Текст книги "Оковы разума"

Но ладно, об этом можно размыслить позже, сейчас надо работать.

Вздохнув, Ник вновь принялся листать смету.

* * *

Из университета он ушел около пяти и отправился на площадь Республики, в «Котву», где обычно закупался продуктами.

Проезжая мимо Нового моста, обратил внимание, что на спуске с него возводят нечто из блоков грубого бетона: качали стрелами два крана, ревели моторы тяжелых грузовиков, бегали рабочие, цепочкой стояли люди в черных комбинезонах и глухих шлемах, все с «игрушечными» автоматами.

Чужаки? Ставят блокпост?

Но вглядываться слишком назойливо он не стал, добавил газу, с дрожью вспоминая вчерашнее приключение и думая, что одного такого хватит мирному человеку на всю жизнь. Не хватало еще, чтобы эти типы в черном приняли его за шпиона и начали стрелять!

Место для парковки, вопреки обыкновению, нашел легко.

Спустившись в продуктовый, занимавший цокольный этаж, обратил внимание на бледную физиономию охранника. А когда оказался между полок, с изумлением обнаружил, что многие из них зияют пустотой!

Успел сунуть в тележку пакет молока, как от входа донеслись топот и лязг.

– MESTO STOIAT! – громыхнул механический голос, от звуков которого хотелось съежиться и упасть на колени. – RUKI PODNIMAT! VSIO BROSAT! ESLI DVIGAT – STRELIAT! BYSTRO!

Обернувшись, Ник увидел, что охранник стоит, вскинув ладони, а рядом с ним топчутся несколько Чужаков с автоматами и вертит антеннами робот на гусеницах, вроде тех, что ездили по улицам, только меньше.

Один из людей в черном прохрипел что-то, и машина вновь заорала:

– MESTO STOIAT! RUKI PODNIMAT! ESLI DVIGAT – STRELIAT!

Ого, так это еще и переводчик на колесах?

Но почему такой хреновый?

А обладатели черных комбинезонов и глухих яйцеобразных шлемов шагали по проходам, сметая с полок в тележки все подряд, крупы и растительное масло, колбасную нарезку и чай в пакетиках.

Когда двое из них оказались рядом с Ником, он сообразил, что оба выше него на голову и много шире в плечах. Глухие шлемы напомнили ему о «Звездных войнах», а сапоги до колен об офицерах девятнадцатого века, о тех временах, когда благородные вояки передвигались верхом.

Интересно, как профессор Кваша разглядел их глаза, ведь сквозь забрало ничего не видно?

Передний из Чужаков повернул голову в сторону Ника, и тот спешно вскинул руки. Гигант с автоматом подошел ближе, поднял оружие, нацелив его человеку в живот, и заговорил – из-под шлема донеслись отрывистые, резкие звуки.

Ничего подобного Ник раньше не слышал.

Лингвисту положено знать несколько языков…

Как спец по иберско-романским он так или иначе имел дело со всеми наречиями региона, от известных каждому испанского и португальского до экзотики вроде аранского или сефардского. Кроме того, свободно говорил на русском и английском и знал по дюжине фраз еще на нескольких, в том числе на венгерском и баскском.

Но здесь звучало что-то совсем не индоевропейское, и даже не азиатское.

Из лингвистических мыслей Ника вывел жестокий тычок прикладом в живот. Захрипев, он согнулся и отлетел назад, спиной врезался в холодильный шкаф и свалился на четвереньки.

Подняв лицо, обнаружил, что дуло автомата едва не упирается в лоб.

Чужак пролаял что-то злобное, а потом, видимо, сообразил, что собеседник его не понимает. Рука в черной перчатке взлетела к шлему, послышался щелчок, и забрало поехало вверх.

Открылось бледное, идеально правильное лицо, и Ник задохнулся от удивления.

Просто забыл, как дышать!

Перед ним стоял не человек, пусть даже с двумя ногами, двумя руками и одной головой…

Глаза Чужака и вправду были сплошь черными, напоминали мерцающие шарики из обсидиана. И еще их насчитывалось три, третий, чуть меньшего размера, располагался над переносицей.

Об этом профессор Кваша то ли забыл упомянуть, то ли не успел.

Ник сглотнул пересохшим горлом, понимая, что его сейчас, скорее всего, убьют. Просто за то, что он не выполнил приказ, отданный на неизвестном ему языке, вообще не понял, чего от него хотят.

Но тут заговорил второй Чужак, оставшийся рядом с тележками.

Гиганты в черном обменялись несколькими фразами, затем тот, что ударил Ника, вернул забрало на место и отвернулся. Через миг они зашагали дальше, методично опустошая холодильники с мясом и рыбой, а следом двинулись еще двое, забирая все, что осталось.

Ник сел, ощупав живот, убедился, что там набухает синяк.

– MESTO STOIAT! ESLI DVIGAT – STRELIAT! – продолжал надрываться робот-переводчик.

– Кто вы такие?! Как вы смеете?! – донесся истеричный голос из хлебного отдела. – Я буду…

Выстрел прозвучал негромко, точно щелчок игрушечного кнута, и голос смолк.

Встать Ник не решился, вдруг резкое движение примут за попытку убежать? Руки все же поднял, да так и просидел до того момента, когда последний Чужак исчез за сходящимися дверями.

– Черт бы их побрал! – выкрикнул охранник с бессильной злобой. – Где все? Полиция, армия?

– Боюсь, что ни того и ни другого уже не существует, – сказал Ник, с кряхтением поднимаясь на ноги. – Добро пожаловать в новый мир… Вы заметили, что это не люди?

Голова немного кружилась, очень хотелось верить, что все ему примерещилось.

– Еще бы не заметить?! – в голосе охранника возникли плаксивые нотки. – Приходят третий раз за сегодня! Все вымели! И зачем я только на работу вышел? Проклятье! И вот теперь еще мертвяк… А как «скорую» вызвать, если телефон тю-тю?!

Не слушая его причитаний, Ник пошел между полок.

Да, по магазину словно пронеслась дикая орда из азиатских степей, оставила все, что ей самой не нужно, вроде стирального порошка или туалетной бумаги, а вот продукты забрала…

Кроме пакета молока, что так и остался в его тележке, Ник отыскал еще пачку макарон да пакет риса. Заглянуть в хлебный отдел, туда, где на полу в луже крови лежало женское тело, он не решился.

Заплаканная кассирша глянула на него как на сумасшедшего:

– Вы что, и вправду собираетесь платить?

– Ну да…

– Да забирайте так! – она махнула рукой. – Кто это заметит, кто будет считать? После такого-то?

* * *

На улицу Ник вышел, ощущая себя так, словно поучаствовал в грабеже.

Успел еще увидеть, как Чужаки загружают продукты в кузов длинной бронированной машины вроде той, какую встретил утром на набережной. Прямоугольный люк захлопнулся, не оставив даже шва, мягко загудел мотор, и тяжелая громада рванула с места.

Ник дождался, пока она исчезнет из виду, и лишь затем пошел к автомобилю.

То, что он добыл вчера, они съедят за один-два раза, а значит, надо ехать в другой магазин. Куда-нибудь поближе к дому, подальше от центра, куда не добрались еще увлекшиеся конфискациями гиганты в черных комбинезонах.

Ник ехал мимо вокзала, когда навстречу попался очередной робот-транслятор. Свернул к обочине, едва завидев его тушу на гусеницах, и краем глаза заметил движение слева, в стороне от дороги.

С изумлением увидел, как из сквера перед вокзалом, из густых зарослей сирени появились трое в камуфляже. Двое вскинули автоматы, третий положил на плечо нечто вроде длинного черного тубуса.

Пули зацокали по гладким бокам робота, из «тубуса» сзади вырвался сноп огня.

– SOHRANIAT SPO… – машина Чужаков осеклась на полуслове, окуталась дымом, ее подбросило.

Через мгновение она лежала на боку, бессильно вращая гусеницами.

– Смерть врагам! – заорал один из людей в камуфляже, победно вскидывая руки.

По ушам ударил громогласный свист, и над зданием вокзала появилась летающая округлая штуковина вроде той, какую Ник видел вчера. Люди в камуфляже метнулись прочь, наискось через улицу, закладывая петли, точно зайцы, а за ними из земли и асфальта начали вздыбливаться два ряда дымных фонтанчиков.

Тот, что был с «тубусом», споткнулся, замешкался, и тут же спина его будто взорвалась. Полетели в стороны ошметки плоти, обломки костей, так что Ника едва не стошнило прямо на руль.

Он торопливо отвел глаза, но почти сразу посмотрел обратно…

Один из выстрелов с летающей штуковины угодил в припаркованную машину. Капот промялся со скрежетом, осколки стекла брызнули словно капли, и тут же упал второй из людей в камуфляже, схватился за окровавленную ногу.

Третий остановился, дал очередь в сторону летающего аппарата Чужаков.

– Будьте вы прокляты! – заорал он.

А затем его отшвырнуло назад, и он сполз по стене, оставив на сером камне алые мазки. Раненый в ногу сумел еще приподняться, но затем дымные фонтанчики заплясали вокруг него, и там, где только что был человек, осталось кровавое месиво.

Ник, к счастью, успел открыть дверцу, так что вырвало его на асфальт.

Божья мать, что за существа могут вот просто так убивать других?

Хотя мы, люди, если подумать, ничуть не лучше…

Летучая тарелка прошла над дорогой, затем поднялась и рванула на север. Дрожащей рукой Ник захлопнул дверцу, и некоторое время сидел, тупо глядя перед собой, пытаясь собраться с мыслями.

Никогда не мог представить, что увидит столько жутких смертей за один день!

И не в кино, а вживую!

Затем взгляд его упал на транслятор, что все так же лежал на боку и дымился. Мелькнула мысль, что вряд Чужаки оставят его так валяться, что сюда вот-вот явится группа трехглазых амбалов с оружием.

А это значит, что надо убираться.

Ник ударил по газам так, что мотор заревел, а шины взвизгнули, цепляясь за асфальт. Пронесся мимо поврежденного робота, и, уже сворачивая на перекрестке, обнаружил в зеркале заднего вида, что рядом с тем объявился черный «линкор» на колесах.

Смылся он очень вовремя!

На бешеной скорости, на какой никогда не ездил, промчался через город и затормозил на Коронной, напротив супермаркета. А зайдя внутрь, обнаружил безумную сутолоку, что бывает разве что накануне Рождества, когда все запасаются снедью на праздники, только еще круче.

В кассы стояли длинные очереди, корзинок не было вообще, тележка оставалась в гордом одиночестве.

Ник собрался взять ее за рукоять, когда его бесцеремонно отпихнули в сторону. Мужик пролетарского вида со следами многодневной пьянки на небритой физиономии насмешливо прохрипел:

– Извини, дядя, но мне эта штука нужнее… Поправить здоровье надо!

Ник щеголял очками, да и вообще по всем признакам был типичный интеллигент, но тут что-то сломалось у него внутри. Может быть, за два дня безумия он привык к постоянному насилию и сжился с мыслью, что оно теперь стало правилом, а может быть, вспомнил, что дома его ждут дети, и если он их не накормит, то не накормит больше никто.

Он не стал возмущаться, спорить, а просто ударил небритого по роже.

Пролетарий зашатался, потеряв равновесие, выпустил ручку тележки.

– Ты чего, дядя, оборзел? – выдавил он. – Да я тебе сейчас…

Ник уверенно и быстро, точно делал это каждый день, врезал небритому еще раз. Запястье дернуло болью, зато наглого мужика сбило с ног, так что он шлепнулся на бок.

– Ты чего? – загнусавил он снова, но теперь жалобно, прижимая ладонь к кровоточащему носу.

Ник, не обращая на него внимания, схватил тележку и двинулся в глубь магазина. Здесь полки тоже пустели, и без участия Чужаков; горожане, прослышавшие о конфискациях, справлялись без чужой помощи.

Чтобы пробиться к мясному отделу, Ник вынужден был остервенело пихаться. Кусок сыра он забрал последний, ничуть не стыдясь того, что вырвал его у кого-то из пальцев. К консервам, за которые шла настоящая драка, он сунуться просто не рискнул.

А еще супермаркет гудел от слухов.

Тетки, набивая тележки и корзины, ухитрялись болтать.

– Это демоны вышли из ада за грехи наши! – вещала одна, истово крестясь. – Покаяться нужно!

– Демоны на машинах и с автоматами? – смущалась другая. – Это коммунисты!

– Говорят, они красивых девушек забирают и увозят в неизвестном направлении… – мечтательно шептала третья, несколько потрепанная жизнью и уж точно не красавица.

– Аэропорт уничтожили весь…

– Огромный корабль с неба спустился, весь круглый такой! Как в кино!

– Теперь еда только по карточкам…

– Они всю Землю уже захватили, и будем мы теперь рабами, как негры раньше. Закуют нас в цепи…

Ник слушал эту чухню и морщился.

Если Чужаки и вправду нелюди, если их глаза, рост и прочий экзотический антураж – не искусный фейк, то никто, даже обладатель самой необузданной, дикой фантазии, не в состоянии представить, что будет твориться в городе через месяц.

* * *

В квартиру Ник ввалился, сгибаясь под тяжестью плотно набитых пакетов.

– Так, явился? – воскликнула жена, выходя в прихожую. – А я волнуюсь… Представляешь, как непривычно, когда нельзя позвонить, узнать, где ты и что с тобой?

– Это верно, – Ник подвигал занемевшими пальцами. – Как дети? В порядке?

– Хорошо, – она улыбнулась. – Алекс рад, что уроки делать не надо, Младшая – что в садик не идти. Заходила Мария, ну, математичка молодая из нашей школы, сказала, что ее директор отправил всех оповестить… Занятий пока не будет, до конца недели точно… Пока не определится, что дальше.

Анна преподавала испанский в Первой гимназии и работу любила.

Ей-то дома сидеть куда тяжелее, чем детям, да еще и без возможности связаться с мужем.

– Папа! Папа пришел! – в прихожую выскочила Младшая, и Ник присел, чтобы обнять ее, поцеловать в щеку.

– Привет, маленькая, – сказал он, освобождаясь от ботинок. – Привет, сын.

Явившийся следом за сестрой Алекс ограничился кивком, после чего дети убежали к себе.

– Так, сигарет мне купил? – спросила Анна, и Ник про себя выругался.

В той давке, что царила в супермаркете, он вовсе про них запамятовал.

– Нет? – жена нахмурилась. – Но я же говорила, что они у меня заканчиваются! Чего ты вообще принес? – она нагнулась, заглянула в один пакет, во второй, в третий.

– Извини, дорогая, – сказал Ник. – Но в городе все не как обычно, если ты забыла. Магазины либо пустые, либо в них приходится врываться с боем…

– Как пустые? – она подняла на него недоуменные глаза.

– А вот так, – он дернул плечами. – Честное-пречестное слово.

Про столкновение с Чужаками и про бой у вокзала Ник упоминать не стал, понимая, что Анне таких подробностей знать ни к чему, и так она на взводе, а вот про драку в супермаркете не умолчал.

– Когда уходил, там ничего не оставалось, – сказал он в завершение. – Пусто. Дороги кое-где перекрывают, местами стреляют, за пределами города вообще неизвестно что творится, так что…

– Это как? Нет, не может быть… – пробормотала Анна, закусывая нижнюю губу. – Понятно, ты принес кое-что, – она нагнулась, вновь заглянула в пакеты один за другим. – Только нам этого надолго не хватит! Нас же четверо, и кот еще! Надо что-то делать! Немедленно!

– Погоди… – попытался вмешаться Ник, но жену понесло.

– Надо ехать в «Макро» или «Авион»! Немедленно! – закричала она. – Сейчас! Иначе мы начнем голодать! Уже завтра! Ты понимаешь, что это значит!? У нас дети!

Говорить, что поездка слишком рискованна, да и может оказаться бесполезной, смысла не было.

Он сделал единственное, что могло помочь, шагнул и обнял Анну, притянул к себе. Она забормотала приглушенно, всхлипнула ему в плечо, а он погладил ее по спине, приговаривая «тихо-тихо».

На душе было мерзко, одолевали страх и чувство бессилия.

Еще позавчера они находились в сытой, благополучной и стабильной реальности. Сейчас же очутились совсем в другом, жутком мире, где к тебе в окно запросто может заглянуть костлявый призрак голода…

Материалы дела 72/4, том 2, папка 7, файл 23.

Видеозапись телепередачи «Наука в лицах», телеканал «Просвещение».

Вышла в эфир 5 сентября в 22.00.

Студия, на задней стене – экран.

По центру в кресле расположился ведущий, по сторонам от него сидят двое мужчин, один средних лет, в очках, другой пожилой, с короткими седыми волосами и красным лицом.

Ведущий:

– Добрый вечер, уважаемые телезрители, сегодняшняя тема нашей передачи – искусственные языки, и ничего удивительного, что у нас в гостях видные деятели такой науки, как лингвистика… Представитель Королевской академии наук доктор Свенцицкий.

Пожилой кивает:

– Добрый вечер.

Ведущий:

– И профессор Новак из Карлова университета…

Мужчина в очках усмехается:

– Зовите меня просто Ник.

Ведущий, с лучезарной улыбкой:

– Э… хорошо… сейчас мы посмотрим ролики, посвященные нашим гостям, а затем перейдем к дискуссии.

Проектор демонстрирует короткую презентацию, посвященную каждому из гостей, мелькают фотографии, бубнит комментатор. Ведущий продолжает сверкать зубами, Свенцицкий глядит самодовольно, Новак хмурится, покачивает головой.

Экран проектора гаснет.

Новак:

– …тут все верно сказано, даже диссертацию мою упомянули по метафонии в иберо-романских, но ведь вы меня позвали не как испаниста, я вам интересен как создатель «Логоса».

Ведущий, подняв указательный палец:

– Именно! Как творец научного кружка, где вы занимаетесь… Чем вы там заняты, а?

Новак:

– Интерлингвистикой. Языками искусственными, вымышленными, плановыми…

Свенцицкий, сердито:

– Пустой тратой времени, короче говоря! Дилетантизмом на краю шизофрении!

Ведущий, удивленно:

– Но, доктор, не слишком ли вы резки?

Свенцицкий, с покровительственной улыбкой:

– Я еще очень мягок, учитывая, что мой оппонент занимается наукой всерьез. Удивительно, что он поддался глоттомании, позволил себе пасть жертвой наваждения! Третий век одержимые изобретатели языков пыжатся, норовя придумать хоть что-то достойное, и все без толку! Все их проекты – не более чем интеллектуальный онанизм! Волапюк, эсперанто, логлан и пазилингва… это нежизнеспособный хлам!

Ведущий:

– То есть вы считаете, что плановые языки не могут быть применены на практике?

Новак, спокойно, почти равнодушно:

– Аргументы коллеги не стоят выеденного яйца. Вспомним хотя бы санскрит…

Свенцицкий, агрессивно:

– А что не так с санскритом?

Новак:

– А то, что известная всем грамматика Панини не столько описывает существующий язык, сколько упорядочивает его, формирует новые правила… создает. Надеюсь, доктор не будет спорить, что не найдено ни одного текста на санскрите, полностью соответствующего Панини?

Свенцицкий, хмурясь:

– Ну… нет, хотя…

Новак, оживленно наклоняясь вперед:

– Но возьмем пример из более близких к нам времен. То, что именуется Neu-Hochdeutsche Schriftsprache, попросту не существовало до лютеровского перевода Библии, меж тем на современном немецком говорят миллионы людей. Или возьмем нюноршк, его Ивар Олсен создал из нескольких крестьянских диалектов, и язык широко распространился по Норвегии… И как можно забыть об иврите?

Свенцицкий машет рукой:

– Но это же совсем другое дело! Создание литературного языка на базе обычного! Вовсе не пустые бредни лунатиков вроде епископа Уилкинса с его философским наречием или сумасшедшего утописта Заменгофа!

Новак, качая головой:

– Лунатиков? Очень хорошо, что вы упомянули Уилкинса, поскольку дали мне шанс вспомнить его великого современника Исаака Ньютона, что создал небольшую рукопись «О всеобщем языке»… Предмета этого коснулся Лейбниц в «Искусстве комбинаторики», Бернард Шоу был автором проекта вспомогательного языка… Интересно, все они тоже шарлатаны?

Свенцицкий, морщась:

– Пфуй… Вы бы еще доктора Ди вспомнили с его енохианским или Хильдергарду Бингенскую с языком ангелов… А вон Хелен Смит и вовсе разговаривала на марсианском. Все серьезные лингвисты отвергают возможность…

Новак:

– Кто вы такой, чтобы говорить за всех?

Свенцицкий, багровея и пуча глаза:

– Ах ты! Мальчишка! Как ты смеешь?

Ведущий примиряюще улыбается:

– Тихо, господа! Спокойно!

Свенцицкий, грозя оппоненту кулаком:

– Да он еще из пеленок не вылез, когда я в науку пришел! Мальчишка! Хам!

Новак, с легкой издевкой в голосе:

– Не нервничайте так, доктор. Помните, на вас смотрят миллионы людей.

Ведущий:

– Ха-ха. Я тоже на это надеюсь… Так, профессор, Ник, и чем же вы занимаетесь? Пытаетесь изобрести язык, что и в самом деле станет международным? Заменит обычные?

Новак:

– Да, такой замысел у нас есть, и я с помощью ряда молодых ученых его реализую… Как основу мы используем семантический универсальный метаязык Анны Вежбицкой, иными словами, базовый набор понятий, что есть в любом наречии, живом или мертвом, вне зависимости от его формы. Ну а еще, само собой, отслеживаем новинки интерлингвистики, ведь сейчас каждый год создается не один десяток новых языков.

Свенцицкий, гневно:

– Идиотами!

Новак:

– Да, несомненно, все мы знаем, кто у нас единственный умник в этой студии. Кроме того, не стоит думать о том, что все вымышленные языки – это вспомогательные международные вроде бейсик-инглиша, словио или оксиденталя… Есть языки фантастические, предназначенные для украшения выдуманных миров, есть языки-симуляторы, что позволяют лучше понять, изучить некоторые лингвистические модели… Знает ли мой оппонент хоть один язык без глаголов?

Свенцицкий, высокомерно задирая подбородок:

– Таких не существует! Не несите чуши!

Новак, сочувственно:

– Вполне себе существует, и не один, и все благодаря писателям-фантастам. Сильвия Сотомайор придумала для своих эльфов келен, где глаголы заменяются особыми частицами, а Джек Вэнс и вовсе предложил инкорпорирующую систему из одних существительных…

Ведущий, торопливо стреляя глазами в сторону:

– Прошу прощения, но не стоит углубляться в дебри, нас смотрят простые люди…

Новак:

– Конечно, само собой. Есть симуляторы не лингвистические, а социальные, вроде феминистского языка лаадан, есть языки, придуманные исключительно для удовольствия. Есть максимально упрощенная токипона со словарем в пару сотен слов, есть линкос, изобретенный для общения с инопланетянами, или ROILA, спроектированный для взаимодействия с роботами… И благодаря каждому мы узнаем что-то новое о языках вообще, помогаем двигать лингвистику вперед…

Свенцицкий, ударяя кулаком по подлокотнику:

– Вперед? Да вы с ума сошли! Назад, в век суеверий и мистики!

Новак, не обращая на оппонента внимания:

– Вымышленный язык может за неделю эволюционировать так, как естественный – за века, мы можем задать любые параметры его изменения, лексические, фонетические, грамматические… Ни один ученый не проживет достаточно, чтобы увидеть, как радикально меняется китайский или кечуа, но создать и разглядеть «под микроскопом» модель – нет проблем! Но только мой оппонент утверждает, что все это шарлатанство. Честно говоря, мне его жаль. Это как если бы физик отказался от компьютерных расчетов. Просто оттого, что их не было во времена Эйнштейна и Нильса Бора.

Ведущий, задумчиво:

– А на что будет похож ваш… эээ… плановый язык? На наш с вами, на латинский? Или на что-то экзотическое?

Новак:

– Просто выдумать новый язык с некими характеристиками – в этом нет проблемы. Намного труднее создать то, на чем заговорит, и без принуждения, с охотой, большое число людей… Но мы в «Логосе» ставим перед собой и более амбициозные цели.

Свенцицкий, пыхтя от возмущения:

– Безумцы!

Ведущий, бросив в его сторону раздраженный взгляд:

– И какие же?

Новак:

– Всякому лингвисту известна теория лингвистической относительности… Упрощенно ее можно озвучить так – язык, на котором я думаю, определяет то, как я думаю, и даже то, как я воспринимаю и понимаю мир.

Свенцицкий:

– Гипотеза Сепира-Уорфа никем не доказана!

Новак:

– Но и не опровергнута! Слишком мало мы пока знаем о связи языка и мышления…

Свенцицкий:

– Знаем достаточно. Язык – это и есть сознание, вне языка мысль невозможна.

Новак:

– Боюсь, что зрители, имеющие маленьких детей, с вами не согласятся, доктор. Так же, как и обладатели собак и кошек. Или младенцы, по-вашему, не разумны? Поскольку не владеют речью?

Свенцицкий:

– Но я не это имел в виду!

Новак, с улыбкой:

– Да? Неужели? Ладно, вернемся к лингвистической относительности… Слышал ли почтенный доктор об эксперименте Кея-Кемптона, с помощью которого наши коллеги доказали, что различия в нелингвистических процессах познания коррелируют с различиями в языковой области и зависят от этих отличий? Тот эксперимент, где использовались разные системы наименования цветов в английском и тарахумара?

Свенцицкий, брезгливо морщась:

– Примеры из примитивных языков ничего не доказывают!

Новак, с преувеличенным изумлением на лице:

– Из примитивных? Может быть, вы еще заявите и о народах с примитивным мышлением? Вот уж не ожидал от вас таких речей в духе колонизаторов девятнадцатого века, коллега!

Ведущий, глядя на Свенцицкого с осуждением:

– Да уж, честно говоря, странные вещи вы говорите, доктор…

Новак:

– Или знаком ли мой оппонент со свежим исследованием коллег из университета Сан-Диего, в котором оценивалось восприятие времени носителями английского и китайского?

Ведущий:

– Ник, вернемся к вашему языку и амбициозным задачам. Времени у нас немного.

Новак:

– Да, конечно. Язык определяет мышление, его характеристики и содержание. Бессмысленно спорить с тем, что мышление типичного носителя любого из распространенных ныне языков отягчено злобой, ненавистью, завистью, жадностью, прочим мусором… Нам бы хотелось создать лингвистический комплекс, использование которого сделает представителей вида хомо сапиенс немного добрее, терпимее, лучше.

Свенцицкий, брызгая слюной:

– Бред! Чепуха! Фантастика низкого пошиба!

Ведущий, глядя куда-то за кадр:

– Отключите доктору микрофон, пожалуйста. А вам, Ник, огромное спасибо. Пожелаю вам успеха на вашем трудном пути… Лично я хотел бы дожить до того дня, когда люди заговорят на вашем языке, начнут на нем думать… А вы, наши зрители? Желаете высказаться – пишите нам по адресу…

Изображение студии исчезает, начинаются титры.