Текст книги "Три дня весны"

Глава 5

На ноги Пашка поднялся, только когда в лесу стало тихо.

Отряхнулся, проверил, не раздавил ли содержимое рюкзака, пока кувыркался.

– Аккуратнее, – проворчал Голос, когда статуэтка толстого улыбающегося человечка оказалась извлечена из кармана. – Я не для того предназначен вообще-то, чтобы меня всякие грязными руками… с уважением надо…

– Да, извини, – Пашка убрал фигурку на место. – А почему они меня не нашли?

– Лес спрятал тебя. Ты живой, настоящий, а они марионетки того, кто готов уничтожить всякую жизнь ради того, чтобы в его владениях воцарился порядок.

– А что… – очередной вопрос так и просился на язык, он был как-то связан с Юлей, с тем, что она говорила, но все никак не удавалось вспомнить, с чем именно. – А, точно! Что за Цитадель она упоминала?

– Наш красноглазый друг, наделенный талантом зодчества, возводит себе логово. Серьезную такую крепость, и делает он это рядом с Приморским кладбищем, и на строительстве ему нужны работники, а точнее рабы.

– Но почему ему разрешают? – Пашка ощутил волну горячего возмущения. – Полиция же есть, мэр, еще всякие власти!

Он не очень разбирался, кто и как управляет городом.

Голос засмеялся:

– Эта вся шатия-братия годится для обычных времен, сейчас же у нас Весна. Привычное, слежавшееся, казавшееся незыблемым рухнуло, и старые приемы борьбы со злом более не работают! Ну явится полиция к Красноглазому, а он их мигом превратит в своих сторонников, да уже и превратил.

– Как? – Пашка задохнулся от негодования.

– Ну не всех, некоторых. Но если ты не поспешишь, то все станут его слугами.

– Но почему я?!

– Так уж вышло, что ты прошел Лабиринт.

– Но я не хочу! – Пашка сжимал кулаки и почти кричал, не заботясь о том, что он не так далеко от опушки и что его могут услышать шакалы. – Кроме того, он взрослый! Как я могу с ним бороться?!

– А спасти Юлю хочешь? – спросил Голос вкрадчиво.

Тут Пашка осекся, и ему стало стыдно.

– Но у нее же есть родители… – сказал он уже спокойнее, сам не веря себя.

– Им это не по силам. С тем, кто прошел Лабиринт, может бороться лишь тот…

– Кто прошел другой Лабиринт, – угрюмо буркнул Пашка. – Может, кто еще есть?

– Нет, – ответил Голос после краткой заминки. – Хотя есть, но он бесполезен. Самый дальний Лабиринт, что на Жигулевском море, содержал дар иллюзий, и получившая его дамочка утонула в них так, что и через сто лет не всплывет, и что станет с городом, ее не волнует. Ведь она всегда сможет намечтать себе новый, куда лучше.

Пашка снова сжал кулаки – вот его-то волновало, каким будет любимый Тольятти, ставший таким красивым с приходом Весны, и вовсе не хотелось, чтобы тот превратился в населенную рабами-марионетками плантацию, владеет которой лысый и красноглазый хозяин!

И Голос не врал, в его словах не было и грамма фальши…

А значит, придется в самом деле идти туда, где строится Цитадель, что-то придумывать, чтобы справиться с ее хозяином.

Но сначала – в Портпоселок!

– Я бабушке покажусь, и потом отправлюсь всех спасать, – сказал Пашка.

Он ожидал, что Голос начнет спорить, но тот лишь хмыкнул.

Попытка выйти на Лесную улицу закончилась тем, что Пашка едва не наткнулся на одного из шакалов. Заметил того, улегшегося на землю под разлапистой елью, в последний момент, и резко остановился.

Выходит, его ждут, и наверняка эта засада не единственная.

А значит, придется сделать крюк на юг через чащу.

Пашка аккуратно и неспешно, чтобы не нашуметь, не выдать себя, отступил. Только когда между ним и шакалом оказалось метров тридцать, развернулся и затопал быстрее.

– Голос, ты можешь предупреждать меня о таких вещах? – спросил он.

– Увы, нет. Я дар отвлеченных, общих знаний, а не обнаружения препятствий, – сказано это было с нескрываемым сожалением, и Пашка решил в тему не углубляться.

Заросли, через которые он шагал, мало напоминали тот обычный лес, что располагался тут позавчера – участки иссиня-черной густой травы высотой в полметра сменялись пятнами белоснежного мха, издававшего запах меда, стволы напоминали колонны из бурого и серого камня, на волнах лиан сидели огромные цветки, овальные и шестиугольные.

Живых существ видно не было, но из чащи доносились пронзительные крики, визг и даже рычание.

Пашке не очень хотелось встречаться с тем, кто его издавал.

Оказавшись меж сравнительно низкорослых деревьев без веток, но с очень длинными и широкими листьями, он сообразил, что эти растения вовсе не стоят на месте, а двигаются, пусть очень медленно!

Из нижней части ствола у каждого торчало по десятку то ли корней, то ли щупалец, и они, сплетаясь и расплетаясь, толкали дерево так, что оно, покачиваясь, неторопливо перемещалось. И роща целиком почти бесшумно и очень слаженно ползла в одном направлении.

Пашка смотрел на этот процесс, открыв рот, и тут краем уха различил басовитое жужжание. Обернулся в ту сторону, откуда оно доносилось, и обнаружил пчелу или шершня размером с кулак.

Когда насекомое подлетело ближе, стало видно, что у него человеческая голова и пара крошечных рук.

– Ой… – сказал Пашка растерянно. – Здравствуйте.

Он ждал, что пчела ответит, но та покружилась вокруг, подозрительно разглядывая человека, а потом унеслась прочь.

– Не советую раздавить одну из них, – сказал Голос.

– Это будет засада, – согласился Пашка. – Пожалуй, надо вернуться к дороге.

Если после наступления Весны в их лесу завелись пчелы с кулак, то здесь же могут появиться и гадюки с бревно, и чудные твари вроде шагающего леса, но при этом еще и хищные.

И он повернул на восток.

Вскоре дорогу перегородил ручей, не очень широкий, но такой, что не перепрыгнешь.

– Откуда это здесь? Никогда же не было! – раздраженно заявил Пашка.

В коричневой воде, как в торфяном озере, не мог разглядеть, насколько тут глубоко, да и лезть боязно, поскольку там могут обнаружиться коряги или вовсе какая водоплавающая пакость с острыми зубами.

Едва он подумал об этом, как гладь ручья заколыхалась, и из нее поднялась голова огромного бобра.

– Привет, – с ласково-зазывными интонациями сказал зверь. – Как дела, мальчик?

– Добрый день, – отозвался Пашка.

– Тебе надо на другой берег? – спросил бобер. – Нет вопроса, перевезем. Исключительно низкие расценки только сегодня и специально для тебя, скидки и акции…

– Чего, расценки?

– Ну да, – бобер сложил перед грудью мохнатые лапки и принялся вещать: – Поддержание лесного потока в нормальном функциональном состоянии требует серьезных затрат, например на…

– Я же тебе говорил, что Весна выносит на поверхность не только прекрасное, – сказал Голос с усмешкой.

Бобер вещал что-то об издержках, об амортизации основного капитала и лизинге, но Пашка его не слушал.

– Спасибо, но не надо, – буркнул он, когда зверь сделал паузу. – До свидания.

– Эй, куда, мальчик?! – обиженно воскликнул бобер. – Мы же договорились! Скидки! Особые условия!

Но Пашка уже шагал прочь.

Нужно вернуться немного, и спокойно пройти там, где нет никакого ручья!

Вот пригорок, на котором был шагающий лес, вот поляна, и в ее центре торчит подозрительно красивый и яркий гриб, вот дерево вроде боярышника, но в плодах, напоминающих клубнику.

А затем Пашка остановился.

Поскольку он точно не проходил через полосу кустарника, чьи ветви мелко дрожали, а колышущиеся серебристые и золотистые листья притягивали взгляд, словно изящные движения фокусника.

– Мы здесь не были, – сказал он. – Это как?

– Ты привык к стабильному миру, что выглядит одинаковым каждый день, – проговорил Голос. – На самом деле, такого мира не существует, он выдуман людьми. Меняется все и всегда, и Весна просто сделала этот процесс явным…

– Но куда мне идти? – воскликнул Пашка в отчаянии.

С той стороны, откуда он пришел, полз туман, настоящая серая стена, что пожирала деревья, стирала их точно огромный ластик. С запада доносились глухие удары и взрыкивания, некто очень крупный возился там в чащобе, с востока за зарослями прятался коммерчески окученный ручей.

Оставался путь через дрожащий кустарник, но туда Пашке отчего-то не хотелось…

– На этот вопрос я ответить тебе не могу, – отозвался Голос.

– Тогда что вообще с тебя толку?

Пашка тут же пожалел, что сказал такое, поскольку молчание его собеседника стало обиженным.

– Ну ладно, извини…

Туман накатил как бесшумное цунами, задернул небо и погасил солнце, и все вокруг стало бесцветным. Звуки исчезли, Пашке показалось, что в каждое из ушей ему с силой впихнули по комку ваты.

– Извини, – повторил он. – Я… ну, погорячился.

– Принято, – буркнул Голос.

Неужели придется договариваться с жадным бобром-бизнесменом, чтобы выбраться из леса? Интересно, чего захочет говорящий зверь… ладно, если обычных рублей, их сколько-то есть в кармане, а если ему нужно золото или еще что совсем экзотическое?

– Слушай… – начал Пашка. – Как считаешь, денег у меня хватит, чтобы через ручей?..

– Думаешь, я знаю, сколько у тебя есть? – отозвался Голос. – Лучше не пробуй. Жадная мохнатая скотина если и не обманет тебя, то обдерет как липку, без штанов оставит.

Значит, придется ломиться через дрожащий кустарник.

Пашка уже собрался шагнуть в объятия противных трепещущих листьев, как услышал приближающийся лай. Через миг из тумана выскочила большая серебристая псина и, приветственно гавкнув, завиляла хвостом.

Нос собаки отливал золотом, глаза смотрели радостно и преданно, уши торчали.

– Верный? – спросил Пашка, узнавая один из самых любимых городских монументов.

Памятник собаке, поставленный на пересечении улицы Льва Яшина и Южного шоссе, ожил вместе с остальными, и вот теперь не пойми как оказался посреди закутанного в туман леса.

– Гав! – отозвался пес, размахивая хвостом.

Историю Верного Пашка знал смутно, там было что-то о погибшем в автокатастрофе хозяине, которого собака ждала много лет, до того, как сама умерла, то ли от старости, то ли под колесами неосторожного водителя.

– Гав! – повторил пес настойчивее, а затем аккуратно взял мальчика зубами за рукав и потянул.

– Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? – спросил Пашка. – Хочешь меня вывести?

Третий гав прозвучал утвердительно, а затем Верный совсем по-человечески мотнул головой.

– Ну, тогда пойдем.

Если Скорбящий ангел пришел на помощь, то почему не сделать того же собаке из бронзы?

Верный неспешно потрусил вперед, время от времени оглядываясь, чтобы убедиться, что Пашка идет следом. Они вернулись к ручью, и пошли вдоль берега, по узкой полоске травы между водой и деревьями.

– Ты вернулся, мальчик? – заявил вынырнувший бобер. – Для тебя – суперскидка! Две переправы по цене одной! Сначала перевожу на другой берег, потом возвращаю! Никакой дополнительной оплаты!

Но Пашка даже не посмотрел в его сторону.

Ручей остался позади, они углубились в густой ельник, где приходилось на каждом шагу отодвигать тяжелый и сырые, покрытые колючками ветки, а тьма царила такая, словно наступила ночь.

К слову, Пашка совсем потерялся во времени, а телефон все так же отказывался включаться.

Потом ельник расступился, и он обнаружил перед собой черную гладкую стену с узкой щелью входа. Через точно такое же отверстие Пашка пробежал вчера вечером, спасаясь от шакалов Котла.

– Это что, опять Лабиринт? – спросил он уныло.

– Гав! – отозвался Верный, выглядевший на редкость довольным.

– Но я не хочу! – сказал Пашка. – Я к бабушке…

– Если бы жизнь состояла только из того, что мы хотим, это была бы адская мука, – сообщил Голос. – Я тебе уже говорил, что на пути Красноглазого встать больше некому. Если же ты откажешься, струсишь, то я… ну могу, конечно, рассказать, что будет с твоим родным городом, но не хочу.

Пашка вздохнул.

Тольятти он любил, и летний, придавленный зноем, и холодный зимний, продуваемый степными ветрами, и не хотел, чтобы тут распоряжался какой-то властолюбивый гнусный тип… Да и Юлю нельзя оставлять в его загребущих руках, среди бездумных, отупевших шакалов.

Но ведь бабушка будет нервничать!

Хотя… он посмотрел налево, и не удивился, обнаружив там полосу асфальта, а за ней – снова лес: Верный привел Пашку к тому Лабиринту, который они видели вчера из окна маршрутки, и до Портпоселка от этого места рукой подать.

А значит, можно сделать все дела здесь, а потом заглянуть к Анне Марковне.

– А внутри ты мне будешь подсказывать? – спросил Пашка.

– Нет, – отозвался Голос. – В этих стенах решения твои и только твои.

Это прозвучало не сильно ободряюще, но справился же он один раз, значит справится и второй.

– Ты с нами? – Пашка глянул на пса вопросительно.

Верный помотал башкой, а затем подошел, ткнул мальчика в бок тяжелой горячей мордой. Шерсть его на ощупь оказалась совсем не металлической, а мягкой, почти настоящей.

– Ладно, сам справлюсь, – Пашка поправил рюкзак, и вошел в Лабиринт.

Глава 6

Проход на этот раз закрылся бесшумно, в спину толкнула волна горячего воздуха.

Тут были точно такие же высокие стены, узкая полоса неба сверху, только не черного и покрытого звездами, а затянутого густым туманом. Все же прочее отличалось – из пола росла трава, стенки покрывало что-то вроде ковра, украшенного вышивкой из тысяч шевелящихся, светящихся, живых нитей.

У Пашки даже мысли не возникло их потрогать.

Оглядевшись, он убедился, что коридор в обе стороны тянется совершенно одинаковый, дверей не видно, и решил, что сегодня для разнообразия двинется налево. Сделал несколько осторожных шагов, и тут под правой ногой еле слышно хрустнуло.

Пашка замер.

Кусок пола прямо перед ним исчез, не ушел в сторону, не провалился, а просто взял и сгинул. Обнажилась глубокая яма, усеянная острыми металлическими шипами длиной в руку человека.

Пашка сглотнул, ощутил, как на лбу выступили капли пота.

Да, вроде бы Голос утверждал, что погибнуть тут нельзя, что в случае неудачи его просто выкинет за пределы Лабиринта, а тот останется стоять, ждать следующего гостя… Только проверять, так это или нет, отчего-то не хотелось…

Пол вернулся на место, яма закрылась, и Пашка осторожно наклонился, пощупал землю. Та оказалась настоящей, твердой, выдержала, даже когда он оперся на нее рукой, всем весом.

Значит, ловушки этого Лабиринта открываются, только если заденешь или нажмешь что-то.

С тяжко бьющимся сердцем Пашка вступил на то место, где была яма, но под ногами ничего не провалилось, и через несколько секунд он очутился уже на другой стороне. Коридор изогнулся под прямым углом, но за поворотом обнаружилось все то же самое – стены из живых нитей, пол из травы.

Очередную ловушку Пашка заметил только потому, что изо всех сил вглядывался перед собой – тонкая, полупрозрачная нить болталась на высоте в полметра. Проверять, какая именно пакость случится, если ее задеть, он не стал, просто аккуратно перешагнул.

Едва сделал это, как очертания Лабиринта поплыли перед глазами, и он обнаружил себя на развилке.

Справа его ждал проход, чьи стены были сплошь увешены яркими постерами – певцы и певицы, актеры и спортсмены белозубо улыбались, демонстрируя безупречные фигуры и наряды.

Левый украшали старинные картины в тяжелых золоченых рамках.

Репродукции нескольких Пашка видел в альбоме, который как-то брал посмотреть в библиотеке – «Ночной дозор», не тот, что из книги знаменитого фантаста Лукьяненко, а из средневековой Голландии, «Мона Лиза» с ее загадочной улыбкой, «Утро в сосновом бору» с медведями.

Заинтересовавшись, Пашка шагнул туда.

Первая картина изображала мадонну в красном платье, на коленях у нее сидел пухлый младенец, а напротив молитвенно складывал руки сурового вида дядя с книгой на коленях и короткой стрижкой.

Чем-то он напомнил Пашке Красноглазого.

«Мадонна канцлера Ролена» – гласила надпись на раме.

Едва Пашка ее прочитал, как проход за его спиной с тяжелым гулом закрылся. Понятное дело, он сделал выбор, а это значит, что обратного пути нет, можно идти только вперед.

Очень хотелось рассмотреть другие картины, но Пашка понимал, что надо спешить…

Коридор опять повернул, снова все расплылось перед глазами, и Пашка перенесся в новое место. На этот раз ему предложили две лестницы, одна шла вниз, узкая, темная, покрытая пылью, а другая, прямая, с беломраморными ступенями, поднималась за пределы Лабиринта, куда-то в туман.

Пашка сначала шагнул к ней, но тут сообразил, что сверху доносится то ритмичное завывание, которое в негритянских кругах почему-то зовут музыкой, а из глубины долетает нечто более мелодичное.

В музыке он понимал мало, Гайдна от Моцарта не отличил бы, но вот рэп с классикой не перепутал бы никогда.

Поэтому Пашка затопал вниз, по грязным металлическим ступеням, мягко пружинившим под ногами. Он был готов, что любая из них может оказаться ловушкой, и только поэтому не свалился, когда исчез целый фрагмент лестницы.

На миг завис над холодной бездной, а потом упал назад, больно ударившись.

– Вот засада… – пробурчал Пашка, ощупывая ушибленный локоть.

Пути назад не оставалось, а как идти вперед, если через ловушку не перепрыгнуть даже с разбега?

Но когда лестница вернулась на место, выяснилось, что она стала безопасной. Ступеньки затвердели, ни одна даже не пошатнулась, а затем под ногами у Пашки снова оказалась трава.

Он двинулся вперед по такому узкому проходу, что едва не касался стен плечами. От неба осталась узкая полоска далеко вверху, белесая с синими пятнышками, свечение живых нитей сделалось ярче.

В очередной раз Лабиринт изменился, и Пашка очутился в точно такой же комнате, как и та, где он встретился с Голосом, вот только здесь на постаменте стояло огромное зеркало. Заговорить оно не заговорило, но осветилось изнутри, выбросило настоящий сноп желтого сияния.

А в следующий миг внутри появилось отражение Пашки, тут же сменившееся изображением другого пацана, чуть постарше, со светлыми волосами, длинным носом и торчащими ушами.

Тот кивнул, в следующий момент глаза его расширились, а лицо побелело.

И Пашка ощутил укол страха, такого острого, что накатило желание убежать… удрать неважно куда, лишь бы подальше от этого жуткого места… Колоссальным усилием воли он заставил себя стоять неподвижно.

Светловолосый пацан неожиданно шмыгнул носом, из глаз его потекли слезы.

Пашку накрыло такой волной печали, что он едва не заскулил… все отвратительно, все зря, только и остается, что рыдать над прахом сгинувших удач, оплакивать времена, когда все было лучше.

Мальчишка в зеркале заулыбался, и печаль сменилась весельем.

Пашка сам не заметил, как уголки губ его повело в стороны и вверх, захотелось прыгать, кричать, делиться всем миром своей радостью, потому что ее так много, что внутри не удержать!

Светловолосый миг оставался неподвижным, а затем кивнул и исчез.

Его место заняло отражение Пашки, и уже оно начало изображать страх, печаль и другие эмоции. И снова он пережил всю гамму, только на этот раз с разными оттенками и полутонами, более осознанно, не столько участвуя в процессе, сколько наблюдая за ним со стороны.

Зеркало взорвалось, осколки полетели в стороны, и Лабиринт начал рушиться. Пашка инстинктивно прикрыл голову руками, а когда убрал их, обнаружил себя на обочине шоссе, полосы которого отделял друг от друга неширокий газон.

С одной стороны дороги виднелся квартал ало-желтых новостроек, за ним темнел лес, с другой располагались более старые дома.

– Поздравляю, – сказал Голос. – Ты справился отлично.

– Даа? – протянул Пашка, морща лоб в попытках сообразить, где он оказался. – Только я не до конца понял, что за дар получил.

– Теперь ты можешь передавать эмоции другим. Тем, кого видишь, с кем говоришь. Собственные, которые испытываешь сам.

Тут Голос, похоже, заметил, что Пашка продолжает озираться, поскольку сменил тему:

– Мы на Сорок лет победы.

Пашка с досады хлопнул себя по лбу!

Как он мог забыть, что и вчера Лабиринт выкинул его совсем не в том месте, где сам находился! Только если тогда это оказалось на пользу, он и Юльку встретил и с Виталиком столкнулся, то сейчас его закинуло в Автозаводский район, совсем далеко от Портпоселка!

А автобусы не ходят, и это что, тащиться пешком?

Мобильный в кармане пошевелился, точно очнувшийся после долгой спячки зверек, и испустил оглушительную трель.

– Бабушка, – сказал Пашка мрачно. – Надеюсь, у Анны Марковны есть валерьянка.

Голос хмыкнул.

– Павлик?! Ты что?! Ох, господи, куда пропал? – ударило в ухо, едва он поднес к нему трубку.

– Да все хор… – попытка вклиниться в разговор успеха не имела.

– Я тут так нервничаю! И давление поднялось! Ох, а ты обещал! Почему не едешь?! – продолжала восклицать бабушка.

– Стой, погоди! – сказал Пашка достаточно громко и решительно, чтобы она услышала.

– Но ты жив, и слава богу!

– А что со мной может случиться? – произнес он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно.

Не ложь конечно, но все равно выговорил с огромным трудом.

Ведь может случиться, и очень даже многое, вспомнить нападение тех же муз или то, сколько раз приходилось за эти два дня сталкиваться с Котлом и его шакалами, или Лабиринты, чудесные, но опасные.

– Ты где? Ты сыт? – бабушка вроде бы немного успокоилась. – Не замерз?

– Нет, – честно ответил Пашка. – Тут у меня дела в Автозаводском появились.

– Какие же? Господи! – она встревожилась снова.

– Вспомни про свой дар, – влез в беседу Голос.

Дар? Какой дар?

Пашка напрягся… точно, умение передавать другим эмоции, которые испытываешь сам!

Интересно, как его можно «включить»?

– У меня все в порядке, – сказал он, пытаясь отогнать в сторону эмоции, кроме спокойной уверенности в том, что все будет хорошо. – Я в безопасности и мне тепло. Сделал важное дело, но мне предстоит еще… одно…

Возникло ощущение, что от Пашки куда-то в пространство уходит труба вроде водопроводной, и он может гнать по ней даже не жидкость, а нечто более эфемерное, ярко окрашенное… Продержалось какие-то секунды, а потом сгинуло без следа, но за эти мгновения и он сам изменился, и тон бабушки стал другим.

– А, ну это понятно, – произнесла она с несвойственным для себя спокойствием. – Вечером приедешь?

– Я постараюсь, но не уверен, – тут бы неплохо соврать, но он не мог, как всегда. – Если связь будет, то я тебе позвоню.

Они попрощались, и Пашка со вздохом облегчения убрал мобильный от уха.

– И что толку от такого дара? – проворчал он. – Бабушек успокаивать?

– Нет, не совсем, – сказал Голос. – Вот, представь, выступаешь ты на стадионе. Тысячи людей… Ты им говоришь речь, неважно о чем, и испытываешь в этот момент искреннюю ненависть к толстякам, скажем, или к людям определенной национальности… Понимаешь, что эта толпа начнет творить, едва ты замолкнешь?

Пашка содрогнулся:

– Но это же жутко!

– Вот и представь, что этот дар заполучил Красноглазый? – осведомился Голос. – Да, он покоряет людей, делает их рабами, но возможности таких марионеток ограничены, они лишены воли и инициативы, способны выполнять лишь простые задания.

– Ну да, понятно… – Пашка вздохнул, спрятал мобилу. – Кстати, о Красноглазом… Где его логово, Цитадель эта?

– На пустыре. По Московскому проспекту в сторону АвтоВАЗа.

Пашка снова наморщил лоб – это топать через весь Автозаводский район!

Не столько, конечно, сколько прошел главный герой из «Книги потерянных вещей», но далеко, да и коня никакого у него нет, только бесплотный Голос, а на того не сядешь, как ни старайся.

– Ну что, пойдем? – сказал Пашка. – Есть охота, конечно, но где еды-то взять?

– В магазине. Или вон с того какбыдуба!

На другой стороне улицы, рядом с пристроем к красной «свечке» вздымалось огромное дерево, точно такое же, как и у «Буревестника», и ветви его были увешаны плодами.

– Какбыдуб? – Пашка усмехнулся. – Забавно. Ну, пойдем…

Машин не было, и дорогу он перешел легко.

Оказавшись рядом с деревом, обнаружил, что за плодами придется лезть на ветки, но сделать это не так трудно – нижние находились в каком-то метре от земли, а дальше располагались лесенкой. Темно-бурая кора с трещинами, похожая скорее на сосновую, на ощупь оказалась шершавой и немного липкой.

Плод же, напоминавший одновременно грушу и апельсин – сладким и сытным.

– Как их все не ободрали? – спросил Пашка с набитым ртом.

– А они быстро вырастают, – ответил Голос. – Да и не все знают, что их едят. Даже лопают, с удовольствием.

– Не без него! – согласился Пашка и вгрызся в сочную мякоть.

Подумал, что парочку можно будет сорвать и в рюкзак положить, в дороге пригодится.

– Слушай, кстати, – сказал он, утерев губы и потянувшись за следующим грушеапельсином. – А почему этот урод красноглазый рабов себе так далеко собирает? Если Цитадель строит в Автозаводском, да на западной окраине, то зачем ему Котел с его шакалами и…

Хотел сказать «Юля», но произнести ее имя оказалось удивительно трудно, так что после паузы выдавил:

– …и девчонки из нашей школы.

– Все просто, – отозвался Голос. – Прочную Цитадель могут построить лишь дети. Почему? А потому, что они пылко и искренне верят в то, что именно строят, взрослые так не могут. Именно поэтому Красноглазый ищет тех, кто уже достаточно велик, чтобы работать, но еще не окостенел душой, не стал занудным и скучным. Ты меня понимаешь?

Пашка поскреб в затылке и кивнул.

– Теперь смотри, если он наберет пацанов и девчонок с Приморского поселка, с третьего и шестого кварталов, то их родители, которые тут же, рядом живут, мигом обнаружат, куда отпрыски делись. Вот они, родимые, на стройке чужой горбатятся. Понятно, что вой поднимут и возмущаться начнут… Пока он еще не всех под себя замял, поэтому и осторожничает. Затыкать всем рты… можно, но сложно. Проще нагнать детворы из других районов. Тамошние мамы с папами не сразу обнаружат, куда их чадо убрело, и где его искать… Пока разберутся, Цитадель Сна будет готова.

– Цитадель Сна? Почему она так называется?

Ответить Голос не успел, поскольку снизу, с земли прозвучало сердитое:

– Эй ты, шустрый на ветке. Давай, слезай быром.

Пашка опустил взгляд и увидел троих мрачных полицейских в зимних толстых куртках и шапках.

– А что? – спросил он. – Я ничего плохого не делаю.

– Не положено тут по деревьям лазить, – сказал наиболее мрачный из троицы, с круглым лицом и глазами навыкате.

И в этих глазах, к ужасу Пашки, на миг возник и тут же пропал алый отблеск.