Текст книги "Зона сна"

Вспоминать о людях, покалеченных им в боях, Стас не любил. А до смерти убил, к счастью, только двоих. При его-то способностях мог и больше.

А однажды жарким августом напал на их городок враг, против которого оружие бессильно: чума. Занесли её купцы, пришедшие с запада. Помер князь, куда-то подевался Гарбуз. Он так любил смотреть на звёзды, – может, отправился на одну из них?.. Или опять рванул на юг.

Стаса очень удивляло, что сам он, заболев, мог трезво фиксировать происходящее. Потом понял: ведь это сон; больное тело разделено с его разумом, а в реальности он вполне здоров, спит себе у стеночки в Николинской церкви. А потому даже с некоторым юмором воспринял санитарную акцию, проведённую дружинниками боярина Оглана: они прискакали на конях (!) и сожгли весь «Ондрий град». Вместе с ними: со Стасом и ласковой Кисой.

…Проснулся он там же, где и уснул. Открыл глаза и увидел Маргариту Петровну и Анжелку, то есть Ангелину Апраксину, вполголоса обсуждающих какие-то фотографические премудрости. Когда он зашевелился и закашлялся – хотя уже не было вокруг него никакого дыма и огня, они на секунду отвлеклись, глянули на него без интереса и продолжили беседу, как ни в чём не бывало. Так что на этот раз он своей «отключкой» никого не переполошил.

Оксфорд, 2057 год

Премьер-министр прибыл в лабораторию ТР в четверг, ближе к вечеру. Днём в парламенте были дебаты по бюджету, и он был не в духе. Разумеется, вместе с ним прикатил и его помощник Джон Макинтош.

Директор – доктор Глостер, представил премьеру персонал лаборатории, особо выделив тех, кто участвует в погружениях или, по научному, в тайдингах, а затем, оставив сотрудников на рабочих местах, увёл его в тот же зал и прочёл тот же доклад, что неделей раньше читал Макинтошу, но только в этот раз максимально упростив изложение. Было известно, что премьер – блестящий стратег, но в технике – полный ноль. Болта от шурупа не отличит.

Выслушав доклад, премьер-министр довольно покивал головой и резюмировал:

– Итак, док, вы научились передвигаться во времени.

Несчастный Глостер едва не поперхнулся.

– Ваше превосходительство, – сказал он осторожно. – Это не совсем так. В итоге определённых манипуляций мы действительно попадаем в разные времена, но мы не знаем, где передвигаемся.

Премьер удивился.

– Как? – спросил он. – Разве это не одно и то же?

– Совсем нет, сэр. Представьте, что вы идёте ночью по чужой неосвещённой комнате. Вы передвигаетесь в темноте, но попадаете в разные углы комнаты. Мы не знаем, что представляет собой та среда, в которой мы передвигаемся, – что это за, так сказать, «комната», – хоть и научились определять некоторые параметры этой среды. Мы называем её «темпоральным колодцем», но природа явления нам неизвестна! Во всяком случае, оно – и не темпоральный, и не колодец.

Премьер, вздёрнув брови, посмотрел на Джона Макинтоша. Джон Макинтош, насупив брови, посмотрел на Сэмюэля Бронсона. Тот встал:

– Джентльмены! Так ли уж нам надо углубляться в теорию? Насколько я понимаю, его превосходительство интересуется практическим применением явления. Поэтому оставим теорию специалистам. В конце концов, никто до сих пор не знает, что представляет собою электричество, но это не мешает нам использовать его.

– Да, да, – поспешно сказал премьер. Он тоже не знал, что такое электричество, и не хотел показывать этого. – Давайте поговорим о применении. Сэр Джон объяснил мне, что ваша техника не даёт нам оперативного простора в двадцатом веке.

– Совершенно верно, сэр. Мы выходим в режим насыщения, получая физические фантомы, на глубине в триста лет. На глубине от ста пятидесяти до трёхсот лет нам удаются прекрасные призраки, но вместо разговора они издают завывание и звон и практического значения не имеют, поскольку их сдувает любой порыв ветра, и они почти не слышат. А ещё ближе к нашему времени максимум, что мы можем, это, в ряде случаев, позволить себе участие в спиритических сеансах в качестве бесплотных духов.

– Вот как. Но уничтоженный вами русский выходил в этот, как его, режим насыщения за сто лет. Я правильно информирован?

– Правильно, сэр; его звали Никодим Телегин. Надо будет поподробнее расспросить его, как он это делает. В следующий раз вместе с полковником Хакетом в погружение пойдёт мой заместитель по технике, доктор Бронсон. Пусть побеседуют с этим Никодимом, как специалист со специалистом.

Премьер вспылил:

– Вы что, обманывали меня? Ведь его уничтожили! Никодима не существует!

– Простите, сэр. В нашем деле обманов не бывает! Да, Никодима не существует – до того момента, как он был рождён своей матерью. И с того момента, как его задушил полковник Хакет. Но между этими двумя моментами, ваше превосходительство, он существует. И полковник будет его душить столько раз, сколько нам потребуется.

Премьер-министр опять посмотрел на Макинтоша:

– Что вы думаете об этой чепухе, Джон?

– Тут ещё и не такое услышишь, сэр, – сморщился его помощник. – Но у меня, если позволите, вопрос к доктору Бронсону. Сэм, скажи, а каково твоё мнение о «парадоксе времени», вытекающем из теории Эйнштейна? Ведь если полковник будет убивать одного и того же русского много раз, может возникнуть, так сказать, конфликт интересов? Один раз он его уже убил, предположим, в среду. Если теперь он убьёт его днём раньше, во вторник, то в среду ему будет некого убивать! А между тем, он это уже сделал. А? Что, в таком случае, будет с полковником Хакетом, убивающим русского в среду?

– Дружище, не беспокойся о полковнике. Он вообще никого не убивал, ни в среду, ни во вторник, а валялся, в полном трансе, на кушетке в нашей лаборатории. У него алиби, Джон! А что случится с его фантомами, лично мне наплевать.

– Сложность в том, господа, что из-за нехватки финансирования мы можем позволить себе не больше одного-двух погружений в месяц, – встрял доктор Глостер.

– Не напоминайте мне о финансах! – завопил премьер. – Хватит с меня сегодняшнего заседания в Палате общин.

– Эх, как жаль, что с нами нет первооткрывателя темпорального эффекта, автора современной теории времени профессора Гуца! – услышав их перепалку, сказал Сэмюэль с нарочито драматическими нотками в голосе. – Как бы мы продвинулись в техническом отношении! Уж он-то быстро решил бы проблему нулевого трека: никаких трёхсот лет, управлялись бы за пятьдесят.

– А куда он делся? – пробурчал премьер, остывая.

– Умер, ваше превосходительство, в самом расцвете сил и без всяких видимых причин. Умер на другой же день после того, как осуществил первое погружение в темпоральный колодец по заданию правительства. Это было ещё до вашего избрания премьером. Чудесный был человек!

– Вот как? Примите мои соболезнования.

– Я и доктор Глостер, сэр, полагаем, что его смерть – акт темпоральной агрессии из будущего. Кто-то, желая остановить наши исследования, убил его. Война с Британией уже идёт, и начали её не мы!

Премьер с минуту сидел, открыв рот, а потом прошептал:

– Кто?

– А кто ещё, сэр, кроме нас, имеет ядерное оружие? Кто, кроме нас, летает в космос? Кто в 1980-м надрал нам задницу?

– Североамериканские Штаты!

– Да, ваше превосходительство, но это лишь один, самый явный вариант. Возможен и другой: воду мутят русские. Россия тысячу лет не давала никому нормально жить. Казалось бы, к середине двадцатого века мы с ней покончили; от неё остались одни ошмётки, и что же? Мы находим русских во всех странах, их больше, чем евреев! Их страна не в состоянии воевать с Британией, но почему же отдельным русским диверсантам, если мы будем благодушествовать, не вести с нами войну из будущего, подрывая наше могущество в прошлом?

Премьер откинулся в кресле. Наверное, его не зря считали хорошим стратегом. Подумав не более пяти минут, он обратился к Макинтошу:

– Джон, пометьте в блокноте. Пусть завтра в первой половине дня ко мне зайдёт министр финансов.

Доктор Глостер и Сэмюэль сидели с каменными лицами, но под столом директор лаборатории ТР одобрительно похлопал своего зама по ноге, что, впрочем, не укрылось от внимательных глаз Джона Макинтоша. А премьер-министр поднялся с кресла, несколько раз, нахмурившись, прошёлся по залу, и заговорил:

– Конечно, основной интерес Британии – противостоять агрессии. Но мы не дети, мы понимаем, что лучшая оборона – это нападение. В качестве превентивной меры следует подорвать возможность развития агрессора в прошлом. Вы сказали, что это или американцы, или русские. Я думаю, это всё же Америка. Она взяла под свой протекторат Сибирь, помешав сделать это нам, хотя это мы воевали с Россией в 1939-м. Она стравила Японию с Китаем, развязала войну с нами в 1980-м, и вообще отняла у нас Китай. Нас также интересует август 1914 года, Англо-бурская война… Но, как вы мне сказали, весь двадцатый век для нас недоступен. И девятнадцатый тоже.

– Мы даже не можем предотвратить завоевание независимости Североамериканскими Штатами в 1783 году, сэр, – подсказал Джон Макинтош. – До этой даты меньше трёхсот лет.

– Да, и это печально.

– И не можем противодействовать развалу Германии в 1919-м, после Первой мировой войны.

– Вот что меня совершенно не интересует, так это Германия, – отозвался премьер-министр. – Германские земли под полной нашей защитой, снабжают нас продовольствием, а когда надо, дают рекрутов. Пусть дерутся между собой; их драка – залог нашего влияния.

И премьер, не садясь в кресло, нетерпеливо махнул рукой:

– Ну, ведите, показывайте, что у вас есть.

Премьер-министр, его помощник и всё руководство лаборатории потянулись к дверям. Уже когда они вышли, вслед за ними через ту же дверь выскользнул из зала совещаний о. Мелехций, на протяжении всего этого часа сидевший, никем не замеченный, прямо среди них.

Когда начальство вышло в оперативный зал, все сотрудники встали. Доктор Глостер подвёл премьера к экрану, на котором, на фоне контурной карты мира, сиял десяток широких кругов разной яркости, и бежали строки цифр, и пояснил:

– Это, ваше превосходительство, экран главного монитора. Яркие кружочки показывают места «ходок». Треугольник посередине – это мы, в Англии. Карта условная, на самом деле мы лишь иногда знаем, в какой стране действует ходок. Вот эти три точно в России – она, как вам известно, раньше была излишне большой, трудно ошибиться. Вот эти кружочки – в Европе, но где именно живёт ходок, сказать невозможно.

– Если не во Франции, то нам он пока не интересен, – буркнул премьер. – Излишняя самостоятельность Франции меня беспокоит, а остальная Европа и так наша.

– А вот единственная точка в Америке. Но мы пока этим ходоком не занимались.

– Почему?! Это же самое важное!

– В тех временах, куда мы попадаем, плавание через Атлантику сопряжено с большими трудностями. Чтобы попасть на корабль, нужно иметь хоть какие-то деньги, а наши люди оказываются в прошлом голыми, без связей и поддержки. А чтобы внедрять их в прошлое непосредственно в Америке, там надо оборудовать нашу базу, завезти аппаратуру…

– Это нежелательно.

– Совершенно верно… А вот точки, сигнал которых настолько слаб, что даже нельзя определить эпоху. Возможно, эти дайверы действовали слишком давно, две, три тысячи лет назад. А может, и недавно. Они, как видите, в Индии и Африке. Мы запускали туда фантомов, но их съедают настолько быстро, что выяснить ничего не удалось.

– Кто съедает?

– Кто угодно: тигры, люди, крокодилы. Там все кушать любят.

– Не надо тратить на это энергию.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

– А как вы определяете, кто есть кто и где?

– Процедура сложная, сэр. Простите, но это вам лучше объяснит мистер Бронсон.

– Если коротко, – начал Сэм, – в неизвестной нам нематериальной субстанции темпорального колодца имеется малое количество физических частиц. Когда матрица человека проходит через субстанцию, она вбирает эти частицы и выкидывается в физический мир в виде призрака или фантома. Массированный замер соотношений позволяет делать выводы, как вы сказали, «кто и где». Нулевой трек смазывает картину, а выход в режим насыщения приблизительно…

– Достаточно, я понял, – быстро прервал его премьер.

Отец Мелехций давно уже собирал коллекцию кретинов и кретинизмов. Сегодня, неотрывно следуя за премьером, он получал большое эстетическое наслаждение. Заметив, что директор подзывает премьер-министра к одному из мониторов, он придвинулся поближе, чтобы не пропустить ни слова.

– Ваше превосходительство, – сказал доктор Глостер, – обратите внимание: тут более подробно показана ситуация в России. Одна из точек – вот она, видите? – появилась недавно, сразу после ликвидации нами русского ходока Никодима.

При этих словах отец Мелехций с надеждой посмотрел на премьера, и его ожидания были вознаграждены:

– Агрессор усиливает нажим! – пробормотал премьер сквозь зубы, сурово глядя на экран и хмуря брови.

– Проблема в том, сэр, что практически одновременно две другие точки погасли.

– Война разгорелась не на шутку, – играя желваками, произнёс премьер. Отец Мелехций тихо радовался: его коллекция пополнялась на глазах.

И тут Джон Макинтош не выдержал.

– Сэр, они вас дурачат! – закричал он. – Ведь это же прошлое, там всё уже было, там ничего не может ни прибавиться, ни исчезнуть!

– Разве? – удивился премьер.

– Да, – подтвердил доктор Глостер. – Если говорить о времени, то так оно и есть. Но ведь я уже имел честь доложить вам, что мы имеем дело не со временем. Это что-то другое, вроде перекрёстка идеального и материального миров, к тому же уходящего вглубь.

Премьер-министр ужасно не любил, когда его выставляли дураком. Он надулся:

– В таком случае, что вы мне показываете на своих мониторах? Я думал, тут научная лаборатория, а у вас «идеальный мир»? Мракобесие?

– Сэр, «идеальный» не в смысле религиозных мифов, а как отражение, так сказать… Сэм, да помоги же!

Бронсон, подняв руку, остановил начавшуюся было свару, и объяснил:

– Представьте, ваше превосходительство, завод. Производство. Дым, гарь, грохот станков, мастера ругаются с рабочими, проблемы с поставщиками. А рядом с этим существует бухгалтерский учёт, где – то же самое производство, но без дыма, гари, грохота, ругани и проблем. Идеальное отражение в цифрах. Реальная виртуальность!

– И что? – буркнул премьер.

– Обычно только происходящее в реальном мире отражается в мире идеальном, а не наоборот. Произвёл завод лишнюю тонну болтов – бухгалтерия отразила это в отчётах. А что, если бы бухгалтер приписал к отчёту тонну болтов, и они тут же появились бы в натуре?

– Это было бы очень и очень хорошо, – сказал премьер-министр с явно преувеличенным энтузиазмом; так он старался скрыть своё незнание, что такое «болты».

– Так вот, мы нашли способ «скрестить» эти миры.

– И с болтами теперь всё будет в порядке?

– Д-да… Надеюсь. А заодно мы получили возможность видеть, как в прошлом передвигаются ходоки.

Премьер-министр был доволен. Он уже решил, что оставит новое знание в секрете. В нужный момент – о, он всегда тонко чувствует, когда наступает нужный момент! – он это выкатит на оппозицию. Да, он убьёт их одной фразой: мы на перекрёстке материального и идеального миров!

– Это хорошо, – внушительно сказал он. – Думаю, совместными усилиями мы сумеем добиться победы.

– Сэр, вот, только трудности с энергией, – влез в его мечты доктор Глостер.

– Это решим.

– Дешевле отправлять одного, но надёжнее двух. Кстати, сэр, интересная загадка: рост фантомов иной, чем тайдеров. Профессор Биркетт в семнадцатом веке был карликом, а полковник Хакет – великаном. Он был выше Биркетта почти вдвое, они специально измеряли. А в реальности почти одинаковые.

– Профессор был выше меня на один дюйм, – пробасил от стены полковник Хакет.

Пока очарованный всем услышанным премьер-министр бродил, в сопровождении сотрудников лаборатории, по рабочим кабинетам, Джон Макинтош думал свою какую-то думу. И, наконец, изрёк:

– Нужны подтверждения, сэр.

– В чём дело, Джон? – спросил премьер.

– В том, сэр, что я должен быть бдительным. Пока кроме слов и этих жужжащих ящиков нам не предъявили ни одного доказательства, что всё это правда.

– Есть, есть доказательства, – обрадовался доктор Глостер. – Китайские каменные солдаты!

– Это ещё что такое?

– В Китае, под землёй, нашли восемь тысяч каменных солдат. Они как настоящие, а весят по полтонны! И никто не может объяснить, кто и как их сделал. А мы-то знаем, что чем дальше в прошлое, тем больше физических частиц собирает матрица, и тем больше будет масса фантома. То есть, или он получится громадным, но всё же будет жив, или у него будет огромная плотность, но тогда он, значит, будет мёртв. Эти каменные солдаты – фантомы, отправленные в помощь древнему императору Цинь Шихуану. Правда, они одетые, а наши всегда получаются голыми, но это технически решаемая проблема. Эти китайские солдаты в силу повышенной, из-за дальности времени, плотности так и не ожили. Вот вам и доказательство.

– Доказательство! – фыркнул Джон. – Опять слова!

– А противник этого императора, Чи-ю, получил откуда-то обученных бойцов; у него служили одинаковые, как горошины из стручка, братья, восемьдесят один человек. Легко понять, что раз эти фантомы были живыми, их отправлял, по одному, один и тот же тайдер из более близкой к тем временам эпохи или при помощи более совершенной техники.

– Кто их отправлял? Когда? – спросил премьер.

– О братьях, служивших у Чи-ю, я вам ничего сказать не могу, из-за отсутствия останков, – ответил доктор Глостер. – А происхождение каменных фантомов очень интересное. Анализ их плотности показывает, что их отправили из Китая в 1960-х годах.

– Я так и думал! – расхохотался Джон Макинтош. – Вы только забыли, дорогой доктор, что до Англо-американской войны, то есть как раз в 1960-х, Китай был наш. И уж кто-кто, а я бы знал, если бы китайцы имели такую технику.

– А вы забываете о темпоральной агрессии. Кто-то поменял прошлое, чтобы лишить Китай этого оружия! В нашей реальности Китай был наш. В предыдущей, исчезнувшей реальности он мог быть сам по себе!

– Тогда, почему же китайские фантомы, эти каменные идолы, остались в прошлом? Они должны были исчезнуть.

– А с чего это они должны исчезнуть? Возьмите профессора Биркетта. Мы его похоронили на прошлой неделе, но если вы сейчас отправитесь в Московию 1666 года, то найдёте его в монастыре. Он там слегка тупой, но живой.

– Как это «слегка тупой»? – переспросил премьер.

– То есть совершеннейший дебил, сэр! Так что никуда не исчезают даже живые фантомы. А про мёртвых и говорить нечего. Вот стоит полковник Хакет. А поднимите документы страховой компании Ллойд за 1671 год, и в списке утонувших вы найдёте его имя.

– Слова, доктор. Одни слова! В докладах ваших сотрудников, в ваших – ваших! – рассказах о якобы сделанных вами расчётах, и в найденных вами списках.

– Доктор, – спросил премьер, – а чем кончилась та древняя китайская заварушка? Кто победил?

– Победил Цинь Шихуан. Но как? Неизвестный мудрец дал ему компас! Очевидно, что это был ещё один фантом.

– «Очевидно»! – с издёвкой сказал Джон Макинтош. – Очами видно! Очами! Чего вы тут видите-то, это же мифы!

– А големы?! – вскричал доктор Глостер, игнорируя Джона, и обращаясь прямо к премьер-министру. – Они описаны даже в Ветхом завете. Так вот, однажды мы запустили полковника Хакета в десятый век. Да вы, наверное, помните, ваше превосходительство, тогда ещё вся Восточная Англия осталась без света. И что бы вы думали? Хакет превратился в голема!

– Неужели? – удивился премьер, оборачиваясь к полковнику. – В десятом веке?

– Так точно, сэр! – гаркнул Хакет. – Я был величиной с башню, и едва мог передвигаться. Копья вязли в моём теле! И тогда эти чёртовы уроды выбили мне глаз камнем из пращи, сэр.

– Благодарю за службу, полковник!

– Служу королю!

– И это не единственный случай, – вмешался Сэмюэль. – Капитана Бухмана возили в клетке по всей средневековой Европе, как самого большого человека в мире, а отец Мелехций – знаменитый теолог и доктор истории, вот он стоит, – лично встречался с Вильямом Шекспиром.

– Мы пили с ним чай, а потом гуляли по аллее, – мелодичным тихим голосом сказал о. Мелехций.

– А вы, конечно, из благодарности подарили ему сюжет Гамлета, – ядовито заметил Джон Макинтош.

Отец Мелехций с доброй, сочувственной улыбкой посмотрел на него, и ничего не ответил, но Сэм Бронсон возмутился:

– Джон, извини, я тебя люблю как друга, и уважаю, как государственного служащего, но можно ли отпускать шуточки про Шекспира? Он слава Британии, наш кумир, наш гений, мы преклоняемся перед ним.

– Ну, что, Джон, Шекспир вас убедил? – спросил премьер-министр.

– Слова, слова, слова! – прокаркал Джон. – Предъявите фотографию Шекспира.

– Ты же знаешь, это невозможно, – ответил Сэмюэль.

– В том-то всё и дело! – осклабился Джон в ироничной улыбке.

– На что вы меня подбиваете, Макинтош? – спросил премьер. – Чтобы я ради проверки превратился в голема? А что скажет оппозиция, если об этом станет известно?

– Нет, сэр. Вами рисковать нельзя. Но сам я хотел бы попробовать. Сэм, сколько времени это займёт?

Сэмюэль Бронсон развёл руками:

– Подумай лучше, Джон! Зачем тебе это? Здесь пройдёт от пяти минут до часа, но там тебе, возможно, придётся провести много лет!

– А, вот как? Опасаетесь за меня, или за себя?

– Ну, как знаешь. А что скажете вы, господа?

Премьер-министр и доктор Глостер переглянулись, и кивнули. Сэмюэль вздохнул, и пригласил всю компанию к лифту: они находились на уровне минус третьего этажа, а операторский зал располагался в цокольном этаже здания.

– Куда тебя отправить, Джон? – спросил он.

– Хочу, Сэм, попасть в благословенные Елизаветинские времена. До всех наших революций. Если ты прав, поживу на природе, в своё удовольствие. Может, и Шекспира встречу. Если ты прав.

…Поскольку на нём не было никакой одежды, его тащили за волосы, а для ускорения ещё и поддавали по ягодицам палками.

– За что?! – кричал он разбитым ртом, сплёвывая кровь в пыль дороги. – Я ни в чём не виноват!

– Видали? – издевательски квакал кто-то из экзекуторов. – Не виноват!

Его подтащили к человеку в грязной судейской мантии, накинутой на грязную блузу, сидящего на траве возле высоченного дерева. Дерево – Боже праведный! – было увешано трупами, как новогодняя ёлка – праздничными игрушками!

– Ваша честь, схватили бродягу! – доложил ему один из негодяев. – Шляется голый, оскорбляя общество, это раз! Дома не имеет, это два. Работы у него нет. И он говорит, что ни в чём не виноват!

– Я помощник премьер-министра! – визжал Джон Макинтош. – Я знаком с королём! Я уважаемый, образованный человек!

Негодяи, избившие его и притащившие к этому ужасному дереву, громко хохотали. Судья в грязной мантии участливо улыбался.

– Слова, уважаемый, одни слова, – мягко попенял он Джону. – Если бы ты был помощником премьер-министра, то на тебе была бы хотя бы мантия, а если бы ты был образованным, то знал бы, что у нас не король, а королева. Но закон милостив. Закон разрешает тебе назвать имена свидетелей, которые подтвердят, что у тебя есть дом и работа. Назови их, тебе от этого будет польза.

– Я не могу никого назвать! Я издалека! Я здесь никого не знаю!

– Итак, ты при этих добрых людях признался, что ты бродяга. Запишем это в протокол. Назови своё имя, чтобы писец оформил протокол, как положено.

– Меня зовут Джон Макинтош.

Хохот грянул с новой силой.

– Джон Макинтош! – надрывались в толпе, – Джон, иди сюда!

– Джонни, где ты? – крикнул судья.

Из-за дерева, вытирая руки о фартук, появился дюжий парень с длинными волосами и с откинутым на спину колпаком палача.

– Вы меня звали, ваша честь? – пробурчал он, одновременно пытаясь что-то проглотить.

– Джонни, – сказал ему судья. – Этот человек утверждает, что он Джон Макинтош.

– Он врёт, ваша честь, – ответил парень. – Джон Макинтош это я. И на сто миль в округе нет больше ни одного Джона Макинтоша.

– Прекрасно. Что мы имеем? М-мм…– и судья сделал знак писцу. – Оскорбление общественной нравственности. Бродяжничество. Присвоение полномочий. Лжесвидетельство. Думаю, этого достаточно. Приговариваю тебя, назвавшийся Джоном Макинтошем, к смертной казни через повешение.

– Но это беззаконие!

– Э, нет. По закону. Закон принят парламентом и утверждён королевой, а поскольку она у нас глава церкви, то и Господом одобрено. А незнание закона не освобождает бродягу от виселицы. Говоришь, образованный? Тогда ты обязан знать хотя бы это. Ты или твои родственники можете обжаловать приговор в течение недели после приведения в исполнение.

– Подождите! Подождите! Ваша честь, – Джона сшибли с ног, но он полз к судье, протягивая руку, а тот брезгливо её отпихивал. – Ваша честь, вы великий человек, великодушный и мудрый, но я тоже юрист. Подумайте сами. Здесь два Джона Макинтоша! Разве можно приводить приговор в исполнение при таких обстоятельствах? Кого вы приговорили к виселице? Ведь это же circulus vitiosus; по вашему приговору, может, надо повесить не меня, а его!..

Толпа угрожающе загудела. Судья, доставший из корзины квадратную бутылку, в которой содержимого было ещё дюйма на четыре, и приготовившийся было отхлебнуть из неё, замер с широко раскрытым ртом.

– Нет, нет, господа! – срывающимся голосом крикнул Джон толпе. – Я вовсе не желаю смерти этому чудесному, доброму человеку. Он мне так нравится, и его зовут, как меня. Я говорю только, что ни его, ни меня нельзя вешать до разрешения проблемы.

– Ха! – возмутился судья. – Какие проблемы?! Я приговорил не Джона Макинтоша, а тебя, бродягу, назвавшегося этим именем. А сейчас отправляйся к праотцам.

Кто-то пихнул Джона к дереву; слёзы брызнули из его глаз.

– К праотцам! – взвизгнул он. – Но ведь вы и есть мои праотцы! Вот этот прекрасный юноша – он наверняка мой прапрадед! Ваша честь! Мы нашли бы с вами тему для разговора. Давайте… Я так много хотел бы…

Теперь хохотали уже все, включая судью, и только палач молчал, сосредоточенно снимая верёвку с какого-то несвежего покойника.

– Иди, иди, – смеясь, отмахнулся судья от цепляющегося за его мантию Джона Макинтоша, приговорённого. Тот перевёл безумные глаза на Джона Макинтоша, палача, и увидев, что тот делает, пролепетал:

– Верёвочка… Разве можно вешать меня на чьей-то чужой верёвочке?

Палач взревел:

– Тебе что, не нравится наша верёвка?! – и крикнул судье: – Ваша честь! Ему не нравится верёвка! Разрешите отдубасить его, как следует?

– Разрешаю, но сначала повесь, – отозвался судья, вытирая выступившие от смеха слёзы.

– Ишь ты, верёвка ему не нравится, – орал палач, натягивая свой колпак на голову. – Прекрасная верёвка из русской пеньки! Да из таких верёвок сделан такелаж всего английского флота!.. Где ты там? Иди сюда!

Но Джон не мог уже никуда ни идти, ни даже ползти. Пришлось добровольцам поднять его, и подтащить.

– Не задерживай сам себя, встань на пенёк, – велел палач. – Встать, я сказал! Петлю поправь на шейке. Так, научился, жаль, больше не пригодится. Прощай, внучек.

И Джон Макинтош повесил Джона Макинтоша.

– Что? Не удалось? – воскликнул премьер-министр.

Джон помотал головой и сел.

– Снимите с меня провода, – глухо выговорил он.

– Джон, что случилось? – вопросил Сэм. – Не прошло и минуты! Мы едва успели положить тебя на кушетку.

Джон, хрустя пальцами, прошёлся по залу, выпил стакан воды. Опять лёг, полежал, встал, посмотрел на часы.

– Ваше превосходительство, – сказал он премьер-министру, – полночь. Поедемте по домам. Завтра много дел; я привезу к вам, сэр, министра финансов. В восемь часов утра.