Текст книги "Капуцины"

– Как? – удивился Илуш. – Разве ты не приказывал в этот раз пригнать сюда всю команду? Или ты решил убить капуцинов только в компании самого себя?

Даган закусил губу. Старый советник в очередной раз показал ему, что и в словах, и в поступках своих князь не более чем младенец – действует необдуманно и непоследовательно, руководствуясь только юношеской горячностью и владетельным высокомерием.

– А с чего ты взял, что я вообще собираюсь их казнить?

– Так ты привел их к аварийному люку на обыкновенную экскурсию? – с наигранным простодушием уточнил Илуш. – В таком случае я прошу прощения. Мне казалось, что в последнее время аварийная палуба превратилась для тебя в место проведения экзекуций. Видимо, я был не прав.

Это было уже явной грубостью и даже издевательством, но Даган, досадовавший на себя за то, что его мысли так легко читались кем-то, пусть даже многоопытным Несом, лишь поморщился:

– Ты прав, советник. Здесь состоится казнь. Но я казню не всех троих, а только одного.

– Это очень благородно с твоей стороны, владетель, – Илуш усмехнулся, – но нельзя ли обойтись вообще без казни?

– А как без нее обойтись? Смутьянам оказалось мало смерти Хаддада – сегодня они снова устроили бунт, ты знаешь. А между тем, я предупреждал, что последует, если мятежи будут продолжаться. Не отступать же мне от своих слов! Это будет проявлением слабости.

– Ты думаешь? А мне кажется, что проявление слабости – как раз физическое воздействие на людей, которых ты не можешь одолеть в простеньком, в общем-то споре. Впрочем, владетель, тебе жить с такими принципами. Но вспомни – я предупреждал, что бунт рано или поздно произойдет; он случился скорее рано, чем поздно, ведь мы даже до Хлойи добраться не успели. И что смог с ним сделать хваленый Бахал со всеми своими гвардейцами? Нет, владетель, с подобной политикой ты вряд ли придешь к чему-то хорошему.

– Но бунт подавлен! – возразил Даган – впрочем, не очень уверенно.

– За счет капуцинов, не так ли? Выходит, твой щит – они, а не Бахал. Так какой смысл убивать одного из них сейчас, когда бунт подавлен? Ведь с такими успехами после трех бунтов твою гвардию мятежники просто сомнут, потому что никакого сдерживающего фактора больше не будет.

– Не будет фактора – не будет и бунта! – лицо князя пошло красными пятнами. – Они поймут, что, если у меня под рукой не окажется капуцинов, то за борт полетят они сами! Я вообще уверен, что смутьяны успокоятся уже сегодня. Одного капуцина вполне достаточно, чтобы они осознали бесплодность попыток мятежа.

Капуцины, которые вышли на аварийную палубу вслед за Даганом, на протяжении всего разговора хранили бесстрастное молчание. И даже такое откровенное высказывание не вызвало у них заметного волнения. Зато Илуш помрачнел.

– Подумай, князь, – попросил он. – Сильно подумай, прежде, чем решишься на эту бессмысленную жестокость!

– Жестокость?! – патетически вскричал Даган. – Что ты называешь жестокостью?

– Я могу назвать это актом устрашения, суть не поменяется. То, что ты собираешься сделать – это убийство.

– А твои обожаемые мятежники – они не убийцы? Почем знать, может быть, во время сегодняшней свалки погибли десятки человек?! Может быть, эти жертвы оправданы?

– Владетель, я торговец, а не адвокат. И я не собираюсь никого оправдывать. Но мне, как торговцу, претят любые жертвы и любое насилие. Мне не нравится то, что ты задумал, но мне так же не нравятся действия мятежников. Поэтому я придерживаюсь нейтралитета и призываю всех к миру. Я считаю, что договориться можно в любой ситуации – если обе стороны действительно захотят договориться. А насилие породит лишь ответное насилие.

– Ну, с моей стороны это будет всего лишь ответный ход, – высокомерно заметил Даган. – К тому же я не понимаю твоего возмущения. В конце концов, все члены команды останутся целы и невредимы, погибнет лишь один капуцин. Ведь должен кто-то понести наказание за бунт! Не ты ли уверял меня, что для этого они и предназначены – умирать для общего блага? Да и сами они утверждают, что это их работа. Вот и пусть выполняют ее, как я выполняю свою!

– Но, князь! – ошеломленно проговорил советник. – Ты совершенно превратно истолковал мои слова!

– Разве? А как я должен был их толковать?

– Если бы мятежники проигнорировали твой ультиматум и продолжали сопротивляться – тогда ты по всем законам мог бы взять жизнь любого из капуцинов, и даже всех троих! Но команда послушалась тебя, люди разошлись по своим каютам, чтобы не подвергать заложников опасности. На каком основании ты собираешься казнить одного из них? Нет такого закона!

– Значит, будет! – заявил Даган. – Я – князь, я – сам в себе закон. Если я сказал, что за бунт кто-то должен понести наказание, значит, так и будет. А если на «Шторме» есть такие замечательные заменители виновных – тем лучше. Команда будет целее. Как ни крути, они – мои подданные. А я не стремлюсь сокращать количество подданных. Эй, вы, бродяги! – почти весело выкрикнул он, поворачиваясь к капуцинам. – Кто-нибудь из вас готов умереть за мятежников?

– Князь, – один из капюшонов склонился, – любой из нас готов отдать свою жизнь за того, кто заслуживает жить дальше.

– Слыхал, Илуш? Мне кажется, я скоро сам начну верить в их благородство! Которое, правда, больше напоминает коллективное безумие. Сколько в космосе бродяг, подобных вам?

– Сотня тысяч, – отозвался тот же капуцин. – Или пара сотен. Точно никто не считал.

– Сто тысяч сумасшедших, которых все почитают, как святых! – в полном восторге воскликнул Даган. – Астероид мне в печенку! Получается, что вся Сфера лишилась разума, ведь ваши почитатели, безусловно, тоже безумны! Какая удача, что я не из их числа.

– Сомнительная удача, – проворчал Илуш, но князь его не услышал – гвардейцы пригнали на аварийную палубу первую партию участников мятежа.

Во главе процессии, состоявшей из десятка подконвойных и такого же числа охранников, прибыл Бахал. Экономя слова и кислород, он единственно жестами отдал необходимые указания и, полный сознания собственной важности, подошел к князю. Он уже и думать забыл о недавней холодности хозяина – в данный момент им выполнялось важное поручение, и выполнялось без сбоев, так что Бахал надеялся удостоиться приема более теплого, чем было расставание.

Он не ошибся. Даган, уставший препираться с Илушем, с радостью переменил собеседника.

– Все идет по плану? – деловито осведомился он.

– Все, как ты приказал, владетель. Я оставлю здесь пять человек, чтобы поддерживать порядок. Остальные будут препровождать сюда смутьянов.

Даган удовлетворенно кивнул.

– А чем закончилось побоище у столовой? Много ли убитых?

– Убитых нет, владетель. Семь человек ранено. Четверо, что были со мной в столовой, сильно пострадали. Двоих пришлось поместить в реанимацию. У доктора Яммуша будет много работы в ближайшее время. Кажется, ему придется жить в лазарете.

– Вот это меня меньше всего волнует, – Даган пожал плечами. – Если он доктор, то пусть выполняет свои докторские обязанности. Я не заставлял его медицину изучать.

Между тем охранники, поместив мятежников у стенки, выстроились между ними и князем живой стеной, в которой, как и сказал Бахал, оказалось пять человек. Все они не спускали глаз с поднадзорных, излучая величайшее внимание и готовность в любой момент пресечь попытку мятежа.

Остальные гвардейцы, столь же собранные и целеустремленные, хоть и нацеленные на выполнение иной задачи, покинули аварийную палубу.

Илуш, все глубже погружавшийся в состояние мрачного уныния, решил, что это его последний шанс отговорить князя, поднялся со своего открылка, на котором, просидел все время, не меняя позы.

– Я в последний раз прошу тебя одуматься, владетель! – не удостоив Бахала даже мимолетным взглядом, он пристально вперился в темные глаза Дагана. Но тот только гордо вскинул подбородок и передернул плечами:

– Сожалею, советник. Я сделаю так, как решил. Если после этого ты перейдешь в стан мятежников – скатертью дорога. Одним мятежникам больше, одним меньше… На общем фоне это погоды не сделает.

– Увы! – Илуш вздохнул. – Я дал твоему отцу слово быть все время рядом с тобой, помогать советом. И не мне освобождать себя от клятвы.

– За этим дело не станет. Полагаю, Даган Четвертый может разрешить тебя от обета, данного Дагану Третьему.

– Очень жаль, что при этом Даган Четвертый не может начать думать и действовать так, как думал и действовал Даган Третий, – и Илуш, уныло развернувшись, протиснулся сквозь строй охранников и присоединился к выстроенным вдоль переборки бунтарям.

Даган поджал губы. Он, конечно, сам освободил советника от клятвы, но в глубине души все равно надеялся, что тот начнет упорствовать и в конечном счете, если уж и не останется рядом с ним со своими советами, то продолжит придерживаться нейтралитета. При этом юный князь даже не вспомнил, что за последнюю неделю с небольшим ни к одному из этих советов не соизволил прислушаться. Что было, с одной стороны, оскорбительно, а с другой – полностью отшибало у Илуша желание давать какие бы ни было советы.

– Брось, владетель, – благодушно посоветовал Бахал, приметивший состояние хозяина. – Это ведь всего лишь никчемный старик.

– Этот никчемный старик, – Даган смерил охранника мрачным взглядом, – стоит десятка таких, как ты. И, может быть, сотни таких, как я. Если в этой ситуации он пошел против моей воли и моих желаний, это не значит, что он будет бесполезен и впредь. Ведь за три месяца мы заработали столько, сколько не зарабатывала еще ни одна экспедиция! И все – благодаря ему. Проклятый космос! Если бы не эти капуцины, все сложилось бы по-другому! Долго там твои увальни возиться будут?!

Это было сказано сгоряча – охранники вовсе не возились. Напротив, они с похвальной поспешностью выполняли приказ командира – люди вдоль стены стояли уже в два ряда, общим числом в тридцать человек (с Илушем их стало тридцать один), и оставалось дождаться лишь появления последней партии. Но Даган пребывал в нетерпении, его сотрясала нервная дрожь. Возбуждение, оставившее князя пять дней назад, вернулось. Что не предвещало собравшимся ничего хорошего.

Через пару минут все обитатели «Шторма», исключая медиков и тех, кто в результате побоища угодил в лазарет, оказались на аварийной палубе. Конвойные команды присоединились к своим коллегам, стоявшим в живой стене, и Бахал сделал приглашающий жест рукой:

– Можно начинать, владетель!

Даган обвел присутствующих пристальным взглядом, всюду натыкаясь на хмурые, насупленные лица. Каждый догадывался, что сейчас должно произойти. И даже личность жертвы не представляла особой тайны – трое капуцинов, стоявших за спиной князя, да его личное обещание использовать их в качестве заложников, делали ответ очевидным. Поэтому никто и не удивился, когда Даган, стараясь, чтобы голос звучал как можно бесстрастнее, объявил:

– Сегодня имел место очередной бунт. Поскольку пять дней назад, при аналогичных обстоятельствах, я предупреждал вас, чем это закончится, то вынужден был сегодня пригласить всех сюда, на аварийную палубу, чтобы вы лично увидели, к чему привело неповиновение княжеской воле. Сейчас из-за несдержанности некоторых из вас будет казнен один из капуцинов. Бахал, выбери клиента и поставь его у аварийного шлюза.

Поскольку охранник не видел разницы между закутанными в балахоны фигурами, он сделал очень простой выбор – схватил за плечо того, кто оказался ближе и толкнул в указанном направлении. Капуцин, в сравнении с Бахалом, оказался легким, как пушинка, а потому не просто пробежал те пять метров, что отделяли его от цели, а буквально пролетел их, едва касаясь пола. Ударившись о переборку плечом, он не удержался и упал на колени. При этом его правая рука, упершись в пол, подломилась – видимо, удар оказался очень силен и плечо было выбито. Но во весь рост бродяга умудрился не упасть, хоть это и далось ему немалыми усилиями.

Над толпой, выстроенной вдоль стены, пронесся ропот недовольства, а кое-кто даже подался вперед, не обращая внимания на строй охранников, который в этот момент поспешно ощетинился дубинками. Однако порыв был остановлен зычным голосом старпома:

– Князь, это я затеял перебранку с Бахалом. Можно сказать, что вся суматоха из-за меня началась. Так что, по справедливости, меня и наказывать нужно.

– Вот еще, – возразил Даган. – После смерти Хаддада ты – единственный, кто может квалифицированно управлять «Штормом». Поэтому мне тебя казнить не с руки.

– Так ты и не казни, – насмешливо посоветовал старпом. – Посади меня в карцер на пару суток или дай килограмм пряников. И формальности соблюдешь, и самолюбие свое потешишь. Чего тебе еще надо?

– Мне нужно, чтобы все оказывали князю должное почтение и повиновались его воле, – холодно отрезал Даган. – Но я что-то не вижу ни первого, ни второго. Таким тоном, как ты сейчас разговариваешь со мной, ты можешь общаться с каким-нибудь трактирщиком на захудалой планетке, но никак не с князем. С этим же трактирщиком можешь поспорить о меню, которое он предложит на обед. А спорить со мной по поводу моего решения бессмысленно. Я непреклонен. Вы могли в этом убедиться, когда был казнен Хаддад. Но до некоторых из вас, судя по всему, это не дошло. Именно поэтому вы и собрались здесь снова. Бахал, будь добр, выброси господина бродягу за борт.

Исполнительный Бахал в секунду оказался возле капуцина. Тот все еще боролся с непослушной после ушиба рукой и никак не мог принять вертикальное положение. Обхватив тощее тело за талию, охранник легко поднял его – в это время юный князь не спускал с капуцина глаз. Несмотря на трагичность момента, его снедало любопытство – очень уж хотелось увидеть лицо бродяги, проникнуть в тайну, которой не владел даже многоопытный Илуш. Но капуцин предусмотрительно придержал капюшон здоровой левой рукой, и князю так и не удалось ничего разглядеть. Он бы мог, конечно, приказать Бахалу обнажить голову приговоренного, но что-то его удержало. То ли он успел немного заразиться тем небывалым почтением, что оказывалось капуцинам участниками экспедиции, то ли просто уважение к последней воле человека, которому сейчас предстояло умереть. Ибо нежелание капуцина демонстрировать лицо даже в этой ситуации вполне можно было отнести к последней воле, а Даган еще в детстве усвоил, что она священна даже для монарха. Хотя, если бы Бахал по собственной воле сдернул капюшон с головы бродяги, князь не стал бы возражать.

Но начальник охраны был не столь любопытен, как его хозяин. Он просто хлопнул ладонью по панели, что открывала аварийный шлюз, и, едва между створками образовалось достаточное пространство, запихнул капуцина в переходную камеру. И снова закрыл шлюз.

Встретив его вопрошающий взгляд, Даган кивнул. Затягивать процедуру было не только бессмысленно, но и небезопасно. Начни он сейчас смаковать каждый момент совершаемого действа, и роптанием дело не ограничится, князь это нутром чувствовал.

Бахал, судя по всему, придерживался того же мнения, потому что, едва уловив кивок князя, набрал на панели код, открывающий внешний люк – и все было кончено.

На сей раз возмущенных голосов не было. Факт казни был встречен тяжелым молчанием. И только князь, не без облегчения выдохнув, заметил:

– Ну, вот и все. Необходимые условия, если не ошибаюсь, соблюдены. Капуцин умер не просто по моей прихоти, а пожертвовал собой ради старпома. Надеюсь, в этой части меня не в чем упрекнуть. Поэтому можете расходиться, но помните – на случай нового бунта у меня есть еще два заложника. Так что прежде, чем поднимать мятеж, подумайте о последствиях.

Ему никто не ответил. Люди покидали аварийную палубу в прежнем тяжелом молчании. В конце концов у стены остался только Илуш, который не сводил с князя своих мудрых грустных глаз.

– А ты почему не уходишь? – сварливо поинтересовался Даган. – Ступай, ведь я освободил тебя от клятвы.

– Я пойду, владетель, – Илуш склонил голову, – если ты приказываешь. Я только хотел тебе заметить, что с этого момента уже нельзя надеяться на восстановление контакта с командой. Ты только что сжег за собой все мосты.

– А я хочу тебе заметить, что с некоторого момента это уже не твое дело, – высокомерно возразил князь, – потому что ты тоже сжег за собой мосты, встав рядом с бунтовщиками.

– Я сожалею, владетель. В первую очередь – о тебе.

И Илуш, развернувшись, тоже пошел прочь. Даган постарался сохранить на лице гневное и презрительное выражение, но в душе он тоже сожалел, что старый советник отныне не будет оказывать ему своей, хотя и неявной, поддержки.

И только Бахал оказался вполне удовлетворен событиями дня. Его позиций при князе отныне никто и ничто не сможет поколебать. После спровоцированного начальником охраны конфликта Даган будет чувствовать себя уверенно только в присутствии гвардейцев. По крайней мере, до конца экспедиции.

Рудники Ксеркса

1

Погрузка шла полным ходом, а Даган все равно смотрел на конвейер с бешенством. Ему казалось – медленно, слишком медленно! Но ускорить процесс было невозможно – не станешь ведь орать эскалатору, чтобы он пошевеливался. Если, конечно, нет желания окончательно прослыть умалишенным в глазах окружающих, которые – чего уж там! – после известных событий и без того считали князя не вполне адекватным и при встрече старательно отводили взгляды.

Это выводило из себя. С каждой минутой Даган все сильнее ощущал, что Илуш был прав и команда ушла в глухую, явно не проявляющуюся, но устойчивую оппозицию. Он даже немного сожалел о своем решении во что бы то ни стало продолжать экспедицию. Будь князь родом из любого другого уголка Сферы, он плюнул бы сейчас на все, приказал собрать конвейер, побыстрее втянуть эскалатор – и убираться прочь отсюда. Домой, где можно будет примерно наказать строптивцев, не опасаясь косых взглядов. Но он был угарит до мозга костей, торговец из торговцев, и ему даже в голову не приходило отменить фрахт, который нашелся с поразительной легкостью, словно фрахтователь специально караулил именно «Шторм». Оставалось только ждать окончания погрузки. И терпеть косые взгляды команды.

Именно эта глухая конфронтация больше всего действовала на нервы. Очередного бунта Даган не боялся – после казни капуцина Бахал, получивший от князя жестокую выволочку, проникся важностью возложенной на него миссии и в свою очередь накрутил хвост охранникам. С того времени те в буквальном смысле слова не спускали глаз с недавних бунтовщиков. Практика общих обедов была окончательно похоронена. Стоило кому-то покинуть каюту, следом за ним, как тень, неизменно увязывался соглядатай. Даже здесь, на Хлойе, где члены команды по традиции, которую Даган не счел нужным нарушать, отправились в припортовые кабачки, чтобы скоротать там время между выгрузкой и погрузкой. Охранники буквально дышали в затылки поднадзорным, и те вернулись хоть и очень раздраженные, но почти кристально трезвые. Из этого можно было сделать вывод, что все обошлось без приключений.

Такой жесткий полицейский режим должен был успокоить князя. Но покоя не было. Что-то давило. То ли воздух Хлойи оказался гуще, чем в любом из множества миров Сферы (что вряд ли), то ли ощущение какой-то непоправимой ошибки стесняло грудь. Князя попросту терзали муки совести, хотя он не хотел в этом признаваться даже самому себе, постоянно выискивая оправдания собственной жестокости. Да и, говоря откровенно, эти муки были весьма избирательны – Даган снова и снова спрашивал себя, правильно ли поступил в отношении Хаддада, почти не думая о капуцине. Кому нужен этот безымянный нищеброд? Кто о нем вспомнит, кроме двух его спутников? А у тех, откровенно говоря, не так много шансов дожить до конца экспедиции. А если и доживут – не в суд же его, князя, потащат! Тем более в Угарите, где их можно будет без лишней огласки упрятать в какую-нибудь тюрьму, в которой они сгниют, никем не поминаемые. Ведь, само собой разумеется, Даган не собирался высаживать их на Хлойе, куда они, на свою беду, так стремились. Бродяги оказались отличным инструментом для поддержания хотя бы видимого порядка на «Шторме», и отказываться от такого инструмента было попросту неразумно.

С Хаддадом ситуация более сложная. Капитаны торгового флота – люди в Угарите известные. А капитаны таких гигантов, как «Шторм», вообще числились среди живых легенд. Смерть одного из них – тем более при таких обстоятельствах – замолчать не удастся. Впрочем, Хаддад – смутьян и бунтовщик, посмевший возвысить голос против своего владетеля, и уже одно это говорило не в его пользу. И, при правильной интерпретации, яснее ясного указывало, что князь действовал исключительно в целях государственной необходимости. Но поди, объясни это кому-нибудь из лагеря недовольных, не желающих понимать его владетельных мотивов. Тот же Илуш, верой и правдой служивший роду Дагана не один десяток лет, после казни капуцина смотрит на князя с ужасом и осуждением – и молчит, молчит… Словно в первый раз наблюдал гибель человека! А ведь своими пьяными глазами видел, как деда зарезали. И ничего – вернулся в Угарит, сообщил отцу, что отныне тот – владетель, и продолжал работать с ним, как ни в чем не бывало. А сейчас отгородился в своем мирке, и молчит. А между тем Даган все острее ощущал, что ему не хватает советов старика.

В том числе поэтому он чувствовал себя неуютно, стоя у конвейера и наблюдая, как контейнера с грузом непрерывным потоком исчезают в чреве корабля. Даже если не вспоминать о капуцине, «Шторм» все равно был запятнан убийством. Серьезное преступление, жестко преследуемое в любом уголке Сферы. Правда, причальный сектор, по всем правовым нормам, на данный момент был подчинен юрисдикции Угарита, но князь по молодости лет не мог сообразить, не отменяет ли факт убийства подобного положения.

Неопределенность нервировала. Даган не чувствовал себя в безопасности здесь, где под ногами была твердая почва. Ему хотелось оказаться подальше, в космосе. Он нетерпеливо играл желваками, наблюдая, как ступени эскалатора, плотно забитые товаром, одна за другой пожираются «Штормом». Погрузка шла очень быстро и… ужасно медленно. До ее окончания оставалось целых два часа и даже чуть больше.

Внимание Дагана привлек надзиратель, следивший за старпомом. Он как-то странно вращал глазами и скашивал их в сторону ворот. Сообразив, что вся эта пантомима неспроста, князь обернулся.

У ворот причального сектора зависли два аппарата на воздушной подушке. Портовый охранник, стоя навытяжку, разговаривал с пассажирами первого из них. Аппараты были угрожающей черно-желтой раскраски, и у Дагана от нехорошего предчувствия на душе заскребли кошки.

Общался страж ворот недолго – пару минут. После чего взял под козырек и поспешил откатить створку. Желто-черные машины скользнули на территорию причального сектора и уже через несколько секунд застыли перед «Штормом».

Даган угрюмо наблюдал, как из них быстро высыпали шесть человек. Пятеро были в масках и шлемах – они сразу взяли компактные лучевые винтовки наизготовку, и князь с двумя охранниками, приставленными к Илушу и старпому, оказались под прицелом. Так же, как и входной люк корабля. Поднадзорные подобного внимания удостоены не были – что вполне понятно, ибо у них отсутствовало оружие.

У шестого из прибывших на голове был только шлем. И свою винтовку он оставил висеть за плечом. Несмотря на юный возраст князя гость безошибочно определил в нем главного, шагнул к нему и, козырнув, вынул из нагрудного кармана защитной униформы удостоверение.

– Полиция Сферы. Локальный командир Го. К нам поступило сообщение, что на вашем судне имело место убийство. Это так?

Даган хмуро пожал плечами. Непонятно, каким образом полиция Сферы получила эти сведения, но, коль та была проинформирована, запираться он не собирался.

– Если вам угодно называть это убийством – воля ваша. Я предпочитаю называть это казнью за государственную измену. Потому что бунт против законного правителя везде называется государственной изменой. А капитан Хаддад имел дерзость взбунтоваться против своего князя. За что и был означенным князем предан смерти. Разумеется, по прибытии на родину сей факт будет документально зафиксирован и оформлен. Это не противоречит юридическим нормам?

– Забавно, – зачем-то сказал локальный командир, который внимательно выслушал князя, не сделав даже попытки перебить его. – Нет, это не противоречит юридическим нормам. Я и не знал, что у вас к тому же капитана убили. В записке об этом не было ни слова. Впрочем, это все равно останется во внутригосударственном правовом поле, полиции Сферы до этого дела нет. Я прибыл по сообщению об убийстве капуцина. Также нам сообщили, что еще двое удерживаются здесь силой. Мы должны осмотреть корабль.

Даган вздрогнул. Снова капуцины?! Что же это за птицы такие, если даже полиция Сферы не поленилась из-за них оторвать от стульев свой высокоблагородный зад? Это было даже больше, чем он мог себе вообразить, слушая россказни Илуша – а советник, помнится, вовсе не скупился на дифирамбы в адрес бродяг.

Но оторопь, охватившая князя, быстро прошла. Кем бы ни были капуцины, а он пока еще тоже в своем праве – праве владетеля, находящегося на собственной территории. А уж у владетеля этих самых прав всяко должно быть больше, чем у безвестного нищеброда. И, повыше задрав подбородок, Даган с вызовом спросил:

– А вы, уважаемый, не забыли, что находитесь на территории суверенного княжества Угарит?

– А вы не забыли, что речь идет об убийстве капуцина? – парировал локальный командир Го и, чтобы освежить юнцу память, снова продемонстрировал удостоверение. – Полиция Сфе-ры! – раздельно выговорил он. – Преступления против капуцинов экстерриториальны и преследуются во всех мирах Сферы. Это – если вы вдруг об этом забыли.

Даган не то, чтобы забыл об этом – ни о чем подобном он даже не подозревал. Ведь Илуш и капитан Хаддад постоянно твердили лишь о традициях и обычаях, никак не затрагивая юридическую сторону. А потому князь не нашел ничего лучше, как спросить:

– И что вы собираетесь в связи с этим делать?

– Досмотреть судно, – терпеливо напомнил полицейский. – Потрудитесь предоставить.

– Ничего не выйдет! – резко возразил Даган. – Не далее, как два дня назад я подписал указ о выходе Угарита из состава Сферы. – И, не удержавшись, передразнил: – Поэтому потрудитесь очистить территорию суверенного княжества!

Указ был выдуман им только что. Это казалось неплохим выходом из положения, и Даган полагал, что, соврав, ничем не рискует. В конце концов, что помешает ему подписать документ сразу после старта с Хлойи? И даже оформить его задним числом? А локальному командиру, со всеми его полномочиями, нечего делать на территории, где законы Сферы недействительны.

Вот только Го оказался не так прост. Для приличия он понимающе кивнул, но тут же хитро прищурился:

– Указ? Указ – это, конечно, аргумент. А вы располагаете необходимыми полномочиями для издания подобного рода указов?

– Разумеется! – юный владетель презрительно оттопырил нижнюю губу. – Я – князь Даган IV, владетель Угарита.

– И документы подтверждающие у вас найдутся?

– Ты что – осел?! – взорвался князь.

– Я не осел, я офицер полиции Сферы. В чем вы могли убедиться, прочитав мое удостоверение. А теперь я хочу убедиться, что передо мной действительно князь Угарита, как вы мне отрекомендовались, а не ловкий пройдоха-самозванец, штампующий указы от имени князя.

– Это торговая экспедиция! – Даган, не выдержав, сорвался на крик. – Кто берет в экспедицию такие документы?! У меня есть сертификат руководителя экспедиции!

– Руководитель экспедиции не имеет полномочий издавать указы о выходе из состава Сферы! – отрезал Го. – Корабль – к осмотру!

– Мои люди подтвердят, что я – князь!

– Откуда мне знать, что ваши люди – не шайка пиратов, устранившая капитана и захватившая корабль? К тому же это очень похоже на правду, – Го кивнул на двух охранников, стороживших Илуша и старпома. Их роли действительно были до крайности очевидны. – Послушайте, Даган, или кто бы вы там ни были… Или вы пропускаете нас на корабль, или мы проходим сами.

– Даже так?!

– Именно так!

В Дагане взыграло юношеское упрямство. Его, владыку величайшей торговой державы пытаются принудить к чему-то?! На его же территории?!! Не бывать тому! И, гордо выпятив грудь, он процедил сквозь зубы:

– Попробуйте!

И Го попробовал. Не оборачиваясь, он бросил через плечо: «Тудень, сонар!», и, прежде чем Даган успел что-то сообразить, – хотя нет, успел, конечно; только предпринять ничего не успел, – один из полицейских заскочил в машину. Остальные, включая командира, резко хлопнули себя по шлемам с левой стороны, где находилась выпуклая сетчатая полусфера – по первоначальному предположению Дагана, какой-то фильтр. Оказалось – действительно фильтр. Звуковой. Противосонарная защита.

Ни у кого из пятерых – нет, даже семерых, поскольку на сходнях, наблюдая за происходящим, уже стояли двое вооруженных охранников – в общем, у угаритов ничего подобного, ясное дело, и в помине не было. Поэтому все они оказались беззащитными перед ударом сонара. Даже ни в чем не повинные Илуш и старпом. Попадали, как сорная трава – кто где стоял.

Самого звука слышно не было, потому что на таких частотах звуков не услышит ни одно живое существо. Но эффект ощутили все.

– Тудень – в машине, остальные – за мной! – снова прозвучала команда Го. Он первым пошел к трапу и, небрежно отпихнув в сторону тело одного из охранников, стал подниматься ко входному люку «Шторма». Четверо полицейских, согласно приказа, следовали за ним.

Ничего этого Даган не видел. Когда ударил сонар, в его мозгу раздался взрыв неистовой силы, а мышцы, казалось, физически были скручены в узел. И теперь юный князь лежал на жестком, холодном бетонном покрытии причального сектора, не в силах пошевелиться, и ждал, когда утихнет невыносимая боль. Тем же самым занимались остальные угариты. С той лишь разницей, что Илуш, чья молодость прошла давным-давно, со странной отрешенностью думал – выдержит ли его изношенное сердце такой удар боли? Конечно, перед полетом доктора его подлатали. Но он не очень-то доверял докторам. Однако сердце выдержало. Хотя боль не проходила долго. Очень долго.

Когда князя отпустила настолько, что он смог что-то соображать, то первыми, кого он увидел, оказались Го и один из его подручных, склонившиеся над ним. Рядом, привычно скрывая лица капюшонами, стояли капуцины. Оставшиеся трое полицейских, похоже, еще продолжали осмотр корабля.

Кряхтя, Даган поднялся. Нехитрое упражнение далось ему с трудом – эффект скручивающихся мышц оказался не просто иллюзией. Он не знал, сколько ждали эти четверо, пока он придет в себя, но они были терпеливы. Настолько, что даже дождались, пока князь выпрямится во весь рост.