Текст книги "20 историй о субсидиарке, которые клиенты разрешили нам рассказать"

Суд первой инстанции: разрыв шаблона

Суд соотнес доводы АСВ с позицией «Игумнов Групп» и признал: наши доказательства опровергают утверждение конкурсного управляющего о техническом характере «Компании И.С.Т.». Это во-первых.

Во-вторых, даже если бы сведения были только на бумаге, а компания липовая, члены правления банка вряд ли могли сами объективно оценить перспективы сделок по кредитованию.

Это важный нюанс, который называется профессиональное суждение. Раз профильные департаменты банка говорят своему руководству, что с заемщиком все в порядке, то с чего бы им не доверять?

По сути, профсуждение легло в основу утверждения о том, что председатель правления банка не мог быть в курсе несостоятельности заемщика – а на самом деле, как мы уже выяснили чуть выше, вполне себе состоятельности. В-третьих, суд дал мотивированное разъяснение о сроках исковой давности, которые мы заявили еще на ранней стадии процесса. Считать сроки следовало с даты, когда конкурсный управляющий узнал о наличии оснований для подачи заявления. То есть здесь нашу позицию суд не поддержал. В-четвертых, в определении суд отразил, что мы представили экспертное заключение, и зафиксировал основные выводы из него. Таким образом, судья признал экспертизу как доказательство. Правда, о правомерности ее назначения нотариусом не упомянул. В итоге масса дотошно собранных нами аргументов выставлена против шаблонных доводов АСВ. Перевес был ощутимым, и это дало плоды. Суд первой инстанции отказал в заявлении конкурсного управляющего Русславбанка о взыскании убытков с нашего клиента. Разумеется, АСВ с таким исходом не было согласно.

Впереди нас ждал следующий раунд.

Что не понравилось

В части нашего клиента (напомню, ответчиков было 5) конкурсный управляющий в своей апелляционной жалобе привел следующие доводы:

♦ аргументация суда первой инстанции дублирует доводы из нашего отзыва и не дает мотивированной оценки доводов АСВ. Мол, суд просто скопировал позицию ответчика;

♦ уточнение в цифрах по прибыли за 2014 год. А низкая прибыльность, на которой АСВ все-таки настаивает, – по его мнению, прямое подтверждение технического характера компании;

♦ отрицательное заключение по заемщику одного из подразделений банка, а именно департамента безопасности.

Как посчитал истец, в таком случае нашему клиенту следовало усомниться в выводах других служб;

♦ выписки из системы СПАРК, которые приводит АСВ, – якобы не единственный источник сведений о бухгалтерской отчетности. Хотя со стороны истца выписки из других «источников» не приобщены;

♦ банковские права требования к ООО «Компания И.С.Т.» были проданы на торгах. Истец считает это частью стратегии по минимизации последствий взыскания убытков с КДЛ. Между тем, организатор тех торгов – само АСВ, которое выручило от продажи дебиторки 20 млн руб.;

♦ нежилое помещение – комната площадью 18,5 м², которое по договору арендовала «Компания И.С.Т.» в 2014 году, находится в жилом шестиэтажном доме, и уж больно у него низкая арендная плата – 3 000 руб. в месяц. Но ведь фирме, 90 % персонала которой контролирует стройку, не обязательно иметь большой офис и вообще в нем постоянно находиться;

♦ заключение эксперта, которое было нашим козырем, АСВ посчитало недопустимым. Вопросы, которые мы поставили эксперту, якобы может ставить только суд. Обстоятельства, которые позволили нотариусу назначить экспертизу, отсутствовали. Следовательно, экспертизу необходимо признать ненадлежащим доказательством и исключить.

В принципе, такая позиция истца была ожидаема. Что ж, давайте подискутируем и посмотрим, чьи доводы будут сильнее.

Апелляционная инстанция:
томительное ожидание

В большинстве случаев апелляция в Москве проходит быстро, резко и безрезультатно. С учетом уверенной победы в первой инстанции в данном случае нас это полностью бы устроило.

Но тройка судей решила тщательно во всем разобраться.

На первом заседании апелляционный суд задал массу вопросов и выносить решение не стал – назначил нам вторую встречу. Это плохой знак: апелляция явно ищет нюансы, за которые можно зацепиться, чтобы порадовать госкомпанию-истца.

Но и после второго заседания суд не пришел к итоговым выводам. Снова отложение, и нас ждет третья встреча. Это уже конкретно напрягало. Именно таким же образом апелляция отменила наш победоносный судебный акт по «Судостроительному банку». Неужели опять пересмотрят?

Итак, с учетом двух отложений и трех судебных заседаний постановления «Девятки» мы ждали с марта по июнь 2021 года.

И результат нас действительно удивил.

63 (!) листа подробных разъяснений суда отдельно по каждому доводу конкурсного управляющего.

Апелляционный суд отклонил все доводы АСВ по привлечению бывших членов правления Русславбанка к взысканию убытков. По каждому из них были даны мотивированные комментарии. После такого внимания к деталям сомнений в нашей окончательной и безоговорочной победе уже не осталось.

Кассации будет крайне сложно отменять подобный судебный акт. Нас особенно интересовала формулировка, которая касалась все того же заключения эксперта. И, да, суд обратил внимание, что в первой инстанции не назначалась экспертиза на предмет определения платежеспособности «Компании И.С.Т.». Упущение это или нет – не столь важно. Наша независимая экспертиза не противоречит иным доказательствам, представленным в материалы дела. Довод АСВ о том, что мы нарушили закон при обращении к нотариусу, суд счел неубедительным: в законе нет запрета на представление каких-то определенных видов доказательств.

Кассационная инстанция: придраться не к чему

Было очевидно, что кассационную инстанцию мы пройдем быстро и без неприятных сюрпризов.

Действительно, выводы нижестоящих судов кассация сочла обоснованными и правомерными.

В Верховный суд конкурсный управляющий уже не обращался. Тем самым в копилку «Игумнов Групп» добавился еще один успешный кейс по защите от банковской субсидиарки.

Какие уроки мы вынесли

К работе в судебном процессе у юристов есть два подхода.

1. Юрист размышляет так: «При взыскании убытков доказывать вину ответчика должен заявитель. Так написано в ГК и АПК – вот и пускай доказывает! А мы покурим и посмотрим, как он мучается».

Дальше юрист занимает штампованную позицию: «вина ответчика не доказана», «доказательства в деле отсутствуют», «заявитель не исполнил обязанность по доказыванию», «у ответчика отсутствует возможность доказывания отрицательного факта»… Короче, улыбается и машет.

2. Юрист берет ответственность на себя. «Неважно, кто и что должен делать по АПК. Наша задача – выиграть суд, и для этого надо сделать все возможное. Поэтому ищем доказательства в пользу нашей невиновности, даже если по закону мы это делать не обязаны».

И затем, как следствие, юрист разрабатывает нестандартные решения, придумывает аргументы, собирает бумажки и организует работу третьих лиц.

Скажу честно: мы в «Игумнов Групп» сторонники второго варианта. Я считаю, что нужно перехватывать инициативу, подкреплять свою позицию вне зависимости от того, на ком лежит бремя доказывания. Конечно, это более трудозатратно, это занимает больше времени и в конце концов дороже для клиента.

Но итоговый результат, как правило, впечатляет.

Как считаете, что убедительнее:

♦ настаивать на позиции недоказанности технического характера «Компании И.С.Т.», но тем самым допускать, что это все-таки «однодневка»?

♦ или наглядно показать суду, что «Компания И.С.Т.» – вполне «живое» юрлицо с хорошими финансовыми показателями?

Мы свой выбор сделали и получили тот результат, которого ожидали.

Как мы помогли номинальному директору избежать субсидиарной ответственности

Дело: А40-123198/16

Размер проблемы: 81 103 133 руб. 48 коп.

Начало проекта: апрель 2019 г.

Реализация проекта: 3 года и 3 мес.

Сложность: использовали каждую зацепку

Трудозатраты: намного больше, чем у оппонентов

Темп: размеренный

Результат: клиент освобождён от субсидиарной ответственности

Стоимость проекта: семизначная, в руб.

К нам в «Игумнов Групп» нередко обращаются клиенты, выполнявшие роль номинального директора. Виктор – как раз один из таких номиналов, который никаких дел компании не касался, но тем не менее однажды получил иск о привлечении к субсидиарке на 81 млн руб.

Шансов избежать ответственности у Виктора не было. Но с нами у него это получилось. Рассказываем, почему и как.

В какой ситуации был клиент

Для Виктора история началась ещё в далёком 2010 году. На тот момент он испытывал финансовые трудности и искал дополнительный доход. Неудивительно, что вскоре на Виктора вышел знакомый с предложением стать руководителем юридического лица. За 10 тыс. руб. в месяц всего-то нужно подписывать документы, которые будет привозить курьер.

Виктор на предложение согласился, отдал товарищу свой паспорт и через несколько дней получил обратно. Так наш будущий клиент стал единственным собственником и генеральным директором ООО «Авилон».

Шли годы. Виктор не лез в дела компании, получал свое вознаграждение и пару раз в месяц подписывал документы, которые ему на дом привозил курьер.

В начале 2018 года прозвенел первый звоночек: на Виктора вышли судебные приставы с требованием передать документацию ООО «Авилон». Так бывший гендиректор узнал, что его компания находится в банкротстве, аа конкурсный управляющий через суд истребует у него бухгалтерские документы организации.

Судебным приставам и конкурсному управляющему Виктор направил официальное письмо, в котором рассказал правду: дескать, он номинал, доходов с деятельности фирмы не извлекал, никаких документов у него нет и не было, с кого спросить – не знает. После этого от него вроде бы отстали…

Но в марте 2019 года Виктор получил уже исковое заявление, в котором истец – всё тот же конкурсный управляющий ООО «Авилон» – просил привлечь его к субсидиарной ответственности как контролирующее должника лицо (КДЛ) и взыскать с него весь долг компании. Сумма для нашего клиента была неподъёмной: чуть более 81 млн руб. Вот тут Виктор и понял, что пора обращаться за помощью к профессионалам.

О юридической компании «Игумнов Групп» Виктор узнал в Интернете. Он почитал на сайте наши кейсы, проникся нестандартным подходом и даже не стал рассматривать альтернативы.

Началу нашего сотрудничества мешали только два существенных момента.

Во-первых, на первичной консультации мы оценили шансы выиграть его суд с вероятностью 1 к 100 (о причинах такой оценки мы еще поговорим ниже). Сказали, что риск ввязываться в проект оправдан, только если у заказчика есть лишние деньги и он готов спустить их на покупку «лотерейного билетика».

Второй нюанс заключался в том, что этих лишних денег у Виктора как раз и не было.

В этот момент обычно и завершается 99 % проектов по защите номинальных директоров от субсидиарной ответственности.

Но Виктор подсчитал свои потенциальные потери и понял, что в общем-то не готов жить с вечным долгом. Таким образом, он принял решение запускать работу. И здесь я хочу сказать Виктору огромное спасибо за оказанное доверие, поскольку для нас это оказался весьма необычный кейс, который (как потом выяснится) добавит множество неординарных ходов в нашу копилку.

Работу мы начали с изучения материалов дела о банкротстве «Авилон». Арбитражный суд города Москвы признал эту фирму несостоятельной еще в сентябре 2017 года. В иске о привлечении к субсидиарке арбитражный управляющий опирался только на один факт: Виктор не передал ему бухгалтерскую и корпоративную документацию «Авилона». Судьба нашего клиента была фактически предрешена. Против нас не только конкретные обстоятельства дела, но и вся правовая концепция Российского государства, которая заключается в том, что «номиналов надо мочить».

Лирическое отступление: почему номиналам плохо живётся

По большому счёту причина, почему номинальных директоров надо «мочить», всего одна: они – враги государства. На них оформляются фирмы, которые работают в теневом секторе экономики: от банального уклонения от уплаты налогов до финансирования терроризма.

С годами борьба с номиналами в России только ужесточилась:

2011 год – введение уголовной ответственности за создание «однодневок» и предоставление паспортных данных для них;

2013 год – у ФНС появляется право дисквалифицировать «массовых» директоров и учредителей организаций сроком на 3 года с запретом создавать новые общества и занимать пост единоличного исполнительного органа;

2017 год – Верховный суд прямо указывает на то, что номинал и фактический руководитель несут субсидиарную ответственность солидарно.

Тем не менее в законе о банкротстве сказано о том, что номинальный руководитель может быть освобожден от субсидиарки по воле суда, если:

♦ докажет, что не оказывал влияния на деятельность фирмы; и

♦ укажет на лицо, фактически контролирующее должника.

Эта формулировка дарит номиналам надежду, что они могут отделаться лёгким испугом. Достаточно лишь вслух заявить о своей номинальности, пальцем указать на реального бенефициара бизнеса – и тут же судья спешно раскатает красную дорожку, по которой номинал удалится из зала судебных заседаний с гордо поднятой головой под слова: «…освобождается от субсидиарной ответственности». Эх, если бы в реальной жизни всё было так просто, то каждый предприниматель и гендиректор объявляли бы себя «номинальными лицами», как только начиналось банкротство их организации. Показывали бы на младшего клерка как на реального бенефициара, а тот за лишнюю копейку к своему жалованию кивал бы головой и радостно все подтверждал…

На самом деле освободить номинала от субсидиарки можно. Но для этого он сам должен усердно поработать: активно препятствовать третьим лицам вести деятельность от имени «своей» организации, заявлять в правоохранительные органы о выявленных преступных действиях, возбуждать уголовные дела, помогать в их расследовании и так далее. И если эти уголовные дела дойдут до суда, и виновные получат обвинительные приговоры, то у подставного директора действительно появится небольшой шанс избежать субсидиарки. Мы видели подобную судебную практику, но даже такие судебные акты выносились с большим трудом и зачастую не в первой инстанции. Но когда номинал сидит на попе ровно, логика суда проста: человек понимал и допускал, что юрлицо может кому-нибудь причинять ущерб, но ничего не предпринимал, хотя по закону имел доступ к документам и счетам фирмы, информации о ней.

Благоволить такому бездействию глупо, даже если суду показали реального бенефициара. И очевидно, что в нашей истории Виктор находился именно в такой ситуации.

Принципиальная позиция «Игумнов Групп» – быть с клиентами честными. Поэтому на консультации мы озвучили Виктору перспективы: в 99 вариантах развития событий из 100 его ждёт субсидиарная ответственность и бремя многомиллионного долга.

Клиент принял трудное решение – надо бороться. Мы пообещали ему биться до последнего и выжать из ситуации максимум. И разумеется, сдержали слово.

Будем защищаться!

Мы выбрали 3 аспекта, которые на тот момент нам казались хоть какими-то зацепками.

Первое направление: причинно-следственная связь

Особенность привлечения к субсидиарке за непередачу документов заключается в том, что сам по себе факт отсутствия у конкурсного управляющего документов организации – еще не повод, чтобы вменить субсидиарку. Нужно доказать причинно-следственную связь между непередачей документов и убытками кредиторов. Например, истец может заявить:

♦ есть сделки с активами – но без подтверждающих документов эти сделки не выявить и не оспорить;

♦ у банкрота есть дебиторская задолженность – но нет ни договора, ни акта выполненных работ, ни товарных накладных, а без них дебиторку не взыщешь;

♦ у должника по балансу числятся товарно-материальные ценности – но какие именно и где их искать? Без первичных документов непонятно.

Если твой оппонент – грамотный юрист, то наличие причинно-следственной связи между непередачей документов и убытками он будет доказывать по бухгалтерским балансам.

И пойдёт по одному из двух путей.

1. Возьмёт из налоговой последний баланс компании, посмотрит строки активов, найдёт там более-менее значимые цифры и заявит примерно следующее:

«Вот это всё добро, которое, как утверждает сам банкрот, у него присутствовало на дату подачи бухгалтерского баланса в ИФНС, я найти и взыскать не могу. А значит, кредиторы недополучают денег. Виновато в этом лицо, которое не передаёт мне документы».

2. Если должник к процедуре готовился и последний баланс как следует «причесал», то придраться там не к чему. Тогда грамотный истец берёт предыдущий баланс, опять же смотрит в нём цифры в строках активов, сравнивает их с последним, «причёсанным» балансом и говорит:

«В предыдущем балансе у должника активов было на Х млн руб., а через год уже Y (сильно меньше). Соответственно, активы (дебиторка, товарные запасы, основные средства и так далее) были выведены. Проверить правомерность отчуждения активов без первичных документов я не могу, а значит, не могу и оспорить сделки, если они совершались незаконно. Всё это ведёт к невозможности пополнить конкурсную массу и, как следствие, причинению ущерба кредиторам. Налицо связь между действиями контролирующего лица по непередаче документов и убытками кредиторов».

Вот в эту точку мы и решили бить в рамках первого направления работы. Возможности мы увидели в том, что:

♦ в первоначальном заявлении истца не было чёткого обоснования причинно-следственной связи между непередачей документов и наличием убытков у кредиторов;

♦ финансовый анализ банкрота, который сделал сам конкурсный управляющий, не выявил подозрительных сделок к оспариванию, и выводы об этом были прописаны однозначно;

♦ конкурсный управляющий как единоличный исполнительный орган «Авилона» мог самостоятельно запросить информацию о движении денег по банковским счетам компании. Но не сделал этого. Таким образом, он отказался от реализации своих прав по сбору информации по имуществу и сделкам должника.

Наша позиция заключалась в необоснованности требования передать документы организации арбитражному управляющему. Ведь все мероприятия он провёл и без них, спорных сделок не выявил. Чем именно ему мешает отсутствие документов, обоснования нет.

Мы понимали, что в суде такие аргументы будут довольно слабыми по ряду причин, которые потом и всплыли в ходе судебного разбирательства (о них чуть позже). Но в данном случае приходилось цепляться за соломинку.

Второе направление: размер субсидиарки

Мы уже знаем, что общий долг «Авилона» перед кредиторами составляет чуть более 81 млн руб. Соответственно, в размер субсидиарной ответственности включена вся эта сумма.

В качестве второго направления работы мы сделали попытку пересчитать сумму требований. Цель-максимум: уменьшить долг компании до 0 (да, до нуля) рублей. Тогда и смысл субсидиарки исчезнет. Для этого надо всего лишь исключить всех кредиторов из реестра («всего лишь»?!). Кредиторов у «Авилона» было несколько. И основным – с требованиями около 72 млн руб. (на тот момент почти 1,1 млн долл.) – была одна китайская компания. Она поставила в Россию удобрения, а ООО «Авилон» в лице якобы Виктора эти удобрения приняло. Затем события развивались по классической схеме: китайских друзей «кинули» на всю сумму, а удобрения растворились в воздухе.

Мы стали разбираться, что можно сделать с требованиями китайцев, и всплыл потрясающий факт: оказывается, к началу банкротства «Авилона» у китайцев уже прошло три года на предъявление своих претензий. То есть включаться в реестр они стали с пропуском срока исковой давности. Но у конкурсного управляющего, как и у других кредиторов, участвующих в процедуре банкротства, видимо, были более важные дела, раз о пропуске срока они не заявили. А без заявления сторон суд не имеет права признать его самостоятельно. Проще говоря, если бы Виктор пришёл на судебное заседание на ранней стадии банкротства «Авилона» и заявил о сроках давности, китайцев бы в реестр не пустили – следовательно, субсидиарка Виктора автоматически снизилась бы в десять раз. Жаль, но переиграть эту ситуацию мы не могли: прошло два года, и у нас истекли сроки на обжалование данного включения в реестр. А в категорию вновь открывшихся обстоятельств это явно не попадало. Мы, конечно, нашли за что зацепиться и, в итоге, требования по субсидиарке к Виктору на несколько миллионов рублей были снижены. Но для нашего клиента сумма по-прежнему оставалась неподъёмной, так что мы считаем, что цель данного направления работы не достигнута. Поэтому далее упоминать о ней уже не будем.

Главный вывод, который вам достаточно здесь сделать: банкротство – это как раковая опухоль. Чем позже начнёшь лечение, тем дороже и с меньшими успехами оно пройдёт.

И наоборот, если обратиться в «Игумнов Групп» на ранней стадии, появятся шансы за копейки избежать массы проблем.

Третье направление: бенефициар

В рамках третьего направления работы мы подумали: а почему бы нам не найти и не привлечь к субсидиарке реального бенефициара компании? Выгоды от этого как минимум три. Во-первых, в законе есть норма, что номинального директора могут освободить от ответственности, если он укажет на реального бенефициара. Мы уже писали выше, что в реальности эта норма не работает, но попробовать зацепиться стоит всегда.

Во-вторых, у бенефициара явно больше информации о работе компании. И когда он станет соответчиком, у него резко возрастёт желание ею поделиться. Глядишь, так и первичные документы найдутся. И, может, на его плечах мы вообще выскочим из пекла. Да, есть риск, что он начнёт нас топить ещё больше – вместо того, чтобы помогать грести. Но с учётом нашей плачевной ситуации мы ничего не теряем.

В-третьих, даже если нашего клиента всё-таки привлекут к субсидиарке, но солидарно с бенефициаром, то реальный собственник может оказаться человеком состоятельным. И, возможно, он примет весь финансовый удар на себя. Не будем забывать про спиленный у китайцев миллион долларов.

Основная проблема заключалась в том, что Виктор никогда не видел реального бенефициара, не встречался с ним, не созванивался и даже не переписывался. Всё взаимодействие происходило только с курьером, который привозил документы на дом.

Но я искренне считаю, что хороший юрист – тот, кто может и организационные вопросы решить, и переговоры провести, и в смежных вопросах разобраться. И только таких мы в «Игумнов Групп» и держим. Поэтому направление работы по установлению бенефициара было выбрано как приоритетное.