Текст книги "Виктор Тихонов. Жизнь во имя хоккея"

Делегация из Риги

Из Риги приехала к нам целая делегация. А я как раз в это время вступала в партию. Пока я решала свои партийные вопросы, пришла к нам мама Виктора, Анна Ивановна. Она пожарила мясо, стол накрыла, чтобы принять гостей, А Виктор встречал их.

Возглавлял эту делегацию Альфонс Фрицевич Егерс – бывший футболист. Он был начальником команды. И с ним впоследствии Виктору прекрасно работалось. Тот хорошо знал спорт. И к тому же был необычайно популярен в Латвии. Как Харламов в Союзе.

Прибыл на встречу также председатель латвийского республиканского совета «Динамо» Виктор Робертович Земмерс. Я у него потом работала. Правда, не сразу после того, как переехала в Ригу.

Третьим был Вальдемар Шульманис – чуть ли не лучший игрок рижского «Динамо» пятидесятых, брат знаменитого Роберта Шульманиса, погибшего с командой ВВС в той трагической авиакатастрофе.

Они переговорили с Виктором. Виктор сформулировал им свои условия. Причём не просто выдвинул требования, а объяснил, зачем ему всё это нужно – по пунктам.

Ударили по рукам, договорились и, когда я пришла, уже всё было решено. В общем, в партию меня приняли, мясо зажарилось, а Виктор стал тренером рижского «Динамо». Посидели, выпили бутылку шампанского, и они уехали. Виктор стал собираться.

Приняли его там замечательно. Правда, свой переезд к нему мне пришлось отложить на целый год. Держала работа в Москве, да и переезжать к Виктору было пока некуда. Он жил в гостинице, в разных гостиницах. Подолгу нельзя было жить в одной и той же – вот его и перевозили. Я к нему дважды прилетала посмотреть. Хотя в детстве гостила на каникулах у родителей в Болгарии, видела не только жизнь в СССР, но всё равно – Рига поразила тем, что это была Европа.

Последний год в Москве я работала уже в вышестоящей организации, которая руководила всеми хладокомбинатами Москвы. Называлась она «Росмясорыбторг», очень большая, солидная организация. И с начальниками мне опять везло. Я благодарна первому, на хладокомбинате № 7, Леониду Андреевичу Иванову, который всему меня учил. А здесь я попала к парню по фамилии Сокол. Михаил Вуколович Сокол. Во время войны танк переехал ему ногу, пришлось ампутировать. Окончил юридический институт, семья, двое детей, и всё – на костылях.

Он-то и зазвал меня в главк, взял к себе в отдел. А там – совсем другая работа. На хладокомбинате – недостачи, утруска, усушка при поставках продуктов, а здесь – договоры о поставках. И я научилась тому, что потом пригодилось в Риге. Кстати, именно Сокол настоял на том, чтобы я вступала в партию, и дал рекомендацию. Я сопротивлялась – не стремилась делать карьеру. Всё-таки главным для меня всегда был дом.

А в Риге через год нам дали что-то вроде общежития на первом этаже – двухкомнатная квартира, совмещённый санузел, проходные комнаты. Забрали мы сына Ваську из московской школы и подались туда. И самое счастливое время было у нас в Риге. Да и Виктор, судя по его записям, так считал.

Он становился настоящим тренером, у него был простор для реализации своих идей, планов, задумок. К нему замечательно относилось руководство – первые лица республики, первый секретарь, предсовмина. Ему сказали – делайте всё, что считаете нужным. Конечно, не обходилось без разговоров – латышей берёт-не берёт. Но у него были и местные, и русские ребята, которых он привёз. Совсем ещё молодых пацанов. В том числе, и Валерия Ивановича Гущина, с которым его потом судьба связала.

У Виктора был в команде жесткий закон – когда все вместе, то говорить нужно только по-русски. Потому что этот язык понимает вся команда. А когда игроки отдельно, в компании, то можно говорить, как угодно. Я тоже со своими знакомыми латышами шутила: «Говорите, как хотите. Я азы схватила и всегда пойму, что вы меня ругаете».

У меня много было друзей латышей, очень много. С ними и отношения какие-то другие – европейские, уважительные. И пресса местная всегда о Викторе хорошо высказывалась. Нет, конечно, критиковали в меру, но такого хамства, как здесь, быть не могло. Поэтому он работал с упоением. И работал, как принято говорить в таких случаях, двадцать четыре часа в сутки. Потому что уже там он ввел обязательные сборы как элемент подготовки к матчам. Он объездил все рижские пригороды, чуть ли не всю Латвию. И наконец они с Егерсом нашли идеальное место для так называемой предсезонки – базы подготовки команды к чемпионату.

Цитадель предсезонки

Фактически базой для рижского «Динамо» стал небольшой городок Кандава – девяносто пять километров от Риги. Там располагался сельхозтехникум. Учащихся летом не было – территория пустовала, никто не мешал. При сельхозтехникуме имелись громадное футбольное поле, тренажёрный зал – всё, что нужно для занятий спортом. Столовой не было, в столовую надо было минут десять идти. Что-то вроде придорожной харчевни. До сих пор вспоминаю, как вкусно там кормили – команда три раза в день там питалась. И была река, где можно после тренировок поплавать. И был шикарный, весь усеянный ягодами, лес, по которому игроки бегали, Вот такое заповедное место.

Виктор бежал кроссы впереди команды. Он их так готовил, что они ещё долгие годы оказывались, что называется, профпригодными. Благодаря заложенному фундаменту физподготовки.

Потом Виктор там устроил свои тренажёры. Всё ему сделали, поставили. Все годы работы мужа в Риге местом летних сборов была Кандава. И Виктор бежал кроссы впереди команды. Он их так готовил, что они ещё долгие годы оказывались, что называется, профпригодными. Благодаря заложенному фундаменту физподготовки. Сопротивлялись они, конечно, – мол, зачем это надо! Точно так же и в Москве потом были похожие разговоры – мы и так чемпионы, мы всё-всё выиграли, а тут какие-то новые нагрузки…

А потом все ворчавшие корифеи уехали за океан и в Европу и выяснилось, что, благодаря этой подготовке, они там ещё много лет на хорошем уровне продержались. Можно сказать, на старых запасах. Все эти нагрузки себя оправдали.

Между прочим, и мне жёны хоккеистов, а порой и сами они жаловались на усталость. Так я всегда говорила: «Ребята, не нравится – собирайтесь, уходите и занимайтесь другой деятельностью. Становитесь директорами завода или ещё кем-нибудь – пожалуйста. Ведь начальство не выбирают. Если мне не нравится начальник, я пишу заявление, ухожу, ищу себе другую работу. Разве не так?».

Про везение

Мы никогда с ним тему везения-невезения не обсуждали. Он не хотел, а я и не спрашивала. Хотя всегда говорила ему: «Виктор, тебе судьба помогает здорово». Так складывались обстоятельства… Он не сыграл на Олимпиаде в Кортина д’Ампеццо, но всё-таки до последнего был в составе – это уже показатель уровня его мастерства. Не попал на олимпийский лёд, зато узнал, каково это – быть отчисленным. И этот отрицательный опыт помог ему впоследствии с ребятами, которых нужно было отцеплять. Виктор понимал, как это больно и обидно.

С одной стороны, Виктор четыре раза выигрывал чемпионат Советского Союза, с другой стороны, у него было много травм, много повреждений, поэтому рано закончил.

Да, рано закончил – в тридцать два года. Во всяком случае, если мерять по сегодняшним представлениям. По тем временам – пенсионный возраст. Тогда тридцать лет – и всё, готовься на выход!

Конечно, он хотел ещё поиграть. И если бы не та страшная травма… Но судьба распорядилась так, и она распорядилась правильно. Если бы он ещё поиграл, то, может, и не стал бы таким тренером.

Ведь тренер – это совсем другая профессия. Заблуждаются те, кто думает, что из профессии игрока можно легко перейти в профессию тренера. Что одно вытекает из другого.

Всё правильно – игрок отвечает только за себя, он должен быть готов выполнить то, что ему сказали. Может, конечно, проявить инициативу, а может и не проявлять – это уже другой вопрос. Но тренер отвечает за всех. И это – совсем другой труд.

В Латвии я со многими хоккеистами приятельствовала, и они мне говорили: «Вот закончим играть, будем тренерами». А я возражала: «Ребята, не заблуждайтесь! Это другая работа, другая профессия – не каждый её выдержит, не каждый имеет задатки».

Ещё будучи хоккеистом, к ней готовился Петя Воробьёв. Всё время что-то записывал. Я с его женой Ниной разговаривала на эту тему. Он не просто хотел – он знал, что после хоккея останется в спорте. Петя всегда в себе сомневался и, я знаю, был очень благодарен Виктору за то, что тот подтянул его в первое звено. Петя был прекрасным центральным нападающим – с ним звено преображалось. Так вот, он всерьёз готовился к тренерской деятельности уже тогда, а большинству было наплевать.

Неслучайно на поминках у Виктора выступали ребята, ставшие впоследствии тренерами, и говорили, что с возрастом переменили свои взгляды на многие хоккейные вещи. Всё правильно – игрок отвечает только за себя, он должен быть готов выполнить то, что ему сказали. Может, конечно, проявить инициативу, а может и не проявлять – это уже другой вопрос. Но тренер отвечает за всех. И это – совсем другой труд.

Плюс организационная работа. Со всеми надо найти общий язык. Если ты игрок, то ты озабочен поиском взаимопонимания со своим звеном, причём – в процессе игры. Отыграли и разошлись – кто выпил, кто закусил, кто чай попил, кому что. А тренер должен за всех решать – кому ремень, кому конфетку. Я так всегда считала и в любом разговоре эту позицию отстаивала. Как и своё убеждение в том, что все советские спортсмены мирового уровня – (даже с юридической точки зрения) профессионалы, а не любители.

Глава III
Рижское взморье

Будни в Риге

Пока я не переехала в Ригу, по телефону практически каждый день говорили с Виктором. То я ему звонила, то он мне – мобильных-то тогда не было, надо было ещё дома застать. Виктор занят – весь в деле. Я потихоньку готовила сотрудников и начальство на работе к тому, что мне придётся уехать к мужу. Но сначала не всё так радужно было – Виктор говорил: «Ужас, что здесь».

Надо было всё перелопачивать, ведь команда была в бедственном положении. Хорошо, что меня тогда там не было – он не отвлекался. Только дело! Ему очень помогал Альфонс Егерс, начальник команды – настоящий латыш, но к русским относился с большим уважением. А Виктора он просто любил. Повезло и с администратором команды по фамилии Салцевич. Был в «Динамо» хороший доктор – Янис Квепс. Сразу сложился коллектив единомышленников.

Очень жалко помощника Виктора – он утонул. Ян Шульберг – здоровый такой парень, отличный специалист. Купался летом, нырнул – и всё. Рост у него – метра два. Когда «Динамо» выигрывало, а я в коридоре проходила, то он меня всегда подбрасывал и ловил.

В общем, опять же – повезло Виктору. Приехал – и сразу такой замечательный коллектив! А ведь мог попасться какой-нибудь подонок, и начались бы трудности. А так они все вместе девять лет проработали. И никогда я не сталкивалась с тем, чтобы кто-то из них сказал: «Виктор не то делает». Они все по-деловому, по-человечески были ему очень преданы. Егерс мог приструнить латышей по своим каналам, если возникала необходимость.

Команда подчинялась министру МВД Латвийской ССР Владимиру Альфредовичу Сея. Это удивительный человек! Когда в Латвии после войны партизанили «лесные братья», он служил оперуполномоченным. На велосипеде объезжал свои участки, а в кармане лежала граната… С ним тоже сложились отличные отношения.

За все годы, что я в Латвии прожила, меня ни разу никто не обидел, не оскорбил – никакого национализма! И друзья остались. Когда Виктор умер, кажется, вся Латвия звонила – выражала соболезнования.

Конечно, Виктору пришлось ребят тасовать, выбирать-перебирать, отчислять. Было, между прочим, и немало парней из талантливых, кто спился. Виктор Хатулев – громадный, шкаф настоящий, очень сильный игрок – был лучшим бомбардиром молодежного чемпионата мира. В итоге спился.

Сначала игроки страдали от пьянства, а потом стали появляться наркотики, но это уже значительно позже. В связи с темой нарушения режима хочу добрым словом вспомнить водителя клубного автобуса. Виктор сменил нескольких, а последним оказался такой сухопарый латыш – Янис, фамилию, к сожалению, не помню. Во-первых, он ребятам никогда никаких бутылок не подвозил, как делали это другие водители (даже в ЦСКА). Во-вторых, заставлял выметать всю шелуху, весь мусор. Так и сказал: «Кто сыпет шелуху от семечек на пол, будет её сам убирать». Навел порядок – чистый красивый автобус, со шторками. В общем, держал игроков в узде. И никакого алкоголя!

А нарушения режима все были на виду. Город ведь небольшой. Да ведь и пили не где-нибудь на кухне, всем надо было в ресторан – девушки туда тянули. Засветились – и сразу звонок! Но не Виктору, а Егерсу или Салцевичу докладывали – мол, сидят там-то ваши ребята, пьянствуют. Так что информация поставлялась отлично. Болельщики команду обожали и переживали за неё.

Каждый год после завершения чемпионата обязательно проходила встреча с командой. Полный дворец собирался! Отчёт о том, как играли, оценка всем игрокам, звеньям. А затем вопросы-ответы. И обязательно концерт – это было просто замечательно!

Хелмут Балдерис

Виктор ещё ничего мне про Хелмута Балдериса не рассказывал, а я сама увидела, что появился весьма необычный парень. Невероятно видный! И у него были знаменитые папа с мамой. Так их и звали – папа Балдерис и мама. Маму он называл Маруся. Папа Балдерис был водителем – такой тучный. Мама тоже полненькая. По-моему, она подторговывала. У неё всегда можно было приобрести красивую вещь – тогда ведь с этим были проблемы. Она часто что-то мне предлагала: «Татьяна, не хотите костюмчик кримпленовый?». В те времена люди крутились кто как мог.

Балдерисы, конечно, очень гордились своим сыном. А у сына был характер! Честно скажу, не очень хороший. Изначально Хелмут занимался фигурным катанием, поэтому Виктору говорили – переучивай его, хоккеисту так нельзя кататься! А Виктор не стал прислушиваться, оставил всё, как есть. В итоге Балдерис пробился и показал себя.

Хелмут с гонором большим. Оно и понятно – все им восхищались, лучшим называли, на пьедестал возносили. Но Виктор шерстил его хорошенько. Он обижался и отругивался, хотя и выполнял требования тренера. Правда, в Москве прижиться-освоиться он не смог – вернулся в Ригу. Ему здесь сложно было, хотя и Борис Михайлов его уговаривал, и все остальные. Чтобы остался…

Когда говорят, что Виктор забрал всех, кого только можно было в армию призвать, то вот же, есть обратный пример. Хелмут Балдерис, отслужив срочную, ушёл в запас. Так что – не захотел оставаться в ЦСКА – ушёл. Сергей Капустин – то же самое: поиграл в ЦСКА и перешёл в «Спартак». Тогда и забирать-то в армию не надо было, все хоккеисты стремились в ЦСКА, потому что оттуда проще было попасть в сборную СССР. Не силком их тащили, люди сами хотели.

Виктор мне иногда рассказывал про конфликты с Балдерисом. Но всё равно надо было с ним находить общий язык и работать, потому что он – выдающийся хоккеист. Виктор уделял ему очень много внимания и видел перспективы роста. Но тот был капризным. Вот с Петей Воробьёвым всё было просто, Пете сказали – Петя сделал. А Хелмут себя чувствовал звездой. Тем более, когда женился.

Виктор умел противостоять. С хоккеистами у него не было близких отношений, игроков он к себе не приближал. Однако Виктор был к своим игрокам очень внимателен, умел входить в положение людей. Если действительно случалось что-то серьёзное.

Тесть Балдериса возглавлял республиканский спорткомитет, то есть большим был начальником. Впрочем, и тесть ни при чём, Хелмут сам по себе был трудным – по характеру такой. Хотя собственный папа его отчитывал и ругал. Впрочем, ругал, наверное, чтобы Виктор слышал, при нём ругал. Виктор много и с папой беседовал, да и с мамой – требовал, чтоб они влияли на Хелмута. Но он и родителям доставлял много хлопот. Что тут поделаешь, в масштабах Латвии он стал звездой, и все культивировали это.

Виктор умел противостоять. С хоккеистами у него не было близких отношений, игроков он к себе не приближал. С тем же Петром Воробьевым они стали больше общаться, когда тот завершил игровую карьеру и стал тренером.

Однако Виктор был к своим игрокам очень внимателен, умел входить в положение людей. Если действительно случалось что-то серьёзное. Бывший президент Федерации хоккея России Александр Яковлевич Стеблин тоже играл в рижском «Динамо». И ему пришлось уехать из-за семейных обстоятельств. У него умер отец, через неделю после этого родилась дочка, да ещё, ко всему прочему, на нём – младший брат, которого надо было ставить на ноги. Поэтому Виктор его отпустил. А другие ребята, приехавшие из России, практически все вписались. Более того, все, кто приехал, олатышились – так им понравилось.

У меня были хорошие отношения со всеми жёнами. Я, что называется, собирала информацию. У каждого и у каждой свои заморочки. У капитана команды Вячеслава Назарова жена была настоящая оторва – вроде Нины Крутовой. Это я не в ругательном смысле слова. Боря Пономарев – вообще отдельный разговор! Хороший игрок, но такой азартный. Очень популярен был, пользовался этим – и срывался, естественно.

В дом я никого не звала, но с ними охотно встречалась – в кафе, перед хоккеем, после хоккея, на улице… Привилегий ни у кого не было – со всеми ровные отношения. Но Петя Воробьев уже тогда обращал на себя внимание. После тренировок обязательно что-то записывал. Планировал стать тренером и готовился к этому поприщу. И стал!

От сомнений к прорыву

Когда «Динамо» поднялось из второй лиги в первую, Виктор почувствовал, что может добиться чего-то значимого. Он ведь на первых порах сомневался. Почему я целый год жила в Москве и только потом в Ригу перебралась? Потому что он мне говорил: «Посмотрю, как получится, – может, не справлюсь и вернусь».

Он принял середняка второй лиги. Закончило тот сезон «Динамо» на первом месте, оторвавшись от ближайшего преследователя на 19 очков. И надо учитывать, что тогда за победу давали 2 очка, а не 3, как сейчас.

Через год после повышения в классе третье место в первой лиге, а через два уже первое. И переход в элиту. Причём, опять же, отрыв от второго места 18 очков!

Мне кажется, года через два в Риге Виктор почувствовал себя очень уверенно. Начались эксперименты. Сначала он, естественно, думал о том, как выбраться из ямы, в которой находилась команда. А потом, когда всё уже было налажено, задумался о творчестве. Он стал необычайно увлеченным человеком. И мне эта увлеченность нравилась, потому что он напоминал режиссера, который всё время обсуждает нюансы.

Он уже тогда перешёл на игру в четыре звена. В разговорах со мной на эту тему не пытался представить себя гением, которого озарило. Говорил, что жизнь заставляет так играть. В третьем и четвёртом звеньях – игроки равного класса, выделить никого нельзя. И те, и другие выходят на лёд, но на более короткий промежуток и для более интенсивной игры. В результате и первое, и второе звенья стали играть так же динамично.

Это дало результат уже во второй группе. То есть революция в мировом хоккее произошла в низшем дивизионе и не от хорошей жизни! Виктор до этого решения дошёл в процессе работы, через труд.

Нововведение дало плоды – он продолжил опыт. А его чехвостили почём зря, критиковали известные специалисты. Даже сам (!) Анатолий Тарасов.

Виктор в Риге потом всё время играл в четыре звена. Бывали и случаи, когда он снимал четвёртое звено – переходил на три. Он видел специфику ситуации и не был заложником собственной идеи. Исходил из целесообразности, смотрел на игру, не хватался за догму.

Его клевали, журналисты задавались вопросом – а зачем это нужно? Причём задавали вопрос так, будто ответ очевиден: не нужно. Понятно, они советовались с известными хоккеистами из других клубов, а те боялись за своё игровое время. Они исходили из личных интересов – их можно понять. Если захотеть…

Перемена профессии

Не хочу, чтобы у читателя этой книги создавалось впечатление, что на Виктора ополчились злобные журналисты. Журналисты разные бывают. И Виктор прессу уважал. Сохранял понравившиеся ему статьи. Старался не отказывать в общении, в интервью. Говорил даже с теми, кто его критиковал нещадно.

В Латвии о нём – как о перспективном тренере – стали говорить практически сразу. Как только команда начала подниматься наверх. Во многом это заслуга Виктора Резника-Мартова, работавшего в необычайно популярной латвийской газете «Советская молодежь». Виктор ездил с ним на чемпионаты мира. Они вместе писали аналитические материалы. Виктор был на турнирах как аккредитованный журналист. Он отправлялся туда не от клуба и не от спортивных организаций, а от газеты.

Сейчас уже не помню, как так получилось, но в Гренобле корреспондент газеты «Советская молодёжь» Виктор Тихонов жил не в гостинице, а в какой-то французской семье. Виктор поехал туда на Олимпиаду. И в качестве подарка для семьи, которая его приняла, захватил фигурку зубра. А ему во Франции подарили стеклянную собаку. Эта изящная такса до сих пор цела и невредима – стоит в шкафу.

Я нашла недавно несколько статей. Виктор так доходчиво всё объяснял, что любому болельщику, даже неискушенному, становилось понятно происходящее на соревнованиях. Резник-Мартов выступал соавтором, красиво излагал наблюдения Виктора. И вообще, он всё это затеял, потому что почувствовал новизну в таком освещении мирового первенства.

А для Виктора важно было видеть воочию всё новое, что происходит в мировом хоккее. Хотя его команда даже близко не стояла с этим уровнем – уровнем чемпионата мира, но у него уже были мысли об изменениях, усовершенствованиях. Он уже видел перспективу.