Текст книги "Виктор Суворов: исповедь перебежчика"

Уши заломило, самолет резко пошел вниз. Верхушки деревьев рядом мелькают. Роль у меня плохая: у всех вытяжные тросики пристегнуты к центральному лееру, и лишь у меня он на груди покоится. Пропустив всех мимо себя, я в последний момент должен свой тросик защелкнуть над своей головой. А если промахнусь? А если сгоряча выйду, не успев его застегнуть? Открыть парашют руками будет уже невозможно: земля совсем рядом несется. Я вдруг представил себе, что валюсь вниз без парашюта, как кот, расставив лапы. Вот крику-то будет! Я представляю свой предсмертный вой, и мне смешно. Диверсанты на меня понимающе смотрят: истерика у проверяющего. А у меня не истерика. Мне просто смешно.

Синяя лампа над грузовым люком нервно замигала.

– Встать! Наклонись.

Первый диверсант, Лысый Тарзан, наклонился, выставив для устойчивости правую ногу вперед. Брат Евлампий своей тушей навалился на него. Третий навалился на спину второго, и так вся группа, слившись воедино, ждет сигнала. По сигналу задние напрут на передних, и вся группа почти одновременно вылетит в широкий люк. Хорошо им. А меня не будет толкать никто.

Гигантские створки люка, чуть шурша, разошлись в стороны. Морозом в лицо. Ночь безлунная, но снег яркий, слепящий. Все, как днем, видно. Земля – вот она. Кусты и пролески взбесились, диким галопом мимо несутся. ПОШЛИ!

Братцы! ПОШЛИ!!!

Хуже этого человечество ничего не придумало. Глаза сумасшедшие мимо меня все сразу. Сирена вопит, как зверь умирающий. Рев ее уши рвет. Это чтоб страх вглубь загнать. А лица перекошены. Каждый кричит страшное слово: «ПОШЛИ!». Увернуться некуда. Напор сзади неотвратимый. Передние посыпались в морозную мглу. Ветра поток каждого вверх ногами бросает. ПОШЛИ!!! А задние, увлекаемые стадным инстинктом, тут же в черный снежный вихрь вылетают. Я руку вверх бросил. Щелчок – и вылетаю в морозный мрак, где порядочные люди не летают. Тут черти да ведьмы на помеле, да Витя Суворов с парашютом.

Все на сверхмалой высоте одновременно происходит: голова вниз, жаркий мороз плетью-семихвосткой по роже, ноги вверх, жуткий рывок за шиворот, ноги вниз, ветер за пазуху, под меховой жилет, удар по ногам, жесткими парашютными стропами опять же по морде, а в перчатках и в рукавах по локоть снег горячий и сразу таять начинает. Противно…».

«Контакта ГРУ с КГБ ЦК очень боялся: если мы снюхаемся – загрызем!»

– Ты был офицером ГРУ – знаменитого Главного разведывательного управления Генштаба Советской Армии, а это правда, что ГРУ и КГБ (Комитет государственной безопасности СССР) между собой враждовали?

– Правдивее не бывает. Дело в том, что это как два медведя в одной берлоге, но на ножах они были еще и потому, что Центральному Комитету КПСС этого очень хотелось. Я расскажу, почему…

В тридцать восьмом году чекисты «почистили» многих, а ГРУ, как старых врагов, особенно усердно. Кстати, ГРУ оно стало называться с сорок второго года, а до того – Пятое управление, Разведуправление Генштаба Красной Армии, по-всякому. Оттого, что чекисты изрядно ГРУ пощипали, туда нужен был новый начальник, и товарищ Ежов (на тот момент нарком внутренних дел СССР и генеральный комиссар госбезопасности. – Д. Г.) выдвинул… себя. Целых два дня он возглавлял Разведуправление РККА (вспоминать об этом не любят, но так было), ну а теперь вообрази на минутку: сидит в своем кабинете товарищ Сталин – усы расправил, трубочку табаком набил, и в этот момент на стол ему бумагу кладут…

При мне было так, что и Главное разведывательное управление, и КГБ каждое утро наверх всего лишь по одному листку направляли, ну а если всяких событий случилось много? Все равно один лист, отпечатанный крупным шрифтом. Как тут в отведенный объем уложиться? Да очень просто. Ты же знаешь, что программа новостей, допустим, идет полчаса: независимо от того, много чего или совсем ничего не произошло, тебе все равно тридцать минут что-то вещать нужно – правда? Точно так же и тут – всего лишь один листик, а Сталин все время стравливал эти организации, потому что…

– …исповедовал принцип: разделяй и властвуй!..

– Верно, а кроме того, существует еще конкуренция. Главного чекиста он, например, вызывает: «Товарищ Ежов, вы что тут такое докладываете? Чепуха какая-то. Вот военные разведчики сообщают…», – но что именно, не говорит. Потом главу разведки на ковер вызывает: «Вы что это тут написали?..»

– «…Вот товарищ Ежов!»…

– Да, а они же друг друга не знают, к тому же враги… В общем, в июле тридцать восьмого года товарищ Сталин садится (при этом я не присутствовал, но, в принципе, все это можно представить) и донесения НКВД читает. Смотрит подпись: Ежов, а военная разведка докладывает что-то другое, но подпись та же: Ежов. Трудно сказать, что в ту минуту с Иосифом Виссарионовичем приключилось, но я бы на его месте дрогнул. Кто основные решения принимает? Он, вождь всех времен и народов, но на основании донесений, и как же ему теперь с этим монстром справиться? Вернее, с двумя монстрами. Доселе он держал этих ребяток на поводке, а тут…

С этого падение Ежова и началось – потихоньку, потихоньку… Думаю, товарищ Сталин почуял неладное, выдохнул (Засовывает кулак в рот.): «А-а-ах!» – и разделил две спецслужбы немедленно.

У меня на сей счет личный есть опыт: мы с женой Таней в Женеве работаем, а поскольку у чекистов была установка с нами все-таки контактировать, один парень хороший насчет выпить-закусить как-то ко мне подходит. Я к своему резиденту мгновенно: «Такие дела, предложение поступило…». Тот сразу туда (Показывает пальцем вверх.) пишет, что так, мол, и так, бумага тут же из ГРУ в Центральный идет Комитет, а оттуда как рыкнули! Резидент ГБ моментально к нашему прибежал: «Иван Петрович, да мы же с тобой мужики, да ничего же тут не было…». ЦК нашего контакта очень боялся: если мы снюхаемся…

– …ему может прийти конец…

– Загрызем!

Из книги Виктора Суворова «Аквариум».

«Если вам захотелось работать в КГБ, езжайте в любой областной центр. На центральной площади всенепременно статуя Ленина стоит, а позади обязательно огромное здание с колоннами – это обком партии. Где-то тут рядом и областное управление КГБ. Тут же на площади любого спросите, и любой вам покажет: да вон то здание, серое, мрачное, да-да, именно на него Ленин своей железобетонной рукой указывает. Но можно в областное управление и не обращаться, можно в особый отдел по месту работы. Тут вам тоже каждый поможет: прямо по коридору и направо, дверь черной кожей обита. Стать сотрудником КГБ можно и проще – надо к особисту обратиться.

Особист на каждой захудалой железнодорожной станции есть, на каждом заводе, а бывает, что и в каждом цеху. Особист есть в каждом полку, в каждом институте, в каждой тюрьме, в каждом партийном комитете, в конструкторском бюро, а уж в комсомоле, в профсоюзах, в общественных организациях и добровольных обществах их множество. Подходи и говори: хочу в КГБ! Другой вопрос – примут или нет (ну, конечно, не примут!), но дорога в КГБ открыта для всех, и искать эту дорогу совсем не надо.

А вот в ГРУ попасть не так легко. К кому обратиться? У кого совета спросить? В какую дверь стучать? Может, в милиции поинтересоваться? В милиции плечами пожмут: нет такой организации.

В Грузии милиция даже номерные знаки выдает с буквами «ГРУ», не подозревая, что буквы эти могут иметь некий таинственный смысл. Едет такая машина по стране – никто не удивится, никто вслед не посмотрит. Для нормального человека, как и для всей советской милиции, ничего эти буквы не говорят и никаких ассоциаций не вызывают. Не слышали честные граждане о таком, и милиция никогда не слышала.

В КГБ миллионы добровольцев, а в ГРУ их нет. В этом и состоит главное отличие: ГРУ – организация секретная. О ней никто не знает и оттого не идет в нее по своей инициативе. Но, допустим, нашелся некий доброволец, каким-то образом нашел он ту дверь, в которую стучать надо: примите, говорит. Примут? Нет, не примут. Добровольцы не нужны. Добровольца немедленно арестуют, и ждет его тяжелое мучительное следствие. Много будет вопросов. Где ты эти три буквы услышал? Как нас найти сумел? Но главное, кто помог тебе? Кто? Кто? Кто? Отвечай, сука!

Правильные ответы ГРУ вырывать умеет. Ответ из любого вырвут. Это я вам гарантирую. ГРУ обязательно найдет того, кто добровольцу помог, и снова следствие начнется: а тебе, падло, кто эти буквы назвал? Долго ли, коротко ли, но найдут и первоисточник. Им окажется тот, кому тайна доверена, но у кого язык превышает установленные стандарты. О, ГРУ умеет такие языки вырывать. ГРУ такие языки вместе с головами отрывает, и каждый попавший в ГРУ знает об этом. Каждый попавший в ГРУ бережет свою голову, а сберечь ее можно, только сберегая язык.

О ГРУ можно говорить только внутри ГРУ. Говорить так, чтобы голос твой не услышали за прозрачными стенами величественного здания на Ходынке. Каждый попавший в ГРУ свято чтит закон Аквариума: “Все, о чем мы говорим внутри, пусть внутри и останется. Пусть ни одно наше слово не выйдет за прозрачные стены”. И оттого, что такой порядок существует, мало кто за стеклянными стенами знает о том, что происходит внутри. А тот, кто знает, молчит».

– Кто был сильнее: КГБ или ГРУ?

– Вопрос, уж прости, неправильный. Смотри: председатель КГБ СССР товарищ Андропов был членом Политбюро, а начальник ГРУ?

– Однако…

– А между тем свой человек у нас в Политбюро сидел. Кто? Министр обороны Гречко.

Сравнивать КГБ и ГРУ неверно, это разные уровни. Надо говорить… Вместе:

– …армия…

– …и КГБ, или Первое главное управление КГБ и Главное разведывательное управление Генерального штаба.

Повторяю: уровни, да и организации это разные, и если взять, например, посольства, примерно процентов сорок там было чистых товарищей (мы так их и называли: «чистые товарищи»), а шестьдесят – «варяги», но для «чистых» мы все «варяги»: между собой они нас не разделяли.

– «Чистые» – это профессиональные дипломаты?

– Как правило, дети высокопоставленных отцов, и когда мы находились в Женеве, знали: такие-то люди – товарища Громыко, а вот те – товарища Брежнева.

– Ни на КГБ, ни на ГРУ они не работали?

– Нет, это Министерства иностранных дел креатуры, но они ничего и не делали. Ну вот, к примеру, ЦК какое-то решение принимает и направляет его в МИД. Там этот циркуляр на свой бланк переписывают: мол, Министерство иностранных дел считает так-то, а «чистые» при этом только присутствуют – в этом едва ли не вся их работа и заключалась.

«Чистых» много… У нас вот была такая Зоя Васильевна Миронова – если официально, постоянный представитель Союза ССР при отделении ООН в Женеве в ранге «Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР». Предположим, проводит она совещание дипломатов, и ей докладывают, что кто-то где-то набедокурил. Ну, выпил лишнего, закусил, а в результате машина в озеро Женевское завалилась – бывает же, и вот эта бедная женщина говорит сокрушенно: «Но ведь он чей-то сын…». Понимаешь, какой нюанс? Наказать можно, но надо же пожалеть папу, проявить человечность…

«Микрофоны везде, но нужно же как-то устраиваться: пацану двадцать с хвостиком, жена-красавица… “Привет, ребята! Подглядываете? Ну, если кому нравится, на здоровье!”»

– В двадцать два года ты угодил в номенклатуру ЦК КПСС…

– (Кивает).

– …куда до тебя в столь раннем возрасте никто никогда не попадал…

– Это правда.

– Четыре года ты проработал в Женевской резидентуре ГРУ…

– …да…

– …но контрразведка любой страны уже на первом году службы опознает любого, кто действует под легальным прикрытием…

– Правильно.

– Почему же тогда не берет?

– А это, как в случае с мафиози: все в курсе, кто он такой, а вот арестовать не могут.

– Почему?

– А потому, что нужно его на чем-то поймать. Вот он идет в золотых цепях, весь из себя крутой, а за что брать-то? За пушистый хвост, пока на чем-то его не засек, не возьмешь – как и разведчика, работающего под легальным прикрытием. Вычисляется он мгновенно, а дальше? Вот, например, я прибываю на место службы и с кем-то контачу. С чекистами же не могу…

– …а слежка идет, да?

– Идет железно, и я это знаю.

– Знаешь и чувствуешь?

– Ну, конечно.

– Хвосты, прослушивание телефонов?

– Не только.

– Видеонаблюдение?

– Разумеется! Понятно, что в нашей чудесной квартире с видом на Женевское озеро везде микрофоны, но нужно же как-то устраиваться: пацану двадцать с хвостиком, жена-красавица…

– Хочется как-то, да?..

– …и расслабиться. «Ну, ничего, – думаю, – что же я буду жизнь свою молодую ломать? Привет, ребята! Подглядываете? Ну, если кому нравится, на здоровье!» (Смеется).

– Эти люди, выходит, пикантные сюжеты порой смаковали…

– По-моему, как участники порносъемок, они уже к этому как-то привыкли – все-таки каждый день следили…

Да, я знал: не выпускают из виду – и что? Настоящие контакты должен был скрыть, а для этого нужно иметь много друзей. Постоянно к тому же «пасти» невозможно. Допустим, иду я по улице. Чтобы за мной следовать, нужна бригада наружного наблюдения – пять-шесть человек, две-три машины, а это же деньги надо платить. Я один, а за мной двое – это если просто присматривают, а если плотно берут? Выставляют две-три бригады, но если ребята по восемь часов отработают, им отдыхать нужно – значит, приходится еще одну ставить бригаду…

Я между тем встаю, предположим, утречком раненько, тапочки надеваю и побежал по лесочку, и побежал… Кто-то за мной должен бегать, правда? Само собой! Понимая, что за всеми-то им следить слишком накладно, начинаешь прикидывать: здесь «ведут», а там нет, тут видеокамеры спрятаны, а дальше еще что-то – в таких местах обычно все техникой нашпиговано. Город-то шпионский – столица всего, и маленький такой – чудо! Ты же в Женеве бывал?

– Конечно. И Ленин бывал тоже…

– Ой, мы как раз в том же месте жили, где когда-то Владимир Ильич, но я сейчас не об этом. Итак, рестораны, официанты, весь обслуживающий персонал на прикорме, все прослушивается… Предположим, мне резидент говорит: «Нужен сигнал – быстренько обеспечь!». Обычно это очень простая вещь: воткнул куда-нибудь кнопочку, или еще мы часто помаду губную использовали. Идешь себе, где-то мазнул, – раз! – и готово, и если я точно описал это место, выполнить в результате задание не составляет труда.

Или посмотрел по карте: ага, вот оно – это место! Я его себе представляю и, чтобы лишний раз туда не ходить, описываю: дескать, телеграфный столб номер такой-то (там в то время еще деревянные столбы кое-где сохранялись), вокруг какой-то старинный парк, и если на уровне груди воткнуть кнопочку, это будет кое-что означать.

В общем, идет нелегал через Женеву. Кто он, что, как, нам неизвестно, но из Центра поступает приказ: с восьми часов вечера завтрашнего дня проверять, и если сигнал появится, сообщить – все! Центр знает, что это означает, а мы нет, но это работа, и если сделать ее плохо, человека можно очень здорово завалить.

– Шпионские страсти прямо!

– Шпионские страсти (Кивает.), но перед тем как кнопочку эту воткнуть, я все-таки должен проехать туда – так положено! – и осмотреть столб. Глянул, а кнопочками там все усеяно – наверное, лет тридцать уже втыкали: и ржавые, и всякие-всякие.

Доходило порой до смешного: сидишь, например, в ресторации и глазом косишь: «Ой, Господи!» – а там знакомый американец с каким-то китайцем работает.

– Вербует?

– Ну да, и мы, например, из Женевы такие вещи старались вынести. Там только две дороги, со всех сторон граница французская (ее нам пересекать нельзя), поэтому вербуемый объект выводили то в Цюрих, то в Базель.

– Я сейчас вспомнил Высоцкого – у него песня есть «Пародия на плохой детектив». Помнишь? «Опасаясь контрразведки…

– (Вместе.)…избегая жизни светской, под английским псевдонимом “мистер Джон Ланкастер Пек…”».

Здесь недалеко станция метро находится – по-моему, следующая! – «Ланкастер Гейт», и над ней огромная гостиница «Ланкастер», так я, когда нужно какую-то встречу назначить, на Высоцкого обычно ссылаюсь.

Из книги Виктора Суворова «Аквариум».

«Провалившийся волк разведки включает системы защиты, отчего стены нашего спецсооружения плавно задрожали, и начинает:

– Вот так выглядит шпион. Он показывает большой плакат с человеком в плаще, в черных очках, воротник поднят, руки в карманах.

– Так шпиона представляют авторы книг, кинорежиссеры, а за ними и вся просвещенная публика. Вы – не шпионы, вы – доблестные советские разведчики, и вам не пристало походить на шпионов. А посему вам категорически запрещается:

а) носить темные очки даже в жаркий день при ярком солнце;

б) надвигать шляпу на глаза;

в) держать руки в карманах;

г) поднимать воротник пальто или плаща.

Ваша походка, взгляд, дыхание будут подвергнуты долгим тренировкам, но с самого первого дня вы должны запомнить, что в них не должно быть напряжения. Вороватый взгляд, оглядка через плечо – враг разведчика, и за это в ходе тренировок мы будем вас серьезно наказывать – не менее, чем за принципиальные ошибки. Вы меньше всего должны напоминать шпионов, и не только внешним видом, но и методами работы. Писатели детективных романов изображают разведчика великолепным стрелком и мастером ломания рук противникам. Большинство из вас пришли из нижних этажей разведки и это видели, но тут, наверху, в стратегической агентурной разведке мы не будем вас обучать стрельбе и способам ломания рук. Наоборот, мы требуем от вас забыть навыки, полученные в спецназе.

Некоторые разведки мира обучают своих ребят стрельбе и прочим штучкам. Это идет от недостатка опыта. Помните: вы можете надеяться только на свою голову, но не на пистолет. Если вы сделаете одну ошибку, против каждого из вас контрразведка противника бросит пять вертолетов, десять собак, сто машин и триста профессиональных полицейских. Пистолетиком тогда вы уже себе не поможете и руки всем не переломаете. Пистолет – это ненужная иллюзия: он греет ваш бок и создает мираж безопасности, но вам не нужны иллюзии и миражи. Вы должны постоянно иметь чувство безопасности и превосходства над контрразведкой противника, но это чувство дает вам не пистолетик, а трезвый расчет без всяких иллюзий.

Это примерно как у монтажников-высотников. Одни из них, малоопытные, пользуются страховочным поясом. Другие никогда им не пользуются. Первые падают и разбиваются, вторые – никогда. Происходит это потому, что тот, кто пояс использует, создает себе иллюзию безопасности, однако забыл застегнуться – и вот уже кости его собирают в ящик. Тот, кто поясом не пользуется, – иллюзий не имеет. Он постоянно контролирует каждый свой шаг и никогда на высоте не расслабляется.

Советская стратегическая разведка своим ребятам не дает страховочных поясов. Знайте, что у вас нет пистолета в кармане, забудьте удары ребром ладони по кирпичу. Надейтесь только на свою голову. Ваш спорт – благородный теннис…».

«Советские разведчики орудовали не просто большими – гигантскими суммами»

– Ты где-то сказал, что львиная доля денег, которые СССР накручивал на нефти, шла на шпионаж…

– Совершенно верно.

– У меня возникает вопрос: советские разведчики орудовали большими суммами?

– Не просто большими – гигантскими.

– Как в таком случае можно было проконтролировать, что они тратят на резидентуру, что на карманные расходы, а что с целью личного обогащения от Центра утаивают?

– Угу-угу… Дело в том, что, как только я прибыл в Женеву, мне сразу же дали листочек, куда мог вписать (то есть взять под расписку) сколько угодно денег. Сколько угодно!

– Сто тысяч франков, к примеру, мог получить?

– Нет – в то время две тысячи швейцарских франков были приличной суммой. Семьдесят четвертый год, Господи! – наверное, целый век назад это было, в прошлом тысячелетии… Так вот, я могу взять необходимое мне количество денег, а по окончании месяца финансовый отчет составляю. Статья первая… Она была по агентуре: кого-то встретил, кому-то что-то там…

– Иными словами, оплата агентов…

– Ну да. Записал. Статья вторая – это по знакомым. Он еще не агент, но любая разработка требует расходов, и туда я все это включаю.

– Чай, кофе, потанцуем?..

– …потом машина. Допустим, с кем-то увидеться собираюсь – ну вот представь, что я Джон Ланкастер…

– …Пек…

– …и перед каждой встречей пишу план. Там же, в резидентуре, три уровня подчинения. Я, оттого что неопытный, молодой и зеленый, напрямую подчиняюсь заместителю резидента. Если кого-нибудь вербанул и пошел, пошел, перехожу уже в ведение резидента, то есть он лично мне говорит: «Стой там!», «Отойди, тут серьезные вещи!», а если чуть-чуть маху дал, командует: «Кыш туда, снова на низший уровень!»…

Если отлично себя зарекомендовал, становлюсь заместителем резидента и уже сам веду нескольких молодых салабончиков (прошу прощения за мой французский язык). Работаю нормально, но после каждой встречи (допустим, с каким-то китайцем я познакомился) отчитываюсь, что с таким-то мы, например, позавтракали. Не могу же я написать, что потратил на это тысячу франков…

– Разумеется, но чуть-чуть приписать было реально?

– Вполне.

– Немножко на одном китайце, капельку на втором…

– Это правда, но тогда их нужно много иметь. Короче, если успешно действуешь, внакладе никак не останешься – вот что я имею в виду.

– Хорошо, а разве за счет оплаты резидентуры поправить свое финансовое положение было нельзя? Заплатил, к примеру, агенту тысячу франков, а в отчете указал – две: кто проверит?

– Это легко проверялось, и, если схватили бы за руку, очень, очень и очень нехорошо бы пришлось.

– Ну что – убили бы?

– Не пощадили бы точно. Пойми: для офицеров зарубежная командировка длилась три года (за исключением резидентов, которые там могли находиться бессрочно). Отбыв положенное время, я свою агентуру передаю следующему товарищу, который у меня принимает дела, и он может покалякать с моим мужиком по душам: «Слушай, а тебе тут пять тысяч платили…». Тот удивится: «Что-то не припоминаю такого…».

– Понятно…

– На этом можно было крепко попасться, поэтому лично я не мелочился. Не случайно же после того, как отбыл командировку, мне четвертый добавили год, а потом – в качестве особого исключения! – на пятый оставили, и что бы там ни говорили: мол, плохо работал, такой-сякой, – это только слова. Чтобы командировку продлили, нужно было иметь много друзей, ведь если у тебя один, два или три друга, за тобой легко уследить, а когда их десятки, контрразведка в растерянности. Она, разумеется, понимает, что один из них транслятор, но кто?

– «Все крупные шпионские скандалы, – сказал ты в одном из интервью, – связаны с банальной продажей агентуры»…

– Подтверждаю.

– А как вообще вербуют людей? Что это за наука?

– Это не наука – искусство (Смеется.).

– Ты сам-то многих завербовал?

– Этот вопрос мы, с твоего позволения, без ответа оставим, потому что меня сразу же обвинят: сдает, мол, налево-направо… Да, вопрос поступил, но пропущен он мимо ушей – я это не обсуждаю, потому что никого не предал и никто меня в этом уличить не может. Если кто-либо утверждает: «Он сдал агентуру», отвечаю: «Ребята, Особого совещания здесь нет, тут нельзя ухватить человека и на “Дальстрой” отправить. Если бы я кого-нибудь сдал, вспыхнул бы шпионский скандал: кого-то бы точно судили, а если бы никого не вербовал и с агентурой своей не работал, три года продержаться в Женеве не смог бы – тем более четыре, и даже пять…».

– Ну, хорошо: вербовка – это не наука, а искусство. В чем же оно заключается?

– В том, чтобы кого-то привлечь на свою сторону. Что для этого нужно? Для начала вникнуть в его мир, найти какую-то слабину… Это как рыбная ловля где-нибудь на Днепре: сидишь, удочку с червячком закинул…

– …и рыбку поймал?

– Точно. Подсек, а он такой большой, толстый карась… Вытаскиваешь его (Якобы наматывает на катушку спиннинга леску.) и – раз! – на сковородку!

«Вербовка – это как отношения мужчины и женщины, только ее цель – не интимная близость, а привлечение на свою сторону»

– Ты можешь, посмотрев на человека, сразу определить, завербуешь его или нет?

– Да, разумеется. Вот, Дима, самая первая лекция в академии – выходит матерый зубр и говорит: «Ребята, начнем с того, что разведка – это добывание сведений о противнике. Их можно получить только через агентуру, потому что если, допустим, летит спутник, он видит лишь то, что происходит сейчас, а нам нужно то, что будет происходить завтра, и через год, и через десять лет. Со спутника это не разглядишь, хоть расшибись, значит, нужно вербовать агентуру. Поднимите-ка руку, кто хоть когда-нибудь людей вербовал?».

Все глазами его едят: ты что, мол, начальник? Он соглашается: «Ладно, давайте с другой стороны зайдем. Вот приглянулась мужчине женщина, и, чтобы как-то войти с ней в контакт, он должен ей что-то приятное сказать, что-нибудь подарить. Ну как-то так, но это та же вербовка. Теперь поднимите руку, кто не вербовал никогда?». Все переглядываются: «Да вроде женатые здесь сидим – как минимум, по одной поймали и…»

– «…вербанули»…

– Да. «Так вот, – продолжает лектор, – вербовка – это как отношения мужчины и женщины, только ее цель – не интимная близость, а привлечение на свою сторону».

– Хотя близость тоже наверняка практикуется…

– Ну, не знаю – в моей практике этого не было, но я отвечаю на твой вопрос. Ты посмотрел на женщину и думаешь: «Вот эту могу вербануть, а ту нет» – есть у тебя такое?

– Конечно…

– Ну и я так же.

– Меня вербануть смог бы?

– Запросто.

– При желании, получается, к сотрудничеству можно склонить любого?

– Нет, и дело тут вот в чем. Когда я смотрю на тебя, вижу (прости мою дипломатию – я ж дипломат!) в твоих глазах интеллект, так вот, человека умного я бы завербовал, а глупого – нет: вот и все.

– Слабые стороны тех, кого присматривали для вербовки, ты и коллеги твои изучали? На этих людей давили, их ставили в ситуации, когда проще согласиться, чем отказать?

– В моей практике – нет: это только в шпионских романах так поступают. Допустим, вызывает меня босс, и я говорю: «Здесь можно пустить в ход шантаж», а он: «Шантаж (прошу прощения за параллели такие. – В. С.), как изнасилование женщины, а зачем это тебе, если есть добровольцы?». Подойти можно более тонко, а вербовать шантажом…

– Ну, хорошо: например, некто Х попался на гомосексуальной связи и боится теперь разглашения – почему бы на этом его не подцепить?

– Ну, не знаю… У нас, насколько я помню, никто из ребят дел с этим не имел. Представь себе ситуацию: прибывает какой-то наш парень, успешно сходил на встречу, вернулся и работает уже не с замрезидента, а с самим резидентом. Приходит к нему так вальяжно и докладывает: «Сэр!»… То есть: «Товарищ генерал, а он, вообще-то, левой ориентации, голубой дядя…». Резидент спрашивает: «А откуда ты знаешь?». И правда, откуда?

– Хороший вопрос…

– Вот-вот, поэтому никто из наших в этом не отличился, а резидентура была мощная, и каждый из нас не сидел, сложа руки. Я самым молодым был, а кого-то и по второму разу командировали, и по третьему, и в Голландии парни работали, и в Америке…

Резидент мой Валерий Петрович Калинин, которого я очень уважаю и прошу у него прощения за то, что поломал ему жизнь (из-за меня он не получил контр-адмирала), и первый мой босс Иван Петрович – зубрами были, но я никогда не слышал, чтобы подобными вещами они занимались.

– Виктор, а чья разведка лучшая в мире?

– Ну, советская, разумеется… Была.

– Лучше английской, израильской и американской?

– Дело в том, что ни в израильской, ни в американской я не служил и про английскую, хотя мне пытались ее приписать, знаю только по фильмам про Джеймса Бонда, но если подытожить все, что советская разведка за годы своего существования урвала, это кажется просто невероятным. Правда, нам было гораздо легче работать: одно дело – советский разведчик в свободной стране, и другое – американец в Союз приезжает, а тут кругом КГБ и люди запуганные от иностранца шарахаются.

– Попробуй-ка кого-нибудь завербуй…

– Ну, естественно. Вот мы с Таней, женой моей, были в Израиле, и там подходит пацанчик: «Вы знаете, а я из «Моссада».

– Ты в ответ: «Конечно же, знаю»…

– (Смеется). Он киевский сам, уехал туда с родителями, и вот мы раскланиваемся: «Очень приятно…»

– «…коллега»…

– …а он между тем продолжает: «У нас тут учебник есть интересный – нам его к изучению рекомендуют». – «Какой же?» – «“Аквариум” называется, поэтому я хочу подарить вам значочек моссадовский». – «Спасибо», – растрогался я (этот значок теперь у меня на стеночке дома висит), а парень заулыбался: «Мы вообще-то в детали вникаем, но очень приятно, что в этой книге изменены и фамилии, и место действия». Впрочем, это естественно – я не хотел никого подставить и постоянно работал на понижение: и в «Аквариуме», и в «Освободителе» представляюсь колхозным шофером, хотя им никогда не был…

– …что, в общем-то, видно…

– Все, там описанное, на моих происходило глазах, я этому был свидетелем (такое и не придумаешь), но выливать на всеобщее обозрение удобрения – это не мой стиль.

«Я спасаю честь своего народа, и плюньте мне в лицо те, кто с этим не согласен!»

– Скупые строки информационного донесения: «10 июня 1978 года вместе с семьей товарищ Резун исчез из своей женевской квартиры». По версии самого Резуна, то бишь твоей, ты пошел на контакт с британской разведкой из-за того, что тебя хотели сделать козлом отпущения за крупный провал женевской резидентуры, а по другим версиям, ты был завербован британцами и впоследствии выкраден. В «Аквариуме» ты описываешь свое внутреннее перерождение, и все же каковы настоящие причины, по которым ушел к англичанам?

– Если сейчас начну сокрушаться: «Меня подставили…», читатели сразу скажут: «А-а-а, оправдывается»… Обсуждать это я не хочу: вот ушел и все тут, а то, что я убежденный враг этой системы, можно по моим книгам увидеть, и добавить тут нечего. Я понимал, что она мой народ губит: украинцев, русских, евреев…

– …и даже таджиков…

– Да всех! Во время Февральской революции 1917 года каждый седьмой житель нашей планеты обитал в Российской империи, а сейчас – каждый семьдесят четвертый: одно это свидетельствует о том, что большевики совершили…

– …или о том, что китайцы хорошо размножаются…

– (Смеется). Ну, если не размножаемся мы, на это тоже, наверное, какие-то есть причины: риса не хватает или еще чего-то, поэтому я говорил и говорю, что это преступный режим. С другой стороны, я люблю мою армию, мой народ и сижу сейчас здесь не потому, что ненавижу русских или украинцев, а оттого, что они мне дороги. Кстати, и книги свои, особенно «Ледокол», я писал, спасая честь своего народа, ведь посмотри: о 23 августа 1939 года, когда был подписан Пакт Молотова – Риббентропа, мы можем говорить нынче все, что угодно, но после этого, 28 сентября, с Гитлером был подписан Договор о дружбе и границе. Обрати внимание: о дружбе с Гитлером, а я утверждаю, что Советский Союз хотел на нацистскую Германию напасть, – ну что тут плохого?