Текст книги "Чёртова дюжина"

Саша, он же – Саня, он же – Шурик, худенький, бледный и очень болезненный мальчик, учился с Антоном в одном классе. В тот самый первый день в школе Рублёв был единственным, кто не смеялся над маленьким негритёнком, не дразнил его. Саша даже пытался робко, как мог, защищать Антона. У Сашки был талант: он был на ты с любой техникой, словно «чувствовал» механизмы. Мог с закрытыми глазами разобрать и собрать любой. Юный механик чинил часы, утюги и телевизоры не только дома, но и всему подъезду. Совершенно бесплатно. После школы Саня собирался поступать в политехнический. Помимо техники, Рублёв был страстным аквариумистом и шахматистом. Аквариумами с экзотическими рыбками у Рублёвых была заставлена вся квартира: отец Сашки тоже держал рыб и передал своё увлечение сыну. В шахматы же Саша играл несколько лет. Успешно выступал на первенстве района, города и даже области.

Майя жила в одном подъезде с Антоном, а училась в другой школе, двадцать первой. Кроме того, Хлябич посещала ещё и музыкальную. Антон не обращал на свою юную соседку ни малейшего внимания, даже имени её не знал. Но однажды произошёл случай, после которого русский эфиоп и еврейка стали лучшими друзьями…

* * *

Чехов возвращался с тренировки, выжатый словно лимон, думая лишь о том, как побыстрее добраться до дома, принять душ и завалиться спать, когда его внимание привлекли крики:

– Эй ты, жидовская морда! А ну, стоять!

Душ, сытный ужин и здоровый сон, похоже, откладывались. Антон поспешил на крики. Невысокая темноволосая девушка в очках, инстинктивно выставив вперёд нотную папку, пыталась заслониться от двух бритоголовых субъектов года на два старше Антона. Один, достав изо рта недокуренную сигарету, затушил её о нотную папку, потом вырвал её из хрупких, музыкальных рук девушки и швырнул в лужу. Антон перешёл с быстрого шага на энергичную рысь.

– Эй, бойцы! – крикнул он, подбегая. – Какие-то проблемы?

«Скины» обернулись. Один, пониже ростом, грузный, довольно оскалившись, изрёк:

– Гы… Глянь, Лысый, тут у нас ещё и ниггер!

– Негров на косухи! – крикнул второй, высокий и широкоплечий, потрясая в воздухе большими кулаками.

– Я к вам по какому вопросу, пацаны…

Чехов подошёл к «скинам» поближе, добродушно улыбаясь. Широкая спина чернокожего юноши заслонила собой миниатюрную еврейку.

– Я спросить хотел, пацаны! – продолжая улыбаться, проговорил юный боксёр. – Вопрос задам, ладно?

– Типа, это… Как пройти в библиотеку? – продемонстрировал знание советского кино высокий «скин».

– Да не… – протянул Антон. – Про библиотеку я и так в курсе. Другое: вот почему ты, – юноша ткнул пальцем в грузного, – его Лысым назвал? Вы ж оба лысые! Как отличить-то, блин! Не путаетесь сами?

Лица «фашей» посерьёзнели.

– Не, не путаемся, – глядя исподлобья на африканца, процедил грузный. – Потому что я – Череп. Он – Лысый, а я – Череп. Усёк, гнида черномазая? Ты с нами, типа, шутки пошутить решил? Клоуны мы, типа? Тогда ты у нас, ниггер, в нашем цирке обезьяной будешь!

Сказав это, Череп двинулся на Антона. Лысый последовал за товарищем.

– Дуй домой, пианистка! – тихонько прошипел Антон, чуть повернув голову. – Давай, только по-тихому, пока они не прочухали.

– Я вас не брошу с ними одного! – тоном героини-комсомолки заявила пианистка.

– Ну ты и… – Антон хотел сказать «дура», но не успел. Завязалась драка. Чехов, тогда ещё перворазрядник, действовал хладнокровно и жёстко. Джеб, финт левой, прямой правый в корпус, отскок назад, снова джеб…

Скрипнули тормоза. Метрах в ста от дерущихся остановился милицейский газик.

– Валим, Череп, валим! – хлюпая разбитым носом, заорал Лысый. И, рывком подняв с земли совершенно дезориентированного после коронной «двойки» Чехова второго скина, поволок его за собой в соседний проходной двор.

В милиции Майя долго и пылко говорила что-то о бандитах с большой дороги, о странствующих рыцарях, которых так не хватает в наши дни. Молодой лейтенант слушал Майю и откровенно скучал. Страж порядка постарше, седоватый, с капитанскими погонами, прихлёбывал горячий чай из стакана и девушку, кажется, не слушал вовсе. Когда потерпевшая пианистка наконец замолчала, лейтенант перевёл взгляд на Антона и спросил:

– Приметы особые у нападавших были?

– Лысые. Один повыше, другой пониже.

– Ты издеваешься? – вскипел лейтенант. – Особые, говорю, приметы!

– У одного нос, возможно, сломан, – добавил Чехов. – Мной.

Когда потерпевшая и свидетель ушли и стражи порядка остались в кабинете одни, молодой лейтенант посмотрел на своего старшего коллегу и проговорил:

– Не перестаю охреневать от этой жизни, Николаич. Всякое видел, но негра по фамилии Чехов, да ещё Антона Палыча – в первый раз.

– Александр Пушкин было бы круче, – ответил второй милиционер, видимо, более образованный. И, видя полнейшее непонимание в глазах коллеги, пояснил: – У Пушкина тоже предки из Африки были. По отцовской линии.

Антон провожал девушку в первый раз. Было странно и интересно. Чехов больше слушал, а Майя больше говорила. Рассказывала о музыке, о великих композиторах. О педагогах музыкальной школы.

– Они – удивительные люди! – восторженно говорила Майя, жестикулируя своими изящными, тонкими руками. Антон смотрел на эти руки и чувствовал, как у него отчего-то начинает кружиться голова. Как после нокдауна.

– Удивительные, знаешь… Наверное, если бы не Марина Петровна, мой педагог, я бы никогда не поняла, что скрипка – живая!

– Живая? – спросил Чехов, не переставая смотреть на руки Майи. – Как это?

– Она петь может. Как птица. И заставить её петь может лишь человек, обладающий особым талантом… А его, талант, ещё надо суметь раскрыть! Словно бутон, спящий бутон. Это и делают педагоги, раскрывают в нас бутоны.

– Интересно, – сказал Антон. – Я как-то раньше вот так, серьёзно, не задумывался…. О музыке.

– А ты сам что любишь? – спросила Майя. – Погоди, угадаю: наверное – джаз, да? Ну или что-то более современное. Рэп, да?

– А, ну да! Если чёрный, то сразу – рэп, – проворчал Чехов, бросив на девушку недобрый взгляд исподлобья.

– Антон, я совсем не в этом смысле… – затараторила Майя, густо покраснев до ушей. – Я в том смысле…

– Да ладно! Проехали, – буркнул Антон и махнул рукой так, будто муху отгонял. – Нормально всё. Рок я люблю. Наш, русский. Не новые группы, а стариков больше. Во время пробежек в наушниках «Арию» слушаю. Ну или просто, с утра, чтобы взбодриться. Она меня энергией заряжает. А вечерами – под настроение – «ДДТ».

Море смысла в их песнях. Шевчук – это просто… Толстой в музыке! Крутой человек. Настоящий философ.

Незаметно ребята дошли до своего дома. Антону отчего-то очень не хотелось расставаться.

– Май, может, ещё погуляем, а?

– Хорошо, давай. – И девушка улыбнулась Антону. У Чехова снова закружилась голова. Как после нокдауна.

Ночью Антону Чехову приснился странный сон. Он спал на раскладушке на балконе: вычитал о такой системе закаливания в интернете. Было прохладно, он откровенно мёрз под толстым шерстяным одеялом. И всё равно, несмотря на холод, подросток незаметно для себя заснул. Словно в омут нырнул. После свидания, самого первого в жизни, ему, наверное, должна была присниться Майя. Ну… или скрипка, музыка. А приснилось Антону, что он идёт по огромному, до самого горизонта, морю травы. Странные большие деревья подпирают макушками бледно-голубое небо. Вдали пасутся какие-то животные. Целые стада животных: рогатых, полосатых… Разных. И солнце… Много солнца. Им словно пропитано всё вокруг. Солнце греет кожу. Просто обжигает, как летом, на пляже.

– Уф, жарко! – Антон, не открывая глаз, отбросил одеяло. Холодный, пронизывающий русский ветерок быстро вернул Чехова в реальность. Недовольно морщась, парень встал. Подобрал с пола одеяло, завернулся в него с головой и отправился, зевая, досыпать в комнату.

* * *

– Сань, знаешь, а я в космонавты намылился после школы… Ну, вернее, хочу в училище лётное поступить, на факультет космодесанта.

С момента описанных событий, драки со скинхедами, минуло без малого три года. В июне – выпускные экзамены, и прощай, школа, каждый по своей дорожке. И Чехов выбрал, видимо, самую странную, ведущую прямиком в космос.

Саша Рублёв, услышав такую новость, даже чаем поперхнулся. Они с Антоном сидели на кухне у Чеховых и старались не шуметь, чтобы не разбудить отца.

– Чего?! – забыв о «режиме тишины», невольно вскрикнул Сашка. – На какой факультет?!

– Да тихо ты! – зашипел Антон. – Отец отдыхает после работы! На факультет космодесанта. Новый факультет. Говорят, его открыли в связи с обнаружением за последние пять лет большого количества землеподобных экзопланет. Ну… Не то чтобы большого. С десяток примерно. А к двум из них в 2033 году планируют отправить экспедиции.

– И что? Ты лететь туда собрался? – Александр задумался, почесал лоб. – Говорят, что во второй половине двадцатого века все школьники о космосе мечтали. Но тогда все романтиками были. На дворе – 2025 год, Тох, непрактично всё это как-то. Да и рискованно. На кого ты отца оставишь? Нет, что тебя примут в это самое училище, я даже не сомневаюсь! Ты – способный, начитанный. Учишься хорошо. Да и ФИЗО у тебя – на высшем уровне. А главное – упёртый как баран! Так что – поступишь…

Антон нахмурился. Он не раз думал о том, каково будет отцу без него. Вначале – учёба под Москвой, потом – полёты. Нет, отец поймёт! Он всегда его понимал, как никто. И всё равно кошки на душе скребли.

– Отец меня поймёт, – произнёс Чехов вслух.

– А Майка? – осторожно спросил Сашка. – С ней говорил?

– Нет ещё. Но и она поймёт, уверен. Да куда ей деваться, в конце концов!

Вот в том, что Майя Хлябич отнесётся к его решению посвятить себя космосу с пониманием, Антон уверен не был. Парень боялся себе в этом признаться, но он побаивался разговора с Майкой. Он! «Русский Тайсон», жёсткий рубака и стопроцентный нокаутёр! Боялся…

– Слушай, я это… – неуверенно, с трудом подбирая слова, пробубнил Антон. – Сань, ты со мной не сходишь, а?

– Куда это ещё? – приподнял бровь Рублёв. – Поступать? Нет уж, извини, я в космонавты не хочу! Меня ждёт с нетерпением родной политехнический.

– Да нет! – сердито, словно непонятливость друга его раздражала, сказал Чехов. – К Майке. У тебя подход к людям есть. Поможешь мне её убедить, а?

– Вот уж нет! – Сашка даже руками на Антона замахал. – Сами разбирайтесь!

Послышались шаркающие шаги. Заскрипела дверь. Взъерошенный, с помятым после сна лицом, на кухню вошёл Чехов-старший.

– Добрый вечер, Павел Иванович! – вежливо поздоровался Саша.

– Извини, бать! – сказал Антон. – Разбудили тебя.

– Нормально всё. Я сам вставать собирался. – Павел Иванович, старательно прикрывая рот ладонью, громко и протяжно зевнул. – Вы тут только чаи гоняли? Ну, Антошка… Хозяин, тоже мне! Давайте ужинать. Давайте ужинать, парни. Сейчас пельмени сварим… Вот, тут сыр в холодильнике… – захлопотал Чехов-старший.

– Да не, бать… Сейчас времени нет, позже, – ответил Антон. И, понизив голос до свистящего шёпота, добавил: – В последний раз прошу, пойдёшь со мной?

– Блин, вот зануда! – тоже вполголоса отозвался Сашка. – Да, пойду! Куда я денусь.

Ребята встали и отправились в прихожую.

– Куда вы на ночь глядя? – забеспокоился отец.

– Мы до Майки сгоняем, бать, – ответил Антон. – Мы недолго. Полчаса максимум. А уже потом – пельмени.

Майя открыла дверь сразу. Будто ждала.

– Кто там, Майечка? – послышался из глубины квартиры голос матери.

– Это Антон с Сашей, мам! – крикнула через плечо девушка. – Они уроки узнать на завтра. Это недолго, мы тут, в подъезде.

Взгляд у Майки был вопросительно-смеющимся. Антон отчего-то всегда робел, стоило ему заглянуть в глубину её глаз. Ни у кого и никогда Чехов не видел таких глаз.

– Говори, ну! – нещадно ткнул Антон локтем Сашку в бок.

Но обычно весьма разговорчивый и общительный Саня смешался.

– Тут, это, Антон сказать тебе хотел… – пробубнил Рублёв, глядя себе под ноги.

– Так пускай скажет, если хотел. У него язык есть, наверное? – с лёгкой издёвкой произнесла Хлябич. – Или вы оба сегодня языки прикусили, теперь только мямлить можете?

Слово «мямлить» отчего-то жутко не понравилось Чехову. Он вскинул на Майку глаза и выпалил:

– Я в космонавты иду. Захочешь – ждать меня будешь, а не захочешь – не надо!

* * *

За двухстворчатой дверью из сплава стали с титаном бесновались люди. Вначале они дрались друг с другом, потом, как по команде, замерли и посмотрели в сторону длинного коридора, где располагался вход на капитанский мостик. И снова – как по команде, нестройными рядами двинулись туда. Безумцы… Совсем недавно они были экипажем и пассажирами корабля класса «М» «Алексей Леонов», который стартовал с космодрома Байконур 1 сентября 2033 года. Корабль-тёзка знаменитого советского космонавта должен был финишировать через девять земных лет на орбите планеты KOI-3284.08, именуемой также Лучия. С борта «Алексея Леонова» на поверхность планеты отправятся два челнока с экипажем из шести человек. После исследовательской миссии, примерно спустя 74 земных часа, оба челнока должны вернуться на материнский корабль. Но… Провидению было угодно сделать так, чтобы «Алексей Леонов» никогда не достиг планеты Лучия.

Вскоре после того как корабль вышел за пределы Солнечной системы, с экипажем стали происходить странные вещи. Многие, включая бортинженера, учёных космобиологов и гумапсихологов, а также молодых стажёров, выпускников факультета космодесанта, жаловались на сильные головные боли. Они сопровождались рвотой, потерей ориентации, некоторые падали в обморок. Медотсек быстро переполнился. Корабельный врач и его помощники не могли выявить причины данного состояния. Медики без конца пичкали людей болеутоляющими. А когда медицинские работники оказались в роли пациентов, ситуация стала критической. А потом произошёл первый случай немотивированной агрессии. Космодесантник бросился с кулаками на фельдшера, когда тот попытался взять у него порцию крови для анализа. Дальше – больше. Бортинжинер, обычно вежливый до неприличия, нецензурно обругал своего помощника. Тот же в ответ с диким криком накинулся на обидчика и, подобно собаке, вцепился зубами в плечо. Некоторое время благодаря мудрости капитана и его умению держать себя и подчинённых в руках на корабле удавалось сохранять некое подобие человеческого общества. Но когда количество заболевших вдвое превысило число здоровых, все рухнуло как карточный домик. На корабле утвердилось право сильного. Первыми пали женщины и физически слабые люди. Власть перешла в руки космодесантников – самых ловких и владеющих навыками рукопашного боя. Дальше произошло невообразимое. Если вначале разбросанные повсюду трупы просто медленно разлагались, то теперь убитых частично съедали. Подобие порядка недолго продержалось и в группе десантников. Вскоре члены стаи принялись нападать друг на друга. Впрочем, на корабле был один человек, коего не коснулась эпидемия безумия. Возможно, это было связано с тем, что он единственный из всех не принадлежал к европейской расе. Невидимые враги, если это были они, не смогли учесть этого, когда программировали своё жуткое, непонятное оружие. А может, этого не учла Её Величество Вселенная, которая не хотела, чтобы нахальные людишки осваивали иные миры. Неизвестно. Зато известно, что выпускник факультета космодесанта московского лётного училища, русский африканец Антон Чехов странным образом сохранил рассудок. Запершись на капитанском мостике, он отправил сообщение на Землю о том, что все члены экипажа и пассажиры, кроме него, подверглись некому воздействию, приведшему к буйному помешательству.

Снаружи дико кричали бывшие товарищи Антона, силясь сломать металлическую дверь. Судя по тому, что кулаков и ног космодесантники не жалели, скоро преграда рухнет.

– Чёрт! Зараза… – выругался Антон. – Чего им тут надо-то? Трупов повсюду полно, жри не хочу… Не я ж один такой вкусный! Шоколадный заяц, блин! Ё-моё… Им же надо к управлению кораблём прорваться!

Чехов ненадолго задумался. Всё происходящее изрядно напоминало фантастический фильм ужасов. В космическом антураже. Такие фильмы были некогда популярны. Если предположить, что всё это не просто болезнь, а ими кто-то управляет. Тогда этот кто-то или что-то хочет не просто уничтожить корабль, для этого рубка не нужна. Взорви пару-тройку торпед, и готово. А вот если, скажем, кто-то или что-то хочет наш корабль обратно на Землю послать. В качестве эдакого снаряда…

Дверь пошатнулась. Упорство и крепость кулаков космодесантников сделали своё дело.

– «Это есть наш последний и решительный бой!» – всплыли вдруг откуда-то из глубин подсознания Чехова старинные строки.

Дверь рухнула. Люди, подобно живой лавине, ворвались на мостик. Наверное, Антон и подумать не мог, что ему придётся вот так драться. Насмерть. Со своими бывшими товарищами. На душе было мерзко, в глазах – слёзы, а Антон всё бил и бил. Уворачивался, нырял, отскакивал, а затем снова – бил, бил… Бил до тех пор, пока не оказался на мостике единственным, кто стоял на своих ногах.

– Ну вот и хорошо… – тихо проговорил Чехов.

Посмотрел на свои кулаки: каша, кровавая каша. Из своей и чужой крови.

– Ну вот и хорошо… – повторил Антон. В этот момент раздался взрыв. Космическое судно содрогнулось. Пол ушёл из-под ног. Барахтаясь и извиваясь, африканец подполз к пульту управления.

– Герметизация! – заорал он не своим голосом и глубоко вдавил синюю кнопку на пульте. Дверь, ведущая в отсек, которую, к счастью, не сломали озверевшие безумцы, захлопнулась. Громко чпокнули прокладки, предваряя полную герметизацию.

Корабль же разваливался на части. Медленно и неотвратимо. Видимо, один из сумасшедших, бывший инженер, заранее прилепил к одной из торпед взрывное устройство. Обломок, несущий в себе отважного космодесантника, ещё долгое время парил в космосе. Почти все системы жизнеобеспечения отключились. Кислорода не хватало. А главное – холод, холод космической бездны, неминуемо проникал внутрь обломка корабля.

Антон, забравшись в спальный мешок, отчаянно трясясь всем телом, рассказывал себе вслух анекдоты, чтобы скрасить последние часы. Кончики пальцев на руках покалывало, словно электрическим током. Ног Антон уже почти не чувствовал. Хотелось спать. Просто жутко хотелось.

– Не спи – замёрзнешь! – улыбнулся космодесантник в пустоту. – Хотя… Смерть во сне – не самая худшая.

Чехову хотелось увидеть во сне всех, кого он оставил на Земле. Жену Майю, сынишку Павлика. Отца увидеть, конечно. Саньку ещё неплохо бы…

Сон тяжёлой холодной волной навалился на веки. Но что это? Он снова видит южные пейзажи: море травы, солнце. Зебры и антилопы пасутся вдали. И – солнце. Тёплое, щедрое солнце той, первой родины, которую он никогда не вспоминал.

– Прощай, мир! Ухожу в вечность! – прошептал тихонько сквозь сон русский африканец Антон Чехов.

А обломок корабля «Алексей Леонов» продолжал свой путь, двигаясь туда, куда и стремились самоотверженные покорители космоса – к планете Лучия.

Паутина в углу

«Всё же я заставлю себя это сделать! Заставлю! Написать статью для столичных фирмачей и убраться в квартире, написать и убраться, убраться и написать…» – бормотал Сева Коркин, вольный провинциальный фрилансер, стоя посреди единственной комнаты своей крошечной квартирки на первом этаже. Бормотал горячо, решительно. Сей бормотательный бестолковый период продолжался уже третьи сутки. Коркин поглощал литрами чёрный кофе, курил сигареты одну за одной, не без труда заталкивая окурки в переполненную консервную банку, стоявшую на кухонном подоконнике, и вдохновенно резался в любимый «Dead Space». Секунды просачивались в минуты, минуты проливались в часы, часы протекали в сутки. Время шло, а рекламная статья о подмосковном мясокомбинате «Весёлкино», заказанная одним весьма солидным господином, так и лежала в виде некого уродливого литэмбриона из четырёх коротких предложений. Росли груды грязной посуды в кухонной раковине и горы пыли по углам. А ещё – паутина… Откуда, скажите, откуда в обычной городской квартире могло взяться столько пауков?! Небывалый взрыв численности? Массовая паучья миграция из тёплых стран? Коркин знал ответ. Не так давно в «комнате философских мыслей и неожиданных идей» (так он называл туалет) Сева обнаружил паучий кокон, полный крошечных паучков. Рядом с коконом сидела грозная восьминогая мамаша. Надо сказать, что мамашу Коркин знал давно. Некогда, ещё небольшим паучком, она проникла в туалетную комнату и поселилась в углу, свив паутину. Поначалу паучиха вела себя исключительно застенчиво. Большую часть дня она пряталась в своём углу, лишь иногда появляясь на свет, чтобы заняться ремонтом паутины. Заметно оживлялась восьминогая хищница тогда, когда в тенеты опрометчиво влетала какая-нибудь мелкая тварь, вроде моли. Судьба твари была предрешена и незавидна: опутанная паутиной, полностью обездвиженная, висела она, ожидая своей участи, до той поры, пока паучиха не проголодается. Коркин окрестил паучиху Ариадной. Гораздо уместнее было назвать её в честь героини другого древнегреческого мифа, искусной ткачихи, прародительницы всех пауков – Арахной, но мятежное подсознание вольного провинциального фрилансера исторгло из себя именно Ариадну. Возможно, потому, что Сева в глубине души очень нуждался в том, кто протянет для него сквозь беспросветный мрак жизненных неурядиц путеводную нить. Увы, в свои тридцать Сева был космически одинок. С женщинами ему решительно не везло, и он никак не мог взять в толк почему. Последняя потенциальная пассия перестала отвечать на его звонки, когда Сева, узнав при последней встрече, что их отношения могут быть только дружескими, всего лишь попросил вернуть ему половину денег за кафе и кино.

Предпоследний его роман носил лёгкий сексуальный оттенок, но проходил исключительно в чате одного из сайтов знакомств и внезапно закончился, едва Коркин, через год виртуальных отношений, предложил встретиться в «реале». До этого… Даже вспоминать не хочется! До этого были отношения с однокурсницами. Со всеми. Полные страстей и неприкрытого разврата. И существовали эти отношения исключительно в воспалённом воображении Коркина. Однокурсницы же… Нельзя сказать, что они не замечали его. Замечали. И он был им решительно неприятен во всех своих чертах и проявлениях: нескладная фигура, вечно слюнявые губы, редкие сальные пряди волос. Светло-серые прозрачные глаза, в странном взгляде которых женской половине курса виделось нечто жуткое.

– Ты, Коркин, точно будущий маньяк! – заявила как-то после лекции Веселова, староста их группы. – Причём маньяк – исключительно несексуальный! – добавила она под дружное гоготание дюжины молодых глоток.

– Зато у меня предостаточно времени для творчества! – громко произнёс Сева, вынырнув из пучины собственных мыслей и снова оказавшись в суровой неприбранной реальности. – И вообще, Фортуна – тётка непредсказуемая! – добавил он и пнул ногой пустую банку из-под «быстросупа», валявшуюся на полу. Прокатившись через всю комнату, банка замерла в углу, возле пары скомканных грязных носков.

– А пока… – добавил Коркин, вздохнув, – надо писать рекламу свинобойни. Только сначала надо покурить!

Захлопнув крышку унитаза, Сева приземлился на неё, зажёг сигарету и медленно затянулся. Краем глаза он уловил чуть заметное шевеление в затянутом паутиной углу.

– Ариадна, привет! – помахал он паучихе, будто старой доброй приятельнице. – Как жизнь, Адусик?

Паучиха выбралась из своего угла, быстро подбежала к Севе и остановилась у его босых ног. Коркин невольно поёжился и поджал пальцы.

Только сейчас он заметил, как сильно выросла Ариадна за последнюю неделю. Не мирное домашнее членистоногое, а прямо тарантул какой-то!

– Жаль, что пауки не дрессируются… – пробормотал Сева. – Стали бы мы с тобой, Ада, звёздами «Ютуба». Да и совсем не обязательно «Ютуба»! Такой эксклюзив… Денег бы заработали…

Коркин помолчал некоторое время, пуская кольца дыма. Ада сидела на полу неподвижно, словно окаменев, очень напоминая муляж паука из «Магазинчика ужасов». Такие муляжи хулиганы и лоботрясы очень любят подкладывать в портфели отличницам.

– А ведь пауки, кажется, животные древние, – не без усилия попытался вспомнить школьный курс зоологии Коркин. – И малоизученные, кажется. Живут себе в своём странном мире, и человек, венец творения, им до лампочки. А если попытаться наладить контакт между мной, мыслящим высшим созданием, и глупым древним животным? Она ведь не боится меня, привыкла совсем.

Сева выпустил еще три колечка дыма и произнёс громко и твёрдо, внутренне совершенно не веря в успех сего предприятия:

– Ада, подними одновременно две лапы!

Паучиха продолжала сидеть в оцепенении.

– Ну я и придурок! – невесело засмеялся Коркин. – И о чём я только думаю? Всё, надо идти писать статью, а иначе мне этот туз московский ни копейки не заплатит.

В этот момент Ариадна медленно подняла две лапы и застыла в этом положении. Коркин закашлялся и уронил на пол недокуренную сигарету.

* * *

– Ну, у тебя готово наконец, Фил? Свет нормальный, можно снимать? Снимать можно уже? Я тебя спрашиваю!

Высокий, чуть с присвистом, голос Натальи Мериновой, популярной ведущей развлекательных программ городского канала «Сити+», звучал раздраженно. Раскомплексованная, предельно самоуверенная Меринова, крупная, перманентно худеющая шатенка, привыкшая всегда и везде чувствовать себя «стреляным воробьём, оказавшимся в своей тарелке», заметно нервничала. Никогда ещё тема передачи не была так ей неприятна. До отвращения! Из животных теледива признавала лишь «йорков» и персидских кошек. Тут же… Гадость!!! Наталья морщилась, поёживалась и вздрагивала всем телом, внушительные формы коего были безжалостно утянуты вдоль и поперёк ядовито-жёлтым модным платьем. Казалось, лишь статус «звезды областного масштаба» и профессионализм, помноженный на неистребимый карьеризм, мешали ей вскочить и выйти вон. Бессменный оператор Мериновой Филипп Бабадура, давно привыкший к нелёгкому нраву звезды, не спеша возился с камерой. Филипп был человеком размеренным, ироничным и – отчаянным антифеминистом. Последнее его качество весьма гармонировало с фамилией.

– Готово. Снимаем, – сухо бросил Фил, и ведущая немедленно натянула на лицо свою коронную улыбку.

– Здравствуйте, дорогие друзья! В нашем городе нет уже, наверное, человека, который не слышал бы о нём. С лёгкой руки блогеров за ним закрепилось прозвище «русский человек-паук». Итак, знакомьтесь, Всеволод Коркин и его питомцы, жуткие и симпатичные!

Коркин, одетый в свою любимую розовую рубашку, натужно улыбнулся в камеру и громко произнёс заранее приготовленную фразу:

– Всем привет! Меня зовут Всеволод. Для друзей – просто Сева. Человек – царь природы. И сегодня я продемонстрирую вам, как приятно ощущать себя таким царём, которому подчиняются даже столь загадочные, странные существа, как пауки. Ариадна, ко мне!

С того дня как Коркин открыл в себе нежданные способности укротителя паукообразных, минуло три месяца. Паучиха Ада выросла вдвое, став размером с мяч для большого тенниса. Она выходила из укрытия по первому зову хозяина, брала из рук кусочки сырого мяса. Паучиха освоила ряд несложных трюков, которые исполняла легко и даже с каким-то удовольствием. По команде она стремительно взбиралась на стену и начинала носиться по ней, следуя указаниям хозяина, взад и вперёд, словно маленький гоночный автомобиль, участвующий в гонках по вертикали. По хлопку в ладоши прыгала вверх, делала сальто и приземлялась на то же место, на все ходильные ноги. Но любимой командой Ады была «апорт»: Сева бросал шарик от пинг-понга, а паучиха бежала за ним и приносила к ногам хозяина. Повсюду в квартире были натянуты паучьи сети. Коркин бродил среди них, словно рыбак среди рыболовных сетей, развешанных на просушку. Дети Ариадны подросли, некоторые были размером с небольшого тарантула. Сева прочёл две толстые книги по зоологии беспозвоночных и без труда манипулировал такими понятиями, как «хелицеры», «педипальпы» и «головогрудь». К примеру, точно знал, что хелицеры – это ротовые придатки пауков, напоминающие клешни, с ядовитыми протоками внутри, и никогда не перепутал бы их с педипальпами или ходильными ногами. Сева стал даже всерьёз задумываться, а не поступить ли ему на биофак университета. На сайте любителей пауков его знали под ником «Fакир». Двое завсегдатаев этого сайта побывали у Севы дома. Снятые ими на мобильный телефон ролики об укротителе пауков Севе Коркине и его верной Ариадне моментально попали в Интернет и набрали неслыханное количество «лайков».

Коркин стал довольно популярен в местных богемных кругах, вхож во многие тусовки. С некоторых пор он появлялся там лишь при наличии бесплатной выпивки и достаточного количества свободных, во всех смыслах, молодых девиц, падких на узнаваемых и популярных персонажей. Вечерами Сева любил посидеть перед телевизором, глядя какой-нибудь боевик покровавее или фильм из категории «18+», прихлёбывая из бутылки крепкое пиво. Пауки в такие моменты сбегались отовсюду, покрывая своего хозяина и диван, на котором он сидел, живым, шевелящимся ковром. В такие минуты Сева ощущал себя особенным, даже – избранным… Ну, мы немного отвлеклись.

– Ариадна, ко мне! – повторил Коркин громко, с нажимом. – Ко мне, я кому сказал!!!

Но огромная паучиха не появлялась. Более того, её дети тоже опрометью разбегались во все стороны, испуганные и разозлённые ослепительным светом ламп, что приволокли с собой телевизионщики. Паучата поменьше забирались в недра покинутых ранее родных коконов, остальные – прятались за шкафы, холодильник, под диван.

– Так… – Улыбка сползла с кукольного лика звезды экрана. – Молодой человек, вы издеваетесь? У нас на сегодня запланирована съёмка ещё двух сюжетов. Мы же предупредили вас заранее! Не могли подготовиться?

– Подождите, подождите… Я сейчас её найду… – забормотал Сева умоляющим, срывающимся на блеяние голосом. Жизнь рушилась. Мир рушился. Слава, деньги… Бабы!!! Всё хорошее, чем должна была наполниться очень скоро жизнь Коркина, таяло, будто раскисший снег в марте, превращалось в мираж, в зыбкое воспоминание.

– Ада, Адочка! – Сева бросился обшаривать всю квартиру, закоулок за закоулком. Ариадны не было. Зато один из её детёнышей, скрывавшийся доселе под столом, испугался не на шутку. Выскочив из укрытия, паук промчался по прихожей, стремительно проскочив между ног Коркина. На первой космической скорости он ворвался в комнату и забрался под стул, на котором восседала Меринова. Телезвезда пронзительно завизжала, словно её режут, и неожиданно ловко запрыгнула с ногами на стул.