Текст книги "Красный город. Певец-2"

Глава вторая. Серьёзное дело

– Так кого ловить будем? – спросил Бидол, когда вся компания добралась до Бархатного Бугра.

– Я думал, ты сам догадался, – дипломатично сказал Манор, ухмыльнувшись в сторону.

– Это ты о чём?

– Сам посуди: будет ли человек гадить там, где живёт?

– Если дурак, то будет. У меня такой сосед, что к нему во двор заходить страшно. Вонь, мусор везде…

– Так он просто дурак, наверное?

– Ясное дело, дурак, коли дом свой так запустил! Впрочем, и жёнка его такая же!

– Дураков мы в расчёт не берём. А вот коли умный попадётся? И ему-то, умному, захочется пакость ближнему содеять?

Бидол осклабился.

– Ты спрашиваешь! Я вот, когда грабли для хозяйства искал, а деньжат на тот момент не было, пошёл на другой конец города. Если уж брать взаймы, то подальше от себя.

– Взаймы?

– А что, думаешь, не верну?

– Да нет, ты прав, конечно, – торопливо ответил Манор, которому вовсе не хотелось обсуждать похождения жадного и глупого горожанина. – Я о чём толкую: на одних улицах прилавки переворачивали да окна били, а на других всё тихо-спокойно было.

– Почему?

– Да ясно же! В одних местах буянят, а в других – сами живут.

Бидол даже остановился, чтобы обдумать эту мысль. Манор выждал некоторое время и продолжил:

– И вот теперь мы можем пойти туда, где живут эти зачинщики. Одного я точно знаю.

– Пойти и поймать! Это я и сам понял сразу! – сказал горожанин, однако тут же насторожился: – А почему ты сам их не изловишь? Или ты хочешь, чтобы мы всю грязную работёнку сделали, а потом ты первым начнёшь кричать «стража»?

– Да что ты, что ты! – даже испугался Манор. – Из меня же вояка никакой! Вот вы – герои, а я – так…

– А, тогда всё по-честному, – успокоился Бидол.

Манор заставил своих ловчих укрыться в тени раскидистого дерева, из-под густых ветвей которого было очень удобно обозревать поле предстоящего сражения. Хотя Бидол не понял, чего они ждут. Не проще ли сразу напасть на врагов короля Виллема, которые укрылись в этом домике?

– Тише! – поднёс палец к губам Манор. – А вдруг они там все до зубов вооружены? И мы так прямо к ним через забор полезем?

– А что же делать?

– У меня есть план. Надо немного подождать: вдруг из этого домика кто-нибудь выйдет. И тогда мы его схватим и разузнаем всё насчёт остальных.

– Замечательно у тебя голова варит! – восхитился Бидол, после чего растолковал замысел нетрезвым подручным.

План был одобрен.

Ждать пришлось недолго. Как и рассчитывал Манор, спаситель девушки появился на улице.

Нико не мог усидеть дома. Кто бы мог предположить, что всё так повернётся! Сначала – расставание с девушкой, которое, признать, не огорчило его. Нико достаточно уважал себя, чтобы превратиться в покорного телёнка на поводке у юной эгоистки. Затем – невероятная встреча с Ниной, образ которой не выходил у него из головы. И встреча в какой момент – среди диких криков, ломающихся прилавков и окровавленных людей!

Можно ли рассчитывать на продолжение знакомства? Не покажется ли он навязчивым?

Не зная, что предпринять, Нико просто отправился на ту самую улицу. «Погуляю там, – решил он. – Хотя бы на домик её взгляну. Сама-то вряд ли выйдет: поздно уже».

На это и делал ставку Манор, циничный слуга в том возрасте, что позволяет легко предугадывать поступки молодых безумцев, захваченных своим чувством. Ноги влюблённого спасителя должны были сами привести его на Бархатный Бугор.

– Тсс! Кто-то идёт!

– Это он? – хрипло спросил один из подручных Бидола.

– Видите, как осторожно переступает? – отвечал Манор. – Неспроста, неспроста… опасается, видать…

Кабацких пьянчужек воодушевил тот факт, что их враг опасается чего-то. Манору и Бидолу стоило немалых усилий удержать их от немедленного нападения.

– Стойте, дурни, стойте! – зашипел Бидол. – Охота вам потом гоняться за ним? Подойдёт ближе, тогда и схватим!

Нико же ничего не замечал. Он был влюблён. И смел. И робок.

Для Манора всё это было просто подарком.

– Ну, что я вам говорил! – зашептал он. – Верный королю горожанин не ходит так. Это точно заговорщик! Дело провалилось, вот он и пугается теперь каждого шороха.

Когда Нико приблизился, лихая компания вышла из тени и окружила юношу.

– А ну признавайся, сколько вас – супротивников короля Виллема! – произнёс Бидол, принимая грозный вид.

Нико, изумлённый внезапным появлением непонятных людей, на всякий случай отскочил и прижался спиной к забору.

– Ага, он точно из этих! – хрипло пробасил косоглазый крепыш, не протрезвевший за всю дорогу.

– Из кого я? – не понял Нико. – Из этих? Вы точно, ребята, меня ни с кем не спутали?

– Ты нам зубы не заговаривай! – сказал Бидол и замахнулся палкой. – Сколько вас там?

– Сколько кого и где, я не знаю, – буркнул Нико, – а вот переведаться с тобой не против, коль ты так.

И он изо всей силы ударил своей дубинкой по палке Бидола. Тот, не ожидавший нападения, взвыл от боли в пальцах.

– Ах, так? Бей его! – крикнул кто-то.

– За короля Виллема! – поддержал другой.

– И вы тоже кричите «за короля»? – не смог сдержать удивления Нико, уворачиваясь от ударов.

– Вы слышали? – торжествующе завопил Бидол. – Он сам признался! Хватай его!

Поняв, что напавшие на него настроены серьёзно, Нико перестал сдерживаться. Одному из противников он ловким ударом разбил голову, и тот, обливаясь кровью, рухнул на землю. Другого, изловчившись, ловко пнул между ног. Бедняга взвыл и начал хватать ртом воздух, надолго выйдя из строя.

Остальных сопротивление юноши только разъярило. Они действовали бестолково, однако их было четверо против одного. Как ни прыгал из стороны в сторону Нико, всё равно удары настигали его. А Бидол старался ухватить его за одежду. Каким бы ловким ни был Нико, пара грузных тел, придавивших юношу к земле, закончила бы схватку победой нападавших.

Кто знает, чем бы всё завершилось, если бы в соседних дворах не забрехали истошно собаки, а чей-то голос не закричал на всю округу: «Караул!»

Манор, смекнув, что события пошли не по его замыслу, предпочёл незаметно удалиться.

– Пускай эти дураки сами объясняют, за какого они короля, – сказал себе под нос Манор, семеня прочь. – Протрезвеют в холодной, будут умнее. Не могли с одним пареньком справиться!

Манор так спешил исчезнуть с поля битвы, что даже не увидел, как за спиной Нико внезапно отворилась калитка и чья-то рука втащила его во двор. Лязгнул запор.

– Эй, открывай! – заголосили кабацкие смутьяны.

– Открывай, всё равно тебя достанем!

В этот момент подоспела стража.

Командовавший отрядом офицер обнажил шпагу.

Бидол со товарищи возопили:

– Господин офицер, мы – законопослушные слуги короля Виллема! В этом дворе укрылся смутьян и бунтовщик!

– Ого! – воскликнул офицер. – Я уже слыхивал крики «за короля Виллема»! А ну-ка, взять их!

– Вы ошибаетесь! – испуганно закричал Бидол. – Там укрылся враг короля!

К офицеру подошёл один из стражников и что-то шепнул.

– Никакого врага там нет, – отрезал офицер, – в этом доме живёт достойный горожанин. А вот кто вы такие, мы ещё разберёмся!

– Это толстяк нас подговорил! – успел ещё крикнуть Бидол.

– Я не вижу никакого толстяка, – усмехнулся офицер. – Разве что вот этого, рыжего, – и он ткнул остриём шпаги в живот самого упитанного из пьянчужек.

Солдаты взяли пики наперевес. Бидол и остальные, видя, что дело плохо, бросили дубины и безропотно позволили связать себя.

Глава третья. Господин Боэций злословит

– Признаться честно, я не думал, что Вы влипнете в такую историю! – сказал Боэций.

– Да и я не мог предполагать, что Вы там появитесь, – отозвался Анн. – Мне казалось, что все заняты танцами.

– Что поделать, любопытство подвело! Человек, которого я очень хорошо знаю, удаляется с тем, кого я совсем не знаю. С чего бы это? Уж не потребуется ли там и третий?

– Могу признать, что Вы отнюдь не помешали.

– Не стоит благодарности. Я не люблю Мёрда. Впрочем, он платит мне тем же.

– А здесь все такие? – спросил Анн, останавливаясь у оконной ниши. Отсюда был виден весь зал.

– Вы имеете в виду Мёрда? О, люди превращаются в весьма противных особ, когда задеты их интересы!

– А часто ли они бывают задеты?

– Мёрд очень рассчитывал на должность, которую ему обещал Хоувен. И вдруг король не наделяет герцога дополнительными полномочиями, которых у него и без того предостаточно. Напротив, придумывает новую верховную должность и ставит на неё своего человека. И всё! Фьюить, новые назначения от Хоувена!

– Интересное решение.

– Виллем такой! Долго думает, а потом что-то сделает – и не ясно, как так он в выигрыше оказался!

– Но так ли уж нужна Мёрду эта должность? – спросил Анн.

– Содержание даже одной любовницы требует многих расходов. А если она не одна?

– У Мёрда их много?

– В некотором роде да.

– То есть как?

– Видите даму с синими перьями на шляпке, которая сейчас выполняет третью фигуру в королевском проходе?

– Да, вижу.

– Она считалась возлюбленной кавалера до прошлого месяца. Теперь же дамой его сердца называют другую. К сожалению наших сплетниц, они пока не определились с тем, кто она.

– Но как такое?! – воскликнул Анн.

– В подобных делах дамы обладают особенной интуицией.

– Но как же они сами выносят столь ветреного кавалера?

– Кавалер Мёрд – единственный сын и наследник огромного состояния. Его отец уже довольно стар и не выезжает из своих владений в Приречных землях. Поэтому дамы прячут гордость в дальний-предальний чулан памяти и – надеются на лучшее.

– Любопытно.

– Связываться с отцом и просить у того денег сверх определённой суммы Мёрд не хочет, потому что это вызвало бы вопросы, да к тому же старик мог бы и заставить сына жениться на какой-нибудь из этих глупышек. Поэтому Мёрд изображает – для него – величайшую занятость на королевской службе.

– И служит?

– И служит. Жалованья не всегда хватает, поэтому новая синекура была бы очень кстати.

– Теперь мне понятна его раздражительность, – сказал Анн.

– Впрочем, он-то ещё служит, а вот другие… Кстати, позвольте полюбопытствовать, а Вас что привело ко двору?

– Возможно, я и не появился бы в Красном городе по собственной воле, – отвечал Анн, несколько лукавя из осторожности. – Мне довелось некоторое время назад оказать услугу одной важной даме.

– Вы тот самый юноша, что спас нашу Белую Даму! – подумав, сказал Боэций. – Тогда интерес Виллема к Вашей персоне понятен.

– Вы знаете о случившемся?

– В общих чертах, – уклончиво сказал Боэций. – Я слушал, как господин Крософт докладывал о происшествии Его Величеству.

– И Вы знаете, кем был тот разбойник с большой дороги?

– Знаю. Просто необъяснимо, почему он осмелился на подобный шаг! Всё же это не простую крестьянку обидеть.

– Так он арестован?

– Увы, стражники опоздали. Или же не очень торопились исполнять приказ. Злодей бежал.

– Но как же так?

– Добродетель и злодейство весьма часто схожи, – философски заметил Боэций, – смотря с какой стороны посмотреть.

– Не могу с Вами согласиться, – сказал Анн. – И мой учитель не согласился бы.

– А кто он? – как бы между прочим поинтересовался Боэций.

Анн вспомнил наставления Фланка и назвал первое пришедшее на ум вымышленное имя, добавив, что это всеми уважаемый человек в его родных краях.

– Я бы с интересом поспорил с этим умным человеком, – невозмутимо продолжал Боэций. – Моя должность просто обязывает подвергать разного рода «непреложные истины» осмеянию. Смех шута освежает взгляд на окружающее. Взгляните на ту группу молодых людей, они сейчас дружно поднимают кубки за короля!

Анн устремил взгляд в указанном направлении.

– Их называют «быстрыми ястребами». В золотом плаще – младший Мани, сын герцога Мани, их предводитель. Мёрд, замечу, из их числа. Однако сегодня он так раздосадован, что отсутствует в этой компании.

– И чем же они занимаются?

– Срывают по ночам плащи с запоздалых путников, заставляют их залезать на памятники и садиться позади великих воителей прошлого, крича при этом что-нибудь забавное. Некоторым сельским девушкам приходится несладко во время выездов этих молодцов из Красного города. Они подражают беззаботным пастухам древности в общении с поселянками, после чего тех не берут замуж. И это ещё самые безобидные проказы.

– И городская стража смотрит на всё сквозь пальцы?

– Это знатные люди, – развёл руками шут. – Никому не хочется связываться с герцогом Мани или герцогом Хоувеном. Пока всё обходится без откровенных бесчинств, это преподносится как свойственное молодости дурачество, пусть даже и злое. А Хоувен даже нахваливает их. Герцог называет их в шутку элитой будущей войны.

– Войны? С кем? – удивился Анн.

– Да кто же это знает! – рассмеялся Боэций. – Может быть, с южанами, а может – с северянами. Были бы иноземцы, а повод найдётся. Вот у вас на юге какой повод?

– Да кто же знает! – сказал, не задумываясь, Анн и понял, что почти в точности повторил слова Боэция.

– Именно. Поэтому очередную выходку «быстрых ястребов» обсуждают, многие – даже ждут с любопытством, но наказывать их никто не спешит. Пострадавшие не жалуются, на устои власти они не посягают, чего же цепляться понапрасну к молодёжи?

– Значит, Вы советуете мне быть с ними осторожным?

Боэций, подчёркнуто глядя не на Анна, а куда-то вдаль, произнёс:

– Воля Ваша, кавалер, принимать мои слова на веру или не принимать. Я всего лишь рассказчик.

Анн поклонился и показал, что ему интересно продолжение истории собеседника.

Боэцию пришлась по душе сдержанность юноши.

– В Вас мне видится полезное качество, – сказал он, – Вы умеете промолчать. При дворе это может пригодиться.

– Мне нравится больше слушать, нежели говорить, – сказал Анн.

Боэций усмехнулся:

– В таком случае Вы непременно обязаны сочинять. Все молчуны, которых я знаю, либо глупцы, либо сочинители.

«Если я сейчас растаю и в надежде на похвалу начну декламировать что-нибудь, то плохой из меня кавалер Аой, – смущённо подумал юноша. – Тогда уж лучше сразу всем объявить, что я – сын Эллингтона».

Из затруднения его вывел сигнал, поданный музыкантами к началу второй части танцевального отделения. Дамы и кавалеры, стоявшие до этого группками и сплетничавшие друг о друге, начали занимать исходные позиции для одного из сложнейших по рисунку инийских танцев – «бриллиантового бассе». Его движения и фигуры строились на умении невесомо скользить над полом и в этом скольжении словно вычерчивать длинные и короткие грани знаменитых драгоценных камней, не допуская высоких прыжков и воздушных поддержек. Небыстрая скорость движений создавала у неопытного танцора обманчивое ощущение простоты – до тех пор, пока тот не обнаруживал, что вместо танца он всего лишь переходит с одного места на другое.

Анну более приходилось практиковаться в народных танцах, когда он лихо отплясывал морреску вместе с пахарями в маленьких сельских тавернах или кружился в яичном танце с бродячими разносчиками товаров. Однако и бриллиантовый бассе был ему знаком. Анн поклонился собеседнику, извиняясь за прерванный разговор, и шагнул в сторону танцующих.

Почти все уже разделились по парам. Королевский распорядитель двигался вдоль рядов, выравнивая линии. В затруднении Анн обвёл взглядом присутствующих и встретился глазами с привлекательной дамой в белом, которая хлопнула по руке стоявшей рядом подруги и что-то весело шепнула ей. Та начала было выговаривать ей, однако дама только пожала плечами и легко скользнула на свободное место в ряду. Двигаясь, она снова бросила быстрый взгляд на юношу.

Анн понял этот вызов-приглашение. Улыбнувшись в ответ, он поторопился встать рядом с незнакомкой.

Глава четвёртая. Бриллиантовый бассе

Точно описать бриллиантовый бассе вряд ли удастся даже настоящему художнику слова. Слишком многое зависит от распорядителя танцев, который проводит бесконечные часы за вычерчиванием тростью на земле стройной паутинки линий-движений. А ещё важно количество тех, кто отважится принять участие в этом торжестве стройных пропорций и хрупких воздушных граней, словно рукой волшебника снятых с настоящего драгоценного камня и расправленных в танцевальном зале. И, наконец, главное в бриллиантовом бассе заключается в умении чувствовать вдохновенье друг друга. Не будь этого, плавное, то ускоряющееся, то затихающее скольжение танцующих превратится в хаос, в череду неуклюжих столкновений и растерянных шагов в сторону.

В этом танце – единственном таком на свете, как объяснял Фланк своему ученику – не бывает лучших или худших. Проигрывают в случае неудачи все, но точно так же все вместе могут создать и шедевр, о котором затем расскажут в балладах.

– Как человек осторожно поворачивает в пальцах бриллиант – всматриваясь в его отблески, наслаждаясь перекрестием видимых и угадываемых граней, так и в танце раскрывается дух камня. Бриллиант хорош в оправе перстня, но им можно любоваться и на расстоянии. И зрителю станут видны то отсвет закатного солнца, то сложение перспектив, то игра линий, – говорил Фланк, заставляя учеников по очереди смотреть на свои «мучения» со стороны.

– Да мы никогда не будем так танцевать, – возражали ему. – Разве же сподобится на бассе кто-нибудь на деревенской свадьбе?

– На городском празднике жестянщиков повеселее надо ногами дрыгать, – вторили другие.

На что Фланк только улыбался загадочно и отшучивался:

– Должно же быть в вас хотя бы одно умение, которое никогда и нигде не пригодится!

Против такого довода возразить было сложно.

Анн и Нико немало попотели, проникаясь хитроумным рисунком танца и потешая остальных учеников беззвучными обращениями к воображаемым партнёрам. Чтобы не забыть ничего, они вдвоём частенько повторяли уроки Фланка вне стен танцевального зала, и кто только не подтрунивал над ними, проходя мимо!

Эти милые воспоминания пронеслись в сознании Анна, когда он встал рядом с незнакомкой и поднял левую ладонь, в которую она вложила свою.

Распорядитель танцев, удостоверившись, что пары готовы, подал знак музыкантам. Зазвучали флейты, затем вступили малые барабаны. По спине пробежал знакомый волнительный холодок. Поднялась к сердцу готовность сделать первые шаги. Затем вступили лютни, и бассе начался.

Первыми в центральной линии выступали герцог Констант, младший брат короля, и его жена. Герцог пребывал в отличном настроении духа и расточал улыбки направо и налево. Цветущая пора жизни, в которую он вошёл, отсутствие серьёзных забот, которые вначале несла королева-мать, а затем взвалил на себя Виллем, удачный брак по расчёту, давший ему наследника, – всё это превратило его в человека, просто наслаждавшегося существованием и готового разделить радостью с другими. Никто в Примейоне не умел так лучезарно улыбаться, как герцог Констант. Рядом с беззаботной герцогиней Лаурентиной из рода Криспинов, стражей Восточных границ, Констант действительно выглядел как та самая волшебная точка на поверхности драгоценного камня, что непроизвольно и необъяснимо вдруг приковывает к себе наш взор.

Левую же линию устремляла вперёд средняя дочь короля Виллема, опиравшаяся на руку младшего Мани. При всей необузданности характера предводитель «быстрых ястребов» был аккуратным и сведущим в гармонии передвижений танцором.

Справа лидером был Виллион, наследник короля. Его рука касалась руки незнакомой дамы в жемчужной диадеме на светлых волосах. Язвительный Боэций не успел ничего рассказать о ней, поэтому Анн мог только восхищаться элегантностью этой отважной спутницы принца. Бриллиантовый бассе не допускал грубых и откровенных прикосновений. Каждый из партнёров должен был одновременно касаться и словно бы не касаться другого. Следовало настолько хорошо чувствовать спутника, чтобы сливаться с ним в едином движении, не приближаясь и не отдаляясь в переменах шага или направления, в замедлении или убыстрении. И настоящей катастрофой становился момент, когда один, потеряв равновесие или смутившись необычным поворотом, схватывался в поисках помощи за руку или плечо другого! Впрочем, дама в жемчужной диадеме была так же легка, как и юный принц, ей удавалось читать его замысел, лишь только он возникал в голове у спутника.

За этими блистательными парами двигались другие: камерарий Дердок и улыбчивая жена толстого интенданта финансов; некоторые из «быстрых ястребов», получившие в спутницы прекрасных девушек из провинции, которых родители с умыслом привезли именно на этот бал в Примейоне; несколько пар образовывали дамы и кавалеры более почтенного возраста, в их движениях ощущалось радостное желание тряхнуть стариной.

Участников бриллиантового бассе набралось не так много. Далеко не каждый отваживался рискнуть, ибо промахи в этом танце всегда выглядели столь нелепыми, словно их показывали публике через увеличительное стекло. Впрочем, и грация, и точность движений, в свою очередь, являлись с удвоенным эффектом.

Спутница Анна изредка бросала на него одобрительные взгляды. Это была уверенная в себе красавица лет тридцати-сорока, очевидно замужняя, ибо она носила на груди особенную заколку, изображавшую двух птиц, сплетающих крылья. Анн ни разу не заметил, чтобы она посмотрела куда-то в сторону, её взоры падали лишь на герцога Константа, задававшего движение бриллиантовых граней, да на самого Анна, который старался сохранять невозмутимость, ибо совершенно не представлял себе, о чём он должен – и должен ли? – беседовать с ней.

Наконец, дама в белом не выдержала и сказала:

– Нас не представили друг другу, но я нарушу этикет и сама спрошу Ваше имя.

– Кавалер Аой, – поклонился на ходу Анн, вплетая поклон в случившийся кстати поворот линии. Это выглядело и как вежливость, и как подчёркнутая ненавязчивость.

Дама оценила его ловкость и с видимым удовольствием совершила вслед за Анном особенно трудный переход из левой линии в правую. После чего спросила:

– Где Вы учились искусство бассе?

– В далёкой провинции, где не имел возможности танцевать с такими прекрасными партнёрами.

– И там же Вы научились беззастенчиво льстить?

Дама испытующе взглянула на юношу, но ничего не сказала более. Пока что Анну удавалось ничего не испортить, но впереди танцующих ожидали ещё две особенные «грани». Настоящая сложность в бриллиантовом бассе заключалась в необходимости запомнить последовательность перехода между линиями, порядок превращений одной «грани» в другую. Королевский бриллиантовый бассе включал пятьдесят семь превращений, по числу граней настоящего драгоценного камня. Однако о таком танце рассказывали только в легендах. В Примейоне по обыкновению ограничивались семнадцатью или, много реже, двадцатью четырьмя гранями.

Распорядитель танцев, заметив, что две пары начали задумываться и на глазах терять уверенность, подал знак своим помощникам. Те ловко увели уставших в сторону во время очередного превращения линий. Благодаря такой предусмотрительности успешно прошли двадцать вторую грань.

Во время следующего «блистания» распорядитель изъял из общего рисунка ещё две пары. Это были придворные, которые служили ещё матери нынешнего короля во времена её молодости. Несмотря на опыт, они явно начали терять лёгкость в ногах.

Анн удивлялся тому, что до сих пор не удалили его самого. Вероятно, сказывались долгие тренировки у мастера Кон-Тикута: тот добивался от всех учеников, чтобы они умели не только прыгать и бегать, но и едва слышно скользить по земле. Анн приседал и выпрямлялся, перетекал из шага в шаг, оставаясь при этом на одном и том же расстоянии от дамы.

А его партнёрша просто наслаждалась происходящим. Шаг её был так же уверен, как и в начале танца, движения – так же элегантны, дыхание – так же спокойно.

И когда прозвучали последние музыкальные такты и все по знаку распорядителя замерли, она совершенно невозмутимо улыбнулась Анну и шепнула: «Благодарю Вас за партию, кавалер Аой!»