Текст книги "Сын зари"

– Я не вру!

– Это не очевидно, вот так-то, – голос Дериева не оставлял сомнений, что он не верит Кириллу. – Хотя значения особого не имеет… Вижу по лицу, что интеллигент, но все же спрошу – что ты умеешь делать?

– Я журналист!

Майор и Василич обменялись понимающими усмешками.

– Паразиты нам в коммуне не нужны, – сказал Дериев, – а вот рабочие руки требуются как воздух, поэтому ты сейчас отправишься в бригаду Саленко, и там будешь…

– Никуда я не отправлюсь! – Кирилл прищурился. – Я вовсе не обязан вам подчиняться! У меня дочь на Автозаводе, ей три года, я должен узнать, что с ней! Ясно?

– Не обязан, но будешь, – глаза майора сверкнули, и слегка раздулись ноздри. – Заставим. Учти, что за время, прошедшее с момента пробуждения, твоя дочь либо погибла, либо оказалась в безопасном месте, и это если она вообще проснулась. Ты видел, сколько домов сгорело?

Кирилл смотрел на него, и боролся с собственным гневом – этот сукин сын, возомнивший себя черт знает кем, диктатор районного масштаба, не пускает его к Машеньке?

А Дериев распинался вовсю:

– Кроме того, сейчас не время для того, чтобы думать о личном! Цивилизация на краю гибели, и мы должны сплотить наши ряды, чтобы встать на пути хаоса и разрушения!

– А мне насрать на цивилизацию, я хочу найти свою дочь! – рявкнул Кирилл, делая шаг вперед.

Василич схватил его за предплечье, не давая двигаться дальше.

– А мне насрать на твои желания, вот так-то, – Дериев вновь улыбнулся, злобно и хищно. – На той территории, что находится под моим контролем, мои приказы всегда выполняются, а те, кто идет против…

В этот момент в голове у Кирилла то ли от злости, то ли от переживаний этого утра помутилось. Он вспомнил, что когда-то очень давно видел ночное, затянутое тучами небо, бьющую из него молнию, что поражает плоскую крышу, и вспыхивает огонь, расползается в стороны…

Сердце пронзила странная, холодная дрожь, и слова потекли с языка сами, без участия рассудка:

– Ты, мнящий в своей власти других, имеешь ли ты власть над собой и собственной жизнью? Ничто и никто не поможет тебе, когда пламя явится во мраке, и кров над твоей головой рухнет!

Майор приподнял брови, но когда заговорил, в голосе его не было ни удивления, ни гнева:

– А, еще один псих… Учти, нам безумцы без надобности, сейчас не время для глупой болтовни, мы должны сплотиться и выжить. Продолжишь нести ерунду – закончишь плохо, заруби это себе на носу.

Кирилл недоуменно моргал, пытаясь осознать, что с ним произошло, и когда случилась эта гроза с пожаром, в прошлом году или пять лет тому назад… или вообще это картинка из детства?

Память буксовала, и от этого он чувствовал себя неуютно.

– Уводи, – приказал Дериев, – в бригаду Саленко.

Василич кивнул и практически потащил Кирилла за собой.

Выходя из кабинета, тот заметил удивленные глаза часовых, и понял, что они все слышали.

– Парочку ненормальных мы уже расстреляли, – сказал Василич буднично, когда они спускались по лестнице.

– Не сомневаюсь, – сказал Кирилл, и сглотнул.

В вестибюле его передали под охрану двоих бойцов, и те повели журналиста на улицу. Они пересекли площадь, и по широкой лестнице поднялись к уцелевшему дому, серой пятиэтажке-хрущовке.

Если судить по сохранившимся вывескам, на первом этаже некогда располагалась аптека, и отделения сразу двух банков.

– Что, придется деньги считать? – спросил Кирилл, поняв, что его ведут к двери под надписью «Сбербанк».

– Ага, – один из бойцов загоготал. – Они нынче даже на подтирку не годятся, скользкие больно…

Здесь тоже стояли охранники, а внутри, в просторном зале, обнаружилось множество спавших на матрасах мужчин. От запаха потных носков, грязной одежды и сероводорода у Кирилла зачесалось в носу, захотелось немедленно выскочить обратно на улицу.

– Тут будешь жить, – сказал веснушчатый рыжий охранник. – Матрас, одеяло к вечеру получишь, а сейчас тебе ложиться смысла нет, скоро побудка и завтрак… вот бригадир ваш явится…

Бригадир не заставил себя ждать – хлопнула дверь, и переступивший через порог малорослый и носатый мужичок гаркнул:

– Подъем, мать вашу! Разоспались, разодрать вас три раза!

Затем он глянул на Кирилла и поинтересовался:

– Кто? Новенький?

– Так точно, – ответил рыжий.

– В общем, слушай, – сказал бригадир, подойдя поближе. – Все просто – ты делаешь то, что тебе говорят, за это получаешь еду и защиту, и все мы трудимся на благо коммуны ради сохранения цивилизации.

Нечто подобное могли начертать на своих знаменах и нацисты, и большевики, да и вообще представители любого тиранического режима – трудись и радуйся, а мы будем тебя кормить и охранять.

– Ясно, – сказал Кирилл, думая, что надолго он здесь не останется – сбежит при первой возможности.

Он должен найти Машеньку, убедиться, что с ней все в порядке.

– Это мы посмотрим, – Саленко поглядел недоверчиво, и, отвернувшись, заорал: – Пошли! Шевелимся, шевелимся!

Спавшие поднимались, зевали и потягивались, некоторые бросали на бригадира злобные взгляды. Тут были исключительно мужчины, от уже окрепших подростков до еще сильных стариков, но выглядели они грязными и заморенными.

– Всем оправиться! – продолжал командовать Саленко. – Сейчас привезут завтрак!

Оправляться полагалось у торца дома, там, где густо разрослась сирень, но пахло вовсе не цветами, а фекалиями и мочой.

Дребезжа и лязгая, подкатила железная бочка на колесах, вроде тех, в которых раньше развозили квас, и к ней тут же выстроилась очередь. Кирилл замешкался, и оказался в самом ее конце, в затылок лысому дядьке в вылинявшей рубашке защитного цвета.

– Ты новый? – спросил дядька, обернувшись. – Меня Сашей зовут…

И он протянул мозолистую корявую ладонь.

– Откуда тебя взяли? – продолжил интересоваться новый знакомый. – С Печер? Ничего себе…

– А тебя? – спросил Кирилл.

– Так я тут рядом и жил, – Саша дернул головой. – В пятом доме по Васюнина. Поехал на работу, в троллейбус сел, но и остановки не проехал. Проснулся, а тут заросли, звери дикие рыщут, но не мне тебе рассказывать… – он махнул рукой. – Первые дни вообще хреново было, едва собакам не попался, так что когда эти пришли, с автоматами, мы сами к ним кинулись… И вот, сюда угодили, в коммуну… Все лучше, чем псов собой кормить, но как-то не так все равно.

Очередь двигалась быстро, и Кирилл уже видел, что каждому добравшемуся до бочки полагается кружка воды, ложка и банка тушенки – с остатками краски, покрытая ржавчиной и грязью. Выдавала все это толстая женщина лет сорока, наряженная в халат, некогда бывший белым, а теперь серый, и рядом с ней торчал неизбежный боец в камуфляже.

– Это что, завтрак? – спросил бывший журналист, думая, почему он до сих пор не голоден.

Если и вправду пролежал в непонятном анабиозе много лет, должен быть истощен до предела… тело-то своего требует, и даже медведь в берлоге худеет, и это за какие-то месяцы!

И почему беззащитных людей не трогали звери? Те же собаки, например?

– Он самый, не боись, – Саша вздохнул. – В самую жару еще воды дадут, а потом ужин будет, и это все…

Подошла очередь, и они, получив свою порцию, устроились прямо на земле. Тушенка оказалась вполне съедобной, хоть и с каким-то странным привкусом, но Кирилл жевал без охоты, через силу.

– Ты жир не будешь доедать? – поинтересовался Саша, вылизавший свою банку до блеска. – Давай, я… Значит, ложку и кружку сдаешь обратно, а мусорная яма вон там выкопана…

Едва успел сходить до нее, как напомнил о себе бригадир.

– Три минуты, и заканчиваем! – рявкнул он. – Затем все на построение!

Строились по росту, и Кирилл оказался где-то посредине, между совсем молодым парнем, на щеках которого багровели прыщи, и сонным здоровяком лет тридцати, тупо и монотонно моргавшим.

Саленко прошел вдоль ряда, пересчитывая людей, затем остановился и обвел их хмурым взглядом.

– В общем, так, – заявил он. – Настало время потрудиться на благо коммуны… Двигайте за мной!

– Эх, первая бригада обслуживания уже закончила, а мы только начинаем, – прошептал прыщавый, косясь в ту сторону, где двое мужиков впрягались в привязанные к бочке постромки.

Их повели прочь от площади, в ту сторону, откуда Кирилл сегодня пришел, но не через квартал, а по улице. Справа открылся овраг, заросший огромными старыми деревьями, и донеслось многоголосое птичье щебетание.

За годы, которые человек фактически отсутствовал в Нижнем, всякие живые твари размножились неимоверно, и поселились там, где давно не осмеливались появляться…

Неужели то же самое творится по всему миру, от Новой Земли до Антарктиды?

От этой мысли Кирилла пробрало холодком, но как следует задуматься не дал бригадир.

– За работу! – завопил он. – Инструменты на том же месте, где и вчера… новенький, ты где?

Перед ними высилась груда руин, некогда бывшая кирпичной высоткой, и виднелись следы того, что ее понемногу разгребали. У фрагмента сохранившейся стены стояли ржавые ломы и лопаты, рядком выстроились садовые тачки, неожиданно ставшие главным средством транспорта.

Кирилла определили в десяток к усатому и бородатому Ахмеду, по виду – типичному ваххабиту с Кавказа, и в этом же десятке оказался и лысый Саша.

– Не дрейфь, – сказал тот, хитро подмигивая. – Принцип тот же, что и раньше – бери больше, кидай дальше, пока летит – отдыхай, но особо не филонь, иначе десятник по морде съездит, а то и бригадир…

– А зачем мы это делаем? – Кирилл махнул рукой, обводя пейзаж, состоявший большей частью из зарослей и развалин.

Чтобы разгрести все, понадобятся тысячи людей и десятки экскаваторов.

– Говорят, что майор что-то строить собрался, и ему стройматериалы нужны, – Саша понизил голос. – Все, за дело, этот мелкий засранец к нам шагает, сейчас как заорет!

Лом оказался мало того, что тяжелым и грязным, так еще и скользким – все норовил выскочить из ладоней. Их Кирилл ободрал в первые же мгновения, быстро вспотел и покрылся серо-рыжей кирпичной пылью.

Одни долбили ломами, другие таскали кирпичи к тачкам, бригадир и охранники прохаживались вокруг, наблюдая и за зарослями, и за работающими. Если бойцы с автоматами молчали, то Саленко время от времени начинал орать, а пару раз пускал в ход кулаки.

Сначала досталось одному из десятников, чьи люди работали слишком медленно, затем прыщавому парню. Он шлепнулся на землю, прикрывая нос, из которого потекла кровь, а бригадир завопил еще громче.

– И как вы это терпите? – спросил Кирилл, испытывая возмущение и бессильный гнев.

– А что делать? – Саша пожал плечами, а работавший рядом пожилой мужчина тяжело вздохнул.

– Напасть на них, вас же больше.

– Пытались уже, в другой бригаде… – безнадежно сказал пожилой. – Троих убили на месте, пятерых расстреляли вечером, собрав всех на это смотреть… У них есть оружие, они умеют с ним обращаться и готовы пустить его в ход, а мы не умеем и не можем.

– Бежать?

– Не дадут, да и куда? – Саша поскреб голую макушку. – Там звери, и люди, что хуже зверей, каннибалы, мародеры. Я когда в первый день попытался жену найти, она в Кремле работает… работала, в администрации, едва не погиб, вышел прямо к костру, а на нем человечину жарят… – его передернуло.

– Чего стоим, да? – рядом объявился Ахмед, грязный и злой, как выбравшийся из-под земли демон.

«Ничего, меня этим не испугаешь, – подумал Кирилл, вновь замахиваясь ломом. – Сбегу, обязательно сбегу, пройду через все, чтобы только увидеть дочь, оказаться с нею рядом».

При мыслях о Машеньке кольнуло сердце, вспомнил жену, какой она была на свадьбе, как они жили в небольшой, но уютной квартире, недолго, но мирно и счастливо…

От накатившей горечи заскрипел зубами, яростно врубился в огрызок стены.

Грохот, лязг и мат звучали, не переставая, над руинами дома висело удушливое облако пыли. Солнце поднималось все выше, грело сильнее и сильнее, а небо оставалось чистым, точно вымытая сковородка.

И жарило с него так, будто сковородка эта стояла на сильном огне.

Когда тачки оказались нагружены, Саленко замахал руками, и два десятка покатили их прочь. С ними утопали два охранника, и рядом со «стройплощадкой» их осталось всего трое, да еще неизбежный бригадир.

Сбежать сейчас, рвануть в сторону оврага, вломиться в густые заросли, чтобы им пришлось стрелять наугад?

Нет, рано, он плохо знает этот район города, и может прибежать в руки одному из майорских патрулей. Надо расспросить местных, что здесь и как, и подготовить побег, тщательно все продумать.

Воду привезли, когда жара стала невыносимой, и после этого работникам позволили посидеть в тени.

– Фуух, хорошо, – сказал Саша, вытирая со лба пот.

– Да уж, бывало и хуже, – признал пожилой, откликавшийся на Аркадия Петровича и некогда бывший директором школы. – А скажите, Кирилл, как вы эту неделю выживали, в одиночку или в компании еще с кем-то?

– Я очнулся только сегодня, рано утром.

Саша выпучил глаза, а Аркадий Петрович покачал головой.

– Невозможно, – проговорил он. – Хотя то, что произошло с нами, со всем миром – невозможно.

– Вы мне не верите? – спросил Кирилл.

– Я о таких случаях больше не слышал, – дипломатично отозвался бывший директор. – Возможно, вы зачем-то сочиняете, а возможно, что и нет… При каких обстоятельствах это случилось?

– Там был свет, очень яркий… – вспомнить первые мгновения после пробуждения оказалось неожиданно сложно, потому-что Кирилл неожиданно осознал, что до них было что-то еще, какие-то смутные образы лежали между тем мгновением, когда он сидел за рулем, направляясь в Кстово, и тем, когда он очнулся за ним же, но уже в стоящей машине. – Золотой, словно живой… Это на Казанском шоссе, я тогда ничего не соображал, даже говорить не мог, попытался выйти, и…

– Так, хватит отдыхать! – донесся мерзкий голос бригадира. – За работу!

– Он-то чего старается? – неприязненно буркнул Кирилл.

– Как чего? – Саша, слушавший с открытым ртом, хитро заулыбался. – У него и кормежка получше, и женщина наверняка есть, там же особая бригада, из молодых и красивых, для этого самого…

Но разговор пришлось закончить, поскольку Ахмед грозно зыркнул в их сторону.

Лом показался еще тяжелее, чем утром.

Кирилл снова быстро вспотел, рубашка, некогда белая, купленная в дорогом магазине, стала напоминать половую тряпку, которой мыли пол в дизентерийном бараке. Мозоли на ладонях сорвал, и по пальцам потекла кровь, а в мышцах спины и рук появилась дергающая боль.

От усталости в голове начало путаться, а в пустом брюхе горестно заныло.

Команда «Прекратить работу!» прозвучала в тот момент, когда он думал, что все, больше не выдержит.

– О, мой бог… – прошептал Кирилл, распрямляясь и чувствуя, как ноет поясница.

В той, прежней жизни, ему давно не доводилось столько пахать с помощью мускулов.

Работников выстроили, пересчитали, и повели обратно к «казарме», расположенной в бывшем помещении банка. На ужин каждый получил аж по две кружки воды, по куску мяса и по несколько упаковок сухой лапши, которую пришлось жрать прямо так, словно чипсы.

– А что, помыться никак нельзя? – спросил он у Саши, неторопливо хрустевшего своей порцией.

– Душ обещали, – ответил тот. – Но пока не наладили, зато собачатина нынче удалась…

– Что? – желудок Кирилла протестующе дернулся.

– Собачье мясо, – невозмутимо разъяснил Саша. – Псов в городе полно, охотиться на них легче всего, а как еще такую прорву накормить? Что из жрачки не испортилось, то крысы поели… видел, сколько их по развалинам шастает?

Ну да, за столько лет даже консервы придут в негодность, кроме той же тушенки… хорошо хоть, что у них есть вода, интересно, откуда ее возят, не с Волги же?

– А в частном секторе за Советской колонки есть работающие, – ответил на этот вопрос Аркадий Петрович, – я в первые дни работал в бригаде водовозов, это потом меня сюда перевели…

Солнце заходило, жара потихоньку спадала, усталые и грязные работники сидели и лежали на траве рядом с «казармой», и охранники не спешили загонять их внутрь. Бригадир отсутствовал, десятники без него вели себя как нормальные люди, и можно было расслабиться.

Неподалеку от Кирилла несколько мужиков уселись в кружок и достали карты, еще двое притащили шахматную доску, и вокруг образовалось кольцо из болельщиков. Аркадий Петрович принес книгу, толстую, в яркой обложке, с пожелтевшими от времени страницами.

– Надо читать, пока светло, – сказал он грустно. – Света нет, и неизвестно, будет ли.

Кирилл же лежал и наблюдал, что происходит вокруг, слушал разговоры.

Сменилась охрана, ушедшие с поста бойцы, смеясь и переговариваясь, отправились в ту сторону, где из зарослей поднималось здание районной администрации. Среди игроков в карты чуть не началась драка, двое вскочили, схватили друг друга за грудки, но пустить в ход кулаки не успели – рядом оказался парень в камуфляже.

– Эй-эй, осадить! – рявкнул он. – Цивилизация в опасности, а вы тут собачитесь! Кому охота разбитую морду – обращайтесь!

Поссорившиеся мужики, бросая друг на друга злобные взгляды, уселись на место, а Кирилл подумал «шустрые они, и с промытыми мозгами, так что удрать будет не просто».

– Слушай, а матрас и одеяло мне когда дадут? – спросил он, повернувшись к Саше.

– А там их внутри полно, за загородкой, натаскали в первый день с запасом, так что не боись, – отозвался тот. – Да и те ребятишки, кого вчера расстреляли, своими не воспользуются больше, хе-хе.

– Расстреляли? За что?

– Ну, первый-то удрать попытался, но его поймали… а второй, Иван Захарьич, он к нам три дня назад прибился, старый уже был, – лицо Саши отразило задумчивость, и он поскреб лысину, – говорил много, такое, что не сразу и поймешь, но все бредятину… про то, что небеса открылись, что он пророк времен последних, что за ним придет тот, кому он недостоин шнурки развязывать, и будет изменять мир не просто словом, а светом… Отвели его к майору, а тот решил, что болтливого безумца кормить смысла нет, его и грохнули, а голову, чтобы остальным неповадно было, на железку насадили… Видел, наверное?

– Нет… а, да, – тут Кирилл понял, что за «мохнатая тыква» торчала на трубе перед районной администрацией.

Слова расстрелянного старика не шли из головы, они напомнили о тех временах, когда он работал над дипломной работой, посвященной учению гностиков, ушлых ребят, что в начале нашей эры пытались выстроить альтернативное христианство для немногих, но не выдержали конкуренции с обычным и сгинули.

Тогда одолел не только те четыре евангелия, что включены в Библию, а еще и разные апокрифы – «Евангелие от Фомы», «Евангелие детства», «Апокалипсис Баруха», «Евангелие от Филиппа». В голове засели всякие архонты и эоны, Пронойя и Логос, Абраксас и распятый на кресте змей офитов.

В каком-то из тех сочинений и упоминалось «крещение светом», а про «завязывание обуви» вроде бы говорилось в Новом Завете.

– Пойдем, надо тебе показать, что и как, – заявил Саша, прерывая размышления Кирилла.

И они отправились в «казарму».

В одном из закутков, где раньше сидела операционистка, обнаружился склад матрасов, подушек и одеял, невероятно пыльных и грязных. Другой, где стояло несколько ржавых ведер, и немилосердно воняло, отвели под ночной туалет, и на столе у самого входа тут лежали спички и свечи, чтобы можно было пользоваться «заведением» во мраке.

– Если приспичит, сюда двигай, – сказал Саша, – хотя если снаружи светло, то можешь и попроситься на улицу, парни обычно по-человечески относятся, им главное, чтобы ты не сбежал…

Выбранные матрас, одеяло и подушку вытащили на улицу и выколотили палкой. Едва успели это сделать, как старший охраны в очередной раз глянул на темнеющее небо и скомандовал:

– Давай внутрь, мужики, а то скоро стемнеет, загоняй вас потом…

Место Кириллу досталось у ближней к выходу стенки, рядом с окном и банкоматом, выглядевшим на диво хорошо. Улегся, думая, что будет плохо засыпать – из‑за шума, духоты, непривычной обстановки, из‑за того, что голова перегружена впечатлениями, но отрубился мгновенно.

Видел во сне Милу, в ее любимом красном платье, и слезы текли по ее лицу…

«Стой, родная!» – хотелось крикнуть ему, но он не мог, что-то давило на грудь, стягивало ее железными обручами, а жена удалялась, удалялась, пока не исчезла в сгустившейся дымке.

Затем мелькнуло личико дочери, желтые банты в волосах, и он проснулся.

В «казарме» царила полутьма, в окна протискивался слабый лунный свет, кто-то храпел, кто-то постанывал во тьме, у двери виднелся силуэт охранника, еще один, судя по звуку шагов и зевкам, прохаживался снаружи.

«Только сон, – подумал Кирилл. – Это был сон, и я их обоих не увижу… Нет, Машеньку увижу обязательно!».

Надо бы последить, что делает охрана ночью, не позволяет ли себе расслабиться, но глаза закрываются сами… Он это обязательно сделает завтра, когда сможет одолеть эту проклятую сонливость…

Кирилл рухнул во тьму, на этот раз абсолютную, и увидел луну, огромную, полную, с серыми пятнами на серебристой «физиономии». Не успел изумиться, как ночное светило с ужасающим грохотом сорвалось со своего места, устремилось вниз, и разбилось на куски…

Непонятно почему, но это наполнило его диким ужасом.

Кирилл захотел проснуться, вынырнуть из этого кошмара, но обнаружил, что луна снова висит перед ним, но уже не монолитная, как ранее, а покрытая глубокими трещинами. Он открыл рот, собираясь закричать, но не смог – провалился в сон безо всяких видений.