Текст книги "Оковы разума"

– И тебе доброе, – отозвалась Анна. – Так, садись, дорогой, я овсянки сварила…

Она изо всех сил старалась, чтобы их повседневная жизнь хотя бы выглядела нормально. Но чай приходилось заваривать очень слабо, чтобы придать воде хоть какой-то вкус, экономить стиральный порошок и радоваться тому, что пока есть электричество.

Кто может гарантировать, что оно будет завтра?

– VYSOKII STATUS! ZASTCHITA I EDA! – продолжало громыхать за окном.

Ник уселся за стол, получил тарелку с кашей.

– А где масло? – заявила Младшая. – Я хочу масла!

– Сегодня его нет, малышка, – закушенная нижняя губа красноречиво заявляла о том, что Анна нервничает, и сильно. – Там осталось немного меда, да и мармелад есть… Хочешь?

– TREBOVAT RABOTNIKI! OSOBYIE! – надрывался робот-транслятор.

Ник понял, что кусок у него в горло не пойдет, и отодвинул тарелку.

– Ты что? – спросила жена обиженно. – Невкусно?

– Да нет, все отлично, честное-пречестное слово… Только не хочется. Совсем. Алекс, ты-то поел?

– Ага, – буркнул сын, не поднимая глаз от планшета.

– И то хорошо, – Ник вздохнул, потер щеки, с неудовольствием ощущая, что зарос щетиной: когда он последний раз брился, два дня назад или вовсе в четверг, перед разрушением университета? – Похоже, что мне придется идти туда… – он кивнул на окно.

Анна нахмурилась:

– Куда?

– «Главный храм город». Туда, куда зовет нас этот ходячий магнитофон. Заполучить такую работу, за которую мне будут давать хоть что-то из еды, да еще и защищать…

Поморщился, отгоняя воспоминания о вчерашнем ограблении.

Словно два старшеклассника с легкостью вытряхнули мелочь из карманов малыша!

– Нет, не ходи! – воскликнула Анна. – Чем меньше дел с Чужаками, тем лучше! Говорят, что они едят… – она понизила голос, бросила расстроенный взгляд на детей, – …человеческие мозги…

– Ты сама это видела? – спросил Ник устало. – Кто придумал подобную глупость? Одна из твоих школьных подруг?

– Нуу… – Анна зарделась. – Ну, может и не едят, но они мерзкие и страшные… Убивают направо и налево! С этим ты спорить не будешь?

– Это да… Но вот только где добыть еды, чтобы всех накормить? В магазине?

Работающих торговых точек в окрестностях не осталось, закрылись даже вьетнамцы.

– Ты можешь пойти куда-нибудь, где требуются обычные рабочие руки! – запальчиво возразила Анна. – Клара, жена доктора со второго этажа, говорила вчера, что они копают по ту сторону Святополкова холма, да и в Нуслях целый квартал порушили, теперь развалины растаскивают. Только не вот это… «особые работники, высокий статус, защита»… Кто знает, что это означает на самом деле? Чем придется заплатить за подобное?

Ник опустил глаза, посмотрел на свои ладони.

За два дня они покрылись ссадинами и мозолями, пальцы опухли и ныли. Поселившаяся в мышцах надрывная слабость чуть ослабела за ночь, но никуда не исчезла, да еще при каждом движении хрустел позвоночник.

Да, не так просто из ученого, профессора стать землекопом.

– Никто, – сказал он тихо. – И разнорабочие им нужны, пока нужны… только вот… Ты не была у Высокой церкви и не видела, какая толпа там желающих, и не всем так везет, как мне позавчера. Завтра я могу отправиться в Нусли, за холм или еще куда, и вернуться ни с чем. Или на обратном пути, когда я буду едва тащиться, меня снова повстречают те подонки… – тут голос его дрогнул от злости, когда он вспомнил о пистолете, найденном на поле боя в понедельник.

Не прогуляться ли на площадь Мира с ним в кармане?

– Следи за языком, тут дети.

– Да, конечно… А кроме того, если я буду удачлив, то через несколько дней просто сдохну от усталости. Заработаю грыжу, растяжение или еще какой подарок такого рода.

– Ну хотя бы сегодня останься дома, поработай над статьей… – голос у нее был умоляющий, жалобный.

– Да кому она теперь нужна? Энклиза местоимения в инфинитивных оборотах астурийского, дифтонгизация гласных в арагонском, его же заимствования из берберского и баскского… про все это можно забыть!

Как и про лекции с семинарами, про конференции и про запланированную на следующее лето поездку на север Испании, туда, где в отдаленных горных долинах говорят на интересных для него языках…

Разве что очередная встреча «Логоса», скорее всего, состоится.

Влад заглянул к Нику вчера на рассвете, еще до того, как тот ушел из квартиры. Сообщил, что договорился с хозяином кафе на Йечной, да еще и успел всех оповестить, где и когда пройдет собрание.

Руководителю кружка осталось только согласиться и взять ключ.

– Не ходи к ним! Не ходи туда! – Анна подскочила, обняла за шею, как Младшая совсем недавно. – Мы обязательно придумаем что-нибудь! Сбежим! Уедем из города! Отправимся туда, где все нормально!

Ник только грустно улыбнулся.

От товарищей по работе он знал, что выезды с позавчерашнего дня перекрыты блокпостами, что человеческие машины не выпускают, а в тех, кто пытается вырваться, стреляют без колебаний.

– Не нужно что-то придумывать, – сказал он. – Я пойду, узнаю, что там и как. Только вот позавтракаю для начала… – и он подтянул к себе тарелку.

Надо порадовать жену хотя бы тем, что съесть ее стряпню.

* * *

Главный собор города носил имя Святой Троицы, и возвели его в те давние времена, когда в замке, на территории которого располагался храм, обитали самые настоящие короли.

Кто только не считал себя его хозяином за прошедшие века, и гордые католические прелаты, и неистовые табориты, австрийские императоры, коммунисты и даже правительство демократической республики, что вот уже пять лет судилось с церковью по поводу собора. Но теперь здесь сидели новые владельцы, и это Ник понял, едва перейдя Пороховой мост.

Ворота, что вели на территорию замка, охраняли трое Чужаков.

Шлемы они перестали носить с того дня, как всякое сопротивление оказалось подавлено.

– Я в собор, – сказал Ник, просительно глядя в лицо одного из них, такое человеческое, безупречно-правильное, если забыть про черные глаза и то, что их три. – Особая работа… Объявление!

Робот на гусеницах превратил его слова в последовательность неразборчивых фонем. Часовые разошлись в сторону, открывая дорогу, а один из них махнул ручищей – проходи, не задерживайся.

Очереди тут, в отличие от рабочей площадки около Высокой церкви, не было.

У входа в храм Ника заставили пройти через рамку, а затем еще и обыскали, грубо охлопав с головы до ног. Дрожа от унижения, пытаясь забыть то мерзкое ощущение бессилия, когда по тебе шарят чужие лапы, а ты не смеешь даже пошевелиться, он перешагнул через порог и удивленно застыл.

Нет, витражи сохранились в целости, как и колонны, и мраморный пол.

Но зато Чужаки ликвидировали остальное – орган, иконы, надгробия над могилами епископов, потемневшие от времени деревянные скамьи, роскошный алтарь, статуи архангелов с золочеными мечами, все то, что делает собор собором.

Огромный зал выглядел голым, пустым.

Ника грубо толкнули в спину, и он понуро зашагал туда, куда направлял его Чужак с автоматом.

Там, где еще несколько дней назад располагался алтарь, вздымалось нечто вроде огромной палатки с плоским верхом. Белые матовые стены позволяли разглядеть за ними очертания множество отсеков, некоторые были ярко освещены, другие заполняла тьма.

Пройдя через дверной проем, Ник очутился в крохотном закутке.

Стол из металла, почти человеческий, только больше, под стать Чужакам, за ним офицер. Рядом с ним робот-переводчик, в противоположной стене занавешенный проход.

Солдат, приведший Ника, кивнул сородичу и зашагал обратно.

– RABOTAT NA NAS? HOTET? – поинтересовался офицер через робота, изучая человека холодными черными глазами.

– Да.

На самом деле не столько «хотеть», сколько «долженствовать», но…

– TESTY PROHODIT SNACHIALA. SJUDA IDTI, – и Чужак поманил Ника вполне человеческим жестом.

Робот покатил за ними.

Тесты? Это еще зачем?

В следующей каморке, чуть побольше, обнаружилась застеленная простыней койка и замерший над ней аппарат, похожий на механического паука с усеянным иглами брюхом.

– ODEZHDU SNIMAT. SEBIA KLAST SJUDA! – приказал офицер.

Ник дрожащими руками стащил куртку, принялся расстегивать пуговицы на рубашке.

– BYSTREE! VSIU SNIMAT! – Чужак нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Ничего-ничего, это просто медицинское обследование, нужно успокоиться, потерпеть немного, а потом все будет хорошо, он выйдет отсюда, забыв о том, что ранее боялся голода и грабителей…

Ник снял с себя все и бросил шмотки прямо на пол.

Стесняясь бледного, худосочного тела, выпирающих ребер и костлявых ног и от этого двигаясь неловко и торопливо, улегся лицом вверх, глядя прямо на выпуклый паучий живот. Очень хотелось прикрыть ладонями пах, но он понимал, что ему вряд ли дадут это сделать.

– TIHO LEZHAT. NE DERGATSIA, – велел офицер.

Что-то зажужжало внизу, под койкой, и мускулы Ника онемели, зато аппарат над ним ожил. Качнулся на длинных членистых ногах, по иглам побежали зеленые и синие огоньки.

– Нет… – прохрипел он, осознав, что острия медленно опускаются.

Еще миг, и эта махина раздавит его лицо!

Напрягся изо всех сил, чтобы перекатиться в сторону, избежать жуткой участи… Леденящее прикосновение, которое ощутил внутри головы, заставило Ника замереть, а потом в пределах черепа что-то взорвалось, и лиловое пламя с ревом сожрало все вокруг.

Вот он сам, шестилетний, на улице родного городка, вместе с мамой и их собакой, игривым терьером… Солнечное летнее утро, они идут гулять в парк, и он счастлив так, как может быть счастлив только ребенок.

А вот он на лекции в универе, смотрит на Анну, что сидит на первой парте, любезничает с ее тогдашним кавалером, Анджеем, и понимает, что ему никогда-никогда ее не добиться…

Много позже стало ясно, что он ошибся, но сначала она вышла замуж за другого.

Так что в тот день сердце у него сжималось от тоски и обиды.

Вот он на защите диссертации, и оппонент пытается втоптать его в грязь, без особой изощренности, но упорно… страх и злость, желание доказать всем, чего он стоит!

Сын на руках у Анны, они выходят из дверей роддома… тихое блаженство…

Та осень в школе, когда он тяжело болел и возненавидел свою комнату, откуда не мог выйти месяц…

Снова рев, лиловое пламя, и Ник осознал, что лежит на той же койке, «паук» высится над ним грудой неподвижного металла, а тело повинуется так же хорошо, как и раньше.

– TESTY POZITIVNO, – сказал Чужак. – EST SCHANS. BRAT ODEZHDU. IDTI ZA MNOI.

В его исполнении эта последовательность коротких суждений прозвучала как одно длинное неразборчивое слово. Ник на миг задумался, что за язык может организовывать передачу такого объема разных смыслов подобным образом, но тут же забыл об этом…

Шанс? На что?

Взял шмотки, потащился за офицером и его роботом-переводчиком, что держался рядом с Чужаком как верный пес. Пройдя узким, точно щель, коридором, они оказались в просторной комнате, где коек стояло с полдюжины, и вокруг них суетились нелюди, одетые в нечто вроде глухих скафандров из материала, напоминающего черную резину.

На ближайшей койке лежал мужчина, немолодой, судя по седеющим волосам в паху. Ноги его подергивались, а головы видно не было, ее закрывал металлический гудящий колпак, из-под него вырывались алые и желтые сполохи.

С соседней двое Чужаков поднимали совсем юную девушку с роскошными светлыми волосами. Что-то не так было с ее лицом, и еще она шаталась, хрипела, выбрасывала в стороны руки, словно пыталась ухватиться за нечто невидимое для остальных.

– Прогнившие обезьяны жрут червивые планеты в истекающей соком звезде! – крикнула девушка, и повалилась на пол, забилась в судороге, изо рта ее хлынула белая пена.

– Что это с ней? – спросил Ник, останавливаясь. – Я не хочу такого!

– OSCHIBKA PROZESSA, – сказал офицер, повернув голову. – OTKAZ POZDNO. TESTY POZITIVNO.

Он вроде бы не подал никакого сигнала, но в проходе за спиной Ника обнаружился солдат с автоматом.

А того затрясло от холода и от страха… на что он такое подписался, на некую процедуру, выжить после которой удается далеко не всем, да и допускают до нее вовсе не каждого?

Что делают здесь с людьми?

– IDTI SJUDA! SEBIA KLAST NA ETO! – офицер указал на одну из свободных коек.

Девушку подняли за руки и за ноги и потащили вон из комнаты, не обращая внимания на ее корчи.

Ник сглотнул, попытался гордо задрать голову, но вышло скорее жалко и глупо. Улегся на койку, ощущая спиной липкую прохладу напоминавшего клеенку материала.

– TIHO LEZHAT. NE DVIGATSIA, – перевел робот слова одного из Чужаков в скафандре.

Над Ником склонилась безликая черная голова, лоб его протерли резко пахнущей жидкостью. Потом случилось то же самое, что и во время «теста», внизу зажужжало, и он потерял способность шевелиться.

Надвинулся металлический колпак, внутри покрытый материалом вроде кошачьего меха. По глазам ударила вспышка, проникла, как показалось, до самого затылка и обожгла голову изнутри.

Ник вздрогнул, и тут ему что-то упало на лоб и переносицу.

Услышал, как хрустнула его собственная кость, нечто холодное скользнуло в лобные пазухи. Горячая струя на бедре дала понять, что он позорно обмочился, но стыд тут же исчез, сметенный лавиной болезненных и необычных ощущений.

Вместо позвоночника в спине Ника имелось нечто вроде металлического штыря, от него к сердцу, печени и остальному расходились проводки, и по ним бежали колющие волны импульсов…

Мозг его выедала тварь вроде осьминога, пропихивала щупальца через кровеносные сосуды…

Он стоял на бескрайней равнине, и холодные вихри, сотканные из громоздких слов, атаковали его с разных сторон. Каждый на мгновение охватывал Ника целиком, поднимал в воздух, и понятия, которые он не мог осмыслить из-за их чуждости, атаковали его, кусаясь, словно бешеные волки.

Затем вихрь отступал, но его место занимал другой, еще более лютый.

Причудливо расчлененные предлоги, сложная, избыточная система вроде той, что есть в ретороманском…

Глаголы, настолько отличные от привычных, что нужно вывернуть рассудок для того, чтобы понять, что они значат и как соотносятся друг с другом. Имена, от звучания которых барабанные перепонки покрываются трещинами, а язык при попытке выговорить завязывается в узел не хуже морского.

И снова, и снова, и снова…

Он трепыхался, перепрыгивая от видения к видению, а потом сдался и будто погас, растворился в чужой, наполненной звуками и голосами черноте, в обиталище жестоких ветров и жалящих туманов.

Когда сознание вернулось, Ник решил, что ему привиделся страшный сон.

Голова болела жутко, что-то давило на переносицу, но в остальном он чувствовал себя нормально.

– Открой глаза! – приказал кто-то в самое ухо, и он повиновался, на миг задумавшись, в чем странность звуков, что достигли его ушей.

Над ним висело нечто бесформенное, черное, рядом шевелилась рука в перчатке, державшая предмет вроде шприца, острие которого испускало яркое золотистое свечение.

Ник вздрогнул, а потом сообразил – это же Чужак в «скафандре»!

– Ты понимаешь меня? – поинтересовался тот, и в этой простой фразе оказалось на удивление много разных оттенков и обертонов, касавшихся и того, кто говорит, и того, к кому обращена фраза, и самого процесса, обозначенного переходным глаголом, только обозначенного не совсем привычным образом.

«Я понимаю его? – в полном смятении подумал Ник. – Это невозможно!»

Тут нечто произошло с его головой, в ней словно что-то заклинило, так что он застыл с полуоткрытым ртом, будучи не в силах вымолвить ни звука. Конвульсивно дернулась правая нога, левая рука, судорога пробежала по спине, и в груди закипел страх.

Неужели с ним произойдет то же самое, что с той девушкой?

Но отпустило тут же, так что он не успел даже как следует испугаться.

– Ты понимаешь меня? – повторил Чужак.

– Да, – ответ устрашил Ника почти до нового приступа безумия, поскольку это была не та частица, которую он использовал с детства, и не те, какие он знал как спец по романским языкам!

Язык, губы и зубы сами, без участия сознания выдали серию необычных фонем!

– Отлично! Тогда поднимайся! – распорядился Чужак.

Ник опустил ноги на пол, качнулся, но сохранил равновесие, только вцепившись в койку. Показалось, что его вставили в чужое, незнакомое тело с ногами-ходулями, смещенным центром тяжести.

Но нет, все на месте, и шрам на бедре, полученный в третьем классе…

Только ощущается по-новому, не так, как ранее!

– Надевай одежду и иди за мной, – сказал Чужак.

Натягивая шмотки, Ник оглядывался – та койка, на которой лежал пожилой мужчина, опустела, зато занятыми оказались две других, одно толстяком, другая крепким длинным парнем, и нелюди суетились вокруг обоих, колдовали над металлическими колпаками.

Думалось с трудом, будто каждая мысль была привязана к тяжеленному камню.

Легче стало, когда сдвинулся с места, вслед за провожатым перешел в соседнее помещение, где за столом угнездился офицер, не тот, что встречал добровольцев, а другой.

– Этот в порядке, – сказал Чужак в скафандре.

– Сейчас мы это точно определим, – буркнул офицер с негромким, таким человеческим смешком, и лицо Ника от этого звука скрутило дичайшим образом. – Так, а ну встань напротив экрана.

На стене висела пластина из белесого металла размером где-то метр на метр. Сверху и снизу шли два ряда изогнутых выростов, нечто вроде регуляторов или кнопок.

Едва Ник расположился перед этой штукой, та осветилась, по ней побежали слова, написанные не латиницей, не кириллицей, не арабской вязью и даже не иероглифами. Причудливые вязаные символы, все разной вышины, напомнили буквицы из средневековой рукописи.

Но тем не менее он их понимал, улавливал даже оттенки смысла, несмотря на то, что многие термины не имели аналога ни в его родном языке, ни в каком-то еще из известных Нику!

Офицер за столом, похоже, как-то считывал информацию о том, что творится с человеком у экрана.

– Отлично! – воскликнул он с удовлетворением в голосе. – Лучший результат! Теперь ты один из наших слуг…

– Но как это возможно? – спросил Ник.

– Мы вживили тебе в голову некую вещь, что позволит тебе общаться с нами. Механические переводчики не всюду возьмешь с тобой, а кроме того, они не очень-то эффективны.

Морфемы в этих фразах причудливо разрывались, и одновременно сливались между собой, образуя нечто вроде слов в предложение длиной.

– Вживили?

– Да, – подтвердил офицер, и экран на стене превратился в настоящее зеркало.

Отразившийся в нем Ник выглядел как обычно, разве что волосы растрепаны… Только вот… только…

Над переносицей, там, где он ощущал давление, красовался третий глаз, такой же, как у Чужаков, черный, слабо мерцающий драгоценный камень, только размером поменьше.

Голова закружилась, он моргнул, надеясь, что жуткое видение исчезнет.

– Завтра около десяти утра, – озвучено это было совсем в иных терминах, но Ник с легкостью, не прилагая усилий, соотнес одну систему понятийных координат с другой, словно знал язык трехглазых нелюдей как родной, – явишься в то здание, что с башней и с часовым механизмом в ней, ну в то, что на другом берегу реки.

Имелась в виду ратуша на Старогородской площади.

– Нападение на тебя теперь приравнивается к нападению на любого из нас, – продолжал офицер. – А сейчас получишь в соседнем отсеке паек, и можешь идти. Привыкай к своим новым возможностям.

Ник не нашелся что сказать, только кивнул.

Материалы дела 72/4, том 3, папка 1, файл 16.

Аудиозапись беседы следователя В. Шварца с экспертом И. Минковым.

Следователь:

– Добрый день, профессор. Садитесь, располагайтесь поудобнее… Чай? Кофе?

Эксперт, возбужденно, захлебываясь словами:

– Нет, спасибо! Это удивительно, просто невообразимо великолепно, неподражаемо! Какое счастье, что я познакомился с этим трудом одним из первых! Колоссальная честь!

Следователь, иронично:

– Надеюсь, вы имеете в виду ту рукопись, которую мы вам предоставили?

Эксперт:

– Естественно! Это прорыв в области лингвистики, невероятное достижение! Чудовищно жаль, что по нашей специальности не вручают Нобелевскую премию…

Следователь:

– Ха-ха, профессор, я, конечно, понимаю ваши восторги, но…

Эксперт:

– Да нет, вы не понимаете! Это первое описание нечеловеческого языка! Единственное описание, о других я ничего не слышал… Что насчет Африки и Юго-Восточной Азии, там понятно, там нет специалистов, что в состоянии выполнить такую работу – проанализировать язык Чужаков и изложить свои выводы! Удивительно, почему никого не нашлось в США и Канаде, хотя вокруг Великих озер до сих пор идут бои, и может быть, мы просто не в курсе… Кстати, а кто автор работы? Хотелось бы знать!

Следователь:

– Боюсь, этого я не могу пока вам сообщить. Давайте отложим эмоции в сторону. Вернемся к рукописи.

Эксперт:

– Хорошо… так…

Слышно шуршание бумаги, скрежет передвигаемого по полу стула.

Эксперт:

– Так, первым делом автор показывает, что феномен, именуемый «наречием Чужаков», и в самом деле является языком, а не примитивной символической звуковой системой… Я понятно выражаюсь?

Следователь, чуть раздраженно:

– Если вы считаете, что в голове у меня одна извилина, и та от фуражки…

Эксперт, торопливо:

– Нет, я вовсе не это имел в виду. Автор доказал, что описываемая система исполняет функции, которые способен осуществлять язык… отражает мир, позволяет его познавать и хранить знание, формирует мысль, является средством коммуникации, социализации и групповой идентификации…

Следователь:

– Это все адски полезно, но мне более интересны практические моменты, если они там есть. Мы вас из Москвы выписали не для того, чтобы воду в ступе толочь!

Эксперт, обиженно:

– Ну да, да… Перейдем к морфологии и синтаксису, к грамматике, проще говоря. Язык, на котором говорят Чужаки, последовательно инкорпорирующий…

Следователь, почти рыча:

– Опять?

Эксперт:

– Но что я могу сделать, если вы на меня постоянно кричите, не даете объяснить?! Такой язык использует не слова и предложения, а нечто среднее, когда все остальные члены предложения встраиваются внутрь основного глагола… Например, вместо «мы ловим рыбу» носитель такого языка скажет «лови-мы-рыбу-м»… что вышло?

Следователь:

– Черт его знает что!

Эксперт:

– Вот именно этими «черт знает что» они и говорят, как и некоторые люди, кстати…

Следователь:

– Почему я ничего подобного никогда не слышал?

Эксперт:

– А потому, что все языки, с которыми вы могли сталкиваться в нашей старушке Европе, на самом деле очень слабо отличаются друг от друга, они принадлежат к так называемому SAE – среднеевропейскому стандарту языков… Инкорпорирующие же языки обитают либо на дальнем севере и востоке России, либо среди индейских племен Америки…

Следователь:

– Ладно, про это понял. Что там дальше?

Эксперт:

– Язык у них максимально грамматичный, масса параметров разного рода встроена в синтаксические правила… Вижу, что вы не понимаете, но я попробую разъяснить… Любой язык заставляет говорящего выражать некие оттенки смысла, даже если он этого не хочет. Например, на индоевропейских языках нельзя произнести существительное, не определив, в каком числе оно стоит… Если слон, то ясно, что он один, если слоны, то много… А вот в тайском можно! Там множественность приходится определять, добавляя новое слово, то есть лексему… лексически.

Следователь, недоуменно:

– Что-то вроде «один слон» или «тысяча слон»?

Эксперт:

– Примерно так. Английский вынуждает говорящего определить, сейчас я делаю что-то или вообще, постоянно, I read или I am reading, а в славянских языках такой обязательности нет. Более экзотические языки заставляют грамматически выражать то, верит ли оратор в свои слова или нет, каким образом он получил упоминаемую в высказывании информацию и так далее. Нам, европейцам, и в голову не придет, что это можно объяснить как-то, помимо особых слов. Понятно?

Следователь:

– Как бы да.

Эксперт:

– Так вот, язык Чужаков предельно грамматичен, в нем по одному слову-предложению можно судить о статусе и роде говорящего, о достоверности информации, о том, видим ли участникам ситуации объект, о котором идет речь, или нет, о модальности действия – разовое оно или постоянное, медленно развивающееся или повторяющееся, и все это дублируется, переплетается. Максимум, на человеческий взгляд откровенный излишек информации о контексте «выгружен» в произносимую фразу…

Следователь:

– Да уж, действительно, излишек. – Слышен плеск наливаемой в стакан воды, глотки. – А что-то простое там есть?

Эксперт, насмешливо:

– Есть, а точнее, нет… Прилагательных нет. Вообще.

Следователь:

– Как?

Эксперт:

– А вместо них существительные. Чужак не может сказать просто «высокий». Обязательно нужно инкорпорировать признак «высокости» в объект, о котором идет речь… Например, вместо «высокий человек» у них будет что-то вроде «челвысотовек»… Если надо сказать «высокий», инкорпорируем в местоимение, означающее «нечто»… «нечвысото».

Следователь:

– Ничего себе адская простота! Да у меня глаза на лоб лезут!

Эксперт:

– Язык по сравнению со всеми остальными, земными, как бы это сказать?.. – слышен щелчок пальцев. – Трехмерный? Если русский или ваш назвать плоским…

Следователь, устало:

– А пояснить?

Эксперт:

– Возьмем местоимения. Для нас «я» – всегда «я», кто бы его ни произносил. Чужаки используют пять разных форм в зависимости от касты, «я» правителя звучит совсем не так, как «я» неприкасаемого или воина… Но это еще далеко не все! Местоимение склоняется в зависимости от рода, а их у нас семь…

Следователь:

– Это как?

Эксперт:

– Средний, три мужских и три женских, до вступления в возраст половой зрелости, после него, ну и в нем… Плюс местоимение бывает разным в зависимости от функции: я-абстрактное, я-покоящееся, я-действующее, я-подвергающееся-действию – разные вещи. Что у нас? Пять, семь и четыре… сто сорок форм только для одного местоимения «я»!

Следователь:

– Адски много… А ведь есть еще всякие «меня», «мной»?

Эксперт:

– Есть, куда же без них? Примерно те же самые дела и с другими частями речи. Глагол, например, бывает восходящий, когда объект низшей касты действует на объект высшей, нисходящий, если наоборот, и внутрикастовый, если агенс и пациенс равны. Некоторые глагольные употребления табуированы, например, «бить» можно только низшего или равного… Кроме того, прикладываясь к разным местоимениям-функциям, один и тот же глагол может обозначать разные вещи! Форма же его зависит от лица и числа не только подлежащего, но и сказуемого: во фразах «я вижу тебя» и «я вижу его» глагол у Чужаков будет спрягаться по-разному…

Следователь:

– Теперь не только глаза на лоб… еще и голова кругом идет.

Эксперт смеется:

– У кого хочешь пойдет, хотя есть земные языки, что нелюдскому не уступят. Например, циппевайский, где для глагола «видеть» существует более восьми тысяч глагольных форм…

Следователь:

– Боюсь, это слабое утешение.

Эксперт:

– И это я еще не упомянул о таких явлениях, как эргативность, особая техника агглютинации и сингармонизм гласных!

Следователь:

– Ха-ха, и не стоит. Ладно, я понял, это великий труд без недостатков…

Эксперт:

– Не совсем так. Вторая часть, что посвящена лексике и семантике, совсем иная… Автор отмечает массу интересных фактов, например, обширную синонимию, необычайную омонимию, когда разные по значению слова различаются только при помощи кастового артикля… Но когда он пытается делать выводы, выдвигать гипотезы…

Следователь, вкрадчиво:

– Что-то не так?

Эксперт, нерешительно:

– Возникает ощущение, что он полностью выложился, описывая грамматику. Вторая часть… Он использует необычные, не совсем понятные обороты, выдвигает теории, основанные на необычных логических посылках, аргументация выглядит слабой. Иногда у меня возникало ощущение, что он пишет вовсе не на том языке, что для него является родным! Что это либо глупый перевод типа машинного… либо вообще бред человека, одурманенного наркотиками!

Следователь:

– Занятный вывод. Я надеюсь, вы изложили все заключения в письменном виде, как мы просили? Не упустили ничего?

Эксперт:

– Конечно, все готово… только…

Следователь:

– Давайте их сюда, и рукопись не забудьте оставить. Уникальная штуковина, да? Более не собираюсь вас задерживать. Если вы понадобитесь, то мы с вами свяжемся. Огромное спасибо!

Эксперт:

– Но я не все…

Раздается скрежет отодвигаемого стула.

Следователь:

– Всего хорошего, пропуск сдать не забудьте…

Щелчок, конец записи.