Текст книги "Орбитальная командировка"

5

Когда кэп предложил Лене устроить концерт, она сначала сильно удивилась. Потом поняла, что это как раз то, что ей сейчас надо. Ей нужно было переключение или хотя бы некий клапан, через который можно стравить эмоциональное давление. Потому что у неё образовались серьёзные проблемы с супругом, и они сильно давили на психику. Они прожили вместе уже больше двадцати лет, воспитали и выпустили в жизнь детей. Совсем недавно, пару лет назад, Лена искренне думала, что всё идёт хорошо – у них есть ещё друг для друга лет тридцать, здоровье тоже пока есть. Эта мысль наполняла её уютом и согревала. Ей тогда уже было крепко за сорок, кстати, но выглядела она хорошо. Строила некие планы. Но, увы, природу обмануть не удалось – пришёл момент в их жизни, когда взаимная тяга постепенно рассосалась. Антагонизма пока не было, но возникшая пустота её давила. Лена, по природе своей женщина активная, поняла, что надо как-то влиять на ситуацию. Она ходила к соответствующим специалистам. Это заняло целый год. Дурацкие и абстрактные рекомендации – что, мол, надо «работать над отношениями» – она так и не поняла. Как взаимное физическое влечение молодых переплавить в тихую дружбу зрелых людей – она не знала.

Для начала она всё-таки окончательно и бесповоротно осознала, что мужчины – это, увы, не слегка видоизменённые женщины. И у них действительно всё радикально по-другому – и причины, и следствия. Ей потребовалось сделать над собой серьёзное усилие, начать хотя бы иногда думать с мужниной колокольни и вести себя соответственно, по-новому. Удалось, в частности, слегка переформатировать голову. Это сработало на какое-то время, хотя был период в начале, когда супруг смотрел на её инициативы явно скептически. Он понимал, что уже не является ни в каком смысле привлекательным для неё, и потому резонно подозревал у жены наличие каких-то тёмных мыслей и планов в его отношении. Но через некоторое время доверие вернулось, он начал делиться с ней, впустил опять в свой внутренний мир. Возобновился и секс. Она была тихо горда всем этим. Она выросла надо собой, открыла в себе то, за что её можно было уважать. И это было подтверждено – она увидела результат.

Так они, кстати, прожили довольно долго, всё было вполне нормально, но год назад настал второй этап этой невесёлой пьесы – у него на горизонте появилась молоденькая японочка. Сначала в качестве простой секретарши. Потом она перешла в статус помощницы по бизнесу, начала с ним летать в командировки. Он явно стал проводить с нею слишком много времени и даже, подлец, похоже, активно использовал купленную ему женой виагру. Не надо думать, что он какой-то плохой человек и ему незнакомо понятие морали, такое происходило с миллионами других мужчин. Седина в бороду, сами понимаете… В общем, получилось то, что получилось: уже немолодого Лениного супруга в какой-то момент таки пробило на молоденькую и весьма раскрепощённую японочку. И что Лене с этим теперь было делать – поди пойми. Работу на орбите она бросить не могла. В общем, нарисовался тупичок, если не врать себе…

Так что подготовка к концертам, само выступление, реакция окружающих – всё это хотя бы на время отвлекало её от печальных дум. Она даже как-то подпитывалась позитивной энергетикой. В голову начали приходить мысли, что ещё не всё потеряно…

Такого рода коллизии рвут женскую душу и, следовательно, порождают стихи и всякое иное в том же духе. Все издательства, кстати сказать, были последние годы просто завалены женскими произведениями. Были среди них настолько талантливые, что Ахматову с Цветаевой уже начали считать за поэтесс второго эшелона. Лена, что делает ей честь, не стала ввязываться в это дело. Но тут, на орбите, она нашла хороший выход для себя. Исполняла она в основном старые песни, но на таком эмоциональном запале, что у людей ком в горле стоял иногда. В тайне-то ведь ничего не сохранишь, народ орбитальный всё прекрасно понимал и ей сочувствовал. Потому что раньше теряли мужей в войне, а теперь – вот так. И ничего ты с этим не сделаешь…

За час перед концертом кэп разрешал включить нормальную гравитацию. Все этому радовались. Лена вылезала из опостылевшей униформы, надевала красивое платье. Причесывалась, по мере сил приводила себя в земной вид – хотела хоть на время концерта вспомнить свою изначальную суть, побыть земной женщиной, а не бесполым старшим телеметристом в синем комбезе с многочисленными карманами и с флюоресцентной фамилией на спине. Не только для неё, для многих других орбитальщиков тоже такой концерт воспринимался как возможность на час-другой стать настоящим земным человеком. Поэтому прихорашивались многие, кстати – хоть маленький, а праздник.

Голос у Лены был высокий и чистый. Пела она действительно хорошо и к тому же ещё замечательно грассировала – народ просто колбасило по полной программе. Играла хуже, но это было абсолютно некритично, песни обычно требовали трёх-четырёх аккордов. Ну и репертуар всё-таки был старинный. Ещё из прошлого века, когда она была совсем ещё девчонкой и даже слегка причастна ко всякого рода слётам, авторской песне, помнила, что такое лес, дрова и костёр, видела живых Визбора и Окуджаву. Фотография одного из них в облезшей рамочке была прикручена на стенку у неё в каютке.

Начинала она довольно традиционно:

Виноградную косточку в тёплую землю зарою,

И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву…

За ней следовали разные продолжения:

Эту пряную перину море вынесло на берег,

Солнце воду испарило – получилось хорошо…

Или, например, это:

В ночном саду под гроздью зреющего манго

Максимильян танцует то, что станет танго…

Или даже иногда визборовскую:

Приходи ко мне, Бригитта,

Как стемнеет, приходи.

Всё, что было, то забыто,

Всё, что будет, – впереди…

А когда она пела:

Он здесь бывал: ещё не в галифе —

В пальто из драпа, сдержанный, сутулый…

– все понимали, что она меняет наполнение этого стихотворения и имеет в виду совсем другого мужчину. Но об этом не будем пока…

Вот и сегодня она сидела на стульчике, поставив гитару на колено, и перебирала струны. Отросшая за время орбитальной жизни чёлка то и дело падала на глаза и мешала петь. Она её сдувала, но та вновь падала. Она даже внутренне рассердилась – надо было какой-нибудь небольшой аксессуарчик предусмотреть, чтобы эту проклятую чёлку держать на положенном ей месте. Типа заколки, что ли. Народ расселся, она произнесла какие-то вводные слова. В основном про то, каких авторов она будет петь сегодня, – ей почему-то остро хотелось Берковского.

…Она допела «Гренаду» и в паузе попила водички. Поверх кромки стакана посмотрела в зал. Заправщик, её орбитальный приятель, сегодня сел сбоку. Её помощник, младший телеметрист, пристроился посередине. Он её боготворил, излишне громко и всегда фальшиво подпевал. Её это злило, но сказать ему было неловко. Вон поодаль пристроился связист. В крайний раз он слушал аж с открытым ртом. Сейчас пока рот закрыт. Сосёт леденец, похоже. Ой, а кто это там сзади? Хм, на Андрея похож. Во дела! Это ж мой приятель студенческий! А откуда он здесь? Он ведь теперь известный и даже модный журналист, говорят. Сугубо для эстетов типа. Во, блин, дела… Даже, помнится, читала пару раз его медитативные опусы. Значит, он и сюда добрался. Ну-ну… Про нас будет писать, очевидно. Похоже, даже скорее про меня. Хм, забавно… А у меня голова ещё немытая после смены, нехорошо… И прыщик на шее… Во как внимательно слушает. Как и раньше. Правда, он эти песни уж, небось, сто лет как позабыл… Ну ладно, напомним, дело это весьма нехитрое… Она встретилась взглядом с Андреем и игриво подмигнула ему. Заметила, как он чуть вздрогнул и тоже попытался ей в ответ рукой сделать некий приветственный жест. Но на него все начали тут же оглядываться и шикать. Концерт, впрочем, уже продолжался – Лена запела знаменитую когда-то песню:

Каждый выбирает для себя

Женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку —

Каждый выбирает для себя.

…Когда начался концерт и Андрей увидел её, в желудке как будто поселился камень. Да, это была она. Несмотря на то, что они давно не виделись, не узнать он её не мог. Она, разумеется, изменилась, но эти изменения были в сторону изящности, тонкого вкуса и вытекающей из этого какой-то незащищённости. Совсем не то что раньше, когда она запросто могла надеть серое с коричневым и вдобавок обуться в белое. Что касабельно собственно песен, то Андрей некоторые из них даже смутно помнил. Вот, например, эту, которая как раз сейчас звучала:

Ничто не стоит сожалений,

Люби, люби, а всё одно, —

Знакомств, побед и поражений

Нам переставить не дано…

М-да… Андрей в своё время даже выучил аккорды для этой песни, но музицировать на людях было явно не его призванием, как вскоре выяснилось. Кто-то слева от Андрея засопел и всхлипнул от прилива чувств. Потом ещё была «Куда ты уехала, Сьюзен» и совсем под конец «О, сладкий миг, когда старик…». После всего – долгие аплодисменты и букетик тюльпанов из их орбитальной оранжереи. Они, эти тюльпаны, в невесомости вырастали весьма непохожими на земные, но всё равно от добрых старых традиций никто не хотел отходить. Правда, почему-то эти цветы не пахли.

После концерта все не особо спешили расходиться, несмотря на информацию на табло, что через пятнадцать минут отключат гравитацию. Никто не просил её петь ещё – видели, что она утомлена. Но на лицах у всех читалось ощущение, что надо бы ещё немного побыть вместе. Хотя бы несколько минут. Продлить воспоминания о земной жизни. Люди в основном молчали, кто-то глядел в пол, кто-то – в потолок. Одни продолжали сидеть, иные стояли небольшими группами и полушёпотом говорили. Лена тоже не уходила – ей принесли минералки, и она пила маленькими глотками. Рядом на стуле лежала замолчавшая Ленина гитара, и кто-то подошёл и просто в задумчивости потрогал басовые струны. Те отозвались тихим гулом…

Андрей прекрасно понимал, что прямо сейчас поговорить вряд ли получится. Хотя ему показалось, что Лена была бы не против. Но это не факт, конечно. Может быть, вообще лучше завтра? А если у неё работа завтра? Да и захочет ли она вообще общаться? Но обозначить себя надо по-любому. Раз уж она ему помахала рукой. Да, надо попробовать… Хотя бы пару слов – просто, чтобы понять, какие он у неё эмоции вызывает. Лучше бы, конечно, никаких. Но, с другой стороны, Андрей почувствовал, что этот концерт уже разбередил его, и сохранить холодную голову будет непросто. Сдвинулись какие-то внутренние процессы, которые были много лет заморожены в нём. Надо ли это ему теперь – вот вопрос. Но работать надо, тут нет вариантов. Писать же втихую, даже не поздоровавшись и не поговорив с ней, – это как-то вообще несолидно с профессиональной точки зрения. Хотя некоторые коллеги Андрея таки и делают. Нет, мы так не будем поступать. Андрей тронул за локоть стоящего перед ним человека и глазами показал тому, что ему надо бы пройти вперёд. Тот чуть посторонился, Андрей обогнул группу людей и подошёл к Лене. Они душевно поздоровались, даже слегка соприкоснулись щеками, по нынешнему обычаю. Он вкратце обрисовал, кто он сейчас и зачем тут. Лена была, возможно, немного удивлена и его появлением, и его задачей, но не показала этого. Напрашиваться на долгий разговор с уставшей женщиной, даже давно знакомой, Андрей счёл бестактным, и они договорились, что плотно побеседуют завтра в обед. Но вышло слегка иначе…

6

Андрей пришёл к себе в каютку, почистил зубы, сбросил обувь, уселся на диван. Тело вроде бы хотело поспать, но мозг пока придерживался иного мнения. Он достал из холодильника банку пива и чипсы. Чипсы оказались чудовищно просроченными, и он пульнул весь пакет в молекулярный утилизатор. Тот удовлетворённо почавкал и через 15 сек опять выдал свой дружелюбный зелёный глаз. Андрей прикола ради в своё время (на Земле) с ним вдосталь позабавлялся. Книгу средней толщины этот чудовищный прибор сжевал, помнится, за сорок пять секунд. Тапок – почти за две минуты. Бутылка из-под шампанского превращалась в ничто спустя две с половиной минуты. Датчик жизни, кстати, работал исправно – загруженные в утилизатор тараканы выползали обратно живыми и весьма бодрыми. Что вы хотите – фирма «Сименс» веников не вяжет. Однозначно полезная вещь. Здесь, на станции, была уменьшенная версия, но всё равно интересно. Через пару минут опустевшая банка из-под пива, печально позвякивая, направилась вслед за чипсами. С ней утилизатор разобрался всего за минуту, хотя она была композитная. Неплохо, неплохо… Андрей опустил глаза вниз, секунду подумал и снял уже несвежие носки. Они быстро отправились в путь вслед за банкой – на них было потрачено секунд двадцать, по Андреевым ощущениям. Он уважительно сказал: «У, холера…», но ничего ещё достойного утилизации вокруг не обнаружил.

Тогда он перевёл тело в горизонтальное положение и попытался увидеть в воображении текст про недавний концерт уже готовым. Но текст в голове пока, увы, не вырисовывался. Слова придут позже (он это знал), а пока надо было познать всё происшедшее на невербальном уровне. Это было, вообще говоря, с некоторых пор основным приёмом Андрея для прихода к новым состояниям сознания. Где-то после сорока он заметил, что прирастает уже не разумом, а психическим потенциалом. Странно поначалу было ему это наблюдение. Мозги его, похоже, к этому возрасту извлекли из окружающей реальности всё, что из неё можно было извлечь рациональным способом. Дальше начал работать совершенно иной способ познания мира. Андрей к этому был не готов – для того, чтобы двигаться дальше, надо освободить мозг и сделать его органом чувств следующего уровня. То есть по всем раскладам получилось так, что Андрей сам собой, почти невзначай, добрался до буддизма – это он понял уже сильно потом. Достигнуть состояния самадхи случайно, конечно, нельзя, но от аффектов сознания избавиться можно. А сначала Андрей немало удивился своим выводам: что есть, оказывается, вещи, которые надо познавать не по-западному – расчленением и препарированием, а по-восточному – хитрым коннектом и растворением в них своего эго. Немного жаль западномыслящих – по непонятным причинам встать на этот путь они могут преимущественно химически. По этому «анизотропному шоссе» через какое-то время можно прийти и к мультиреальности, но Андрей так далеко пока не забирался. Он читал в детстве одну вещь братьев Стругацких. «Волны гасят ветер» называется… Но понял её совсем недавно…

К слову сказать, при таком образе жизни, который недалёкие западные люди называют «странным», открывается много нового даже в обыденной жизни человека. Например, Андрей самостоятельно нашёл хороший способ лечить грыжу, которая у него к тому времени обнаружилась. Надо просто ходить задом наперёд. Каждый день по полчаса примерно. Другие мышцы работают, и никакой операции в результате и не надо. А открылось ему всё это, когда он ушёл из-под давления умных медицинских книжек.

В таком полумедитативном состоянии прошло около часа. Андрею захотелось перед сном выпить чаю. У него был пунктик относительно чая. В том смысле, что, когда уже перевалило за сорок, он внезапно его полюбил. До этого просто употреблял. Без эмоций – сугубо как подслащённую коричневатую жидкость. Ему было всё равно, что квас, что чай, что кисель, – была бы жидкость. А вот после сорока он внезапно полюбил чай. Вообще, после сорока многое в мужчине меняется. Кто-то называет это кризисом среднего возраста. Неважно, как это называть, но действительно мужчины сильно меняются (за женщин Андрей не мог ответить столь же определённо, но это и для них не исключено). Новые вкусовые рецепторы пробудились, что ли? В первый раз Андрей за собой такую вкусовую трансформацию заметил ещё раньше – когда вдруг распробовал коньяк. А то ведь тоже было время – когда коньяк представлялся ему просто как не очень удачный заменитель водки. Но это было ещё до армии. Потом, видимо, во рту сменилась ситуация, дёсны внезапно обрели чувствительность, и Андрей тогда испытал первый в своей жизни вкусовой удар. То есть, придя из армии, он с друзьями выпил коньяка и резко обалдел от внезапно нахлынувших вкусовых эмоций. Это было очень неожиданно и очень приятно. Но то было совсем давно, он ещё был упруг и бодр, а вот лет десять тому назад впервые испытал почти аналогичные ощущения от хорошо заваренного чёрного чая. И теперь его по вечерам мучил главный вопрос истинного английского джентльмена – как правильно поступить? Ведь два кусочка сахара – мало, а три – уже много. Н-да… Это, кажется, вежливо называется «зрелость». Впрочем, это не принципиально…

Гравитацию уже отключили (над дверью горело соответствующее сообщение), и простое человеческое желание теперь оказалось под большим вопросом. Кстати, в каюте почему-то не было кулера. Андрей обследовал свой багаж – там был, он это чётко помнил, кипятильник. Ага, вот он. Теперь надо придумать, как в невесомости вскипятить воду. Андрей задумчиво обвёл взглядом окружающее пространство. Увидел в углу розетку. У него возникло нехорошее чувство, что розетка на время невесомости обесточена (видимо, чтобы такие, как он, не включали в неё свои кипятильники). Андрей подтянулся поближе и разглядел, что к тому же нужен переходник – розетка была трёхштырьковая. «Вот ведь козлы-то идиотские», – сам себе сказал Андрей. Похоже, этот модуль станции был сделан китайцами. Н-да, классно попил чайку, ничего не скажешь… Но в какой-то момент Андрея наконец осенило, что он идиот, ибо в наступившей невесомости ничего нельзя было вскипятить в принципе. Уроки физики не надо было прогуливать. Он улыбнулся, представив себя бродящим по полутёмным коридорам с кипятильником в руке. Но неужели тут в самом деле ночью негде взять кипятка? Как-то не верилось. Андрей потыкал пальцем сервисный экран. Те каюты, где ещё не спали, горели зелёным. В одном из квадратиков Андрей увидел надпись: Ivleva. И там был зелёный цвет. Он нажал кнопку, вскоре появилось её лицо.

– Слушай, а как тут люди чай пьют в это время? – спросил у экрана Андрей.

– А, это ты… Да просто берут воду из термоса, – её ответ был несколько разочаровывающим.

– Упс… Вот ведь засада, у меня только кипятильник. – Андрей был слегка смущён своей неосведомлённостью и неподготовленностью к жизни в реальном космосе.

– Это же тебе не провинциальная гостиница, тут тебя с кипятильником не поймут. Если хочешь, могу дать водички, у меня полтермоса ещё осталось. – Её предложение казалось абсолютно естественным. – Подождёшь пять минут, а? Я тут кое-что должна ещё сделать.

– Да не вопрос. Жду, – сказал Андрей и блаженно потянулся.

Он давно научился гасить глупые эмоции, но сейчас не очень получилось. Всё-таки себя не переформатируешь. Андрей обрадовался, как будто ему опять было девятнадцать лет и он наконец договорился с девушкой о свидании. Вскоре и вправду раздался негромкий стук в дверь каюты. Тук, потом тук-тук, потом опять тук. Сердце как будто ответило – такое же тук почему-то раздалось и в груди Андрея. Он сглотнул, сдёрнул своё тело с дивана и сказал двери «Да», хотя по уму надо было бы басовито сказать «Минутку!». Но не догадался… Дверь открылась и пропустила Лену Ивлеву. Она посмотрела на Андреевы босые ноги и чуть улыбнулась. Он тоже перевёл взгляд на собственные ноги, и те, как будто в ответ, пошевелили пальцами. Как будто говорили – ну и что с того?

…Лена проплыла вглубь, улыбаясь и держа в руке термос. Она уже отдохнула и была в джинсах и футболке с какой-то непонятной Андрею надписью – воздух-то в жилые помещения станции нагнетался, так что можно было ходить в нормальной одежде. Они выпили чаю с сухарями, потом разговорились на общие темы. Андрей догадывался, что не стоит бередить земные проблемы, они явно коснулись Лену – это было понятно. Впрочем, Лена сама направляла разговор.

– Слушай, я тебя когда увидела, сильно удивилась, конечно. Да. Ты же теперь у нас журналист… Но, насколько я помню, ты упорно углублялся в кибернетику. Я ещё не забыла твои нашумевшие доклады про искусственный интеллект. Были же хорошие перспективы, как я понимаю. А теперь журналист. Как-то не вяжется…

– Ну да, было дело. И ты помнишь мои сообщения? – Андрею это было явно приятно, и он даже потрогал кончик носа. – Тогда ещё все были взбудоражены информацией от Verysoft про создание компьютерных программ, которые якобы обладают сознанием. Меня даже чуть не согнали с трибуны во время доклада. Помнишь?

– Не очень, но вполне возможно. Я же больше по телеметрии, ты же знаешь. – Лене, в свою очередь, явно хотелось получить более развёрнутые объяснения Андреевых метаморфоз. Она сложила руки на коленях, слизнула крошку печенья с губы и спросила: – А кстати, та шумиха оказалась пшиком, да?

– Ну как сказать, пшиком или не совсем пшиком… Тут, понимаешь, нету однозначности…

Ответ Андрея был слишком абстрактен. Он это тоже понимал и потому быстро добавил, что идея «про программы, которые снятся другу другу и тем похожи на то, что происходит в голове человека» вызывает лично у него массу вопросов. Лена вежливо полюбопытствовала, что же это за вопросы. Андрей почесал затылок, посмотрел на потолок и сказал, что нельзя со всей определённостью говорить, что чертой, отличающей сознание от несознания, является способность видеть сны. Действительно, о чём говорит способность видеть сны? Только о том, что видящий их временно начинает считать текущий сон текущей реальностью. Это проблема интерпретации получаемой информации: во сне ты просто искренне полагаешь, что реальность – это то, что ты вот прямо сейчас видишь. То есть, по мнению Андрея, получаемые данные ни в коей мере не должны наталкивать на мысль о реальности своего источника. Андрей глотнул чая и посмотрел на Лену. Было неочевидно, что такое объяснение было ей понятно.

– Ну да, это же не пара коммуницирующих инстансов, – задумчиво сказала Лена. Было видно, что она всё-таки пока пребывает где-то вдалеке, в своём мире.

– Пара чего? – переспросил Андрей. Это словечко было для него новым в таком контексте.

– Инстансов. Это типа экземпляров программ в памяти, – быстро пояснила Лена.

– Ну да, конечно. – Андрею надо было срочно что-то сказать, чтобы не утратить лидерство в их обсуждении. – Действительно, какие уж тут инстансы могут быть.

Они выпили по второй и ещё с полчаса пообсуждали все нюансы и ответвления этой темы. Андрею было что тут рассказать. Лена больше слушала, но постепенно и её захватило. Всё-таки как рассказчик Андрей был неплох, очень даже неплох…

– Да-а, повезло тебе, – протянула наконец Лена, – это же было так классно. В том смысле, что жутко интересно. Так с чего ты бросил эту сферу-то? Перестали платить? Или с шефом поругался? Ты же был самый перспективный на курсе.

– Да нет, с шефом-то всё было более-менее. Ты ведь его тоже знала, кажется. Профессор Амбарцумян, помнишь? Он нам ещё читал распознавание образов на пятом курсе.

– Да, что-то было такое. – Лена добросовестно пыталась вспомнить лица и фамилии людей тридцатилетней давности.

– Но ушёл я из кибернетики совсем по другой причине. – Голос Андрея вдруг чуть изменился. Лена это заметила и заглянула ему в лицо. Андрей кашлянул и продолжил: – Даже не знаю, как это сформулировать-то получше. Ты ведь читала «За миллиард лет до конца света»?

– Ну было, да. – Лена ответила утвердительно, но слегка неуверенно.

Андрей догадался, что ни хрена она не читала. Жаль. Большой минус… Ну или читала, но всё уже давным-давно выветрилось у неё из головы. Андрей, разумеется, не мог её осуждать, просто это было печально. Женщина, что взять…

– Гениальная книжка, тут не может быть двух мнений. Так вот – у меня было что-то слегка похожее. Это очень странное чувство. А потом – страшное, просто жуткое. Ощущение своей управляемости, разумеется, приходило ко мне и раньше. Но то было иное. Я в большинстве случаев понимал, чья воля мной движет туда или сюда. А тут я растерялся – было похоже, что моим скромным раздумьям сопротивляется нечто большее. Точно по той самой книжке. Как будто кто-то смотрит мне прямо в мозг. Это не описать … – Андрей сглотнул, расстегнул пуговку на рубашке. И вообще как-то заёрзал, что было для него нетипично в последние двадцать лет. Видно было, что он не на шутку разволновался.

– А… – Лена открыла было рот.

– Нет, это было не от переутомления, – быстро ответил он на незаданный, но подразумевающийся вопрос.

– И что ты сделал?

– А что тут сделаешь? Так не могло продолжаться, ты понимаешь. Через год пришлось уйти, а то бы положили в дурдом. Всё к тому шло… Не знаю, очень трудно описать то самое чувство… Тупая сила начала в тебя кидать бомбы… Пытаешься сначала себя уговорить, что это нелепые случайности, вспоминаешь статистику – учёный же как-никак. Отовсюду исходит угроза… И бомбы ложатся ближе и ближе… Но стоило перестать делать то, что хотелось делать, как тут же всё наладилось. Как награда за сговорчивость… Я до сих пор сам себе противен, когда вспоминаю всё это, если честно… Действительно, прямо как было там написано… Единственное, что хорошо, так это понимание того, что это тоже с кем-то когда-то было… И, может быть, происходит не так уж и редко. Но укротить свой страх мне не удалось, увы… – Андрей замолчал, опустил лицо, но через мгновение почувствовал тёплые Ленины ладони у себя на плечах…

– Тебе, Андреюшка, сейчас надо бы успокоиться и переключиться, мы, похоже, зашли не туда, куда надо, – глядя ему в глаза в глаза, сказала Лена. Раздался звук раскрываемой молнии и Андрей осознал, что наступает следующая фаза общения давних знакомых…

…Секс в космосе оставил бы приятное впечатление, если бы не одно но: Андрей довольно быстро понял, что Лена вместо него сейчас ощущает в себе своего мужа. Она даже прошептала его имя пару раз – уши-то Андрею пока не заложило, он всё отчётливо расслышал. Он хотел обидеться и прекратить немедленно, но какое-то острое и внезапное чувство то ли жалости к ней, то ли злости за себя самого не позволило сделать это. Поработать за мужа было приятно физически и неприятно психологически. Получалось так, что собственно самого Андрея для Лены и не было тут. Был некий человек мужского пола, временно выполнявший функции мужа. Андрей от этого даже замедлился, почти остановился. Но внезапно ему зашло спасительное видение, что им по двадцать лет, никакого мужа ещё нет и в помине, а они просто целуются в общаге на скрипящей кровати (чего никогда в реальности не было). И простыня медленно сползает на пол… Лена призывно раскрывается… Они соединяются… У Андрея даже пересохло в горле от этого видения. Он почувствовал, как его захватывает и несёт куда-то в молодость…