Текст книги "Три дня весны"

Глава 7

– Слезай, – добавил второй, чернявый и небритый, ожесточенно тиская пояс, на котором болталась и резиновая дубинка, и рация, и кобура с торчащей из нее рукоятью пистолета.

Мысли в голове Пашки метались точно вспугнутые птицы.

Попытаться забраться повыше, ведь не будут же полицейские в него стрелять? Обычные конечно не будут, а вот такие, что служат уже не городу и не его жителям, а Красноглазому?

Или слезть и попробовать убежать?

– Ты чо там тормозишь?! – круглолицый, судя по исказившейся физиономии, начал терять терпение.

– Я слезаю, – мрачно отозвался Пашка и неторопливо двинулся к стволу по толстой как дельфин ветке.

Вдруг ему на выручку явится Скорбящий ангел… или Верный… или еще кто…

Но не захлопали крылья, не раздался лай бронзового пса, и Пашка уныло спустился наземь. Тут же его грубо схватили и ощупали, а затем еще и вывернули рюкзак так, что содержимое упало наземь.

– Эй, что вы делаете! – возмутился мальчик.

– Проверяем, что ты за птица, – отозвался чернявый. – Вздумал тут гнезда вить.

В его темных зрачках горели две крошечные багровые точки, и глядеть в них было страшно. Круглолицый злобно пыхтел, двигался так, словно у него в штанах устроили логово очень кусачие муравьи, и самым адекватным казался третий, все время молчавший.

– Собирай манатки, – велел круглолицый. – Пойдешь с нами.

– Куда? Чего я сделал? – заканючил Пашка, наклоняясь и щупая рюкзак.

Понятно уже, что они его не отпустят, а поведут к Цитадели, чтобы сдать в руки ее хозяину… Но если вот забрать только самое важное, а затем рвануть с низкого старта, не разбирая дороги…

– Если бы чего сделал – вообще убили бы, – вступил в разговор третий и рассмеялся хриплым каркающим смехом.

Тут ушей Пашки коснулась нестройная, вихляющаяся музыка, и он от неожиданности даже вздрогнул. Трое полицейских одновременно повернули головы в сторону дороги, откуда неслись странные звуки.

По обочине неспешно шагала группа аниматоров в ростовых костюмах животных, первый дудел в саксофон, у второго были тарелки, третий лупил в барабан, четвертый брякал на гитаре.

– Опять эти, – проворчал чернявый, и рука его, опустившись на плечо Пашке, сжалась точно лапа хищной птицы. – Почему нам не разрешают в них стрелять? Вот как? Несправедливо!

– Скоро разрешат, – сказал круглолицый. – Чо замер? Шустри!

Последняя фраза относилась к Пашке.

Музыканты свернули в их сторону, и он с удивлением понял, что это вовсе не аниматоры, что по обочине шагают громадные прямоходящие животные вроде тех, каких рисуют в мультиках: осел в черных очках, кот в громадных, до колен сапожищах, белый петух и лохматый пес.

– Споемте, друзья! – воскликнул осел, а петух ударил в барабан.

– Отвалите! – в руках круглолицего оказалась дубинка, он решительно шагнул навстречу музыкантам.

Осел улыбнулся, показав огромные белоснежные зубы.

– Тогда потанцуем, – предложил он.

Кот взвыл, провел когтистой лапой по струнам так, что те протяжно завибрировали. Пес звякнул тарелками раз, другой, и Пашка ощутил зуд в ногах, а затем и во всем теле.

Молчаливый полицейский издал звук вроде рычания и шагнул вперед, рука его вцепилась в кобуру.

– Перестаньте! – заорал круглолицый, но было поздно.

Четверка музыкантов завела совершенно дикую мелодию, и на нее откликнулось все тело Пашки – там дернулось, тут сократилось, в третьем месте согнулось, и он понял, что приплясывает на месте.

Стражи порядка же одновременно подскочили, и принялись кружиться, выкидывая в стороны руки и ноги. Круглолицый попытался ударить петуха резиновой дубинкой, но промахнулся, а затем и вовсе уронил ее.

– Про… кля… ты… е… тва… ри… – пыхтел чернявый, всовывая слоги между танцевальными па.

– Разве это не веселоуу? – протянул кот, продолжая терзать гитару.

Желтые глаза его горели дьявольским огнем, петух в экстазе вытягивал шею и топорщил перья, пес лупил тарелками с такой частотой, что тех не было видно, пальцы осла, ничуть не похожие на копыта, бегали по кнопочкам саксофона, а сам он извивался всем телом, словно змея.

Полицейских повело куда-то в сторону, они взялись за руки и закружились в хороводе.

– Пристрелю… точно… в следующий раз… – подал голос молчавший до сих пор страж порядка, и вся троица исчезла за стволом громадного дерева.

– А ты что замер? – спросил пес, глянув на Пашку, что все так же нервно пританцовывал на месте.

– Удираем! – вмешался петух, и музыканты перестали играть.

Пашка схватил рюкзак, и они побежали в сторону ближайшего дома.

Сзади донеслись вопли полицейских, но в них звучала бессильная злоба.

– Не догоняууут! – торжествующе прокричал кот, на бегу размахивая гитарой. – Слабакиии!

Они свернули за угол, оставили за спиной настоящую поляну из сверкающих цветов. Когда очутились за трансформаторной будкой, возглавлявший бегство осел перешел на шаг, и то же сделали остальные.

– Спасибо, – сказал Пашка, чуток отдышавшись. – А вы кто? Почему мне помогли?

Да, он помнил дракончика с букетом цветов, фавна, явившегося прямиком из греческих мифов, но до сих пор ни разу не сталкивался с подобными существами лицом к лицу… или к морде.

– Потому что должны были, – сообщил пес. – Иначе нельзя! Они бы тебя забрали!

– В Цитадель, – добавил петух, и гребень на его голове нервно задергался.

На вопрос «кто?» ни один из музыкантов не стал отвечать, и Пашка решил не настаивать – понятно, что интересно, но можно будет и Голос потом расспросить, если припрет.

Сейчас же есть более насущные проблемы.

– А вы видели Цитадель? – поинтересовался он, переводя взгляд с одного музыканта на другого. – Как до нее добраться? Так уж вышло, что мне туда очень надо. Дело у меня там.

– Нечего там делаууть, – проворчал кот, подтягивая штаны.

– Ему надо, – вздохнул пес.

– Ты не дойдешь, – вмешался осел. – Там много таких, как эти трое, в форме. Прихватят и работать заставят.

Глядел он при этом не на Пашку, а на своих товарищей.

– Поможем? Покажем? – спросил петух, нетерпеливо подпрыгивая, как самая обычная птица, разве что не роя землю пятками начищенных до блеска черных штиблет.

В компании этих четырех типов Пашка ощущал себя будто во сне – говорящие животные, носящие одежду, настоящие «Хроники Нарнии», только в родном Тольятти, прямиком на его улицах.

– Цитадель Сна еще не возведена, но уже внушает нам ужас, – сказал кот, перестав подвывать. – Если она окажется закончена, то Весна завершится так, что лучше бы ее не было, чудо станет ужасом, и вовсе не потому, что Весна сама по себе плоха, а из-за того, что люди так выбрали – жить в кошмаре, но в предсказуемом, знакомом, упорядоченном.

– Нам тоже не сладко придется, – осел вздохнул, почесал за длинным серым ухом. – Если ты пойдешь к Цитадели обычным путем, тебе поймают, но ведь есть и Короткие Тропы.

Последние два слова он произнес так, что в заглавных буквах сомнений не осталось.

– Что за Тропы? – спросил Пашка.

– На самом деле они есть всегда и везде, сейчас их просто куда легче увидеть, – сообщил петух. – Воспользоваться ими может не каждый, но у тебя должно получиться. Вон там один из входов…

И рукой, напоминавшей крыло, он указал в сторону группы мусороядных «бочек».

– Тот, кто верит в чудеса, не закоснел в обыденном, способен его разглядеть, – мурлыкнул кот.

Пашка сощурился.

Рядом с «бочками» воздух дрожал, словно над раскаленным асфальтом, и в мареве угадывались очертания высокого, прямоугольного объекта… точно, это дверные створки! Даже ручку видно!

– Шагай, – сказал осел, подталкивая Пашку в плечо. – А мы пойдем веселиться!

Кот провел лапой по струнам, петух ударил в барабан, и четверо музыкантов, не тратя время на прощания, затопали прочь. Вновь зазвучала мелодия, не такая агрессивная, как в предыдущий раз, но мягкая и веселая, точно журчание весеннего ручейка, точно капель и мартовская птичья песня.

– Почему ты мне про Короткие Тропы не сказал? – негромко осведомился Пашка.

– Это знание ведомо лишь тем, кто обладает душой, у меня же ее, увы, не имеется, – Голос в этот раз прозвучал печально. – Теперь, когда ты получил его, оно доступно и мне. Будь осторожен, эти тропы, они… тоже своего рода Лабиринт.

– Значит, там есть дар?

– Ну да, если только понять, где его искать, – Голос хмыкнул. – Но он есть и…

– Вот он! Хватай! – донеслось сзади и Пашка, обернувшись, увидел, что к нему, размахивая дубинками, несутся все те же трое полицейских.

Времени на болтовню не осталось.

Он побежал в сторону «бочек».

– Быром, держим! – завопил круглолицый.

Вот она, дверь, такая высокая, что двухэтажный автобус проедет, на створках что-то вроде резьбы, то ли символы, то ли крошечные фигурки зверей и людей, ручка округлая, большая…

На ощупь она оказалась горячей, а когда Пашка потянул, его оглушил пронзительный скрип. Уловил разочарованное восклицание одного из полицейских, и шагнул в источающую запах пыли тьму.

Тяжелая створка закрылась за спиной, и мрак исчез, сменился обычным дневным светом.

– Иде оун? – прозвучало над самым ухом, и Пашка обернулся.

Он вроде находился там же, в том же дворе, и видел мохнатые «бочки», и дома, и растерянно озиравшихся полицейских, но все немного размыто, точно через полиэтиленовую пленку. Звуки доносились искаженные, цвета выглядели неестественно, одни стали ярче, другие глуше.

Но в то же время под ногами лежало нечто вроде дорожки из расплавленного серебра. Извиваясь, она тянулась вперед и таяла в сумраке, а по сторонам от нее угадывались очертания призрачных статуй на пьедесталах: мужчина в остроконечной шляпе и с вытянутой рукой, женщина в длинном платье и с корзиной, сгорбленный карлик с выставленным перед собой кинжалом.

Выглядели они жутковато, но полицейские из слуг Красноглазого нравились Пашке еще меньше.

– Голос, ты тут? – спросил он, стараясь, чтобы собственный его голос не дрожал.

– Тут, – отозвался лишенный души дар, принявший облик толстого улыбающегося человечка.

От сердца отлегло – вроде бы не один и есть с кем поговорить.

Пашка сделал шаг по дорожке, второй, и очертания города начали понемногу размываться – он вроде шел по горизонтали, но одновременно погружался в сумрак как в воду, и статуи становились все более реальными, блеснул металлом кинжал в лапе карлика, налилось бордовым платье женщины, стала черной бесцветная ранее шляпа на голове высокого.

Но все трое остались мертвыми изваяниями, даже когда мальчик прошел мимо.

А затем серебристая дорожка разделилась на две и он, остановившись, принялся чесать в затылке.

– Вот засада, – сказал Пашка. – Ты не знаешь, куда идти?

– Это твой выбор, – проговорил Голос. – Но тут не Лабиринт, можно вернуться.

Ага, вошел он на Короткие Тропы вроде бы лицом к югу, и это значит, что Приморское кладбище находится справа.

– Ладно, попробуем, – буркнул Пашка, и пошел в ту сторону.

Теперь он больше не видел Тольятти, шагал словно по коридору со светящимся полом и стенами и потолком из тумана. Время от времени попадались ответвления разной ширины, и каждый раз приходилось снова чесать в затылке и выбирать, куда именно двигаться.

Пашка старался держать направление, но в какой-то момент осознал, что запутался.

– Как тут не заблудиться? – воскликнул он, не скрывая досады.

– А ты что, ждал указателя «Цитадель Сна»? – тут Голос хихикнул. – Погоди. Научишься понемногу…

В этот момент далеко-далеко за спиной Пашки кто-то мощно вздохнул. Светящуюся тропу сотряс могучий удар, еще один, третий, четвертый, каждый чуть более громкий, и стало ясно, что это шаги, и что приближается некто тяжелый, огромный.

Оглянувшись, не увидел ничего, но на всякий случай пошел быстрее.

– А где другие двери? – спросил нервозно.

Голос не ответил, но тут же показалась очередная развилка, причем тропка влево была очень узкой и светилась слабее. Топот к этому моменту стал оглушающим, пол ходил ходуном, и волосы на затылке ерошил горячий смрадный ветер, напоминавший дыхание исполинского хищника.

Пашка оглянулся и повернул влево – или выход, или тупик…

Сумрак начал таять, проглянули с одной стороны силуэты многоэтажных домов, с другой – железнодорожная насыпь. Впереди обнаружились точно такие же статуи, какие видел при входе, и высокая призрачная дверь.

Куда он выйдет, Пашка не сообразил, но сзади он различал уже не топот, а тяжелые шаги и надсадное дыхание.

– Добавь ходу, – посоветовал Голос.

Последние метров десять мальчик одолел едва не бегом, толкнул дверь, и вылетел на свежий воздух.

Глава 8

Пашка обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как призрачные створки выгнулись, словно изнутри в них уперлось нечто огромное и неимоверно сильное. Дверь задрожала, стала круглой, символы на ее поверхности вспыхнули алым огнем, но через миг погасли, и все вернулось к прежнему состоянию.

Земля вздрогнула, и еле различимый топот начал удаляться.

– Что… что это было? – осведомился Пашка.

– Спроси что-нибудь попроще, – в Голосе звучало облегчение. – Нечто опасное. Короткие Тропы – путь не только чудес, но и чудовищ, не зря в обеих словах тот же корень.

– Что попроще? А где мы?

– Улица Ярославская.

Название Пашке не о чем не говорило, но ведь Тольятти – большой город, и он много где не бывал, даже не слышал о разных его уголках, особенно таких, что расположены далеко от родного дома.

– Комсомольский район, – пояснил Голос.

– Ничего себе… – пробормотал Пашка, вспомнив теперь, что видел именно этот пейзаж из окна, когда они в Самару ездили: до Зеленовки отсюда рукой подать.

Короткие Тропы вместо АвтоВАЗа закинули его на другой конец города!

Сунуться обратно в призрачную дверь, за которой ждет нечто огромное и хищное… вот уж нет! Сесть на автобус… тоже не выйдет, поскольку городской транспорт ходить перестал. Взять такси… а остались ли они, и повезет ли кто мальчишку тринадцати лет, и за какие деньги?

В очередной уже раз Пашка пожалел, что он не взрослый.

Придется тащиться пешком через весь город!

Ладно хоть Тольятти построен так удобно, что в нем не заблудится и пятилетний.

– Опять ноги бить, – пробурчал он, и под ехидное хихиканье Голоса двинулся вдоль железнодорожной насыпи на запад.

Начавшее клониться к горизонту солнце светило все так же по-весеннему ярко. Важно покачивались желто-сиреневые цветы с облаками сверкающей пыльцы над ними, за домами поднимался громадный какбыдуб вроде того, чьи плоды Пашка не так давно пробовал.

Но почему-то на улицах не было людей, и Комсомольский район выглядел совсем не так, как Автозаводский или Центральный, хотя в чем именно «не так», понять он не мог.

– Ой! – сказал Пашка, когда асфальт прямо у него под ногами вспучился, и из него полезло нечто вроде огромного гриба.

Отскочил в сторону, а через миг оказался лицом к лицу с мрачным дедом в исполинской шляпе, безразмерных шароварах и жилетке на голое тело, покрытое татуировками.

– Ты хто таков и чего тебе тут надо? – спросил дед, почесывая лиловую русалку на предплечье.

– Случайно оказался. И уже ухожу, – сказал Пашка. – Всего хорошего.

Он попытался обогнуть вылезшего из асфальта типа, но тот шагнул вбок и загородил дорогу.

– Нет, ты не уходишь, – сказал дед, обнажая в улыбке кривые желтые зубы. – Поиграем для начала.

Пашке это «поиграем» очень не понравилось.

А дед хлопнул в ладоши, и из асфальта полезли самые разные существа – змееголовые карлики в длинных передниках, мохнатые цветастые шары на паучьих ножках, рогатые и крылатые ящерицы, дикие гибриды разных животных. И все это закружилось и забегало вокруг, залопотало на сотни языков, так что Пашка не только оглох, но и обалдел.

– Стоп! Хватит! – закричал он, пытаясь отпихнуть пытавшуюся облизать ему лицо собачью голову на страусиных ногах.

– Они не услышат, – сказал Голос в самое ухо. – Это же иллюзии.

– Иллюзии? – и тут Пашка вспомнил, что слышал о женщине, прошедшей Лабиринт как раз где-то в районе Жигулевского моря и обретшей дар управлять такими вот штуками.

Но ничего себе у нее фантазии!

– Но почему они осязаемы! – отпихнуть собачью голову удалось, но Пашку схватил за руку один из карликов, а нечто вроде гусеницы с кабачок принялось тереться о лодыжку, громко попискивая. – Отвалите все от меня! Не хочу я с вами играть! Прочь!

И тут скопище чудных, фантасмагорических существ остановилось, в изумлении уставилось на него.

– Не хочешь играть? – донеслось одновременно из многих сотен ртов.

– Быстро вспомни про свой дар, – подсказал Голос.

– Тогда мы тебя накажем! – прогромыхало скопище, скаля зубы, сжимая кулаки и сердито дергая хвостами.

– За всеми этими существами стоит их хозяйка! Успокой ее или ты погибнешь! – судя по тому, что Голос звучал торопливо и нервно, опасность и в самом деле была нешуточной.

Пашка глубоко вздохнул, отгоняя страх, тревогу и раздражение, и одновременно пытаясь нащупать ту «трубу», по которой он не так давно сумел передать спокойствие и уверенность бабушке.

– Чего раскипятились? – спросил он. – Ерунда, дело житейское.

Толстый человечек с пропеллером на спине из книги «Карлссон, который живет на крыше» выражался примерно так же.

– Нет, накажем! – завопили сотни разных существ, и уже две руки Пашки оказались схвачены, а тяжелая, будто свинцовая гусеница обвилась вокруг ноги, не давая сойти с места.

Ничего себе иллюзии!

Неудивительно, что жители Комсомольского района предпочитают сидеть по домам – если тут по улицам бродит такое, да еще требует с ним играть, а потом обижается и наказать грозит…

– И зря вы так, – сказал Пашка, и эти слова будто что-то сдвинули внутри.

Он сумел забыть об опасности, что ему грозила, расслабился полностью, даже заулыбался. Почти тут же даже не увидел, а скорее вообразил нечто вроде невидимой воронки чужого внимания, что висела над ним.

Подумал немного и швырнул в нее свое умиротворение, точно баскетболист – оранжевый мячик.

По сонмищу иллюзий прошла судорога.

– Это как? – спросил один из карликов, отпуская руку Пашки.

– Это игра такая, – сказал тот, аккуратно и осторожно освобождая вторую.

Гусеница отвалилась после того, как он почесал ее спину, украшенную символами хоккейного клуба «Лада». Кольцо окружения вокруг Пашки лишилось плотности и он неспешно, словно прогуливаясь, двинулся обратно, в ту сторону, где остался выход на Короткие Тропы.

Лучше тамошние чудовища, чем толпа агрессивных иллюзий.

Просто так его не выпустили, шли следом, бормоча на разные голоса, переваливаясь на кривых ногах и трепеща крыльями, перепончатыми и пернатыми, и будто сотканными из света.

Когда Пашка взялся за ручку призрачной двери, иллюзии вновь забеспокоились.

– Эй, ты куда? – спросил тот самый дед в шляпе-грибе, что возник первым. – Оставайся, поиграем! Татуху тебе набьем!

– Нет уж, спасибо, – буркнул Пашка, и спешно проскочил в открывшуюся щель.

Был готов, что внутри его ждет громадное и опасное существо, то самое, что так мощно топало и едва не вынесло дверь, но нет, все оказалось тихо и спокойно, как и на Сорок лет победы, у другого входа.

Только успел облегченно вздохнуть, как снизу, с пола донесся писклявый голосок:

– Слышь, братан, это мы где?

Пашка опустил глаза и обнаружил, что рядом с его левой ногой мнется ярко-алое, мохнатое, напоминающее покемона существо с рожками, крылышками и парой огромных черных глаз.

Да, такие мелькали в толпе, но ни одно вроде близко не подходило.

– В вестибюле, – ответил Пашка. – А ты кто?

– Я? – существо задумалось, почесало когтистой лапкой макушку. – Не знаю… Натурально, я теперь сам собой управляю! Она меня создала, она мной вертела! И все! Свобода, век воли не видать!

Захлопали крылышки, и иллюзия с довольным курлыканьем взлетела в воздух.

– Вот этого еще нам не хватало, – досадливо сказал Голос.

– Не бурчи, старикашка, – отозвался покемон. – Я тебя вижу, хоть тебя и нет. Натурально, благодарность мне не чужда, и тебе, мой освободитель, я готов во всем помогать.

Летал он ничуть не лучше пьяного голубя и, немного покружившись, шлепнулся обратно на пол.

– А что ты можешь? И как тебя звать? – спросил Пашка.

Если толпа иллюзий выглядела жутко, то одна в отдельности – скорее забавно.

– Меня? – по алой шерсти пошла рябь. – А пусть я буду Шекьен, имя клевое… Понимаешь, я могу видеть то, что ненастоящее, поскольку сам такой, ну а тут подобной обманки больше чем реальности.

Ну да, логично – один фантом может видеть другие фантомы, сколь угодно совершенные.

– Тогда пойдем с нами, Шекьен, – сказал Пашка, вглядываясь в сумрак прохода между статуями. – Надеюсь, что в этот раз я сумею найти дорогу лучше, чем в прошлый, и никто нам не помешает.

И он двинулся по серебристой дорожке, а покемон засеменил следом.

У первой развилки Пашка остановился, но почти тут же понял, что знает, куда идти – у него словно появилось то чувство равновесия, которое возникает, когда научишься ездить на велосипеде, и которое не даст тебе упасть уже никогда.

Так что его просто наклоняло, вело в нужную сторону, к той тропе, что тянулась в сторону Цитадели Сна.

– Эй, братан, погодь! – воскликнул Шекьен, не прошли они и дюжины метров.

– Что такое? – Пашка остановился.

– А вот, – покемон просеменил вперед, и аккуратно зацепил когтем растущий из пола усик, почти незаметный на фоне серебристого свечения.

И тут же сумрак вверху исчез, его место заняла густая тьма, и настоящий ее водопад обрушился на тропу. Зашипело, Пашку обдало волной кислого запаха, несколько жгучих капель упали ему на лицо, так что он невольно отступил.

А затем все исчезло, проход стал таким же как ранее.

– Вишь, братан, польза и от меня есть! – сказал Шекьен, оглядываясь через плечо. – Тут полно всякой шляпы опасной, которую твой друг-старикашка ни за что не увидит, хоть и умный!

– Я бы попросил меня не оскорблять! – заявил Голос. – Я молод душой!

– Ее же у тебя нет, – удивился Пашка.

– Метафорически выражаясь, – поправился Голос.

– Ладно, за базар отвечаю, – Шекьен ухмыльнулся. – Мы в одной лодке, без балды. Можно только… меня повыше взять, чтобы я ловушки лучше видел?

Пашка усмехнулся и, нагнувшись, подхватил покемона, что оказался не тяжелее стакана воды.

– Пригрели на свою голову… никакого уважения… – продолжал бурчать Голос, пока они шагали дальше, но было понятно, что делает он это во всех смыслах без души, просто для порядка.

Шекьен оказался существом болтливым, грубоватым, но полезным.

Он видел фальшивые ответвления, ведущие в тупики, обнаруживал ловушки и помогал их преодолевать, а также замечал некие «живые опасности», которые не мог или не хотел описать, но которые приходилось обходить. С помощью покемона Пашка примерно через час оказался у того выхода с Коротких Троп, что был ему в данный момент нужен.

За полупрозрачными стенами обнаружились силуэты деревьев, фонарные столбы.

– Ну все, вам наружу, а я тут останусь, – заявил Шекьен, расправляя крылья.

– Это почему? – спросил Пашка, осознавая, что привязался к мохнатому и рогатому существу.

– А потому натурально, что едва выйду, как она опять моей хозяйкой станет, – сообщила иллюзия немного грустно. – Не, я такого не хочу… Дай пять, братан! Удачи!

Подпрыгнув на метр, он хлопнул Пашку по ладони и полетел назад, в серебристую полутьму.

– Слава всем богам, избавились от него, – проворчал Голос, но с некоторым сожалением.

– Ага, – Пашка вздохнул. – Теперь вперед.

Место, где вышел, он сразу не узнал, хотя догадывался, что находится где-то в районе Московского проспекта. Пока бродил Короткими Тропами, солнце успело зайти, и Тольятти погрузился в тревожные ноябрьские сумерки.

Горели окна, фонари на столбах, искрилась пыльца над огромными цветками, растущими на тротуаре. А еще впереди, над уходящей к горизонту широкой дорогой, поднималось багровое зарево, словно там пылал невиданной силы пожар.

– Это Ленинский проспект, а твоя цель впереди, – сообщил Голос, не дожидаясь вопросов.

Пашка кивнул.

Сзади, с впадающей в проспект улицы вывернула машина, лучи фар осветили мальчика, на асфальт упала длинная тень. И тут же заработала сирена, включилась мигалка, и он бросился в сторону, в заросли, за два дня Весны покрывшиеся свежей листвой.

– Стой! Немедленно остановись! – заорал усиленный громкоговорителем голос.

Но Пашка не слушал, он мчался через кусты, прикрывая лицо ладонью, и вглядывался в землю перед собой. А потом прыгнул в сторону и упал, прижавшись боком к стволу дерева, вдавился в землю, необычайно теплую, покрытую молодой, щекочущей травой.

Машина с визгом затормозила, лучи белого света упали на то место, где Пашка был только что.

– Выходи! Мы тебя видели! – сообщили через громкоговоритель.

И соврали – в этом сомнений не осталось.

– Вот оно, от Цитадели Сна расползается серый порядок, предвестие черного, – сказал Голос задумчиво.

Полицейская машина некоторое время постояла на месте, вращая алыми и синими огнями на крыше, а потом развернулась и медленно укатила в ту сторону, откуда появилась.

– Придется идти огородами, – сказал Пашка, вставая и отряхиваясь.

Так и шагал чуть в стороне от дороги, прячась за редкой полосой зелени и обходя освещенные участки. А затем впереди открылся протянувшийся с севера на юг Московский проспект, и Пашка замер с приоткрытым ртом, а все слова мигом выветрились у него из головы.

За сквером, там, где раньше вроде стояли какие-то домики, поднималось нечто похожее на римский Колизей, только черный и утыканный круглыми, остроконечными башнями. Многие были не достроены, но с вершины каждой из готовых бросал лучи целый пучок ослепительно ярких прожекторов.

Свет их непонятно почему имел красноватый оттенок.

И в этом мертвенном сиянии вокруг закутанного в леса сооружения вереницами и колоннами шагали туда-сюда подростки.

– Ой, мама, – сказал Голос. – Все даже хуже, чем я предполагал. Ужас-ужас.

Мальчишки и девчонки носили ящики, мешки, инструменты и еще какие-то штуки. Двигались неспешно, одинаково, неуклюже, но целеустремленно, и лица их казались застывшими масками.

Никакой охраны, надсмотрщиков видно не было, никто не кричал, не приказывал, и это пугало больше всего.

– Вот засада, – пробормотал Пашка, ощущая, как по спине бежит холодок.