Текст книги "Сын зари"

Глава 3

Небольшая бригада, куда по решению майора угодил Колян, занималась тем, что пыталась реанимировать хоть что-то из автомобильной техники. Садовые тележки и носилки – это, конечно, хорошо, но машина или трактор куда лучше, и мощнее, и грузоподъемнее, и когда едешь на такой штуке, сразу ясно, что вот она, цивилизация на марше!

Особыми успехами они похвастаться не могли – простоявший неведомо сколько под открытым небом транспорт мало на что годился. Все, что могло прийти в негодность, пришло, приказали долго жить покрышки и рессоры, да и ржавчина сделала свое черное дело.

Ну и вдобавок бензин превратился в какую-то вонючую хрень.

Тем не менее, каждое утро их выгоняли на работу, и заставляли вкалывать до седьмого пота, а вечером приводили обратно в «казарму», что помещалась в здании магазина «Заря».

На пятый или шестой день после того, как Колян попал в коммуну, команда «Заканчиваем!» прозвучала необычайно рано, когда солнце висело еще очень высоко.

– Э, опять главный выступать будет? – спросил он у бригадира Сергеева, хмурого неразговорчивого мужика лет сорока.

– Не, – ответил тот. – Просто выходной.

Бригаду привели в «казарму», и помимо обычного пайка, выдали еще по бутылке водки на двоих.

– Вот это дело хорошее, мужики! – обрадовался Сема, молодой и белозубый, первый балагур. – Сейчас по стопочке, да мы по маленькой, и душа порадуется, и песен запросит.

– Вот именно, что по маленькой, – пробасил Иваныч, почесывая рыжую бороду.

Расположились на улице, на полянке меж деревьев прямо напротив входа в «казарму» – чтобы и на вольном воздухе, и охрана лишний раз не нервничали. Разлили «прозрачненькую» по пластиковым стаканчикам, что выглядели такими новыми, словно их отштамповали вчера.

Водка была мерзкой на вкус и драла горло, но Колян зажмурился от удовольствия.

– Вот это дело… – сказал он, и потянулся за закуской – за ужасно надоевшей тушенкой.

Через пару минут обратил внимание, что никто не ест, и все пялятся на него.

– Вы чего, братцы? – спросил Колян, прекратив жевать.

– А вопрос к тебе один имеется, – Иваныч кашлянул и вновь поскреб свою мочалку, но на этот раз как-то даже ожесточенно, и опасливо глянул в ту сторону, где топтался ближайший охранник.

– Правду ли говорят, что ты в коммуну вместе с Сыном Зари пришел? – необычайно тихо и серьезно для себя осведомился Сема.

– С кем? – не понял Колян.

– Ну, с тем, который предсказал, что молния едва не в голову Дериеву шарахнет, – Иваныч говорил почти шепотом, – а два дня назад сбежал, как раз в ту ночь, когда это и произошло. Я разговор камуфляжников слышал, так они болтали, что вас вместе привели. Расскажи о нем.

– Ну, хм… это да, конечно… – память у Коляна была в общем дырявая, и он смутно помнил того парня, но понимал, что признавшись в этом, мигом перестанет находиться в центре внимания.

– Это вот тебе, чтобы язык лучше работал, – и Сема, взяв свою бутылку, набулькал из нее в стакан Коляна.

– Э, ладно! – обрадовался тот. – Сейчас я глотку прополощу, и все расскажу!

Ведь никто не сумеет проверить его слова, а значит, можно говорить все, что угодно, ну не особенно завираясь, конечно… ну а прикоснуться к чужой славе всегда приятно.

Вторая пошла еще лучше первой, и Колян, крякнув, решил не закусывать.

– В общем, я сразу понял, мать моя, что это парняга не из обычных, – начал он. – Собаки, помню… уже меня окружали, и готовились сожрать, и я закричал, да так просто, без надежды особой. А тут в ответ вопят, и эти, с автоматами, и он с ними, но далеко все. Прикиньте?

Коляна слушали так, как не слушали никогда в жизни – ни жена, надоедливая и склочная, ни отпрыски, вороватые сорванцы, ни собутыльники, более всех звуков ценившие звон стаканов. И ему это нравилось, он старался растянуть удовольствие, добавлять подробности, не очень реальные, но зато красивые.

– Так вот махнул рукой, и собаки разбежались, скуля и воя? – недоверчиво спросил Сема, когда рассказ был окончен. – Ой, брешешь ты, сдается мне, как сивый мерин, и лапшу нам по ушам развешиваешь. Если он такое мог, то почему позволил себя в коммуну привести, и тут горбатился?

– Чего бы вы понимали? – Колян улыбнулся с чувством гордого превосходства. – Вот Христос терпел, и нам велел, и этот так же… ты давай, наливай, а то в глотке страх как пересохло.

И он махнул Иванычу.

Тот помрачнел, покряхтел, но налил – правда, всего половинку.

– Это же специально все сделано! – заявил Колян, «употребив» водяру. – Проникнуть сюда, в голово… логово главного этого… нехорошего, и прямо в лицо ему все сказать… Иначе как бы он до майора добрался?

Сообразил, что немного увлекся, и что отступать поздно.

– И что он говорил Дериеву? – поинтересовался молчавший до сих пор Ринат, скуластый и черноглазый, положенное число раз в день встававший на колени и молившийся своему мусульманскому богу.

– Э, карой небесной грозил! – Колян многозначительно потыкал пальцем вверх. – Но это вы, братцы, и так знаете… Еще там поучал как-то, и пока мы шли, всякие советы давал, да только я помню хреново.

– Водки больше не получишь, – сказал Иваныч, сообразивший, к чему идет дело.

– А все равно, мать моя, как ни говори, помню хреново, – Колян покачал головой. – Помню только, что это было… очень здорово, и я радовался, и видел, что у него над головой что-то светится…

В этот момент он и сам верил, что так оно и происходило, что Сын Зари одним взмахом руки разогнал собачью стаю, что охранники вели себя с ним почтительно и трепетали под его огненным взглядом, а он, Колян, приобщался этой самой, как ее, благово… благодати!

Жаль, что так мало запомнил.

– Брешет, – повторил Сема, но без прежней убежденности.

– Многое, но не все, – Иваныч ухватил себя за бороду. – Предсказание-то было? Было. Сбылось? Сбылось.

– Ложный пророк, – сказал Ринат. – Истинных после Магомета, да благословит его Аллах и приветствует, быть не может.

– А твой Магомет насчет случившегося с миром безобразия что-нибудь предвещал? – злобно спросил Василий, сообразительный мужик с золотыми руками, у которого в первый же день после пробуждения собаки загрызли жену, а сам он уцелел только чудом. – Вот то-то и оно, и молчи лучше.

– Э, братцы, не ссорьтесь, давай лучше выпьем! – заявил Колян. – У вас же еще осталось?

* * *

Кирилл лежал на чем-то мягком, ему было тепло и покойно, и открывать глаза совершенно не хотелось.

Пошевельнувшись, он вздрогнул от боли в боку, и та потянула за собой воспоминания – наступающий на него медведь, Серега с вскинутым автоматом, и рядом с ним низкорослый мужик в штормовке. Торопливо поднял веки – где он, сколько пробыл без сознания, и что произошло за это время?

Обнаружил себя в кровати, под одеялом, а рядом, на стуле, худощавую черноволосую девушку.

– Ты кто? – спросил Кирилл. – Где я?

Девушка вздрогнула, словно увидела говорящую лошадь, глаза ее, и так большие, стали просто огромными. Порывисто вскочив, она метнулась прочь, только хлопнула дверь, и простучали за ней удаляющиеся шаги.

– Чудеса на виражах, – пробормотал Кирилл, оглядываясь.

Он находился в небольшой комнате, и помимо кровати и стула тут имелся шкаф для одежды. Стекло в окне выглядело целым и вымытым, за ним виднелся небольшой двор, забор, поднимающиеся над ним деревья.

Бок болел, но не так сильно, как раньше, а рану охватывала тугая повязка. Заполнявшая голову звенящая пустота неплохо сочеталась со слабостью, а еще Кирилл был очень и очень голоден.

Вновь зазвучали шаги, но куда более тяжелые, неторопливые, и в дверь прошел Серега, в камуфляже, но без рюкзака и автомата, и поэтому выглядевший непривычно «голым».

– Вот ты и очнулся, – сказал он, после чего отвесил Кириллу поклон.

– Эй, ты чего? – встревожился тот. – С ума сошел?

– Сын Зари, посланный к нам небесами, достоин почестей, – глаза бывшего десантника сверкнули.

– Какими небесами?

– Это мне неведомо, но думаю, что ты нам расскажешь, – Серега повернулся, махнул рукой. – Входите, можно, и выразите свое уважение тому, кто явился на землю ради нашего спасения.

Первой в комнату проскользнула та же девушка, смотревшая на Кирилла словно маленькая девочка на фокусника, за ней низкорослый, которого встретили у церкви, двое парней лет по тринадцать, похожих, как братья, пожилая женщина с крашеными рыжими волосами, лысый толстяк с приплюснутым носом…

И все они принялись кланяться.

Кирилла посетило ощущение нереальности происходящего, на миг показалось, что он спит, что это сон или бред, и невероятная картинка сейчас растает, а он обнаружит себя где-нибудь в горелых руинах.

– Мы исполняем все, что ты заповедал нам, – сказал низкорослый, когда поклоны закончились.

– Я?

– Это проверка чистоты ваших помыслов и крепости вашей веры, – пояснил Серега.

Собравшиеся в комнате понимающе закивали – все, кроме Кирилла.

Возникла мысль, что либо он очутился меж пациентов сумасшедшего дома, либо сам тронулся умом.

– Так, хватит! – бывший журналист вскинул руку, и низкорослый, открывший рот, так и замер. – Давай, Серега, выпроводи всех, я хочу побеседовать с тобой с глазу на глаз.

Выгонять никого не пришлось – желание «Сына Зари» исполнили быстрее, чем он успел поправить одеяло.

– Где мы? И что тут происходит, черт возьми? – спросил Кирилл, когда они остались вдвоем.

Серега пожал плечами.

– Эти дни ты пророчествовал, не приходя в себя, – объявил он. – Исцелил от болезни Антоху, ну того из пацанов, что пониже, едва дотронулся до него, как он в себя начал приходить…

Из дальнейшего рассказа Кирилл узнал, что его, лишенного сознания, принесли на Яблоневую улицу, где обосновалась небольшая группа выживших, обработали рану и начали лечить, как полагается. К счастью, в группе нашелся врач, та самая женщина с рыжими волосами, а у нее – бинты и что-то из лекарств.

А потом он принялся говорить – поначалу слова, потом фразы, и даже целые небольшие речи.

– Глаз это, как бы не открывал, метался, стонал, и все такое, – объяснил Серега. – Но я все записал.

– Записал? – удивился Кирилл.

– Конечно, – бывший десантник гордо кивнул и вытащил из‑за пазухи ворох помятых бумажек. – Ты предсказал Федору, это тот, с которым мы встретились, что на него упадет дерево, да так и вышло – веткой по кумполу он получил, предостерег не ходить в Европу, так мужики в магазин «Евро», что тут неподалеку, сунулись, едва ноги унесли…

Нелепицу, какую порой несет оказавшийся без памяти человек, они приняли за предсказания, и понятно, что кое-что «сбылось» – какие-то общие фразы совпали с тем, что и вправду произошло. «Исцеление» больного мальчишки – тоже совпадение, ему бы стало лучше в любом случае.

– И поэтому они… вы мне кланялись? – спросил Кирилл, борясь с желанием засмеяться.

– Ты – Сын Зари, – сказал Серега убежденно. – И достоин почестей.

– А, ну-ну, – желание засмеяться ушло, на смену явилось нечто похожее на страх. – И все тут в это верят?

– Конечно, – убежденностью бывшего десантника можно было дробить камни. – Все записано здесь, и то, что ты раньше говорил, когда мы с тобой шли вдвоем, и все за эти дни.

– А можно посмотреть?

Кирилл протянул руку и получил тонкую пачку листов, вырванных из школьной тетради и исписанных крупными детскими буквами. На верхнем же под заголовком «Сын Зари сказал:» прочитал «семь дней князь мира сего искушал меня деньгами, властью и похотью», и вспомнил, что вроде бы говорил нечто подобное… но ведь в шутку, в шутку!

Дальше шла цитата из «Апокрифа Иоанна» и какой-то бред про «капли Света Вечного».

– Нет, нет… – прошептал Кирилл, переворачивая листок.

Новоявленный «евангелист» Серега Матвеев записал все, что запомнил из их разговоров… зафиксировал все, что он нес, находясь в бреду… а нес он вовсе не мудрости – что-то насчет наказания отступникам, о пользе чистоты телесной, о том, что компьютеры – изобретение адское…

– Ну что, все верно? – спросил Серега. – Если напутал, то я поправлю.

– И зачем это? – Кирилл потряс бумажками.

– Мы это используем, один читает вслух другим, а предписания исполняем. Непонятно, правда, как молиться, ты молитвам же нас не научил, только говорил, что нужно это делать.

На пятом или шестом листке красовалась запись «обращайтесь к вышней истине каждый день, непременно вечером думайте о нем, всякое утро вспоминайте, и во тьме ночной мечтайте о ней».

– Но это же ерунда, – сказал Кирилл, – я сам не понимаю, что имел в виду!

– Я знаю, ты меня испытываешь, – в голосе Сереги не содержалось ни тени сомнения, он-то понимал все единственно верным способом.

На Кирилла накатило желание отшвырнуть проклятые листки, а еще лучше сжечь, чтобы и следа их не осталось! Но следом за ним пришло головокружение, и он поплыл, потерялся, а когда немного пришел в себя, понял, что «евангелие» у него забрали, и что рядом хлопочет пожилая женщина с рыжими волосами.

– Нельзя вам так переживать, – говорила она, глядя на «Сына Зари» с неприятной смесью страха и почтения, – пока еще слишком слабы… сейчас мы вас покормим, и все будет хорошо, рана зарастет…

– Вы тоже верите, что я – пророк? – спросил Кирилл, когда ему принесли миску бульона.

– Я уже и не знаю, во что верить, – горько ответила женщина. – Раньше для меня все было четко и ясно, а то, что случилось, этот сон, продлившийся много десятилетий… разрушило и простоту, и ясность… как такое можно объяснить, я не понимаю, и готова принять все, что угодно… Кушайте суп, пока не остыл, если все пройдет нормально, вечером дадим вам мяса.

Кишки Кирилла кидались на ребра и грызли друг друга, и он не заставил себя упрашивать.

После того, как поел, ощутил себя таким обессиленным, что едва не заснул. Удержался от дремоты только напряжением воли и, несмотря на несмелые возражения рыжей Клавдии Петровны, решил, что пора встать.

А то отрубишься, а из тебя сделают чучело вождя и учителя, и выставят в мавзолее.

– Ничего, я сам справлюсь, – сказал Кирилл, когда Серега попытался ему помочь. – Бегал же я с этой раной, и ничего?

– И едва не добегался, – проворчала Клавдия Петровна, и заработала гневный взгляд бывшего десантника.

Врачи были скептиками во времена Христа и Аполлония Тианского, и ничуть не изменились с тех пор.

Кириллу принесли одежду – его собственные шмотки, выстиранные и заштопанные. Проблема возникла лишь с туфлями – повязка мешала нормально наклоняться – но он и с этим справился.

Дверь привела в другую комнату, с большим столом, коврами на стенах, печью во всю стену. Худенькая девушка, та самая, что сидела у его кровати, повернулась, плеснули ее черные волосы.

Когда же она попыталась поклониться, Кирилл не выдержал.

– Хватит шею гнуть! – рявкнул он. – Я вам не император всероссийский и не далай-лама!

Девушка замерла, моргая огромными глазами, и он отметил, что она красива – тонкие черты лица, изящная фигура, разве что слишком уж хрупкая, но это не самый большой недостаток.

– Как тебя зовут? – спросил Кирилл.

– Дина, – несмело ответила девушка.

– Вот и хорошо, а меня можно называть просто Кириллом. Понятно?

– Да, – сказала она, и поклонилась.

– О, мой бог! – он раздраженно махнул рукой, и пошел дальше.

Как такое возможно – чтобы разумные люди, взрослые и самостоятельные, поверили в то, что он является каким-то там пророком, чуть ли не Спасителем, и принес на землю новую истину? Для этого нужно потрясение вроде того, что испытали все они, проснувшись после невероятно долгого «тихого часа».

Правильно сказала Клавдия Петровна – «готова принять все, что угодно».

Понятное дело, что каждому страшно, хочется обрести почву под ногами, придумать хоть какое-то объяснение тому, что произошло, найти утешение, ведь почти у всех погибли или остались где-то в другой части города друзья и родственники.

Впору будешь искать и то, и другое у первого встречного…

А если этот встречный еще и окажется не совсем обычным?..

Кирилл подумал про «воспоминания», что оказались картинками из будущего, и недовольно поморщился – все это ерунда, не больше чем случайность, никакого предвидения не существует, если и есть на земле пророки, то они должны быть белобороды, величавы и мудры.

Через очередную дверь попал в крохотную прихожую, а затем оказался на крыльце. Смог окинуть взглядом просторный двор, ведущие на улицу ворота в заборе, что сейчас были распахнуты.

Около них топтался молодой парень с охотничьим ружьем.

– Это Дима, – сказал Серега, так и шагавший следом. – Всего-то у нас, рога и копыта, пятнадцать человек, только многие сейчас на добыче.

Дима, лобастый и кудрявый, повернулся на голоса, и, увидев, кто стоит на крыльце, отвесил поясной поклон.

– Твою мать! – звенящим от ярости голосом воскликнул Кирилл. – Отставить это!

Дима поспешно упал на колени, и уткнулся лбом в землю.

У Кирилла от злости перехватило дыхание – все, что бы он ни говорил, понимали неправильно! Даже рявкни он на этого парня, обложи его по матушке, тот решит, что это великое духовное откровение, и что именно этими словами нужно молиться, чтобы тебя услышали на небесах…

Он сплюнул и пошел обратно в дом.

– Сколько времени пройдет, прежде чем я буду здоров? – поинтересовался у Клавдии Петровны.

Надо побыстрее убираться отсюда, бросить эту толпу фанатиков с вывернутыми мозгами, и идти туда, где ждет его крохотный человечек с бантами в волосах – дочка, Машенька…

– Полностью все зарастет за пару недель, более-менее придете в норму через несколько дней, – ответила рыжая врачиха.

– Ясно, – сказал Кирилл, и улегся обратно на кровать.

Надо потерпеть, подождать, а затем уйти так, чтобы даже Серега не смог его догнать. Вспомнить бы еще, где точно находится Яблоневая улица, и в какой стороне мосты и Автозавод.

Слабость после раны и сытость сделали свое дело, и он все же уснул.

Когда открыл глаза, время клонилось к вечеру, со двора доносились оживленные голоса, звякали ведра, из глубины дома тянуло запахом пшенной каши и жареного мяса.

– Ну, как себя чувствуешь? – спросил Серега, сидевший там, где во время прошлого пробуждения располагалась Дина.

– Неплохо, – ответил Кирилл. – Только надо до туалета дойти… Или Сыну Зари туда не положено?

Но ирония пропала зря, бывший десантник то ли ее не заметил, то ли не обратил внимания.

– Пойдем, я тебя провожу, – сказал он.

По пути до свежевырытой выгребной ямы, что располагалась за домом, посреди бывшего огорода, они встретили низкорослого Федора, крепкую женщину лет сорока и толстяка с приплюснутым носом, и все трое при виде «пророка» глупо моргали и начинали кланяться.

Кирилл скрипел зубами, но терпел и молчал.

– Ты очень вовремя проснулся, – сказал Серега, когда они сделали свои дела. – Скоро ужин, а перед ним неплохо бы тебе сказать это, как бы… речь там, или проповедь, или молитву возглавить… а то все так ждали, когда ты в себя придешь, за тебя боялись.

– Так уж и ждали? – пробормотал Кирилл. – Кто я такой, чтобы все это делать? Можешь ты понять, или нет, но я – никакой не Сын Зари, и вовсе не знаю чего-то такого, что вам неведомо!

– Но кто же ты тогда?

– Обычный человек… – бывший десантник хмыкнул, и Кирилл неожиданно осекся: может быть, то желтое свечение сделало с ним нечто такое, чего он сам не замечает? ведь не просто так он проснулся именно там, и на неделю позже остальных?

Нет, нет, невозможно!

А то, что произошло со всем миром, тотальная спячка, охватившая весь Нижний, да и не только его – это возможно?

– Ладно, – буркнул он. – Если вы хотите забивать головы ерундой, то дело ваше…

Они вернулись в дом, и выяснилось, что в комнате с печью собрались все, кроме оставшегося на страже толстяка с приплюснутым носом. Обнаружив поставленное у стенки кресло, большое, с малиновой обивкой, Кирилл вздрогнул – он же видел такое, причем совсем недавно!

– Прошу сюда, прошу садиться, – Федор, до появления парочки беглецов бывший главным в маленькой общине, приглашающе замахал. – Мы будем рады… как бы даже очень, послушать и услышать, да…

Кирилл замер, будто пораженный громом – это кресло, и комнату, и даже сидящих вокруг людей он видел в одном из «воспоминаний», что лавиной обрушились на него тогда, около церкви!

Неужели опять эпизод из будущего? То, что непременно сбудется?

Нет, если он не хочет, то этому не бывать!

Кирилл повернулся, собираясь двинуться в свою комнату, но тут накатила волна липкой дурноты, он пошатнулся, и кто-то – он даже не увидел, кто именно – подскочил, и, подхватив под руки, повел его к креслу.

– Что вы, что… – пробормотал он, но оказалось поздно – под задницей было мягкое, а предплечья лежали на подлокотниках.

Но вот говорить, как в том видении, они его не заставят, пусть молятся, хоть лбы себе расшибут, он будет молчать.

Кирилл глубоко вздохнул, и, откинувшись на спинку кресла, принялся рассматривать собравшихся: да, четырнадцать человек, и дети, и женщины, и мужчины, все заморенные, одеты кое-как, и таращатся на него с надеждой и ожиданием.

Ну, и чего вы теперь сделаете?

Федор беспокойно потер лоб, наклонился к стоявшему рядом Сереге и что-то зашептал.

– Сын Зари хочет проверить, насколько открыты наши сердца, – объявил тот. – Начинаем.

И не успел Кирилл хотя бы глазом моргнуть, как собравшиеся повалились на колени, и забормотали какую-то ерунду, причем каждый свою. Клавдия Петровна пару раз перекрестилась, Дина откинула со лба волосы и, закрыв глаза, застыла, точно изящная статуэтка, мальчишки, глядя на бывшего журналиста, залопотали что-то о том, кто «пришел из рассвета, и принес свет».

Это выглядело настолько дико, и страшно, что он вздрогнул.

– Стоп! Хватит! – воскликнул Кирилл, забыв о намерении молчать. – Что вы делаете?

Все смолкли, наступила тишина.

– Совсем рассудок потеряли? – сказал он, со стыдом понимая, что не сдержался, что видение снова оказалось правдой. – Вы же разумные люди, а не невежественные идиоты из Средневековья, падкие на религиозную галиматью!

Мелькнула мысль, что насельникам века двадцать первого, оболваненным рекламой и телевизором, запудрить мозги куда легче, чем упертым и фанатичным уроженцам тринадцатого или пятнадцатого столетия.

Но Кирилл про нее мигом забыл, поскольку увидел, что один из мальчишек, не спасенный от неведомой болезни, а другой, чуть постарше, торопливо строчит карандашом в тетрадке.

– Ты что делаешь?! – рявкнул он.

– За-записываю, – ответил пацан, испуганно моргая.

– Зачем?

– Так ведь слова, изреченные Сыном Зари, на вес золота, да, – сказал Федор.

Накатившее чувство бессилия оказалось настолько сильным и мерзким, что Кирилл едва не застонал: от него уже ничего не зависело, он мог молчать, мог говорить, проклинать их, ругать, уверять в своей обычности, но в любом случае его «поклонники» истолковывали это как некое указание, как руководство к действию.

Он был как статуя бога, способная двигаться и изрекать что-то, что будет объяснено так, как надо жрецам.

– Мы обязательно все запишем, чтобы не забылось и не пропало, – сказал Серега. – Или не надо?

– Пишите, – Кирилл махнул рукой. – Делайте что хотите, только…

Он хотел сказать «оставьте меня в покое», но поймал взгляд Дины, полный искреннего, ничем не замутненного восхищения, подумал, что давно красивые девушки не смотрели на него так, и осекся.

Затем понял, что все ждут продолжения, и неловко закончил:

– …только не причиняйте вреда друг другу.

Серега кивнул, и мальчишка вновь заелозил карандашом по бумаге.

Возобновилось то, что бывший десантник именовал «молитвой», и Кирилл закрыл глаза. Хотел зажать уши, но подумал, что это будет слишком, и что придется некоторое время потерпеть.

Подумалось, что богу, если он и вправду есть, приходится выслушивать куда большую многоголосицу.

– Ну что, если Сын Зари не возражает, то можно и поесть, – сказал Федор после того, как все замолкли.

На ужин было обещанное мясо, но со своей порцией Кирилл едва справился. Подступила сонливость, в боку возникла боль, напомнившая о том, что рана никуда не делась, и пришлось ему отправиться в отведенную для «пророка» комнату.

Клавдия Петровна, ворча по поводу того, что лекарства «сдохли», и что в таких условиях работать невозможно, сменила бинты, и он провалился в сон. На этот раз, к счастью, не увидел ничего, ни падающей луны, ни погибшей жены, ни дочери, даже обычных снов.

А открыв глаза, вновь обнаружил на стуле рядом с кроватью Серегу.

– С добрым утром, – сказал тот. – Как спалось?

– Нормально, – ответил Кирилл. – А тебе?

– Я почти не спал, на разведку ходил, – бывший десантник хмыкнул и покрутил головой. – Взял одного их тех, с кем недавно вместе служил… Славку Морпеха, из бывших омоновцев.

– Это из парней майора? – спросонья соображалось туго, мозг просыпался куда медленнее тела.

– Из них, – Серега закивал. – Он мне все рассказал…

Из дальнейшего рассказа стало ясно, что Дериев вроде бы плюнул на беглецов и занялся более насущными делами. Его патрули дошли до площади Свободы, и вся территория от Кузнечихи до бывшего острога оказалась под жестким и постоянным наблюдением.

– Это что, теперь там не пройти? – спросил Кирилл, садясь в кровати.

– Да, сложновато будет, – Серега почесал в затылке. – А ты все еще на Автозавод собираешься?

– У меня там дочь!

– Ну, тогда и мы все за тобой двинемся.

– Да вы что, с ума посходили? Зачем? – Кирилл покрутил пальцем у виска, но этот жест словно остался незамеченным.

– Ты же сам сказал – душа того, кто ищет спасения, должна следовать за другой, в которой есть Дух жизни, – заявил Серега, и посмотрел на собеседника торжествующе, как справившийся с трудным делом ребенок: гляди, мол, что я могу.

– Ну да, сказал…

Возникла мысль, что сам неосторожными словами загнал себя в ловушку.

Можно попробовать уйти в одиночку, дождавшись момента, когда рана более-менее затянется. Но как пробраться через территорию, занятую вооруженными парнями Дериева, и не попасть им в лапы?

Если двинуться в обход, по самому берегу, получится гораздо длиннее, и не факт, что безопаснее, просто на прямом пути лежит угроза известная, с которой уже сталкивались…

Остаться здесь, и играть роль «Сына Зари», новоявленного мессии?

Невозможно, там же Машенька!

Повести всю эту ораву за собой, отдав прямой приказ – ведь пойдут, и даже с радостью, но если не на смерть, то на верные неприятности, майор будет рад заполучить новых работников в свою коммуну. А там, где одиночка имеет шансы проскользнуть незаметно, полтора десятка человек будут непременно обнаружены.

А такую разношерстную и по полу, и по возрасту компанию, где есть и старики, и дети, незаметно не проведешь – не все здесь способны ползать по-пластунски и часами сидеть в сырых развалинах.

Может быть, все же попытаться разуверить их, что он Сын Зари? Собрать, и…

Но тут Кирилл вспомнил, что происходит с кумирами, низвергнутыми с высоких, позолоченных пьедесталов – их обычно уничтожают с особой жестокостью, вымещая злобу и разочарование.

Нет, ему не дадут просто так уйти, а пристрелят как обманщика.

Тот же Серега, что сейчас хранит почтительное молчание, и спустит курок.

– Ты прибил этого, Морпеха? – спросил Кирилл.

– Нет, зачем? Отпустил, – на физиономии бывшего десантника появилась улыбка. – Только я ему перед этим рассказал о Сыне Зари, об истине и о принесенном тобой знании. Пускай дальше треплется.

Кириллу захотелось рявкнуть «да ничего я не принес!», но он сдержался.

Ведь есть еще один вариант, противный, неприятный из‑за того, что придется врать, обманывать доверчивых людей, но похоже, что самый действенный – сыграть роль, примеренную на него слепой судьбой, притвориться тем, кого в нем хотят видеть, Сыном Зари, посланцем небес, вышедшим из рассвета.

Тогда он хотя бы будет уверен, что сам руководит этими людьми, а не другие от его лица.

И когда власть его станет прочной, он скажет, что ему пора нести свет истины дальше.

И он уйдет, отправится на Автозавод искать дочь.

– Пускай треплется, – сказал Кирилл. – Что там у нас в «повестке дня»? Завтрак?

– Сначала молитва, – бывший десантник сурово нахмурился.

Вот уж точно, лучшие монахи и священники получаются из бывших палачей, убийц и солдат.

В соседней комнате, той, что с печью, ждали все, кроме Федора, сегодня, похоже, оставшегося на страже, но Кирилл садиться в кресло не стал, остановился у двери и махнул рукой, давая знак начинать. Поймал взгляд Дины, горячий, точно внутренности доменной печи, и поспешно отвел глаза.

Только не думать о том, что она красивая женщина!

Какофония на этот раз продлилась немного меньше, чем вчера вечером, а когда смолкло бормотание последнего из пацанов, Кирилл заговорил, вспоминая «Евангелие от Марка»:

– И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в церквях и на улицах останавливаться молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату свою и, затворив дверь…

Текст он помнил так четко, будто страница Библии находилась перед глазами, и только некоторые места были смазаны, так что их приходилось восстанавливать по смыслу.

Кирилл опасался, что у него ничего не выйдет, все поймут – озвучивая эти вещи, он на самом деле не верит в них. Но его слушали с горящими глазами и открытыми ртами, а мальчишка, тот же самый, что и вчера, торопливо записывая, и карандаш так и летал над страницей.

– …не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду!

Кирилл замолк.

Серега поклонился ему первым, затем начали гнуть шеи остальные, и это вновь породило отвращение в душе недавнего журналиста, полагавшего, что истинная вера имеет мало общего с раболепием и дурацкими ритуалами.

Но она, похоже, нужна людям куда меньше, чем те же ритуалы.

Найди он смелость последовать собственным убеждениям, в этот момент непременно воскликнул бы «Хватит поклонов, прекратите, мне это неприятно!», но он промолчал, решил, что Сын Зари достоин немного большего, чем простой человек по имени Кирилл Вдовин.

После завтрака Клавдия Петровна вновь осмотрела рану.

– Еще пару дней, и, если все останется нормально, бинты можно будет снять, – сообщила она.

Но лежать эти двое суток в кровати Кирилл не собирался и, несмотря на протесты врачихи, двинулся в обход дома и окрестностей – надо понять, где он оказался, и что вокруг творится. Серега потащился следом, неизбежный, как тень или отражение, и столь же бесшумный.

За две недели, что прошли с момента пробуждения, Федор и его люди успели неплохо обжиться.

Они обыскивали квартиры и магазины, и стаскивали к дому, что стал их убежищем, все, что могло пригодиться – одежду, инструменты, лекарства, продукты, как-то пережившие эти годы. Большую часть «добычи» после осмотра выкидывали, но кое-что оставалось и шло в дело, но не сразу.

Шмотки стирали, как сто лет назад, а тазах, безо всяких машин, и только мылом.