Текст книги "Львиное логово"

– Что же ему предложить? – задумался царь.

– Предложим ему оба иудейских царства. Если он соберет земли, которые раньше были едиными и установит там власть бога Яхве, то будет велик, как Шломо. Тот умер всего сто пятьдесят лет назад, и лучшего царя у иудеев не было. Большого ума был мужчина. Думаю, он согласится, – задумчиво сказал Нибиру-Унташ.

Макс с большим трудом догадался, что Шломо – это Соломон. Все-таки к нам это имя дошло через множество языков.

– А что, и правда Израиль таким великим царством был? А Шломо был так мудр? – заинтересовался Макс. Все-таки, царь Соломон был раскрученным персонажем.

– Да врут больше, – пожал плечами Нибиру-Унташ. – Я старые записи посмотрел перед нашей встречей. Их Иерусалим еще недавно дыра дырой был, туда люди после ассирийских походов на Северное Царство набежали. Дамаск, Тир или Геф куда больше были. А Шломо – это почти сказочный персонаж. Разговоров – на талант золота, а правды – и на сикль серебра нет. Иудеи – люди с большой фантазией. Но при Шломо там и впрямь довольно неплохо было, да потом сын, полный дурак, все отцовские труды похоронил. Честно говоря, если бы не нужно было к этой встрече подготовиться, я всего этого и не знал бы. Иудея – редкостное захолустье, кому ее история интересна?

– Ну и как мы его заставим на ассирийские гарнизоны напасть? – удивился царь.

– А мы слух пустим, что готовимся в поход на Шумерские земли выйти, вот Синаххериб и не посмеет войска увести, – заявил Пророк.

– А мы пойдем на Шумер? – заинтересовался Ахемен и сам себе ответил: – Не пойдем. И войска по домам будут сидеть. Так, движение на границе обозначим. Но слух пустим.

– Ты совершенно прав, брат. Харраш, у тебя есть ассирийские шпионы, за которыми ты приглядываешь? – спросил Макс.

– Да, Великий, – бывший ростовщик склонился в поклоне.

– Ты знаешь, кто из наших писцов на них работает?

– Знаю, Великий.

– Как? У меня под боком предатель? Тут? Во дворце? Почему не казнен? – возмутился царь.

– Харраш, объясни, – устало сказал Пророк.

– Повелитель, мы можем казнить изменника, но шпионы найдут нового. А этому мы можем подсовывать те сведения, которые должны попасть к ассирийцам, к важным вопросам мы его не допускаем.

– Ага, – задумался царь, – толково. Значит, вы даете всякую ерунду предателю, а тот ее передает ассирийцам? – и царь гулко захохотал.

– Да, повелитель, – с непроницаемым лицом ответил Умножающий доходы.

– Тогда ладно, пусть живет. Дозволяю. Покажете его мне?

– Не покажем, – опередил Пророк Харраша.

– Почему это? – обиделся царь.

– Ты человек прямой и честный, брат. Начнешь на него пристально смотреть, или еще как-то себя выдашь. Предатели, они как лань, трепетные. Почует и сбежит.

– Ну ладно, – насупился царь, – демоны с вами. Не хотите говорить, не надо. На казнь-то хоть позовете?

– На казнь позовем, – хором ответили Пророк и Харраш.

глава шестая, где описаны изменения, произошедшие с того времени, как власть переменилась

Коронные земли. Окрестности Аншана. Год 692 до Р.Х.

Набишту, староста сельского округа, подчиняющегося азату центральной провинции, с изумлением наблюдал, как новый плуг, который они получили, выворачивает толстенные пласты земли. Крестьяне его родной деревни испытывали схожие чувства. Еще недавно они ковыряли землю сохой и деревянной мотыгой, окованной бронзой. А тут одна упряжка быков работала так, как раньше работали две. А ведь это еще не все. С плугом в комплекте шла тяжелая борона, которая укрывала посеянные зерна и делала землю мягкой, как пух. Дивные дела творились на свете.

Унылая и беспросветная жизнь храмовых арендаторов изменилась очень резко и понеслась вскачь, как только местный князь совершил красивый полет со стены, окропив мозгами каменистую землю. Сначала куда-то исчезли ненасытные жрецы, столетиями тянувшие жилы из местных крестьян. По слухам, в соседней деревне, где земля принадлежала мелкому помещику, произошло то же самое. Власть просто куда-то пропала. Знающие люди говорили, что у знати отобрали землю, а их самих убили. А вот жрецы, как люди грамотные, стали писцами, учителями и дознавателями. Хотя большая часть сбежала в Сузы, опять же по слухам. И вот вместо этого сонмища кровопийц, самым лютым из которых был разорванный быками хранитель зерна Римуш, появился один-единственный перс, скромно одетый, но на дорогом коне. Он вызвал к себе старост и объяснил, как теперь будет строиться их жизнь. Крестьянин подчиняется старосте, староста – азату, а тот – лично персидскому князю. Все. Ставка налога осталась прежней – половина урожая, а для последователей Ахурамазды – четверть. Старосты, услышав про такие послабления, не на шутку воспылали. Мыслимо ли, четверть урожая в домах останется. Это же теперь крестьянин иногда есть досыта будет, да по весне малые дети перестанут от голода умирать. Дальше началось еще веселее. Тем округам, что новые каналы копали и залежные земли распахивали, еще меньше налоги делали. Крестьяне посмеивались. Вот глупцы! Они, крестьяне, себе больше земель взяли, а им еще и налог уменьшили. На новые земли посадили старших сыновей, которые тут же себе жен взяли. И только осенью, отчитываясь окружному писцу, в котором с изумлением узнал одного из храмовых жрецов, Набишту увидел, что зерна он сдал даже больше, чем обычно. Ну и кто тут глупец оказался?

Вскоре как-то неожиданно исчезли лихие люди. Просто постепенно перестали воровать, грабить и насиловать. Набишту сметливым крестьянским умом, сопоставив известные ему факты, понял, что плохие люди просто стали заканчиваться. Об этом говорили кресты, на которых сохли разбойники, промышлявшие нападениями на караваны. А в самом Аншане, говорят, за стеной регулярно пополнялась яма, куда кидали всяких негодяев, недостойных быть отданными хищным птицам. Сиятельный Хутран, которым в Аншане пугали взрослых мужчин, в глазах добропорядочного селянина был абсолютным благом. Набишту не слышал, чтобы кого-то осудили неправедно, или обидели чью-то дочь, или воин взял чужую овцу. Жизнь стала спокойной и очень безопасной. Азат, руководивший провинцией, был прост и доступен, сам из простых воинов выслужился. Любой староста мог зайти и пожаловаться, и тот терпеливо слушал. Да что там староста! Набишту своими глазами видел, как азат заговорил с крестьянином, и даже пошутил. Сказал бы кто раньше, ни в жисть бы не поверил. От таких изменений голова пошла кругом. Но самое невероятное началось на третий год нового царствования. Крестьяне их деревни впервые столкнулись с незнакомой доселе проблемой – у них возникли излишки ячменя. И это стало бедой похлеще неурожая, потому что неурожай крестьяне видели, а лишнего зерна в своих закромах – никогда. На сходе селян, пришедших для обсуждения внезапно свалившейся на голову напасти, чуть не дошло до драки. Выдвигались идеи одна безумнее другой. Один недалекий умом бобыль даже предложил отвезти лишнее зерно на рынок и продать. Это ж надо! Да испокон веков крестьянин зерно не продавал, у него излишки просто отбирали. И старосты, утомленные новой бедой, потянулись за советом к азату. Тот долго не думал, и заявил, что излишки выкупит казна по твердой цене, чем привел старост в смятение. Зерно потянулось в Аншан, в знакомое до боли храмовое хранилище. Старосты посмеивались над собой. Как дети, право! Да лучше бы жрали это зерно, пока из ушей не полезло бы. А так лишились его по своей глупости. Однако через неделю каждого вызвал азат и вручил по тяжелому кошелю с серебряными сиклями, теми, на которых лучник. На подгибающихся ногах ушли старосты в свои деревни, чтобы показать односельчанам, какое оно серебро-то. Ибо не мог крестьянин-арендатор своими глазами серебра видеть, да еще и в руках держать, ну никак не мог. От сотворения мира такого не бывало.

Выдал Набишту каждому мужику в своем округе по четверть сикля и пять медных монет, и тут началось. Кто овцу купил, кто мотыгу новую, а кто и бусы своей бабе, которая в своей жизни не то, что бус не имела, слова доброго не слышала. И началась совсем другая жизнь. Мужики, что с ленцой земельку пахали, лишь бы поесть хватило, начали эту самую землю зубами грызть. Жили-то общиной. Работаешь – голодаешь, и не работаешь – голодаешь. А тут староста серебро раздает. Да, видно скоро небо на землю рухнет.

Купцы смекнули про новые реалии и потянулись по деревням с телегами, где битком разного товара было. И платки, и туники, и сандалии крепкие, и мотыги целиком бронзовые. В общем, роскошь такая, какую в нищей деревне и не видели никогда. И платили крестьяне твердой монетой, важничая, а купчишка-то в глаза умильно заглядывает и бедолагу-крестьянина почтенным величает. Это крестьянина-общинника, на которого он раньше, как на грязь под ногтями смотрел! После этого распоследние лентяи за ум взялись, и работать начали. Потому что старосты осмелели и стали грозить, что лодырей с земли погонят, вон сколько мальчишек подрастает на хороших-то харчах. Не хочешь на земле работать – в город иди, подсобником к мастерам. Как-то внезапно рабочие руки понадобились кирпичникам и кузнецам, кожевенникам и ткачам, да вообще всем. Людям и невдомек было, что серебро и золото, что в храмах кучами лежало, теперь в оборот пошло и всем им новую работу дает. Где мастер за день один платок продавал, теперь стал три продавать, да еще и цену скидывал, потому что сосед рядом тоже платки продает. А с тех трех платков тот мастер все равно куда больше зарабатывает, чем раньше с одного. И вот ведь странность, денег у людей куда как больше стало, а цены вниз поползли. Чудо, да и только.

Увидев новый плуг и борону, понял Набишту, что теперь еще больше зерна будет, и стал договариваться с купцами, чтобы на осень готовили баранов в обмен на зерно. Они, крестьяне, теперь по праздникам мясо есть будут. Так вот!

Дур-Унташ. Вторая сатрапия Персидского царства. Год 692 до Р.Х., месяц ташриту.

Великий завоеватель, древний царь Элама Унташ-Напириша, был не только великим, но и очень скромным. А потому новый город назвал в свою честь – Дур-Унташ. Дур – это город на тогдашнем диалекте означало. Был Унташ-Напириша не только великим и скромным, но еще и очень завистливым, а потому решил построить зиккурат, какого в тех краях еще не видали. Чтобы у всех соседей кровь из глаз брызнула. Чтобы всякие князьки из Аншана, Кимаша, Симаша и Айяпура, которые регулярно пытались от эламских царей отложиться, даже и думать о таком не смели, на подобную красоту глядючи. Знал бы Унташ-Напириша, что его проект будет единственным зиккуратом, что до двадцать первого века доживет, то еще больше бы возгордился. Но он этого не узнал, потому что помер. Храм был построен и посвящен Иншушинаку, главному богу столичных Суз, а вокруг него, как водится, разросся город, который обслуживал немалое храмовое хозяйство. И теперь в этот город тянулись жрецы со всего Двуречья, привлеченные неслыханными условиями. Мыслимо ли дело, в каждом городе будут их труды, да еще и с указанием имени автора. Любой ученый тщеславен, а жрец из захудалого рода, да еще и непонятый современниками, тщеславен вдвойне. И такой чудак будет лезть из кожи вон, чтобы доказать жирным глупцам, чьи предки тысячелетиями были настоятелями крупных храмов, что он куда лучше, чем они. Как правило, такие старания пропадали втуне, а у ученых потухали глаза. И так было столетиями, пока к ним не начали подходить странные люди со странными речами. Будто бы в захолустном Дур-Унташе теперь собирают лучшие умы Вавилонии и Шумера, и будут они под покровительством великого бога Иншушинака заниматься поиском смыслов и общаться с такими же, как они сами, высокоумными чудаками. И кормить обещали регулярно, что немаловажно. Сначала один решился, потом другой. А вскоре странные люди стали с письмами от смелых счастливцев приходить. Смотри, мол известный тебе Анн-цилли-Мардук поклон шлет и письмо про свою новую счастливую жизнь. И превратились тонкие ручейки в полноводные реки. Принял Дур-Унташ две сотни лучших умов и затворил свои двери. Даже стали отворот-поворот давать тем, кто без приглашения пришел.

И вот в пятый день месяца ташриту в Дур-Унташ прибыл Пророк нового бога, который, оказывается, всеми старыми богами одновременно оказался. Пророк был обычного роста, лишь высокая золоченая шапка его выше делала.

И правда, не человек он, – шептались ученые мужи, собранные в специально построенном для этих целей амфитеатре. На фоне иссиня-черных брюнетов, проживающих в данной местности, голубоглазый блондин смотрел крайне чужеродно.

– Итак, мудрейшие! – начал пророк. – Я собрал тут всех людей, для которых познание превыше всего. Не древний род, не богатство, и не способность вылизывать начальственный зад. – В амфитеатре прошел одобрительный шум. – Ваша жизнь изменилась, и вместе нам придётся поменять жизнь государства, ибо ему мы служим. Не будет крепкого государства, и снова придут кутии и луллубеи, что разрушили Аккадское царство, или дикие саки, после которых даже трава сто лет не растет. Я расскажу об изменениях, которые произойдут немедленно.

Во-первых, письменность переходит на арамейское письмо. – Зал возмущенно зашумел. Пророк поднял руку. – Я поясню. Невозможно на глиняной табличке написать обширный текст. Разве хотите вы быть стеснены рамками глиняной таблицы? Сколько их нужно, чтобы выразить мысль и обосновать ее. – Тут зал затих, ученые мужи оценили перспективы. – Казна начинает закупки папируса в Египте. Особо важные тексты будут написаны на выделанной коже. – Макс не знал, что в нашей реальности персы сделали то же самое, но намного позже, потому что клинопись была актуальна только для Двуречья, а Империя расширялась во все стороны со скоростью пожара.

Во-вторых, – тут много ученых мужей, сведущих в тонкостях календаря и наблюдением за звездами. В нашем государстве будет новый календарь. В году будет не триста шестьдесят дней, а триста шестьдесят пять. Вставного месяца не будет, будет вставной день каждые четыре года.

В зале началась форменная истерика.

– Это кощунство! Календарь дал нам бог Энки!

– Да правильно все. Ты же сам знаешь, что дней триста шестьдесят пять. Умничали только, когда решали, куда лишние дни сунуть.

– Нельзя так делать! Священное число, кратно шестидесяти! Никак нельзя.

– От того, что оно кратно, количество дней не изменится. Пророк дело говорит.

Дело дошло до потасовок, а Макс ударил молоточком в бронзовый гонг. Видно, догадывался, чем обычно ученые собрания заканчиваются.

– Мудрейшие, это не обсуждается! Календарь будет изменен, и точка. Далее, переходим к следующему важному вопросу. Итак, Земля – шар, Солнце – это звезда, вокруг которой вращается наша Земля. Звёзды – это маленькие Солнца, вокруг которых вращаются подобия нашей Земли. – И предвидя то, что сейчас начнется, достал бронзовый рупор и проорал: – Молчать! Все возражения потом! Лахму, завози модель.

Смущенно улыбающийся инженер завез на колесах бронзовую модель Солнечной системы, а за ней – вторую, которая представляла собой Землю и Луну, освещаемые фонарем и системой зеркал. Лахму начал крутить рукоять, и Земля с Луной начали вращаться, имитируя смену дня и ночи, и фазы лунного цикла. Макс беспардонно украл идею из планетария, куда водила его в детстве мама.

Амфитеатр замолчал, осмысливая увиденное. Драки прекратились, а к ученым мужам, которые и впрямь имели аналитический ум, стало приходить осознание.

– Как все просто, – простонал пожилой жрец из храма Набу в Борсиппе. – Я же мог сам догадаться!

– Да быть не может! – неуверенно сказал его сосед. – Все мудрецы древности писали, что земля есть огромная гора на плоском основании.

– Тупица, смотри! Это же все объясняет!

– Мудрейшие, все дискуссии на эту тему потом, без меня! – заявил Пророк. – У вас впереди вечность!

– Простите, Великий! – Встал один из жрецов. – Вы уже перевернули мир, в котором мы жили, и никто не сомневается в вашей необыкновенной мудрости. Но скажите, ради всех богов, что за огромные острова на вашей Земле и где тут находимся мы?

– Это как раз просто, мудрейшие. Карту нашего мира мне явил сам Ахурамазда во сне. Есть еще много земель, которые неизвестны здесь, в Двуречье, и они останутся неизвестны еще очень долго, потому что находятся в месяцах пути по морю.

– Немыслимо! – прошептал жрец. – Наш Вавилон, пуп Земли, на самом деле песчинка во Вселенной! Как же мы все ошибались.

– Сколько всего неизведанного, – вторил ему другой, – а я ведь говорил этой жирной жабе, настоятелю, что не вся мудрость в древних таблицах. Мы и сами можем совершить то, что не смогли предки.

– Да, мудрейшие, вы сможете сделать шаг в вечность! – разливался соловьем Макс. – И те, кто сделает что-то великое, будет прославлен в веках. Его бюсты высекут из камня, а его труды будут лежать в библиотеках, хранилищах книг, и их смогут читать те, кто тянется к знаниям.

Жрецы внимали. Им, по большому счету, именно это и было нужно. Признание коллег, этих ничтожных глупцов, и слава в веках.

– А теперь я покажу, как будут выглядеть самые значимые труды. Это безумно дорого, поэтому таких будет выпускаться скажем, десять в год, по пятьдесят экземпляров. Лахму, принеси!

Инженер принес переплетенный в тисненую кожу фолиант толщиной в два пальца. Пророк раскрыл его, и изумленным ученым предстал сборник сказок с картинками. Зал ахнул.

– А что? – невинно спросил Пророк. – Мои дети любят сказки, а жена любит их им читать. Я небедный человек, могу же я себе позволить такую малость?

– Малость? – чуть не завизжали жрецы. – Сказки, написанные на тончайшей коже? Жена, которая умеет читать? Картины, написанные на каждом листе? Это, по-вашему, малость?

– Я вам больше того скажу – улыбнулся Пророк, – наши писцы и художники сделали уже больше ста таких книг, и они все куплены. Половину расхватали в Сузах, другая половина ушла в Вавилон и Шумерские города. Скажу по секрету, покупают даже те, кто читать не умеет, просто картинки рассматривают. Теперь богатый дом, в которой такой книги нет, уже не таким богатым считается. У нас очередь на полгода вперед. Некоторые золотую отделку обложки заказывают.

– Сколько же это обошлось? – благоговейно спросили жрецы. – Это же немыслимо дорого.

– Да, – поморщился Пророк. – Пока она стоит вполовину от своего веса в серебре, но вы будете работать над этим. Эта книга расписана вручную, но если сделать оттиск на доске и сильно придавить его к листу, то будет гораздо дешевле и быстрее.

– Но ведь так можно и буквы выдавить, – несмело сказал молоденький тонкошеий жрец, обалдевший от собственной смелости.

– Молодец! – сказал Пророк. – Только на пергаменте печатать не получится, нужно другой материал сделать. Вот ты этим и займешься. Лахму выдаст необходимое.

Армейское правило, по которому инициатива наказуема исполнением, работала безукоризненно во все времена. Но юный жрец от этого был безумно счастлив. Он, мальчишка из захудалого жреческого рода, которому ни хрена в этой жизни до этого не светило, мог теперь творить. А Пророк вышел из высокого собрания, которое, наконец, перешло к ругани и дракам высокоинтеллектуальной дискуссии, и вытер пот со лба. Научные знания стремительно заканчивались, и с этим надо было что-то делать.

глава седьмая, где царь четырех сторон света гневается, а жрецы Вавилона пугаются

Каркемиш, центр одноименной провинции, Ассирия. Год 692 до Р.Х., месяц ташриту.

Великий Царь Синаххериб, повелитель мира, въезжал на своей колеснице в один из крупнейших городов Империи – Каркемиш. Город был расположен на одном из самых удобных бродов через могучий Евфрат, и богател от торговли. Все караваны, что шли в Вавилон или Сирию, останавливались тут. Народы моря, разгромившие могущественное Хеттское царство, где жили истинные львы войны, не пощадили и этот дальний угол великой страны. Но волны завоевателей, катившихся по Ближнему Востоку, тут уже слабели. Город ожил. Царство Хатти, ставшее бледной тенью хеттской державы, просуществовало четыре сотни лет, пока окончательно не было завоевано Саргоном вторым. Но и сейчас Великий царь дивился, глядя на гигантские камни, из которых были сложены крепостные стены, храмы и дворцы. Город был богато украшен барельефами, что одновременно напоминали и Двуречье, и Египет. Плоские фигуры, строго повернутые в сторону, как на каменных изваяниях Фив, были в высоких головных уборах, подобные которым носили ассирийцы. Да и густые волосы и бороды не оставляли сомнений, что это все же не Египет с их париками на лысых головах и приклеенными жидкими бороденками. Надписи на стенах ничуть не напоминали шумерскую клинопись и арамейское письмо. Лувийцы, проживавшие тут, писали странными рисунками, как египтяне, и свита царя с любопытством разглядывала руки, козлиные головы, рыб и птиц, заменяющие нормальную письменность этому древнему народу. Город благоденствовал под сенью великих царей, потому что не знал разорения войной. Тяжкая дань с лихвой окупалась спокойствием и миром. Жрицы богини плодородия Кубабы, что не отличалась ни на волос от вавилонской Иштар, эламской Великой Матери или финикийской Ашират, были одеты в длинные льняные платья и высокие клобуки, покрытые платками, закрывающими спину. Они встречали Великого царя, усыпая его путь зерном в знак того, что сама Богиня благословляет его путь.

Великий царь с каменным лицом, заострившимся от невзгод, что свалились на его царство, проследовал в отведенный ему дворец и вызвал наместника.

Начальник области Каркемиш Нин-Ашшур был евнухом, как и большинство наместников любой империи. Почему-то независимо друг от друга властители Ассирии, Византии и Китая пришли к выводу, что раз человек лишен плотских страстей и наследников, то он будет служить повелителю и не будет воровать.

Да щаз! Ошибались все. Свет не видывал таких кровососов и хапуг, какими были евнухи. Ибо только золото и власть могли радовать их искалеченные тела и души. Они гребли под себя все, невзирая на мольбы, потому что их сердца, лишенные любви, были подобны камню. И все-таки, определённая польза от них была. Великие императоры опасались влияния родовой воинской аристократии и делали из ученых евнухов противовес безграмотным воякам. Да и после смерти такого богача, который всю жизнь грабил все, до чего мог дотянуться, наследником становился правитель, а не многочисленная хищная родня. Так что упрекать в глупости императоров древности как минимум неосторожно, люди они были весьма умные.

Нин-Ашшур раболепно склонился перед повелителем, и начал доклад:

– Величайший, я вынужден рассказать о делах, что творятся в южных областях царства. Их наместники тоже тут, потому что вынуждены были бежать. Области Меггидо, Самария и Гилеад захвачены иудейским князьком, который в безумии своем бросил вызов нашей державе.

Провинции Ашдод и Дор держатся, но больше потому, что жители не хотят отвращаться от старых богов. Езекия довольно ревностно почитает божка Яхве, которого считает единым, и рушит храмы Баала и Иштар. Наши гарнизоны выбиты, повелитель, и уже идут разговоры среди сирийских князей, они сомневаются, сильны ли мы по-прежнему, раз спускаем такое. Наместники Сидона и Дамаска тоже весьма обеспокоены, государь.

Великий царь задумался. Ничтожество, чьих дочерей он познал на ложе и отдал своим рабсакам, восстало. Что привело к этому? Почему мелкий князек, чей город устоял только из-за болезни, выкосившей половину его войска, так осмелел? Что же он, великий царь, упускает в этой картине? Единый бог, единый бог, что же крутится в голове этот единый бог? Вспышка прозрения привела великого царя в ярость.

– Абаракку сюда!

Высший придворный чин Империи, помня судьбу предшественника, стал перед повелителем, ни жив, ни мертв. У великого царя очень скверно работала процедура увольнения. Ни двухнедельной отработки, ни компенсации отпуска, ни выходного пособия для уходящих на пенсию придворных, ничего этого не было. А вот получить тупой кол в задницу, для самого нерасторопного было раз плюнуть. И вот сейчас Великий Царь был в ярости.

– Скажи, Абаракку, ты не находишь странным, что иудей, почитающий единого бога, восстал против нас именно сейчас, когда нам нужно сокрушить персов? – прошипел Синаххериб.

– Но, повелитель, там каждый новый царь то вводит единобожие, то снова молится идолам Баала. Отец Езекии почитал древних богов, а сын почитает Яхве. Там, в этой Иудее, каждый десятый-пророк, и каждый второй – проповедник. Очень беспокойные люди, государь. Всё ищут своего бога, и не могут найти.

– А кто у нас еще почитает единого бога, скажи мне?

– Персы, повелитель, – трясущимися губами произнес Абаракку, бледнея на глазах.

– И у тебя, который должен вставать утром и ложиться спать ночью с мыслью об этих пастухах, не возникло мысли, что это совпадение не случайно?

– Конечно, возникло, повелитель, мы ищем связь, – врал на ходу чиновник.

– Государь, гонец от вашего великого сына Ашшур-надин-шуми, – зашел Глашатай Царя.

– Зови, – коротко ответил Синаххериб.

В зал вошел гонец и упал на колени.

– Великий государь! Ваш смиренный сын Ашшур-надин-шуми выражает свое глубокое почтение и преданность. Он сообщает, что во вверенном ему Вавилонском царстве все спокойно, и все благословляют Ваше имя. Земля дает хорошие урожаи, налоги собираются в полном объеме, а люди почитают богов. Но шпионы сообщают, что вскоре персы большими силами перейдут Тигр и пойдут на Ур, Урук, Лагаш и Эриду. Весь юг в опасности. Халдеи снова зашевелились, узнав такую новость, а в Вавилоне ждут, что предпримет Великий Царь для защиты своих городов.

– Вот видишь, – почти ласково сказал Синаххериб, – ты искал связь, а я ее нашел за тебя. Стража! Взять его!

Вавилон. Храм Мардука. В то же время.

Аткаль-ан-Мардук, верховый жрец храма Мардука, главного бога Вавилона, был в ужасе. Новости, что передали ему шпионы, были весьма неутешительны. Персы планируют перейти Тигр и занять города южного Шумера. Еще лет пять назад он посмеялся бы над этим, но после того, как нищие горцы отобрали у всемогущей Ассирии восточные провинции и вассальную Манну, эти новости уже не казались смешными. А уж резня, в которой погибли жрецы Суз почти поголовно, ясно дала понять всем служителям богов, что их ждет впереди. В лучшем случае – нищета и изгнание, в худшем – смерть на бронзовом крюке. Нет, только не это. Не для того его великие предки держали в кулаке эту землю, чтобы какие-то пастухи все пустили прахом. Жрец потирал жирный подбородок, а изощренный ум работал изо всех сил.

Его личные покои поражали великолепием. Облицованные стены были покрыты тончайшими тканями с вытканными на них цветами и птицами. Мебель покоряла изящной резьбой, а светильники – прихотливыми орнаментами. Служитель Великого Бога ел изысканные яства, пил самые тонкие вина, и имел гарем, которому позавидовали бы иные цари. Да и почему нет? Тысячелетиями храмы собирали налоги, а не платили их. Огромные жертвы обогащали жрецов, и еще ни один судья не вынес решения против, если была тяжба с храмом. Последние две тысячи лет Храм собирал богатства. Конечно, бывали плохие времена. То амореи разграбят город, то эламский царь Шутрук-Наххунте. Не то ничтожество, что недавно задушили евнухи, а великий древний царь-завоеватель, суровый и отважный боец, лично водивший колесницу в бою. Хотя, по слухам, новый эламский царь тоже отважный боец. Тьфу, опять эти персы в голову лезут.

Все те перемены, что произошли на востоке, не остались без внимания Аткаль-ан-Мардука. У него в голове сложилась вполне стройная система власти в новом царстве.

Во-первых, царь Ахемен. Могучий воин, которого обожают воины. Боец, каких мало. После его речей воины бесстрашно идут на врага, зная, что он не прячется за их спины. Прямой и честный, до тошноты. Имеет кучу жен и детей, которым уже и счет потерял.

Во-вторых, Нибиру-Унташ-Лагамар, бывший настоятель провинциального храма, ставший первосвященником царства. Образован, не жаден, жена умерла, детей у него нет. Любит власть, и ее у него предостаточно. Очень умен и опасен.

В-третьих, Хумбан-Ундаш и Камбис, неукротимые бойцы, полководцы, изощренные в военных хитростях. Воевали сначала друг против друга, а потом вместе во всех битвах. Не расстаются, не завидуют друг другу. Почти как братья.

В-четвертых, хазарапат Хидалу. Мелкий писец, вознесенный волей царя на высший пост из-за своего ума и необыкновенной памяти. Предан царю, как собака, знает, кому обязан своим положением.

В-пятых, Хутран. Вечно хмурое отродье преисподней, вызывающий ужас у воров и грабителей. Не женат, равнодушен к деньгам. Имеет свое понимание о справедливости и законе, и выбивает зло из людей в буквально смысле, палицей по голове. Навел в царстве такой порядок, что там не знают, что такое воровство, грабежи и взятки. Чудовище, а не человек.

В-шестых, Харраш. Бывший ростовщик, которого пощадили, когда остальных казнили лютой смертью. Ведет все финансовые операции казны. Мыслимо ли дело, ростовщиком выступает сам царь, и процент держит весьма умеренный. Харраш зарабатывает для царя больше, чем тот получает от военных походов.

И наконец, в-седьмых, Пророк единого бога. Священная цифра семь. Вот корень зла и источник всех проблем. Это его изощренные хитрости позволили победить куда более сильных врагов. Это его идеи легли в основу новой религии, адепты которой бродят по всем дорогам, сбивая паству с пути истинного. Это он превратил сонное захолустье в процветающий край. Не Ахемен же, который был обычным неграмотным сотником, все это сотворил. Нет, вот оно, абсолютное зло, которое нужно победить. Но как? Он живет в крепости под серьезной охраной. По сведениям, полученным у подвыпившего строителя, под его поместьем ловушки и лабиринты. Сам он отличный боец, ежедневно упражняется с одним из лучших мастеров копейного боя. Одна жена, трое детей. Гарема нет. Стоп. Одна жена, нет наложниц. Почему? Слаб по мужской части? Не похоже, он еще молод. А если? Да нет, быть того не может… Нужно уточнить… может получиться.

Город Бандар. Вторая сатрапия Персидского Царства. В то же время.

Малх-Мореход смотрел на раскинувшийся перед ним порт города Бандар, будущие морские ворота Персидского Царства. Правда, порт существовал пока только в виде чертежа, что он согласовал с хазаропатом. По некоторым намекам он понял, что чертеж смотрел сам великий царь и Пророк, и одобрили его. По замыслу Малха естественная гавань, в которой было решено построить новый город, должна была быть перекрыта дополнительным молом, который почти превращал ее в озеро. Пролив шириной в двести шагов был вполне достаточен для прохода кораблей. Мол шел вдоль естественной песчаной косы таким образом, что парусники проходили через коридор, который двумя параллельными стенами ограждал порт от морских волн. А уже на берегу будут построены каменные причалы, склады, таверны, гостиницы, помещения для начальника, стражников, таможни и писцов. Затея была грандиозная. Малх, выросший в Сидоне, и часто бывавший в Тире и Карфагене, хотел превзойти эти прославленные города, благо ему никто не мешал. Соединить Синд с городами Двуречья и Египта было задачей, достойной полубога, а тут еще и деньги платили. Малх как-то сам себе признался, что если бы он знал, что ему придется строить, то согласился бы работать просто за еду. Ведь тот, кто совершит такое, будет прославлен в веках.