Текст книги "Оковы разума"

Глава 2

В среду последний семинар у Марты закончился в пять, затем она еще заскочила на кафедру, и когда вышла из университета, на улице начало темнеть, с тусклого неба сеялся мелкий дождь.

Филипп ждал ее прямо напротив дверей, опершись задом на капот своего красного «Феррари».

– Привет, крошка, – сказал он. – Я совершенно промок, тебя ожидая. Представляешь?

– Нет, – отрезала Марта, хмурясь. – Мог и не ждать. Я тебя не просила.

– Все очень просто. Не мог. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь?

О да, она знала – как к еще одной жертве, которую надо затащить в постель, а потом выбросить, как использованный презерватив. Много слышала о «подвигах» молодого аспиранта, когда еще сама была студенткой и он не обращал на нее внимания.

Все изменилось полгода назад, когда стало ясно, что Марта останется на кафедре.

Цветы, приглашения, звонки, прочие знаки внимания – все это девушку раздражало, и только. Мало того, что она не верила в то, что Филипп испытывает какие-то чувства, так он и выглядел совсем не как мужчина ее мечты: излишне самовлюбленный, наглый, вовсе не добрый.

Ну и еще ее сердце было занято.

– Ну да… – протянула Марта. – Зачем ждал?

– Надо поговорить, – он вдруг стал очень серьезен. – Забирайся в машину.

– Нет. Я не хочу.

Светлые глаза Филиппа полыхнули гневом, ноздри раздулись, но тут же он вновь заулыбался.

– Хорошо. Тогда пойдем, я угощу тебя кофе.

– Где? – Марта хмыкнула.

Если в день появления Чужаков кафе и рестораны открыли двери, как обычно, то вчера к вечеру двери украсились табличками «Закрыто», поскольку запасы в кладовках быстро подошли к концу.

В немногочисленных заведениях, что еще работали, цены взлетели до небес.

– Так, знаю одно место, – Филипп улыбнулся зазывно. – Тут совсем неподалеку.

Да, выпить горячего кофе было бы очень хорошо…

– Нет, – Марта решительно тряхнула головой. – Пойдем в вестибюль, там хоть сухо.

Он заворчал, но поплелся за ней к дверям корпуса.

– Ну, что? – спросила девушка, когда они остановились внутри, рядом с огромной доской объявлений.

– У меня есть друг, он радиолюбитель, – сказал Филипп, почесывая подбородок. – Ему не нужен Интернет или телевизор, чтобы знать о происходящем по всему миру, поскольку он общается с такими же придурками в десятках стран… Так вот, если верить ему, то бледные уроды с тремя глазами отхватили изрядный кусок Европы от Румынии до Баварии и от Кракова до Будапешта, хотя там они в сам город почему-то не вошли. Продолжают наступать на запад и северо-восток, но не на юг.

– И к чему ты это мне рассказываешь?

– А к тому, что пока есть шанс удрать отсюда! – Филипп заговорил горячо, но при этом понизил голос до шепота. – Мне удалось с утра заправить машину до отказа! Выберемся из города, рванем по шоссе, наплевав на знаки и на полицию, которой все равно больше нет, и к утру мы в Будапеште! Там, где только люди, где нет оккупации! Поехали со мной! Что ждет тебя тут? Голод и рабство? А там свобода! Обычная жизнь!

– Но почему я? – спросила Марта. – Я знаю с полдюжины девиц, что с радостью отправятся с тобой куда угодно, даже на северный полюс, и все они красивы, все умны…

– Дура! – он почти рычал, сжимая кулаки. – Да плевал я на этих мерзких шлюх! Мне нужна только ты! Что тебя здесь держит? Ты же живешь в общаге, родичей нет. Бабушка, что тебя воспитала, два года как мертва, ведь так?

Марту затрясло от гнева – подонок осмелился наводить о ней справки?

– Не твое дело! – отрезала она.

– Понятно, что нет… Но пойми, я на все готов ради тебя, ради того, чтобы ты оказалась в безопасности!

– А мне кажется, ты просто трус, – сказала Марта, внезапно успокаиваясь.

– Что? – судя по вытянувшейся морде, Филипп не поверил своим ушам.

– Просто трус, – повторила девушка. – Хочешь удрать от опасности.

Она улыбнулась, насмешливо склонила голову к плечу.

– А ведь пыжился, выставляя себя таким храбрецом, настоящим мачо. Ага-ага. Только запахло жареным, как тут же смазал пятки салом.

Филиппа затрясло от ярости.

– Ты… Почему? – выдавил он. – Хотя знаю, точно… Ты же смотришь на него как овца! На нашего всеми любимого профессора, заведующего кафедрой, тихого и безупречного!

– На кого хочу – на того и смотрю! – огрызнулась Марта.

– Да-да-да, – Филипп ядовито усмехнулся. – Любительница старых пердунов! Неужели ты думаешь, что он обратит на тебя внимание? Ты хоть помнишь, что он женат?

– А вот и обратит! – она поняла, что кричит, воровато глянула в ту сторону, где за стеклом будки сидит вахтер; вроде бы не смотрит в их сторону, читает газету, и слава богу. – И вообще, как ты можешь о нем так говорить? Он же и твой учитель тоже!

– Учитель-мучитель, – пробормотал он, на миг отводя глаза в сторону. – Был… Только сейчас другие времена наступили… Слушай, еще раз хорошо подумай. Поехали. Если не убраться отсюда сейчас, то другого шанса не будет!

– Трус! И подлец!

– Возможно, – голос Филиппа звучал устало и ожесточенно. – А ты просто дура. Увидишь, ты не раз еще пожалеешь, что отказалась…

– Тебе-то что? Давай, проваливай в свой Будапешт! – Марта фыркнула, гордо задрала подбородок и, нарочито громко цокая каблучками, зашагала к дверям.

* * *

Утром четверга Ник не смог попасть в университет.

Еще вчера сообразил, что с бензином дела скоро пойдут не лучше, чем с продуктами, и поэтому автомобиль не стал трогать, оставил его рядом с домом – вдруг придется срочно удирать из города и топливо будет даже не на вес золота, а много ценнее?

Метро, к счастью, пока работало, хотя поезда ходили реже, чем обычно.

Из подземки выбрался на «Старом городе», вышел на набережную, и тут стало ясно, что дорога перекрыта.

Проезжую часть перегораживала громадная бронированная машина на колесах. Тротуар занимала группа солдат в комбинезонах и шлемах, вращал антеннами на округлой «башке» робот-переводчик.

Ник на миг замедлил шаг, но затем решительно направился в сторону Чужаков. Остановился, едва один из них шевельнул автоматом, поднял перед собой ладони и сказал, медленно и тщательно выговаривая слова:

– Добрый день. Мне нужно туда. Там находится место, где я работаю.

Робот застрекотал, и из его динамиков понеслись кашляющие звуки.

Второй раз в жизни Ник внимал языку Чужаков, и снова он напряг слух, пытаясь уловить хоть что-то знакомое… Понятно уже, что это не люди, и их голосовой диапазон может быть несколько иным, включать ультразвук или инфразвук, и остается лишь надеяться, что это не так…

Из собственного опыта лингвиста знал, что в незнакомом языке поначалу важнее всего определить границы между словами, понять, где сшиваются те самые блоки звуков, из которых строится речь.

Каждый язык обладает своей мелодикой, особым набором фонем…

Звуки, издаваемые роботом, сами по себе выглядели обычными, гласные и согласные в более-менее равной пропорции… Но их поток лился без пауз, не давая возможности понять, где проходят рубежи фраз!

Ближайший Чужак выслушал переводчика, и ответил одним коротким словом.

О том, что оно означает, Ник догадался до того, как услышал «PROHOD ZAPRESCHIAT!».

– Почему? – он ткнул пальцем в ту сторону, где за поворотом набережной прятался университет. – Я там работаю, мне нужно туда попасть…

В этот раз ему ответили без слов, одним красноречивым движением ствола.

– Божья мать! – выругался Ник, отворачиваясь.

Можно попробовать зайти от Нового моста, вполне вероятно, что дорога там не перекрыта.

– Профессор! – окликнули его, и Ник оглянулся.

Ему махал широкоплечий, крепкий молодой человек с копной русых волос.

Влад ранее учился, а теперь преподавал на кафедре общей лингвистики, и познакомился Ник с ним год назад, когда тот пришел в «Логос» и заявил, что хочет участвовать в его работе…

Ученым он оказался упорным и вдумчивым, с оригинальными идеями по каждому поводу, и Ник иногда жалел, что этот парень не попал ему в руки еще студентом.

– Вы куда, в университет? – спросил Влад, когда они пожали друг другу руки.

– Да, а эти идолы с автоматами не пускают…

– С другой стороны та же история, я пробовал, – сообщил молодой человек. – Остался еще один путь, закоулками от Широкой улицы мимо Еврейского кладбища, где даже местный черт ногу сломит, не то что эти… – и он вызывающе глянул в сторону Чужаков.

– Знаешь, так веди, – сказал Ник, и не выдержал, обернулся в ту сторону, где стояли гиганты в черном. – Интересно, откуда эти существа взялись? Правда из космоса? Тогда где их звездолеты?

– А мне все равно, кто они такие и откуда прибыли, – отозвался Влад раздраженно. – Знаю, что они враги и что их нужно перебить всех до единого, чтобы наша страна вновь стала свободной!

На Широкой улице им навстречу попался робот-транслятор, громогласно вещавший что-то насчет того, что Чужакам нужны рабочие, и в разговоре пришлось сделать короткую паузу.

– Не скажи, – проговорил Ник, когда они оставили набережную за спиной и углубились в лабиринт узких, кривых улочек, не изменившихся с тех пор, когда здесь в Средние века располагалось гетто. – Чтобы победить недруга, желательно понять его как можно лучше. Интересно, насколько различаются наши концептуальные системы? Возможно ли вообще понимание между нами и ними?

– Вы хотите сказать – перевод с их языка на наш и наоборот?

– То, что перевод возможен, нам доказывает та жестяная банка на гусеницах… Ого!

Услышав приближающийся свист, они метнулись к ближайшей стене, вжались в дверь под козырьком подъезда. Летучий аппарат Чужаков медленно прошел над ними, вращаясь, точно огромная юла, над кладбищем замер, начал опускаться.

– Неужели засекли? – пробормотал Влад. – Эх, жалко, оружия у меня нет…

Так уж вышло, что в его родословном древе имелось нескольких аристократических родов, включая чуть ли не Ягеллонов. Но поскольку привычки хвастаться русоволосый крепыш не имел, узнал об этом Ник случайно, со стороны.

Но его воинственным духом предки-рыцари могли гордиться.

А еще Влад брал призы на соревнованиях по стрельбе и даже одно время входил в олимпийскую сборную.

– Ты думаешь, ее можно сбить нашим оружием? – спросил Ник.

– Почему нет? Зенитная ракета, и все дела, только рожки да ножки останутся…

Летающая тарелка тем временем прекратила спуск и с оглушающим свистом умчалась прочь.

– Но разве перевод не подразумевает понимания? – поинтересовался Влад, когда они зашагали дальше.

– Понимание – чисто внутренний процесс, и чтобы он имел место, достаточно общей когнитивной способности и совпадений в концептуальном опыте носителей двух языков… Запросто можно понять, что тебе сказали, не имея возможности точно перевести это. Но не факт, что у нас есть хоть что-то общее с Чужаками, и это касается и восприятия, и познания, вообще всего… Поэтому истинное понимание может оказаться недостижимо, возможность же перевода, пусть чисто механического, нам наглядно продемонстрировали только что. Но ты не будешь утверждать, что тот робот понимает наш язык?

– Это все занятно, – Влад поднял руку, останавливая Ника, и выглянул из-за угла. – Чисто… Только боюсь, профессор, время построения гипотез осталось в прошлом.

Они пробежали мимо ограды, над которой виднелись украшенные звездой Давида надгробья. Обогнули крошечную синагогу, вросшую в землю так, что войти в нее можно было, только пригнувшись.

И оказались ровнехонько позади Католического корпуса, среднего из трех.

Когда-то в Карловом университете числилось три теологических факультета, по одному на каждую из крупнейших религиозных общин города, и для них возвели по отдельному зданию, чтобы богословам разных воззрений не приходилось толкаться локтями.

Другие два корпуса именовались Евангелическим и Гуситским.

– Здесь никто проход не охраняет, – сказал Ник. – Осталось только дверь найти…

Они дошли, прорвались, несмотря на запреты Чужаков, и скоро он войдет к себе в кабинет!

– Стойте, – Влад нахмурился, ухватил профессора за рукав. – Что-то происходит…

Из-за Гуситского корпуса и вправду доносилось монотонное громыхание, словно там работала строительная баба. Земля вздрагивала, и время от времени в основной звук вплеталось пронзительное жужжание, какое мог издавать зубоврачебный бур толщиной со ствол дерева.

Терзающий душу скрежет заставил Ника вздрогнуть.

Над крышей Гуситского корпуса вознеслось нечто округлое, металлическое, напоминающее шляпку гриба, всю в наростах и штырях, и громадная остроконечная нога переступила через здание. Вонзилась в землю, с легкостью пробив асфальт, уйдя в него на добрый метр, а то и глубже.

– Назад! – рявкнул Влад и потянул Ника за плечо.

Но тот замер на месте, точно примороженный, и уставился вверх, туда, где на фоне серых туч разворачивала себя колоссальная машина: округлое тело, все в наростах, три конечности такой длины, что можно перешагнуть через пятиэтажный дом, и нечто вроде выпирающего из брюха жала.

Аппарат присел, а жало пошло вниз, удлиняясь, вращаясь с нарастающей скоростью.

– Что это? – прошептал Ник, ощущая себя в кинозале с эффектом присутствия.

Нет, не может такого быть, не может…

– Уходим! – вновь закричал Влад прямиком в ухо профессору, и рванул его за рукав с такой силой, что буквально сдернул с места.

Они побежали назад, в ту сторону, откуда пришли, но Ник не выдержал, оглянулся. Как выяснилось, исключительно для того, чтобы увидеть, как исполинское сверло с рычанием вонзается в крышу его родного университета.

По стенам здания пошли трещины, вылетело одно стекло, другое, выпал фрагмент кладки, посыпались кирпичи.

– Нет! – закричал Ник. – Как они посмели?! Там же!..

Второй громадный аппарат вознесся над Католическим корпусом, неуклюже качнулся, растопыривая конечности.

И когда стало ясно, что от его кабинета, от помещения кафедры, Богумиловой аудитории и всего прочего скоро останутся лишь руины и груды мусора, Ник не выдержал и заплакал.

Вся его жизнь рушилась сейчас, те двадцать лет, что он провел в этих стенах…

Слезы и запыленные очки мешали видеть, еще что-то случилось с мозгом, тот словно отключился, так что он не понимал, куда они направляются, лишь осознавал, что Влад тащит старшего коллегу на буксире, что где-то за спиной грохочет, ревет, скрежещет, земля вздрагивает и по воздуху летят камни.

Придя в себя, Ник обнаружил, что сидит на тротуаре Широкой улицы, прислонившись спиной к фонарю.

– Вы как, в порядке? – спросил Влад, заглядывая коллеге в лицо.

– Нет. – Одно слово, как показалось, в этот момент весило больше дюжины предложений. – Они же… Мне не показалось?.. Эти… Чужаки разрушили университет?

– Разрушают. Кроме того, это всего лишь здания. Люди уцелели, и это главное.

Ник закрыл лицо руками, накатила волна стыда.

Надо же, рыдал точно малый ребенок, и это на глазах младшего соратника по «Логосу»!

– TREBOVAT RABOTNIKI! – голос робота-транслятора, обычно громкий, едва прорывался через гул светопреставления, что творилось сейчас на набережной. – ISPOLNIAT…

Возникло желание броситься на громогласную тварь, голыми руками оторвать ей динамики! Отомстить за то, что трехглазые сотворили с университетом, пережившим и Тридцатилетнюю войну, и две мировых, и несколько революций.

Но Ник помнил, что случилось с теми людьми около вокзала.

Да, транслятор они уничтожили, но прожили после этого очень недолго.

– TREBOVAT RABOTNIKI! – повторяла гусеничная машина, подползая ближе. – ISPOLNIAT ZADACHU – POLUCHIAT EDU! ZAVTRA VOSHOD SVETILA – SBOR VYSOKOIE KLADBIZHSCHE! PRIHODIT MNOGO!

– Штрейкбрехеров приглашают, – пробормотал Влад злобно. – Только куда?

– К Высокой церкви, туда, где могилы королей, – ответил Ник, думая о том, что сам может стать одним из этих «штрейкбрехеров».

* * *

На следующий день он встал еще до рассвета, и свет включать не стал, чтобы не разбудить Анну.

Ей и так тревог предостаточно, пусть хотя бы выспится.

Выскользнул в сырой, холодный туман и поспешил к остановке трамваев, что вот-вот начнут ходить. Нужно оказаться у Высокой церкви пораньше, чтобы уж точно попасть в число работников.

Метро закрылось вчера, но трамваи, к счастью, бегали как обычно.

Когда Ник приехал к древнему кладбищу, притулившемуся на откосе над Дунаем, народу там было не так много, как он ожидал, менее сотни. Он присоединился к раздраженной, сонной толпе, стараясь не привлекать внимания, и принялся ждать, поеживаясь на резком ветру.

– Видал те штуки, что они по городу натыкали? – спросил расположившийся рядом мужик, лысый, в сине-оранжевом комбинезоне, какие носят работники коммунальных служб. – Я пока сюда ехал, пять штук насчитал! Ну чисто монстры на ногах железных! Интересно, что это такое?

– Не знаю, – ответил Ник, поправляя очки.

– Вышки буровые вроде нефтяных, – вступил в беседу стоявший перед лысым старик в черном пальто. – Я инженер, я знаю, я их в свое время столько перевидал, ужас.

– Да только нефть-то у нас откудова? – лысый задумчиво почесал макушку.

Но тут рядом с ними затормозила машина Чужаков, и разговоры мигом прекратились.

Из бронированного кузова полезли солдаты, в комбинезонах и с оружием, но без шлемов. Следом подъехал другой автомобиль, поменьше, нечто вроде броневика, и из него выбрался офицер в роскошной форме: сплошь черная кожа и украшения из серебристого металла.

– Чисто фашист, только без фуражки… – пробормотал лысый.

К офицеру подкатил робот-переводчик, и начал с пулеметной скоростью выплевывать короткие фразы:

– ORUDIIA BRAT! UKAZANIIA SLUSCHAT! VSE ISPOLNIAT! RABOTAT BYSTRO! NEPOVINOVENIE – STRELIAT!

Ник попытался разобрать, что говорит сам Чужак, ухватить хоть что-то из его речи, но вновь не преуспел.

«Орудия», а на самом деле обычные лопаты и тачки, взяли из подкатившего грузовика. А затем их повели мимо могил туда, где торчал шпиль храма и рядом с ним жужжал движком еще один аппарат Чужаков, похожий на уродливого механического журавля.

Ник не успел даже задуматься, для чего нужна эта штука.

«Журавль» шагнул вперед и вонзил длинный «клюв» в стену Высокой церкви. Взвизгнуло так, что заныли не только уши, но и зубы, и строение в один миг обвалилось. Над развалинами поднялось облако пыли.

– Как же так? – плаксиво вопросил старик-инженер. – Это же… древность… История!

Ник не почувствовал ничего, его печаль и слезы остались во вчерашнем дне, там, где рушился университет.

Поэтому он без каких-либо эмоций смотрел на то, как средних лет мужик с исказившимся лицом, занеся лопату, бросился на одного из Чужаков; тот вскинул автомат, прозвучала короткая очередь, и дергающееся тело упало на землю, поливая ее кровью.

Подобная смерть за последние дни стала обыденной.

– UKAZANIIA SLUSCHAT! NEPOVINOVENIE – STRELIAT! – повторил робот-переводчик. – PONIMAT?

Если и был кто непонятливый, то он предпочел смолчать.

Людей-работников поделили на несколько групп, и каждой досталось особое задание. Ник вместе с лысым и стариком-инженером оказался занят на разборе обрушенного храма.

Отколупывай древние кирпичи, обломки раствора, складывай в тачку, вези ее туда, где ждет грузовик…

Другим повезло меньше – их заставили выдирать с корнем деревья на кладбище, разрушать надгробия, выкапывать гробы. Что бы ни затеяли Чужаки в районе Высокой церкви, им нужен был пустой, аккуратно выровненный и перепаханный участок земли от обрыва до самой дороги.

Ник быстро начал выдыхаться, и не только потому, что не привык к такой работе, но еще и оттого, что с позавчерашнего дня толком не ел. Они с Анной экономили, чтобы протянуть подольше, да еще и отдавали все, что могли, детям, оставляя себе по чуть-чуть.

Он хрипел, спотыкался, обливался потом, и наконец не выдержал, остановился.

Ближайший Чужак нахмурился, повернул оружие в сторону замершего на месте работника.

– Я только отдышусь… – выдавил Ник, но дуло уже смотрело ему в лоб.

Трехглазый не понимал и не собирался понимать языка аборигенов.

– Нагружай поменьше, – шепотом посоветовал лысый, проходивший мимо. – Шевелись медленнее, но не останавливайся… иначе тебя мигом из толпы выделят. Усек?

Ник кивнул и сдвинулся с места, с надрывным, разрывающим мышцы усилием.

Кое-как докатил тележку до цели, вывалил ее содержимое на грохочущую ленту транспортера. Заковылял обратно, стараясь не поднимать головы, не привлекать внимания, но в то же время ловя каждый звук со стороны Чужаков.

Надсмотрщики иногда обменивались репликами, смеялись вполне по-человечески.

Но каких-либо закономерностей в их речи Нику уловить пока не удавалось – слишком мало фонетического материала, да и не факт, что он, усталый и полуголодный, воспринимает звуки правильно!

И способен ли вообще человек постигнуть язык Чужаков? Пока неясно…

Вскоре после полудня им дали немного передохнуть, а затем окриками и пинками вновь погнали на работу. Ник несколько раз думал, что вот-вот он просто свалится, но как-то приспособился, вытерпел, хотя старика-инженера, что рассказывал про буровые вышки, расстреляли, когда он встал и не смог больше двигаться.

Тело отволокли к откосу и сбросили вниз…

Ник вновь не ощутил ничего, хотя еще недавно разговаривал с этим человеком, сидел рядом с ним. Он словно превратился в автомат, нерассуждающего голема, что может только двигаться, выполнять простые движения, но не способен на чувства и сложные мысли.

Пытка завершилась, когда начало темнеть.

– RABOTA ZAKANCHIVAT! – заголосил робот-переводчик, рядом с которым появился офицер. – VSIEM RIAD STOIAT! EDU POLUCHIAT! NEPOVINOVENIIE, SHUM – STRELIAT! PONIMAT?

Возникла очередь, в разных ее концах завязалось несколько молчаливых ожесточенных стычек. Те, у кого еще остались силы, попытались встать поближе к началу, отпихнуть более слабых, но не привлечь внимания надсмотрщиков.

Ника толкнули в спину, он пошатнулся, но устоял, и тут же развернулся, рыча и занося кулак.

– Э, спокойно! Я просто споткнулся! – отшатнулся веснушчатый тип в перемазанной землей куртке.

– Да, – сказал Ник, с облегчением роняя руки. – Конечно.

– ZAVTRA VOSHOD PRIHODIT OPIAT! – продолжал вещать офицер через робота. – RABOTA DELAT! EDU POLUCHIAT!

Очередь двигалась быстро, одни счастливчики, забравшие свое, торопились к остановке трамвая. Другие отбегали на десяток шагов, садились на землю, вскрывали небольшой пластиковый ящик, что выдавали каждому, жрали что-то прямиком из него, чавкали и давились.

Ника замутило при виде жирных грязных пальцев, которые облизывал его лысый знакомый, и он отвел глаза.

Когда забрал свой ящик, накатило искушение вскрыть, посмотреть, что там внутри, а может быть, и съесть что-нибудь, ведь он пахал целый день как проклятый, он устал, он так устал…

Но нет, все это не ради себя.

Ник представил, как рады будут Алекс с Младшей, и жена, и уж тем более проглот-Сервантес… Отогнал искушение, взвесил ящику на руке, наслаждаясь его тяжестью, и заковылял в сторону остановки трамвая.

* * *

На следующий день желающих стать «штрейкбрехером» оказалось куда больше.

Участок, где велись работы, Чужаки за ночь обнесли высоченным забором из блестящего, зеркального материала. Оставили нечто похожее на ворота, и едва те открылись, как около них забурлила сумасшедшая давка, поскольку все разом ринулись внутрь.

– Меня пустите! – визжал кто-то. – У меня трое детей!

– Я вчера уже работал здесь, я все знаю! – надрывался другой басом.

– Чего же я твоей морды не помню? – отвечали ему.

Ник в первый момент рванулся в колышущуюся, матерящуюся, пахнущую злобой толпу. Заработал локтями, надавил изо всех сил, пользуясь тем, что поел не только вечером, но и сегодня утром.

Но потом увидел за рамкой, через которую заставляли проходить каждого из счастливчиков, лица Чужаков.

Нелюди смеялись, тыкая пальцами и наслаждаясь происходящим.

Нику стало стыдно… неужели мы, воспитанные, образованные европейцы, всего за каких-то несколько голодных дней стали диким быдлом, что управляется ненавистью, страхом и завистью?

К чему тогда века цивилизации, которыми мы так гордимся?

Руки опустились сами, но толпа уже понесла его, притиснула к воротам, откуда оставался только один путь – вперед. Скользнув на пустое место, просто шагнув за плечистым соседом в джинсовой куртке, Ник вырвался из давки и оказался перед рамкой вроде той, что стоят в аэропортах.

Плечистый шагнул в него, и вой сирены ударил по ушам.

Чужаки перестали смеяться, обладатель джинсовой куртки вскрикнул, попытался развернуться. Но пули с глухим чавканьем начали втыкаться ему в грудь, заставляя еще стоящее тело дергаться.

Земли коснулся уже труп.

Ник сглотнул, понимая, что был на волосок от смерти, что случайно могли пристрелить и его.

Один из Чужаков нацелил на толпу оружие, жестом показал, чтобы никто не двигался. Другой оттащил убитого в сторону, сел на корточки и принялся обшаривать карманы. Когда поднялся, в руке его оказался зажат обычный перочинный нож, каким не зарежешь и котенка.

Неужели рамка среагировала на него?

Дождавшись разрешающего жеста, Ник шагнул через рамку, вжав голову в плечи, дрожа от страха, ожидая, что гнусный вой раздастся снова, а затем его убьют, точно бешеную собаку…

Но ничего, обошлось.

Забрав лопату, Ник присоединился к одной из бригад, где вновь оказался вместе со вчерашним лысым. Едва это произошло, как от ворот донеслись гневные, раздраженные крики – Чужаки решили, что на сегодня им работников хватит, и все, кто не успел пройти внутрь, оказались с носом.

– Сегодня типа наш удачный день, – сказал лысый, звали которого Яначек.

И они принялись за работу.

До самого вечера Ник ухитрился ни разу не остановиться, не привлечь к себе внимания надсмотрщиков. Но вымотался так, что едва стоял, а добравшись до остановки, вынужден был присесть на лавочку, поскольку ноги дрожали, а перед глазами плыли темные пятна.

– TREBOVAT RABOTNIKI! – донесся издалека вопль робота-транслятора. – OSOBYIE! VYSOKI STATUS! ZASTCHITA I EDA! PRIHODIT GLAVNY HRAM GOROD! TREBOVAT RABOTNIKI…

«Особые?» – вяло подумал Ник.

Это уж всяко не землю копать и не камни ворочать…

Скорее всего, оккупантам нужны помощники, коллаборационисты, что согласятся иметь дело с аборигенами, исполнять какие-то поручения в обмен на хорошую кормежку.

Для них тот же Влад наверняка приберег более крепкое словечко, чем «штрейкбрехеры»…

Подкатил набитый до отказа трамвай, и Ник спешно поднялся, ринулся к дверям. Его попытались отпихнуть, затем не давали места, но он все же влез, втиснулся, едва не зубами вцепился в поручень, не обращая внимания на съехавшие набок, хрустнувшие очки.

Остановку на площади Мира чуть не проехал, вывалился на улицу в последний момент. Едва не упал, но все же удержался и затопал в сторону дома, сжав зубы и думая о том, что осталось каких-то полкилометра, что его ждет ужин, любящая жена и сытые, веселые дети.

Уловив краем глаза движение в развалинах церкви, Ник не обратил на него внимания. Но на шаги голову повернул и нахмурился, увидев, что к нему торопятся двое обтрепанных бомжей – кудлатые бороды, рваная бесформенная одежда, запах немытых тел и грязных шмоток, шибающий на дюжину метров.

– Эй, стой, братан! – воскликнул один, повыше.

Другой молча поднял руку, и в свете тусклого фонаря сверкнуло лезвие ножа.

– Делиться надо, братан! – продолжил высокий.

Ник понимал, что надо убегать, но ноги отказывались двигаться быстрее.

– Вот и делитесь, – буркнул он, разворачиваясь в сторону бомжей. – Что у вас есть?

Те на миг опешили, на чумазых физиономиях выпучились глаза.

– Ты не умничай особо, – буркнул второй, хмуря кустистые черные брови. – Отдавай, что у тебя есть.

– Идите и возьмите, – сказал Ник, роняя ящик с продуктами наземь.

Страх в душе мешался с яростью – да, его могут порезать, даже серьезно, но два вонючих урода хотят забрать то, что нужно его семье, поэтому он будет драться, стоять до последнего!

Тогда, в магазине, он здорово врезал бухому пролетарию…

– Значит, добром не хочешь? – сказал первый. – Ну ты, братан, пеняй на себя…

Ник оглянулся – вдруг кто окажется рядом, поможет?

Но площадь Мира была пуста, словно кладбище в полночный час.

Бомжи двинулись в разные стороны, обходя его с боков, тот, что с ножом, оказался справа. Эх, если бы имелось хоть что-то, к чему можно прижаться спиной, или нашлись бы силы для бегства!

Ник, рыча, как дикий зверь, прыгнул к высокому, ударил его по физиономии.

Даже попал, но очень слабо, лишь мазнул по щеке, и сам от собственного выпада потерял равновесие. Все закружилось перед глазами, он выставил в стороны руки, и врезался боком в нечто твердое так, что ребра застонали.

Не сразу понял, что ударился о землю.

– Ха, готов братан! – сказал кто-то далеко-далеко.

– Прирезать его?

– Да ну, еще возиться. Забирай хавчик, и тикаем…

Ник попытался встать, крикнуть, заявить, что это его продукты, что он честно заработал их! Но из горла вырвался только глухой стон, а сил хватило лишь на то, чтобы царапать землю, хвататься за пучки пожухлой травы.

Долетели торопливые шаги, и двое бомжей, унося небольшой ящик из пластика, исчезли во тьме.

* * *

Открыв глаза, Ник понял, что солнце давно взошло, утро сменилось днем.

Накатила паника – он же хотел отправиться к Высокой церкви, пойти пешком, если трамваи и автобусы перестали ходить, но проспал, опоздал! Затем вспомнил, чем все закончилось вчера, и накатило желание провалиться сквозь кровать и пол квартиры.

Ладно, что явился поздно, грязный и изнуренный… так еще и с пустыми руками!

Видимо, он застонал, и громко, поскольку услышал, как открылась дверь спальни.

– Ты проснулся, дорогой? – спросила Анна с тревогой. – Я тебя будить не стала. Если не отдохнешь как следует, то ты просто ноги протянешь, и не спорь со мной!

– Но как же…

– На сегодня нам еды хватит, а завтра будет новый день! – сказала она твердо.

– Папа! Папа не спит! – раздался голос Младшей, и через миг она очутилась рядом, на кровати, ее ручонки обняли Ника за шею, мягкие волосы пощекотали щеку, полезли в глаза.

Он же съежился от нестерпимого стыда.

Как он вчера так опозорился? Должен был либо убежать, либо победить!

– Так, и где это ты ухитрилась испачкаться? – сказала Анна, наверняка понимавшая, что Нику сейчас не до дочери. – Иди-ка сюда, пойдем, сменим тебе колготки… и платье. Идем-идем.

Через мгновение он остался в одиночестве.

– TREBOVAT RABOTNIKI! OSOBYIE! – заорал робот-транслятор на улице, заставив Ника поморщиться.

Нужно вставать, как бы мерзко ты себя ни чувствовал, надо двигаться.

Придумать что-то, пойти куда-то, украсть, ограбить, что угодно…

Он рывком поднялся, отбросил в сторону одеяло и потянулся к тумбочке за очками. Когда явился на кухню, семья была в сборе – жена возилась у плиты, Алекс играл на планшете, Младшая ковырялась ложкой в тарелке, ну а кот высокомерно наблюдал за остальными, взгромоздившись на посудный шкаф.

– Доброе утро всем, – сказал Ник, надеясь, что его голос звучит ровно.