Текст книги "Удивительное рядом, или тот самый, иной мир. Том 2"

Вот вам обычный, самый простой пример. Взять хотя бы отвар коры дерева трепандры. Отвар готовится путём кипячения в двухстах миллилитрах воды двадцати граммов тёртой в порошок или давленой коры дерева трепандры. Кипятить в течение пяти минут, это крайне важно, иначе эффект будет непредсказуем. Запоминаем! – вдруг рявкнула она, и мы все подпрыгнули на своих местах от неожиданности и встрепенулись, как прибрежные камыши от резкого порыва ветра.

Конечно, запомнишь тут, с таким-то шоковым всплеском! Как ни странно, но, не смотря на это, а может быть, именно благодаря подобной встряске, всё, что преподавала Томарана, запомнилось самым чудным образом как нельзя лучше. До сих пор помню!

А она, между тем, продолжала вновь своим обычным, спокойным голосом:

– Кипятить пять минут, запомните это, не больше и не меньше. Просто так, обычным образом выпить этот отвар невозможно! Это не под силу ни одному живому существу в целом свете! Отвар трепандры настолько отталкивающе омерзителен на вкус и запах, что человека, если он всё же попытается это сделать, буквально выворачивает наизнанку! Его доведённые до отчаяния внутренние органы стремятся выскочить на свежий воздух и поскорее уползти подальше с криками ужаса! Несчастного полощет так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Потому сей славный отвар трепандры и вводят добрые люди и ценители прекрасного во всех его проявлениях в организм насильственно. А именно: с помощью самого старого, верного и безотказного способа – «детской груши» или попросту, клизмы, которая применяется обязательно в паре с надёжной пробкой. Ожидаемый и предполагаемый эффект: существо, которому ввели сей чудный отвар трепандры, говорит только правду и ничего кроме правды, ибо никак не может иначе. Действие наступает через три-четыре минуты, длительность действия десять-пятнадцать минут, в зависимости от массы тела существа и концентрации в отваре коры трепандры. На ваших столах эта кора находится в нижнем ряду, третья по счёту слева. Следовательно, коли желаемое действие отвара необходимо продлить или усилить, или и то и другое одновременно, то необходимо увеличить количество порошка, а при необходимости и объём жидкости.

Лучше всего брать кору дерева, растущего на неухоженной могиле крайне болтливого человека, а возраст дерева не должен быть меньше семи лет, но, в принципе, подойдёт и дерево, растущее в любом другом месте. Хочется заострить ваше внимание, что с заброшенной могилы несусветного трепача эффект просто бесподобный! Существо выложит всё как на духу и про себя, и про своих родственников вплоть до седьмого колена включительно, и будет бегать за вами, чтобы рассказать ещё что-нибудь интересненькое. Вопросы есть?

Все озадаченно молчали.

Вдруг наш Юриник встал и задал вопрос, да не один, а целых три:

– Чем можно при необходимости нейтрализовать или ослабить, желательно до минимума, действие отвара трепандры? Его название как-то связано со словом «трепаться»? Существует ли опасность, что существо приврёт или приукрасит выдаваемую под воздействием отварного зелья информацию, пусть даже не специально, а так, из любви к искусству?

– У вас, молодой человек, возникли правильные ассоциации, что говорит о непомерной развитости вашего искушенного воображении, мне понравился первый и последний из трёх вопросов. Вы зрите в корень. Врать, фантазировать или приукрашивать существо, подверженное действию отвара трепандры, не может. У него никогда не только не возникнет подобного желания, но и просто-напросто будет отсутствовать всякая физическая возможность сделать это. Так уж действует данный отвар на психику подопытного. Оно, существо, обречено говорить только правду и к тому же лишь ту, что знает наверняка.

Так же вы правильно опасаетесь, что это снадобье вполне могут применить и к вам, и потому заранее ищите противоядие! Что ж, похвально, похвально.

Вам, молодой человек, в таком случае очень может помочь только одно средство, это настой конь-травы. Те же пропорции, только ни в коем случае не кипятить – всё сразу же испортите, а просто залить почти кипящей водой и настаивать в течение десяти минут перед употреблением. Применять внутрь за тридцать минут до использования желаемого эффекта. Измельчать в порошок вовсе необязательно. Конь-трава находится перед вами первая слева в верхнем ряду. Ожидаемый результат: будете бегать почти так же быстро, как конь, на протяжении приблизительно одного часа. Так что если вам посчастливится вырваться на волю и убежать в течение трёх-четырёх минут после применения к вам отвара трепандры, то в лучшем случае вы расскажете всю правду лесам и полям, по которым будете резво и неустанно скакать. Осмелюсь дать вам один маленький совет: держитесь, пожалуйста, подальше, и избегайте встреч с табунами лошадей, где, как правило, во множестве присутствуют кобылы. И не спрашивайте меня, почему, а просто примите к сведению, как непреложную данность.

Повторяю, настой конь-травы необязательно вводить в организм тем же путём, что и отвар трепандры. Достаточно его просто выпить, он довольно приятен на вкус, хотя, конечно, если кому-то из вас нравится такое волнующее применение «детской груши», то её использование в принципе не возбраняется. Запоминаем! Настой конь-травы используется для максимально быстрого преодоления довольно больших расстояний посредством прыти собственных ног. Вопросы у кого-нибудь есть?

На этот раз вопросов ни у кого не было. И только Томарана открыла, было, рот, чтобы продолжить свою лекцию, как неугомонный Юриник снова встал и вежливо спросил:

– Скажите, пожалуйста, Томарана, а какие снадобья категорически нельзя применять одновременно?

Томарана более долгим и пристальным взглядом посмотрела на кажущегося воплощением ботанической кротости и интеллектуальной невинности невысокого и невзрачного Юриника, но всё же ответила на заданный вопрос, и даже тон её при этом не изменился! Крепкая, надо сказать, попалась женщина.

Она спокойненько так произнесла:

– Категорически нежелательно и, я бы даже сказала, самым строжайшим образом запрещается одновременное применение сонной настойки со слабительной. Особенно, если вы находитесь в гостях и страстно желаете произвести положительное впечатление. Но лично вам, мой неугомонный и не в меру любознательный друг, не грех иной раз и совместить эти настоечки, словом, вам можно и даже нужно! А знаете ли вы, любезный, почему для вас делается такое неожиданное исключение? Да чтобы вы, молодой человек, даже и не помышляли задавать хозяевам свои многочисленные и очень умные вопросики, а думали всё время совсем о другом, о, так сказать, более насущном, приземлённом и естественном!

Если раньше наши сокурсники хоть как-то сдерживали улыбки, то теперь они, не стесняясь, хмыкали во всю, впрочем, так же, как и мы с Дорокорном и Дормидорфом. И только невозмутимая Томарана и Юриник были живым воплощением самой серьёзности, даже тень улыбки ничуть не тронула их каменные лица.

Когда все немного успокоились, Томарана долго и усердно, но несколько нудновато и монотонно рассказывала нам о приготовлении и применении сонной и слабительной настоек, о дозах и пропорциях и так далее, и тому подобное! Затем она начала рассказывать о настойках, имеющих совершенно противоположное действие, то есть бодрящих и крепящих. И опять пошли дозы и пропорции. Так продолжалось около двух часов, и мы уже порядком утомились, когда она, наконец, закончила и, по своему обыкновению, задала последний вопрос:

– Надеюсь, вам всё понятно? Если нет, то смелее задавайте, пожалуйста, свои вопросы сейчас, не откладывая в долгий ящик, а не то, когда мы приступим вплотную к практическим работам, будет слишком поздно!

Всем было всё ясно и понятно, и потому смелых не нашлось. Все молчали. И всё бы ничего, только мгновением позже Юриник встал и этак скромно и вежливо спросил:

– Простите, пожалуйста, но мне не совсем понятно: стало быть, в каком именно случае может пригодиться расхваленная вами слабительная настойка?

Все возбуждённо зашушукались, а Томарана, грозно окинув взглядом зал, и тем самым сиюсекундно восстановив тишину, перевела этот же взгляд на Юриника и снисходительно, словно маленькому и неразумному ребёнку, начала объяснять:

– Ну что же вы, молодой человек… Вот вам, стало быть, как вы и просили, именно живой пример: допустим на минуту, что вас взяли в плен воины враждебной стороны. Они, как водится, намертво прикрутили вас крепкими путами к одному из воинов и посадили верхом, скажем, на несчастного лося. Вы же, отнюдь не будучи дураком и улучив удобный момент, быстро и по возможности непринуждённо заглатываете побольше чудесного порошка слабительной травы и туда же, вдогонку, добавляете порошок конь-травы. Только именно порошок, так как времени готовить настойку у вас, естественно, нет. Хорошо, если бы вам удалось запить всё это хоть каким-то количеством воды. Но если нет, так нет. Естественно, эффект будет несколько слабее, но всё же будет, к тому же этот недостаток можно частично компенсировать количеством порошка. Затем вам останется лишь преспокойненько ожидать результата, который вовсе не заставит себя ждать долго. Когда же слабительная трава начнёт бурно действовать, а она начнёт действовать несколько раньше, нежели конь-трава, тогда вы по-настоящему и совсем не по-детски в самом прямом смысле обделаете свои делишки воистину недвусмысленным, но зато традиционным, а потому и привычным способом. И поверьте мне, мой юный друг, вскоре всем присутствующим в радиусе нескольких десятков метров порядком наскучит, если не сказать больше, тот дивный аромат, который вы будете источать даже на довольно приличном расстоянии. Вас, естественно, после таких великих подвигов отвяжут, как миленького! Отвяжут-отвяжут, не сомневайтесь! Даже против вашей воли отвяжут от находящегося уже в полуобморочном состоянии воина и снимут с многострадального и мучающегося приступами удушья и тошноты лося. И вот тогда-то вы смело сможете воспользоваться эффектом конь-травы, который поможет вам быстро скрыться из вида, по дороге разбрасывая характерную субстанцию, словно носорог, метящий свою территорию. А заодно это весьма поспособствует тому, чтобы отбить нюх у собак преследователей, коли таковые будут вдруг пущены по вашему следу. Ну и пусть вы немного запачкаетесь, главное, не берите это в голову и держите себя в руках! И не беда, что вы будете невыносимо смердеть. Не стоит отчаиваться! Зато вы останетесь живы, здоровы и будете свободны, как страус в поле! А что ещё нужно настоящему мужчине, естественно, кроме потребности задавать ненужные вопросы?

И Томарана мстительно зыркнула на Юриника, который, в свою очередь, нахмурился и посерьёзнел ещё больше. Наверное, он живо представил это малозаманчивое действо в своём богатом воображении. Зато с практической стороны всё это легко выполнимо и, главное, ничего особенного делать не нужно, засыпал порошок и жди себе, припеваючи. Прекрасно осознавая это, Юриник, как ни странно, явно не испытал глубокого морального удовлетворения ни от своих вопросов, ни от её ответов. Зато, и это было хорошо видно, немалое удовлетворение испытала Томарана, бросившая теперь на Юриника надменный, победоносный взгляд. Довольны остались и ученики, которые скромно посмеивались в ладошки, опасаясь смеяться в открытую, памятуя об описанном только что возможном крайне неприглядном наказании за нарушение порядка. Мы с Дормидорфом и Дорокорном недоумённо переглядывались, не в силах понять, чего он добивается своими вопросами, с какой стати так явно лезет на рожон и, вообще, зачем ему всё это нужно? Я, честно говоря, думал, что теперь уж точно Томарана объявит большую перемену, хотя бы часика на полтора-два-три, но не тут-то было, я не угадал. После некоторого молчания она как ни в чём не бывало начала вести свой предмет дальше.

Мне всё порядком поднадоело и по старой школьной привычке захотелось убежать подальше, куда глаза глядят, но я не подал вида и продолжал прилежно внимать говорившей. Только члены моих конечностей возмущённо и призывно зазудели, страстно требуя хоть какого-то движения. Эх, время идёт, а ничего не меняется!

Томарана в это время упоительно, с явно видимым удовольствием рассказывала про сыворотку откровенности! Мол, коли уж вам очень нужно, чтобы существо или группа существ говорили только то, что у них на уме, не хитрили, не юлили и не вертелись, словно ужи на сковородке, то эта сыворотка прямо-таки находка.

Далее шёл рецепт в мельчайших подробностях. Затем, ставший уже обычным, вопрос:

– Всё понятно? Вопросы есть?

При этих словах вся группа во главе с учительницей дружно, не сговариваясь, посмотрели на нашего любознательного друга и он, немного помявшись для вида и поёрзав на стуле, будто слегка разминаясь, естественно, оправдал их ожидания.

Юриник медленно встал. Все сразу затихли в предвкушении и с интересом стали следить за дальнейшим развитием событий, только у нас с Дормидорфом и Дорокорном к уже описанным эмоциям присоединились ещё недоумение и озабоченность психическим здоровьем нашего неосмотрительного друга и, в какой-то степени, даже скорбь.

Он же с самым серьёзным видом спросил:

– Позволю себе скромно поинтересоваться, а чем же отличается по оказываемому действию сыворотка откровенности от отвара трепандры?

Томарана даже глазом не моргнула, даже лоб не нахмурила, просто кремень, а не женщина. Спокойным голосом она начала объяснять Юринику, в чём принципиальная разница между этими двумя зельями.

– Понимаете, молодой человек, жизнь, она ведь чертовски сложная штука! А по сему далеко не всегда удаётся, например, на переговорах, вставить солидную клизму в задницу вождю дружественного племени, да ещё потом и поглубже засандалить туда же хорошо притёртую затычку, и уговорить его потерпеть минут пяток, не больше, естественно, вежливо извинившись перед этим. Ведь без извинений, как вы понимаете, никак нельзя предпринимать подобных действий! А иначе это будет просто-таки вульгарно, я бы заметила – это дурной тон, противоречащий общепринятым правилам этикета. Совсем другое дело, если вам всё же удастся уговорить его на это, в общем-то, обычное и даже где-то полезное мероприятие, подумаешь, какая-то малюсенькая клизмочка и очень удобненькая пробочка. И всего один разик! Один-то раз не педобраз! Вжик и всё. И уж тем более эти действия не с руки совершать по отношению к вождю враждебно настроенного племени и его свите. Вас, голубчик, к моему глубочайшему сожалению, могут превратно понять или неправильно истолковать ваши чистые и светлые намерения и так же вежливо предложить самому насладиться сей заманчивой процедуркой, и даже настоять на этом в случае вашего скромного отказа. Кстати, советую вам уже сейчас готовиться к подобному развитию событий. С вашими вопросиками вам всегда нужно быть готовым к малоприятным неожиданностям. Подлить сыворотку в пищу или питьё куда как проще, поверьте… Разве вы не находите мои доводы очевидными?

По внешнему виду Юриника было сразу заметно, что он, конечно, находил её доводы достаточно очевидными.

– И ещё, при использовании отвара правды ваш оппонент будет отвечать хоть и на все заданные вопросы, но находиться будет не совсем в своём уме и в дальнейшем вполне может и не вспомнить, что делал или говорил. При использовании же сыворотки откровения он будет отвечать лишь на те вопросы, на которые пожелает. Благодаря сыворотке ваш собеседник начнёт испытывать к вам искреннюю симпатию, в хорошем смысле этого слова, и изъявит желание ответить на многие вопросы. Следовательно, составить договор или заключить соглашение он тоже захочет и, что немаловажно, потом будет помнить и выполнять ваши договорённости и свои обязательства честно и с желанием, ибо при использовании сыворотки он будет в здравом уме и твёрдой памяти. Не стану спрашивать, есть ли у вас какие-нибудь вопросы, потому что уже наверняка знаю ответ. А лучше вот что, любознательный вы наш, подойдите-ка, пожалуйста, к моему столу, не сочтите за труд.

Юринику пришлось подчиниться, и он нехотя поплёлся к столу Томараны, где тоже находился набор снадобий на подносе, как и на наших столах.

«Ну, вот и допрыгался наш голубчик», – подумал я. И другие, судя по их лицам, подумали то же самое. «За что боролся, на то и напоролся». Сейчас она ему нежно и не спеша, с небольшими перерывами, по-матерински заботливо введёт лекарство от скуки и тоски, а также от желания задавать вопросы. А он, горемычный, растреплет всё, что знает, а что не растреплет, то они и сами успешно додумают, но нам от этого будет не легче.

Чем ближе Юриник подходил к учительскому столу, тем грустней становилось его лицо и довольней делалось лицо Томараны. Она как-то по-особенному щёлкнула пальцами и спиртовка, стоящая на её столе, слабо фыркнула, вспыхнув, и загорелась голубовато-красным подпрыгивающим пламенем.

– Берём сто миллилитров воды и доводим её до кипения, выжимаем сюда сначала свежий корень неулюса обыкновенного, десять капель, затем десять капель корня зонтичника лесного, также свежего. Ждём ровно минуту. Можно при желании и чуть больше или меньше, это особой роли не играет.

Как она говорила, так и делала, сначала, после добавления в кипящую воду сока неулюса жидкость в колбе приобрела светло-мутный оттенок, словно молоко, сильно разбавленное водой. А сразу после добавления сока зонтичника зелье сделалось, как кофе с молоком, мутно-бежевым.

– Вот теперь сыворотка откровения готова к употреблению, переходим к моему любимому разделу растениеведения – прикладному. Сейчас мы все с огромным и нескрываемым удовольствием отправимся на полуторачасовой перерыв, но сначала, будьте так любезны, молодой человек, соблаговолите уж, пожалуйста, принять внутрь сей ценный чудодейственный напиток. Не беспокойтесь, здесь ровно одна четвёртая часть от нормальной средней дозы, что гарантирует нужный эффект на пятнадцать-двадцать минут, никак не больше. По прошествии десяти минут вас неудержимо потянет пооткровенничать со своими друзьями. Тогда они рискуют узнать о вас и о себе много интересного, по крайней мере, цель ваших навязчивых и забегающих вперёд вопросов они, я думаю, выпытают у вас в первую очередь, уж это точно. И уже к концу перерыва вы, для почина, тоже будете точно знать, каково воздействие сыворотки откровенности на живой организм. А дальше видно будет, ведь, как известно, нет предела совершенству, и вам есть к чему стремиться.

С этими словами она отдала Юринику пробирку с сывороткой и нетерпеливо сказала:

– Ну, пейте же, голубчик вы мой сизокрылый, не стесняйтесь, хоть выговоритесь вволю. И, надеюсь, перестанете терзать меня своими, далеко не всегда уместными вопросами.

Юриник одним большим глотком осушил пробирку до дна и отдал её Томаране, не забыв учтиво поблагодарить за любезное угощение.

– А теперь, – сказала она, обращаясь уже к аудитории, – перерыв два часа! Огромная просьба никому не опаздывать, а то у меня уже руки чешутся. Кстати, я пока займусь приготовлением отвара трепандры. Чего только не сделаешь для тех, кто любит опаздывать или задавать глупые и никчёмные вопросики. Всё, урок закончен, вы совершенно свободны, жду вас через два часа.

С этим многообещающим напутствием все начали неспешно расходиться, бросая на Юриника, который всё ещё стоял возле учительского стола, сочувствующие и любопытные взгляды. А наш подопытный грустно стоял с поникшей головой, чутко прислушиваясь к процессам, происходившим в организме. Мы обступили его со всех сторон и повели к выходу, но если бы он был один, то, скорее всего, к нему подошли всякие тёмные любопытствующие личности и с удовольствием послушали то, что он бы им понарассказывал.

Томарана действительно приступила к приготовлению какого-то отвара и вся ушла с головой в работу. Она оказалась очень увлекающейся натурой, эта королева клизм и пробирок.

Мы подумали и решили пока не ходить в обеденный зал, куда отправилась основная масса наших соучеников, а то Юриника, чего доброго, развезёт не на шутку и он запросто прилюдно сболтнёт лишнего, потом не расхлебаешь. Решили пойти отсидеться у себя, тем более Томарана обещала, что через какие-нибудь двадцать минут действие сыворотки прекратится, а там видно будет.

Так и сделали. Уже через пять минут мы сидели у себя за круглым столом, имея совершенно чёткие намерения выпытать у Юриника, пока тот находился под воздействием зелья, истинную причину вызывающего поведения на растениеведении.

Начал допрос Дорокорн, как самый близкий Юринику человек из участвующих в нашей экспедиции:

– Ответь нам, пожалуйста, уж будь другом, что на тебя нашло, зачем ты лезешь на рожон, чего добиваешься? Ты что, не понимаешь, что своими дурацкими неуместными вопросами ставишь под угрозу раскрытия наше, пока ещё не совсем безнадёжное дело? А если бы она тебе не сыворотку дала, а клизму с отваром правды поставила, что бы тогда было?

– Не беспокойся, дружище Дорокорн, – отвечал Юриник, – Томарана мне хоть и нравится, но не настолько, чтобы дать ей поставить себе эту чудовищно-страшную штуковину. А что касаемо остального, то никуда я не лезу, ни на какой такой рожон! Даже и в помыслах моих этого никогда не было! Просто, понимаешь, мне действительно интересно! Вот и всё.

– Помыслы у него, видите ли! Что тебе интересно? Чтобы она тебе клизму всобачила? Она же тогда всё может у тебя вытянуть! Если ты без клизмы больше не можешь жить, то пусть вон Дормидорф тебе её поставит, а я даже могу отвернуться. Ну и дела!

– Да не клизма мне интересна, – слегка смутился Юриник, – я давно хотел заняться растениеведением, да вот всё руки не доходили….

– Угу, ха-ха, и ты решил другим местом дойти, так сказать, дотянуться, поднатужившись. Молоде-ец! – съязвил Дорокорн.

Но Юриник вовсе не обиделся, а просто пропустил мимо ушей саркастическую шуточку друга и как ни в чём не бывало продолжал:

– Не доходили, говорю, руки, и вот, наконец, дошли! Мама мия, такой удачный случай! Да ещё и появилась неожиданная возможность испытать на себе действие этой чудесной сыворотки откровенности. Ведь не могу же я, будучи честным человеком, опаивать тебя, мой любезный Дорокоша, не испытав её действие сначала на себе самом.

При этих словах Дорокорн не на шутку встревожился, затем задумался, закручинился и, наконец, робко и осторожно, чтобы не спугнуть, поинтересовался вкрадчивым голосом:

– А ещё какими зельями, мой любезный и заботливый друг, ты намереваешься меня опаивать, позволь узнать?

– О-о-о! – отвечал польщённый Юриник, – у меня обширные и далеко идущие планы! Да мало ли на свете полезных отваров! Вот, например, я где-то слышал об эликсире мудрости.

– А-а, что такое? Зачем он мне? Я, кажется, и без этого твоего эликсира на свою мудрость не жалуюсь, зачем мне это? – удивлённо проговорил Дорокорн.

И Юриник, хитро прищурившись, ответил ему прямо и честно, как и предупреждала Томарана:

– Правильно, согласен! Тебе-то, дорогой, лишняя мудрость ни к чему, я с тобой в этом совершенно согласен, даже спорить не буду! Этот эликсир необходим мне, а тебе я приготовлю зелье покорности и услужливости или что-нибудь в этом роде. Ведь тебе, мой милый друг, этого явно не хватает, я же не слепой, всё вижу! Разве я могу оставить тебя и не помочь в трудную минуту? Ну, подумай ты сам, пожалуйста! А после этого хорошего и нужного зелья твой душевный покой, бесспорно, восстановится, и ты сможешь совершенно спокойно заниматься любимым делом, не тратя понапрасну душевные силы, не переживая и не расстраиваясь по разным жизненным пустякам.

– Это каким же моим любимым делом я должен заниматься? – спросил обалдевший от откровений друга Дорокорн.

– Как каким? Конечно, в первую очередь заботой обо мне и общением со мной! С нами со всеми.

У Дорокорна глаза полезли на лоб от удивления, а Юриник увлечённо продолжал:

– Вот только одно меня мучит, одно не даёт покоя, – мы насторожились, – никак не могу решить, чем опоить нашего беспардонного домовика, чтобы избавить его от отвратительно скверного характера?

В шкафу что-то гулко стукнуло несколько раз подряд, будто тяжёлая полка свалилась, а может, это наш впечатлительный и легко ранимый домовой от нечаянной радости бухнулся в обморок или бился в данный момент в конвульсиях. Ан, нет! Потихонечку сквозь дверь шкафа начали проступать знакомые очертания. Медленно, будто задумчиво, Мокся вышел из шкафа, весь такой мрачный и хмурый, как грозовая туча, и серьёзный до невозможности. Осторожно ступая, он подошёл к Юринику и внимательно, с опаской и встревоженной заботой заглянул тому в лицо. Затем, склонив голову на бок и сцепив руки за спиной, принялся неспешно расхаживать вокруг него, не произнося ни слова. Максимилиан каждый раз внимательно и пристально поглядывал на безмятежно сидевшего с блаженным выражением лица Юриника, причём с каждым заходом он приближал своё лицо всё ближе и ближе к нему, пока, наконец, не придвинулся практически вплотную. Домовик всем своим видом выражал полное недоумение и некоторую опаску. В последний раз, когда он проходил мимо, Юриник, поймав его взгляд, так же недоумённо и пришибленно уставился на него в ответ. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, пока домовой, наконец, не произнёс:

– Нда-а! Инте-ере-есно… Это можно вылечить? Я готов даже отказаться от своих любимых пряников, лишь бы исцелить это!

Юриник принялся радостно и воодушевлённо объяснять, что всё возможно, главное, лишь бы он, домовой, сам желал излечиться, а уж за Юриником дело не станет, он сделает всё возможное и даже больше, у него ведь обширные и далеко идущие планы.

– Да это я не про себя, а про тебя. Теперь ты, я вижу, не Юриник, а Юродик, – пояснил домовой.

Юриник ни капли не смутился, у него на всё был готов ответ:

– Конечно-конечно, называй меня хоть горшком, только в печку не ставь! Знай только одно, если тебе необходима моя поддержка и дружеское участие, то я, безусловно, готов лечиться вместе с тобой! Понимаешь, Максимка, ведь даже я не идеален, а вместе мы обязательно добьёмся положительного результата в самые короткие сроки, а потом займёмся и остальными.

– Добьёмся-добьёмся… и займёмся, – ворчал домовой, с нарастающей опаской поглядывая на размечтавшегося Юриника, и, на всякий случай, отходя от него на несколько шагов.

В это самое время в коридоре раздалось характерное хлопанье крыльев, и через пару секунд в комнату влетел ворон, но за мгновение до этого Максимка беззвучно исчез, тяжело и трагично вздохнув. Коршан аккуратно плюхнулся на стол и, пройдя ещё несколько шагов по инерции, прежде чем остановиться окончательно, заговорил:

– До меня докатились сумбурные слухи, что нашего славного Юриника опоили-таки, наконец, сывороткой откровенности. И он, смею надеяться, сделался ещё более интересным, словоохотливым и приветливым человеком, нежели был ранее.

– Да, это истинная правда, опоили-таки, наконец, о-о, как же это правильно сказано, – охотно и приветливо отвечал оживившийся и потирающий руки Юриник. По всему было видно, у него есть много что обсудить именно с Коршаном. Такой бурной страсти к общению раньше за ним никогда не замечалось, и наблюдательный Коршан этого, естественно, не мог сразу же не заметить. Следовало начать волноваться. Что будет, если наш словоохотливый Юриник сейчас разоткровенничается?

Пока он рассыпался в любезностях и благодарил провидение за то, что всё так славно получилось, Коршан водил своим мощным клювом, словно ищейка, из стороны в сторону, так и выискивая, к чему бы придраться, так и вынюхивая.

Он промычал:

– О-очень интересно!

Мы переглянулись, не зная, что нам теперь делать, как закрыть рот нашему говоруну-праведнику.

Между тем Коршан продолжал:

– Я, поверите ли, всегда страстно желал поговорить с человеком, опоённым сывороткой откровенности, а ещё лучше, отваром правды-трепандры, но не опоённым, а… Да вы и сами всё уже знаете! Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба!

Поверим! Конечно, сразу так и поверим, как не поверить? Заявляя это, ворон от нетерпения и возбуждения аж подпрыгивал и забавно раскачивался, словно ручной попугай на жёрдочке перед зеркалом, только что обклевавшийся ржаных хлебных крошек и сильно забродивших вишенок.

– Ну, дорогой мой Коршанчик, – нараспев, радостно и воодушевлённо произнёс блаженный Юриник, словно размахивая своим лицом в такт подпрыгивания ворона, – мне тоже много о чём нужно с тобой поговорить, особенно о вреде обжорства и сквернословия, а так же жадности и зависти! Ведь всем этим, ты, любезный Коршан…

Но больше Юриник ничего не успел вымолвить, ровным счётом ни слова, вместо этого он вздрогнул, ойкнул и замер на месте, удивлённо вытаращив глаза, словно его кто-то ущипнул за мягкое место или укусил, не знаю уж там за что.

А ворон, немного помолчав и так и не дождавшись продолжения, заговорил сам:

– Расскажи-ка мне лучше, дружище, для начала, что ты чувствуешь, а про обжорство я и так всё прекрасно знаю. Ведь было время, и я этим о-ёй, как увлекался, мог запросто и быка за два присеста склевать! Но теперь всё в далёком прошлом. Ты ведь мою натуру знаешь! Я собрал всю свою волю в единый и могучий кулак, поднатужился хорошенько и с помощью этого кулака покончил с тем форменным безобразием раз и навсегда! Сейчас я воздержан буквально до неприличия. А что ты говорил по поводу сквернословия и чего-то там ещё?

Но Юриник ничего не отвечал ему, ибо он, как впал минуту назад в оцепенение и глубокую задумчивость, так всё ещё и прибывал в этом спасительном для нас состоянии. Мы все с нетерпением ожидали, когда закончится действие зелья и наш друг, наконец, придёт в себя. Обещанные Томараной двадцать минут уже истекли и, возможно, теперешнее оцепенение Юриника и есть выход из этого состояния. По крайней мере, мы очень на это надеялись.

Вдруг Юриник очнулся от своей задумчивости и заговорил, обращаясь к терпеливо ожидавшему ответа Коршану:

– Ты хотел знать, что я чувствую? Понимаю. Изволь. Так вот, чувствую я, что наболтал тут лишнего в три короба, но не понимаю, кто меня за язык тянул. И при этом чувствую себя превосходно, как и подобает полному, законченному идиоту!

Ворон раздосадовано крякнул и философски произнёс:

– Итак, мне всё ясно, опоздал, значится. Ну что же это вы, нельзя так! Ну, надо было дозу больше давать! Э-эх, отвара пожалели. Ладно, полетел я, встретимся в обеденном зале, надеюсь, что вы наведаетесь туда, прежде чем отправиться на продолжение растениеведения?

– Да, скорее всего, наведаемся, – за всех ответил обрадованный Дормидорф.