески оберегал их. Те в свою очередь пытались пользоваться своим неприкосновенным статусом.
Однажды во время шторма ко мне подошел руководитель практики и сообщил, что мой кубрик сегодня должен чистить картошку на камбузе.
– Странно, – возразил я, – сегодня ведь очередь одиннадцатого кубрика?
Именно в нем жила всеми нелюбимая компания папиных сынков.
– Да, но из-за шторма они себя плохо чувствуют и поэтому ваш кубрик сегодня идет работать на камбуз вместо них, а они потом отработают вместо вас.
Руководитель практики и так не пользовался популярностью среди курсантов, но после этих слов его рейтинг упал до нулевой отметки. Моя флотская дисциплина и чувство субординации куда-то улетучились. Я ответил, что у курсантов моего кубрика тоже морская болезнь, развернулся и ушел предупредить остальных курсантов о надвигающейся перспективе поработать вместо мажоров.
Мой план сработал. Все курсанты закрылись в кубриках и даже дверь не открыли руководителю. Он безрезультатно походил по судну в поисках свободных людей и вернулся на камбуз ни с чем.
Этот эпизод плавпрактики тоже оказался полезным опытом. Я понял, что руководитель без авторитета – это пустое место. Дело даже не в картошке, а в более серьезных вещах.
Из Болгарии мы сделали несколько рейсов на Стамбул и один рейс к берегам Хорватии. Два раза проходили пролив Дарданеллы между Эгейским и Мраморным морями. Сейчас это райское место для жизни и отдыха. Но так было не всегда. На северном берегу пролива есть огромный сорокаметровый мемориал, посвященный турецким воинам, погибшим в 1915 году. Я как-то упустил этот момент в школе. Первая мировая война была не только в Европе, но и в Турции. Турки были за немцев. Англичане и французы хотели захватить стратегически важные турецкие проливы, а заодно и Стамбул, чтобы открыть своим судам путь в Черное море. Даже новозеландская и австралийская дивизии участвовали в наступлении на полуостров Галлиполи в Дарданеллах. Но турки почти год удерживали оборону и не сдались войскам Антанты. Хоть турки и были за немцев, но они воевали на своей земле. Я так и не смог для себя однозначно решить, кто был прав в этой бойне.
Мореходка: третий курс
Третий курс можно назвать переходным периодом от стандартной высшей школы к навигационным наукам. Мы, наконец, «отстрелялись» по высшей математике и физике и начали изучать профильные предметы: навигацию, лоцию и мореходную астрономию. Из нас начали делать настоящих штурманов.
Появились новые преподаватели, которые во время лирических отступлений от своей темы рассказывали разные интересные вещи. Например, преподаватель по радионавигационным приборам рассказал, что по его наблюдениям каждый отдельный курсант нашей Академии – воспитанный, начитанный, образованный молодой человек, с которым можно общаться на любые темы. (Нам было приятно такое слышать.) Но когда по Одессе идет толпа курсантов, продолжил он, – это катастрофа. Грубые, опасные и непредсказуемые молодые люди без всяких тормозов в голове. И он не понимает, почему такое происходит.
Я тоже не понимаю, но это правда. Наверное, сказывается влияние мужского коллектива.
Еще у нас был очень необычный преподаватель по автоматизации судовождения. Свою первую лекцию он начал не так, как все наставники, рассказывающие о том, что их предмет – самый важный.
– Товарищи курсанты! Поздравляю вас! Сегодня мы начинаем изучение нового предмета – автоматизация судовождения! После того, как вы в конце семестра сдадите зачет, в ваших головах по моему предмету ничего не останется. Поэтому запомните на всю жизнь главное! Никогда не запивайте сало холодной водой!!!
Преподаватель, как всегда, оказался прав. Предмет действительно был второстепенным, и из всего курса автоматизации я запомнил только это.
Расставание
После третьего курса я уходил на плавпрактику на три месяца в Средиземное море на красивом белом пассажирском судне с того же причала, с которого в детстве уходила «Грузия». А на причале, среди сотен провожающих были моя мама, бабушка Валя, Ксюша и почти вся наша семья. Именно о таком расставании я мечтал, когда мне было 6 лет. Я махал им с судна, а они все – мне с причала. Мы стояли прямо друг напротив друга с улыбающимися лицами.
Я стал на 15 лет старше, бабушке Вале уже было за 80, и мои сестры тоже повзрослели. Судно отдало швартовные концы. Нас разделяло каких-то 50 метров и в то же время бездонная пропасть. Я сделал свой выбор, и назад уже дороги нет.
Мама всегда знала, что я хочу стать моряком. У нее был миллион возможностей отговорить меня от этой затеи. Но ни разу мама этого не сделала. Кроме того, она всеми возможными способами помогала мне добиться своей цели, за что я ей очень благодарен.
Когда судно начинает отходить от причала, честно признаться, испытываешь ужасное чувство. И чем торжественней расставание, тем оно страшнее. Я знал, что могу погибнуть в море и никогда больше не увидеть тех, кого люблю. Кроме того, на берегу люди тоже не вечные. Даже сейчас каждый уход в рейс, как ножом, выцарапывается в моем сознании и остается в памяти на всю жизнь. Стараешься запомнить этот момент до мельчайших подробностей, не упустить ни единой детали. Надеешься на то, что в мире есть справедливость и что тяжесть расставаний всегда должна компенсироваться радостью встреч. Но, к сожалению, конечный счет будет не в нашу пользу. В жизни всегда будет на одно расставание больше.
Несколько лет назад, когда я был в рейсе, умерла бабушка Валя. До сих пор я представляю себе, что она, как и прежде, жива, здорова и ждет меня на своем балконе в центре Одессы. Но ее уже нет и никогда больше не будет. Никогда.
4 курс: День рождения
Декабрь 96-го в Одессе выдался на редкость снежным и холодным. В городе и в общежитиях веерно отключали электроэнергию. Наш экипаж не был исключением.
– Где 132 рота?
– После ОРСО мимо бассейна упретесь в два девятиэтажных здания. То, что справа – шестой корпус. Там спросите, где судоводители четвертый курс.
– Спасибо.
Дядя Вова поблагодарил вахтенного на воротах и пошел искать мой корпус и кубрик, чтобы поздравить меня с днем рождения. Дойдя по свежему хрустящему снегу до шестого корпуса, дядя Вова увидел, что в огромном здании не светится ни одно окно, не горит ни одна лампочка. Холодный ветер проникал в фойе через пару выбитых окон и открытую дверь. Дядя Вова зашел внутрь. Осторожно пробираясь в темноте в неизвестном здании, он нашел лестницу и начал подниматься вверх по ступенькам. Глаза привыкли к темноте. Слабый свет с улицы освещал лестничные пролеты через стеклоблоки в стене. Казалось, что здание вымерло. Действительно, в выходные в экипаже оставалось мало курсантов.
Пролет за пролетом – ни души. Поднявшись несколько этажей, дядя Вова сбился со счета, но заметил слабый свет в одном из коридоров. Он пошел на свет, аккуратно ступая ногами в темноту и двигаясь вдоль стены. Через несколько метров его взору открылась милая картина. Мерцающий свет свечи попадал в коридор из предбанника, в котором установлено несколько умывальников для курсантов. Через выбитое окно в предбанник залетал снег и тихо ложился на пол. Половина умывальников представляли собой ледяные глыбы. Вода струилась из поломанных смесителей и замерзала в раковинах. Сосульки спускались из них к полу и глыбы льда продолжали расти на полу. Среди этой красоты возле одного из умывальников стоял курсант с голым торсом. В левой ладони у него были зеркальце и горящая свеча. Пламя освещало его лицо и мерцало из-за холодного ветра. Другой рукой он брился, иногда смачивая бритву в эмалированной чашке с водой.
Курсант подсказал дяде Вове как меня найти и продолжил свое занятие.
Когда дядя Вова, наконец, нашел наш кубрик, то не поверил своим глазам. После двадцати минут в абсолютно темном корпусе он попал в просторную, но уютную теплую комнату, в которой работал телевизор, горела настольная лампа и жарилась картошка с луком. Я удивился и обрадовался, увидев дядю Вову, познакомил его со своими друзьями.
В тот вечер мы мило отпраздновали мой двадцать первый день рождения. Дядя Вова рассказал во всех подробностях, как он искал наш кубрик. А нам было очень интересно слушать об экипаже от гражданского человека.
4 курс: Фаза 220
Когда начали отключать свет в экипаже, Андрей нам рассказал, что на чердаке нашего корпуса есть «левая» фаза, которую никогда не отключают. Полгода назад Андрей оформился электриком в экипаж на полставки. От коллег он и узнал, что в щите на чердаке есть провод, который всегда под напряжением. В один из выходных мы решили подключить к нему наш кубрик.
Впятером мы взобрались на чердак нашей девятиэтажки. Это было огромное грязноватое помещение с низким потолком и узкими вертикальными вентиляционными отверстиями, через которые проникал свет, и просматривалась вся Слободка и половина Одессы. Из инструментов у Андрея были плоскогубцы, индикаторная отвертка, изолента и моток провода. Его должно было хватить с чердака до окна нашего кубрика.
Андрей показал в щите эту волшебную фазу. Снимаем аккуратно изоляцию, проверяем индикатором – светится. Молодец, Андрюха. Не подвел. Думаем, что теперь делать? Фаза ведь под напряжением. Как к ней подключиться?
Я вспомнил золотое правило: «Если не заземлить, то не долбанет».
– Ну, и что дальше?
– Человек может держаться за провод под напряжением, если этому электричеству некуда дальше уходить из человека, – говорю я.
– Да ладно…
– Точно! – подтвердил Ваня.
– А кто подключать будет?
– Кто, кто, ясно, наш электрик, – сказал Вова.
– Да ну вас… Я не буду. Мне еще жить охота, – ответил Андрей.
– Ну и какой ты электрик после этого? – спросил я.
– Нормальный электрик. Может, у меня туфли ток проводят? Как же я изолируюсь от пола?
Мы осмотрелись и нашли две пустые пластиковые бутылки по 1,5 литра. Я на них радостно стал, как на лыжи. Бутылки с треском сдулись и сжались.
– Андрюха, эти бутылки точно не пропустят электричество из ног в пол. Главное – больше ни к чему не прикасаться. Ни к нам, ни к щиту, ни к стенам. Проверь, если не веришь.
– Ага, сам проверь, – ответил мне Андрей.
– Ладно, но подключать будешь ты.
– Договорились.
Азарт исследователя во мне просто зашкаливал. Теоретически знаю, что не стукнет. Но практически никогда не проверял. Хотя, всегда было интересно.
Кладу сдутые бутылки перед электрическим щитом и напоминаю всем:
– Ни в коем случае ко мне не прикасаться. А то будет «салют Мальчишу». Если что – берите меня только через шинель и тяните в сторону. На всякий случай возьмите деревянные палки. Ясно?
– Ясно.
Я перед щитом на бутылках. Двое слева, двое справа с палками. Всё готово.
Нас уже успели научить в Академии тому, что такие проверки надо делать только тыльной стороной ладони, потому что если взяться за провод как обычно, то в случае электрического удара мышцы руки мгновенно сократятся. Ладонь сделает непроизвольное хватательное движение и человек схватится за провод, и будет не в силах разжать свой кулак. А если проверять тыльной стороной ладони, то в момент электрического удара, когда ладонь сделает хватательное движение, пальцы должны отскочить от провода и тогда пациент будет скорее жив, чем мертв. Кроме того, делать это лучше правой рукой, чтобы возможный электрический разряд, например, из руки в ногу, прошел по правой половине тела в стороне от сердца. Ну, и, наконец, в случае остановки сердца надо сделать реанимацию и запустить сердце. Так что никакого риска не было. Но не пытайтесь повторить это дома.
Аккуратно и быстро провожу пальцем по заветному проводу – ничего. Провожу по проводу медленнее – опять ничего. Аккуратно к нему притрагиваюсь – провод как провод. Как будто без напряжения. Проверяю опять индикатором – лампочка светится. Я расплываюсь в довольной улыбке:
– Не долбануло. Всё понятно?
– Ладно, меняемся, – сказал Андрей.
За несколько минут он прикрутил наш провод к чудо-фазе и изолировал его. Мы кое-как замаскировали свой провод на чердаке и через вентиляционное отверстие пропустили его вниз. Снаружи провод был почти не заметен, так как цвет изоляции был очень похож на цвет штукатурки нашего корпуса. Чтобы «не засветиться» во время отключения света, мы закрывали окна одеялами и пользовались «левым» электричеством через удлинители. Так мы и жили.
Плавпрактика: 4 курс
После четвертого курса я попал на плавпрактику в Дунайское пароходство на буксир-толкач «Новосибирск». Из пяти групп судоводителей, учившихся на нашем курсе, только в одной готовили универсальных штурманов для судов типа река-море. Именно в этой группе я и учился.
«Новосибирск» должен был взять возле Измаила шесть барж с железной рудой, собрать из них жесткий состав, прицепиться сзади и доставить всё это по Дунаю через пол-Европы на металлургический комбинат в Линц, Австрию. Каждая баржа была водоизмещением около 2000 тонн. Весь состав – 12 тысяч тонн. Это огромная масса.
Мы должны были добраться до Словакии за две недели. Там поставить состав на якорь, переформировать его и дальше в Австрию возить только по две баржи. В верховьях Дунай становится узкий и извилистый, и с шестью баржами мы бы не прошли.
Когда я первый раз поднялся на мостик на ходовую вахту, сразу оценил его маленький размер и скудное навигационное оборудование. Штурман сидел в высоком кресле и управлял судном. Штурвал и телеграф управления двигателями были прямо перед ним. Под большими лобовыми окнами стояли два стареньких радара с маленькими экранами. Два УКВ, панель освещения палубы, индикатор рулей, еще десяток каких-то кнопок. И всё. Я вышел на крыло мостика и удивился, что там не оказалось пеленгаторов, а на самом мостике нигде не увидел компас. Спрашиваю у третьего помощника:
– Где ваш компас?
– У нас его нет.
– Как это? Как же вы без компаса едете?
– Видишь вон ту корову на поляне впереди?
– Вижу стадо коров, – отвечаю.
– Вот, сейчас мы едем прямо на то стадо. Когда поравняемся с зеленым буем, повернем левее. И будем ехать на другое стадо, или дерево, или что там подойдет для ориентира…
Я подумал, что он шутит. Но нет. Оказалось, что по рекам действительно так и ездят. А вахтенный помощник все 4 часа сидит в своем кресле и рулит по реке, пока его не сменит следующий. Ни о каком автопилоте тут и речи быть не может. Если штурману понадобится туалет, его обязательно кто-то должен подменить.
Мы не спеша шли вверх по Дунаю. В первые дни плавания река была очень широкая и полноводная. Вокруг – красивые придунайские леса и луга. Часто проходили мимо маленьких городов и деревень. Картинка постоянно менялась, и было довольно интересно. Стаи цапель летали над водой. Иногда в мутной воде можно было увидеть проплывающую мимо гадюку. По мере продвижения в глубь Европы река становилась уже.
Однажды вечером, когда мы в кают-компании смотрели телевизор, к нам зашел капитан. Он включил свет и начал что-то искать под столом, под диваном, в углах…
– Что Вы ищете, Иван Иванович? – поинтересовался один из матросов.
– Да ничего серьезного. Наверное, тут нет, – ответил капитан.
– И всё же, может Вам помочь?
Капитан всё ходил по кают-компании, не обращая на нас внимания, заглядывал во все дыры, а потом говорит:
– Днем в шалмане (куча естественного мусора, который скапливается с речной поверхности между двумя носовыми баржами) я подобрал змееныша и положил на стол в своей каюте. Налил ему молока на блюдечке, включил настольную лампу, чтобы не замерз, а он, гаденыш, куда-то уполз. Вот, полдня ищу и нигде его нет.
Я когда это услышал – замер на пару секунд. А потом все, кто были в помещении, как по команде одновременно подняли руки, ноги и начали осматриваться.
Капитан увидел, что мы испугались, и начал нас успокаивать:
– Змея еще маленькая, у нее даже зубов нет, – потом после паузы тихо добавил: – Наверное…
Обыскав всё судно, змею так и не нашли.
Через несколько дней мы подошли к «Железным воротам». Это огромная бетонная плотина высотой 40 метров, которую поставили югославы и румыны между двумя своими горами, чтобы перегородить путь Дунаю. Выше плотины образовалось огромное водохранилище размером с Ужгородский район. Мощная гидроэлектростанция снабжает электричеством и Румынию, и теперь Сербию. Чтобы проехать дальше, нам надо было пройти через шлюз. Шлюзование – опасный и интересный процесс. Опытные речники делали это уже сотни раз, и мы прошли шлюз без проблем. После выхода из шлюза выше плотины пришвартовались к аванпорту для прохождения иммиграционных формальностей. Сербские пограничники уже были у борта.
Я стоял на корме и рассматривал плотину. Вдруг услышал, что меня громко позвал матрос, с которым я живу в одной каюте. Я подошел к нему и спросил, что случилось. Он спокойно стоял в проходе и чего-то ждал. Я посмотрел по сторонам. Пограничники уже были на борту и подходили к двери в надстройку. Другие матросы возились со швартовными концами и поглядывали на нас.
– Ты никогда еще в шлюзе не был? – спросил меня матрос.
– Нет.
– А в Железных воротах?
– Тоже нет.
– Я хотел тебе одну вещь сказать, ну да ладно…
– А что случилось? – спрашиваю я.
В этот момент на меня с верхней палубы выливают ведро воды, и со всех сторон слышится громкий смех и аплодисменты. Даже повариху предупредили, чтобы она вышла посмотреть, как меня обольют.
Я, разумеется, не понимаю, в чем дело. Матрос сказал, что меня ждут в судовом офисе. Весь мокрый я зашел в офис. Там уже были капитан, старпом и еще несколько членов экипажа.
Капитан меня торжественно поздравил с прохождением первого шлюза и вручил огромный очень красивый диплом. Потом все по очереди пожали мне руку. После этого повариха на подносе поднесла мне рюмку водки и несколько долек лимона с сахаром. Я стою в шоке, смотрю на всех по очереди. Они ждут. И я жду. Тогда Иван Иванович мне объясняет, что по традиции прохождение первого шлюза надо отметить, и я теперь должен выпить рюмку водки. Я выпил, съел лимон, сказал всем спасибо и, как зачарованный, с дипломом пошел переодеваться в сухую одежду. В коридоре пограничники дождались, пока закончится поздравление, и одобрительно похлопали меня по плечу.
Минут через пять матрос опять меня позвал в офис и сказал, что пограничники хотят сверить наши лица с фотографиями в паспортах.
Я осторожно, оглядываясь по сторонам, пошел за ним, но больше уже ничего не произошло, и я дошел до офиса сухим.
Лица сверял молодой парень в форме, может быть, даже младше меня. Когда настала моя очередь, я зашел в офис и этот парень прочитал в моем паспорте вслух по слогам слово «прак-ти-кант». Все пограничники начали улыбаться. Потом старший объяснил нам, что этот молодой тоже практикант и «Новосибирск» у него самое первое судно в жизни.
Не буду описывать дальнейшие приготовления. Все закончилось тем, что благодаря совместным усилиям украинского экипажа и одного сербского пограничника, этого практиканта тоже облили водой из ведра, когда он выходил из надстройки.
Я до сих пор удивляюсь, каким мальчишеским чувством юмора надо обладать, чтоб в иностранном порту облить представителя власти во время официальной проверки судна!
Через пару дней после «Железных ворот» третий помощник предупредил меня, что сегодня после обеда мы будем проходить город Вуковар. Это очень интересное место, и он убедительно советовал мне его посмотреть. К тому времени мы прошли уже много красивых придунайских городов, и я не представлял, что необыкновенное еще меня ожидает? Тем не менее, после обеда я взял фотоаппарат и вышел на палубу.
…Вуковар я запомнил на всю жизнь. Это Сталинград югославской войны. От города не осталось камня на камне. Мы около часа шли вдоль развалин. Кое-где возвышалось несколько обожженных стен от пятиэтажек с дырами от ракет и снарядов. С трудом угадывались бывшие школы, детские сады и магазины. Город был полностью уничтожен войной. Я никогда раньше не был в таких местах. И от Вуковара осталось очень тяжелое впечатление.
Потихоньку мы проехали Вуковар, Югославию, Венгрию и добрались до Словакии, где в городке Комарно у Дунайского пароходства есть свой большой двухэтажный офис с видом на реку. Перед офисом на якоре было около десяти таких же составов, как наш. Мы поставили свой состав там же на якорь и потом полтора месяца возили по две баржи в Австрию. Сначала отвезли свои баржи, а потом принялись за другие.
Когда время плавпрактики подошло к концу, я не стал ждать, пока мой буксир вернется в Измаил. Капитан и директор словацкого отделения Дунайского пароходства разрешили мне уехать с судна за свой счет.
Я собрал вещи, перешел мост через Дунай, оказался в венгерском поселке Комаром и на электричках с пересадкой в Будапеште за десять часов добрался до Ужгорода.
Дунайская плавпрактика была очень интересной, но я окончательно решил не возвращаться на реку.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
