Текст книги "Калейдоскоп миров (сборник)"

Кровавое пятно

Настало долгожданное время отпусков, и я вместе с другом, Ромкой Ивановым, молодым программистом, работающим в престижной фирме в Москве, отправился в глухую деревеньку, где проживали мои бабушка и дедушка. Учеба, а потом и работа в автосервисе не оставляли мне времени на то, чтобы навестить стариков, которые всегда были рады моим редким появлениям. Поэтому, как только в работе появился свободный график (правильнее: в графике появились свободные дни), я позвонил другу и предложил поехать со мной, он, не колеблясь, согласился. В деревне Ромка не был ни разу, не купался в проточной реке, не ловил рыбу, сидя на берегу, не бродил по лесам в поисках грибов, для него все, мною перечисленное, было в диковинку.

Приехали на новеньких «Жигулях» шестой модели, которые Ромка купил на собственные деньги, и поэтому очень дорожил своей «малышкой», как ласково называл он машину. Дед и бабушка, как обычно, были очень рады, сходу усадили нас за стол, и тут уж бабушка порадовала нас своими кулинарными способностями.

Мы прожили у них неделю, каждый день выезжая на природу, чтобы посидеть у костра и поесть мясо застреленной дедом дичи. Однако настало то время, когда отпуску можно было говорить «прощай», это огорчало, но мы понимали: это просто неизбежно. Неделя пролетела, словно день, а впереди был большой город, и такие же проблемы, бесконечная суета мегаполиса и довольно поднадоевшая работа.

Весь день и вечер, когда мы выехали из деревни, стояла обычная для лета погода – жарко и солнечно, ничто не предвещало, что через каких-нибудь полчаса все резко изменится.

Ненастье застало нас в пути, машина ехала по летней дороге, которую я знал наизусть, буквально всю, до каждой ее вымоины и изгиба. Мы не заметили, как на небе появились тучи, лишь внезапно прогремевший гром подсказал нам, что сейчас начнется дождь. Сначала летевшие с неба капли были крупными и очень редкими, но потом плотность дождя сгустилась, и он полил буквально как из ведра. «Жигули» стало заносить, Ромка только и успевал выворачивать баранку. Таких дорог, как эта, размытая, в ямах, полных воды, он еще не видал, поэтому единогласно решили возвращаться, пока еще до нашей деревни было недалеко. Пробуксовав на месте минут двадцать, мы таки смогли развернуться, а дорога в это время превратилась в самое настоящее болото, почва здесь была глинистая, и машина вязла в ней, как муха в смоле. Впрочем, вперед, а точнее, назад, в сторону нашей деревни мы стронулись, двигатель у новой машины был соответственно такой же, да и шины Ромка поставил качественные. В полном «затушевании» всего вокруг черной тушью ночи помогли тучи, из-за которых не было видно ни диска луны, ни так красиво смотревшихся здесь звезд. «Жигуль» медленно, но верно (во всяком случае, тогда мне казалось верно) продвигался по воде, которая поднялась уже так высоко, что стоило только приоткрыть дверцу, и грязная жижа хлынула бы в салон.

Прошло довольно много времени, но мы так и не увидели тех редких огней, что горят в деревушке, машина как будто бы двигалась на одном месте, а вода, словно обезумевшая, лила и лила с черных небес. Дороги уже не было видно, забрызганные грязью фары освещали лишь один сплошной бурлящий поток, несший выломанные ветром и давлением дождя ветви деревьев. И вдруг машину сильно тряхнуло, наверняка мы налетели под водой на булыжник, и ее быстро потащило в бок. Сначала Ромка изо всех своих сил и возможностей пытался выровнять ее, однако сдался, поток оказался сильнее. Движок, издав обидное фырчанье, заглох, и машину понесло, словно по горной реке, резко крутануло, как игрушечную юлу, я закрыл глаза, вцепившись в кресло, услышав надрывное: «Леха, держись!», и открыл лишь, когда машина с грохотом перевернулась и встала на правый бок.

Через десять минут мы кое-как выкарабкались из перевернутой машины, к счастью, никто особо не пострадал, отделались ушибами и мелками ссадинами. Но, в отличие от меня, Ромка получил ссадину куда хуже моих, прямо на сердце, его «Малышка» была ужасно помята, боковое стекло разбито, черные борозды, словно от когтей неведомого чудовища, пересекали некогда белую и чистую машину вдоль и поперек. Я, как мог, успокаивал его, говорил, что не беда, все можно восстановить у меня в автосервисе, и, как-никак, отчасти я был виновен в том, что случилось, идея ехать принадлежала мне.

– Ну, и что будем делать? – съежившись от холодного дождя, спросил он, немного успокоившись. Я лишь пожал плечами, оглядываясь по сторонам, как будто что-то искал в кромешной тьме.

– Черт! – резко вскликнул Ромка и метнулся к перевернутой машине, привстал на цыпочки, открывая дверцу.

– Что, тебя пчела ужалила? – неудачно пошутил я. – Кинулся, как бешеный, чего хочешь-то!?

– Да погоди ты! – махнул он рукой, протиснулся в салон, и в тот же миг меня ослепил яркий свет, бьющийся из фар, удивительно, но намокший аккумулятор работал. – Смотри, это, случаем, не наша ли деревня? – кивнул он головой.

Я обернулся, фары освещали стоявший белый щит-указатель на длинном, стальном шесте, однако какая-либо надпись на нем отсутствовала, лишь кроваво-красное пятно красовалось посередине.

– Не, – махнул я. – На нашем «Нижнеозерка» написано.

– А что же это? – удивился он.

– Не знаю. Я раньше не видел этот указатель.

– Нормально! – покачал головой Ромка. – Заехали, значит, сами не знаем куда!

Я снова обернулся посмотреть на необычный указатель, в мозгу мелькнула странная мысль, деревня «Кровавое пятно».

– Ну что ж! – резко сказал Ромка. – Выбора у нас, Леха нет, пойдем, куда показывает указатель, попросим помощи, не мокнуть же нам под дождем!

И мы пошли, оставив перевернутые Жигули, сквозь мрак и ливневый дождь, по колено в грязной воде. Почти сразу, стоило лишь нам подняться из оврага, впереди мы увидели огни, они были совсем недалеко, метров шестьсот от нас.

Деревня была маленькой, всего лишь в две улицы, тянувшиеся метров по триста, так что без труда можно было разглядеть ее от начала и до конца. Приблизившись, мы увидели старинные деревянные дома, серые, ободранные и мокрые. Зайти решили в первую попавшуюся хату, которая, в общем-то, не сильно отличалась от остальных. Собаки в небольшом дворике не было, да и вообще их не было слышно нигде, в такую погоду, разве что, жабу встретишь, радостно прыгающую по лужам, все остальные звери, да и люди, сидят в тепле и сухости, переживая стихию. Ну и вот мы с Ромкой волей судьбы вынуждены скитаться под проливным дождем, в грязи, зарабатывая простуду. После того, как я два раза тихо постучал в двери, в доме, где до этого свет горел в одном лишь окне, все засветилось, щелкнула щеколда, хозяин – седоволосый старик с длинной, аккуратно постриженной головой, – даже не спросив, кто пожаловал, не боясь, распахнул деревянные двери.

– Здравствуйте! – начал я, нарушив неловкую паузу, в течение которой старик с нескрываемым интересом разглядывал нас с ног до головы. – Мы заплутали из-за дождя, и наша машина перевернулась…

– Мы увидели указатель, – подхватил Ромка. – И вышли на вашу деревню…

– Понимаю, – наконец вымолвил старик совсем не старческим голосом. – У меня найдется место, чтобы приютить вас до утра, мы живем вдвоем с внучкой, а дом, как видите, у нас большой!

Он сделал приглашающий знак рукой. Мы вошли в светлые сени, неловко ступая грязными ботинками по чистому полу.

– Ну, что же вы стоите? – в дверях в дом, откуда пахло вкусной пищей, стояла белокурая девушка лет, эдак, восемнадцати, в простом цветастом сарафане. – Раздевайтесь, проходите, вовремя пожаловали, к ужину!

– Это внучка моя, Настенька, – объяснил старик, улыбаясь девице. – Сам я, дед Яков, сын Иванов, а вы то?..

– Алексей я, а это мой друг, Ромка.

Мы сняли ботинки и верхнюю мокрую одежду, которую Настя старательно развесила на веревку, протянутую под потолком, и старик провел нас на кухню, усадил за стол, который быстро заполнился различными блюдами. Особенно вкусным мне показалось жареное мясо, оно было мягким и чуть сладило, увидев, с каким аппетитом я его ем, дед Яков спросил:

– Городские, поди?

– Угу, – махнул я головой.

– Такого мяса и не видели, вчера, вот, поросеночка маленького освежевал! Не чета вашей колбасе-то, с манкой да бумагой наполовину! А ну-ка, внучка, налей нам винца!

Настя, сидевшая рядом и не сводившая с меня глаз (даже Ромка это заметил и осторожно толкнул в бок), встала и направилась к холодильнику, быстро открыла его, и тут меня сковал ужас. Я растерянно заморгал, едва удержавшись от того, чтобы не начать тереть глаза, но холодильник уже захлопнулся. Нет, подумал я, наверное, показалось. Девушка, тем временем, наполнила большие граненые стаканы темно-красным, почти непрозрачным, вином, и старик Яков сказал, хвастливо взяв один из них:

– Свое, родное, из лесных ягод, берите, попробуйте для согрева, а то вымокли до нитки!

Дед Яков был прав, замерзли мы, несмотря на летнюю пору, жутко, и даже горящая рядом печь не могла унять колотившую нас дрожь. Вино оказалось довольно крепким и, что очень необычно, соленым, я видел, что Ромка тоже это заметил, но обижать старика мы не стали и осушили стаканы до дна.

– Еще? – спросил Яков.

– Нет, спасибо! – одновременно отказались мы.

– А я, пожалуй, выпью! – сказал старик без сожаления, вытирая ладонью пушистые седые усы и бороду. – Налей, Настенька, деду!

Девушка беспрекословно наполнила стакан, и поставила бутыль с вином на стол.

Ужин закончился, когда на столе ничего не осталось, кроме обглоданных костей и недопитой бутылки. Старик велел внучке постелить нам в разных комнатах, так как двуспальной кровати у них не было. А потом свет погас, и я закрыл глаза, обдумывая, что Настя хотела мне сказать, лукаво подмигнув глазом перед тем, как погасить лампочку в моей комнате. Я уже почти провалился в сон, как вдруг услышал легкое поскрипывание открывающейся двери, в спальню кто-то вошел, слышались легкие шаги.

– Ромка, это ты? – шепотом спросил я, понимая, конечно, что это не он. Настя села ко мне на кровать, ее не было видно. За единственным окном по-прежнему бушевала стихия, жуткий мрак, ни луны, ни звезд. Она положила руки мне на плечи, и тут мои губы обжег поцелуй, я не растерялся, хмель от стакана вина придал мне бодрости. Мои руки сами собой обхватили девушку, и я почувствовал теплое, нежное тело, Настя была абсолютно обнаженной. Ее поцелуи, тем временем, стали еще страстнее. Маленькие руки силой сжали мои плечи, и откуда у этой чертовки столько силы. Я почувствовал, как ее зубы сначала полегоньку, а потом сильнее и сильнее сдавили мою нижнюю губу так, что я готов уже был вскрикнуть от боли, но в следующий миг дверь в спальню с силой распахнулась, ударяясь о стену. На пороге стоял старик, с взъерошенной шевелюрой, лицо его, освещаемое керосиновой лампой, которую тот держал, было перекошено злобой, какой-то непонятной, нечеловеческой. Настя в тот же миг оторвалась от меня и обернулась.

– Он мой!!! – прошипела она совсем не по-женски, как гигантская гадюка. Когда она обернулась, от дикого страха я готов был пробить стену дома. Девушка смотрела на меня абсолютно белыми бельмастыми глазами, кожа на лице была дряблая, словно старушечья, я отдернул от нее руки, тело, недавно теплое и нежное, стало холодным и липким.

– Тебе понравилось, милый? – издевательским тоном проговорила она, обнажив большие, белые, будто мраморные, клыки, и стала ржать, да, именно ржать, а не смеяться, тряся белыми волосами, которые разлохматились и опадали на лицо и плечи.

– Пошла вон!!!

Я как на пружине вылетел из кровати, и услышал полный ужаса вопль Ромки. Старика Якова не было, значит, он уже там, в спальне друга, но комната все же слабо освещалась вдруг взявшейся ниоткуда луной, огромной, алой. Я поспешил на помощь другу, а Настя продолжала ржать, как безумная лошадь, она попыталась ухватить меня, не вставая с кровати, но я увернулся и выскочил в прихожую, плохо освещаемую светом лампы, льющимся из открытых дверей спальни, где был Ромка. Перепуганный программист с вылезшими из орбит глазами выскочил ко мне на встречу.

– Там!!! Там старик!!! – заикаясь, вопил он. – Я, кажется, убил его!!!

Я молча зашел в комнату. Дед Яков лежал на полу вниз лицом, под головой его растекалась темная лужица, рядом валялись поломанные деревяшки, все, что осталось от табурета, керосиновая лампа стояла рядом, будто умирающий старик успел аккуратно, не разбив, опустить ее на пол.

– Я же не специально, Леха! – стал оправдываться Ромка. – Он сам, он сам набросился на меня! Я спал! А он душить давай! Леха, я не хотел!

Я хотел сказать ему что-то, но не успел.

– Вы убили моего деда! – услышали мы, и обернулись, в дверях стояла Настя в цветастом сарафане, красивое лицо ее заливали слезы. – Убийцы!!! – с ненавистью закричала она. – Убийцы!!! Будьте вы прокляты!

– Ну что же ты, внученька, – проскрипел сзади старик. – Оклеветала добрых людей, вот он я, живой!

Дед Яков стоял на коленях, освещение было никчемным, и кровь, текущая из раздробленной переносицы и пустой глазницы казалось черной.

– Тогда убьем их!!! – истерически завопила Настя, глаза ее вновь сделались белыми, а лицо постарело. Тем временем, дед с невероятной для старого человека, а уж тем более, для трупа (с такими ранениями он не смог бы жить), вскочил на ноги и бросился на нас. Ромка извернулся и ногой ударил его в живот. Старик вписался в косяк, чуть не сбив с ног свою внучку-вампиршу, резко обернулся, не обращая внимания на удар. Единственный глаз его тоже был белым, словно бельмо, лицо покрылось какими-то рубцами, язвами, борода разлохматилась. Я сделал шаг и почувствовал, что на что-то наступил, резко нагнулся, это была ножка разлетевшегося вдребезги табурета.

– Что будем делать? – спросил я, беря ножку в руку. Ромка не ответил, он лишь шептал, смотря на притаившихся деда и внучку.

– Бред, просто бред, этого не может быть! Это же вампиры! Черт, я не верю!

– Я тоже! – перекидывая ножку из одной руки в другую, согласился я. – Но мне все равно, они хотят нас убить, мы должны защищаться, пусть они будут хоть демонами.

– Надо выбираться из дома!

Ромка тоже схватил деревяшку. Я взглянул на окна. Нет, выбить и вылезти не получится, рамы слишком мощные, тем более, двойные.

– Ну что же вы, сынки, неужто испугались дряхлого старика и его внучку? – проскрипел, как несмазанная дверь в сарае, дед Яков, демонстрируя клыки, которым любой волк бы позавидовал. Настя лишь снова захохотала.

– Ага! – немного совладав с собой, ответил я. – Дедуль, не подбросишь памперсов?

На лице старика появилось тупое изумление, в туже секунду я с размаху ударил его по лохматой голове ножкой стула. Ромка тоже не отстал, отшвырнул схватившегося за разрубленную рану на лбу деда в сторону, и вонзил деревяшку в живот столбом застывшей Насте. Девушка противно завизжала и вылетела в прихожую, а мы, пробежав мимо, выскочили в кухню, зажгли свет.

– Куда же вы, неблагодарные!?

В дверях за нами появился дед с изуродованным лицом, кровь лила из пробитого черепа и пустой глазницы, седая борода сделалась красной.

– Черт побери, когда же ты сдохнешь!

Я буквально влетел в собственные ботинки и, размахнувшись ножкой, снова ударил приближающийся ходячий труп старика Якова. Нет. Не получилось, он перехватил мое орудие и выдрал его у меня из рук.

– Ну, иди же ко мне! – Он шагнул навстречу. – Я раздроблю твою черепушку! Давненько не ели свежих мозгов, а, внучка?!

Настя появилась за его спиной, бельмастые глаза выпучились при виде нас.

– Ну, извини, дедуля, ничем не можем помочь! – Ромка плечом толкнул двери, выходящие в сени. – Закрыто!!! – заорал он. – Они заперли двери, Леха!!!

– А как ты думал! – прорычал Яков, изуродованное лицо старика исказилось зловещей улыбкой-оскалом, и он бросился вперед. Ножка стула просвистела у меня над головой, я чудом уберегся от удара, и сразу же ответил мертвецу ногою в грудь. Дед Яков отлетел, сбивая холодильник, из которого… О боже! Значит, мне не показалось, повалилось мясо, человеческое мясо, замороженные части тела, ноги, руки, и даже одна голова с открытыми остекленевшими глазами. Вот почему вкус мяса мне показался необычным, старик угостил нас человечиной. Бутылка из-под вина разбилась, красная лужа растекалась по полу. Кровь! Из-за этого оно было соленым, есть, видать, у этих тварей свой секрет сотворить такое с кровью! Казалось, что я не сдержу резкий приступ рвоты, но налетевшая, словно дикая кошка, Настя не дала этому случиться. Ромка в это время продолжал отчаянно штурмовать мощные деревянные двери.

– Ах, ты, стерва! – зло выкрикнул я, морщась от боли, когти внучки-вампирши были как лезвия, заныла щека, изборожденная красными полосами. Я ухватил стоящий рядом табурет и от души ударил ее по затылку. Пролетев всю кухню, она приземлилась на стол, бельмастые глаза вылетели из черепа и повисли на тонких канатиках-венах, до сих пор не знаю, как там Насте удалось их вставить обратно, причем, перепутав глазные яблоки с глазницами, от чего лицо вампирши стало до безумия страшным.

– Я не могу сломать ее, Леха!

Крик Ромки отвлек меня, и дед-вампир воспользовался шансом, однако друг вовремя заметил его, и без разбору стал бить хрустящей от натуги ножкой стула.

– Их надо протыкать! – вспомнив, заголосил я, наваливаясь на дверь. – Меть в сердце, Ромка! Коли тварей!

Видя, что у друга ничего не выходит со стариком, а внучка уже облизывается, готовая прыгнуть ему на спину, я бросил бесполезное занятие и, схватив выроненную старым вампиром ножку стула, бросился к Насте. Она взвизгнула, и одним большим прыжком над головой бьющегося Ромки, достигла дверей прихожей и скрылась там.

– А-а-а-а, не хочешь подыхать, паскуда! – завопил я, нервы были на пределе. – Погоди, я до тебя еще доберусь, вот только дедушку твоего уработаем!

Старик яростно рычал, брызгаясь пузырящейся пеной, отмахиваясь хилыми когтистыми лапами, будто не чувствуя боли от ударов палками. И вдруг кто-то резко и сильно заколотил в дверь, дед Яков метнулся к ней, и, словно по волшебству, легко толкнув рукой, открыл. На пороге стоял невысокий мужик в засаленной фуфайке и кирзачах, спокойно глядя на истекающего кровью вампира.

– А я услышал шум, дай, думаю, зайду! – пробасил он хриплым пропитым голосом.

– Вовремя, сосед, мы как раз с Настенькой свежатиной поужинать решили!

Старик уставился на нас, облизывая окровавленные усы и бороду невероятным по размеру языком.

– Свежатину я люблю, – спокойно произнес пришедший, и лицо его, без того старое и морщинистое, заросшее недельной щетиной, сделалось еще отвратительнее.

Гнусный урод, выставив вперед когтистые лапы, бросился на нас, выпучив белые бельма. Я присел, уворачиваясь, и, что есть силы, вогнал ножку в грудь соседа, а Ромка ударил вдогонку по растрепанному затылку, когда тело уже падало, спотыкаясь через порог прихожей. Вампир заорал клокочущим, хрипатым воплем, заерзал на полу, а через несколько секунд от него ничего не осталось, кроме одежды и кровавых пятен.

– Бежим!

Я вонзил ножку в опешившего деда Якова, в грудь промазал. Наплевать, главное – выбраться из этого чертова дома. Оказавшись в темных сенях, увидели черную фигуру, стоявшую в распахнутых дверях.

– С дороги! – зло выкрикнул Ромка. – Зашибу, твою мать!

Стоящий хрипло заржал, но смех его оборвался, ножка стула, мокрая и липкая от крови, с легкостью пробила самоуверенному здоровяку-вурдалаку грудную клетку, и он истерически завизжал, словно пьяная шлюха. А мы уже выскочили во двор, слыша, как старик Яков, хихикая и что-то напевая себе под нос, вышел в сени.

– Ну, куда же вы, гости дорогие? – Настя возникла, как призрак, впереди нас, лицо ее и руки вновь были нормальные, за исключением перепутанных местами глаз, переплетенных на тонкой переносице канатиками-венами. – Что же вы, уходите, не отблагодарив хозяев!

– Спасибо! – резко бросил я. – А теперь отвали, гадина! Не преграждай путь, а не то насажу на кол, и рука не дрогнет!

– Что же ты, давай, попытайся пройти! – с вызовом прошипела она, и глаза ее побелели, как у вареной рыбы.

Я бы мог с легкостью обойти вампирку, перепрыгнув через забор, однако гордость, смешанная со злостью, взыграла во мне. Первая попытка проколоть Настю не удалась, и Ромка поспешил помочь мне, но выскочивший из дома старик с проткнутым брюхом отвлек его на себя. И мы стали биться, выбрав каждый по вампирскому отродью в темном дворике, с чавкающей грязью под ногами, при огромной алой луне, будто попав в очередной голливудский блокбастер.

Когда все было кончено, и от дедули с внучкой осталось лишь гора перемазанных кровью лохмотьев, лежащих в грязи, мы с другом вернулись в дом, забрали вещи, что развесила сушить Настя, и быстро вышли за пределы двора.

Солнце уже висело высоко, и мы стояли возле перевернутой машины, смертельно уставшие и злые. Из-за бугра на размытой дороге появился вилявший по непролазной грязи тракторишка, он вскоре достиг нашего оврага и притормозил, дверца открылась, и на нас спокойно, без всякого удивления взглянул измазанный мазутом мужик.

– Вам куда? – спросил он.

– В Нижнеозерку! – ответил я.

– Цепляй веревку, ща выдернем! – подмигнул он, и добавил, качая головой. – Да, ну и погодка вчера была! А вы че, прям в машине ночевали?

– Да нет, – ответил я, наблюдая за тем, как Ромка пытается открыть багажник. – Есть здесь деревушка одна, сгореть бы ей дотла!

– Так где? – удивился мужик. – Вокруг нет больше деревень!

Мы с Ромкой оглянулись, решив предоставить улики, однако стоявшего пару минут назад указателя с кроваво-красным пятном посередине не было.