Текст книги "Исчезнувший"

– Учи! – ухмыльнулся Генаха, до соплей довольный, что ему дали поучаствовать в хипеше, и безропотно протянул ключ.

– Пошли, – я открыл дверь, выпуская его и Лену, потом вышел сам, щелкнул замком и первым пошел вниз, благодаря небо за то, что в подъезде не перегорела пока ни одна лампочка, а значит, и спрятаться здесь, собственно, негде.

Вышел на улицу, осмотрелся. И, хоть и раньше знал, что по причине темноты и ранних зимних вечеров, ничего не увижу, все же разочарованно вздохнул. Кусочки света, падавшие во двор из немногих освещенных окон, проблемы не решали. Здесь можно было спрятать полк танкистов, не то что небольшую группу захвата – и я бы ничего не заметил.

«Волга» Кавалериста стояла метрах в десяти от подъезда и тратить время на ее локализацию, слава богу, не пришлось. Я подошел к машине, открыл переднюю пассажирскую дверь и ненадолго нырнул в салон. Пусть думают, что я – это не я, но имеющая полное право на эту машину личность. Маскировка.

Захлопнув пассажирскую дверь, обошел машину и открыл водительскую. Засунул ключ в замок зажигания, потом навалился локтем на крышу и закурил. Пока все было тихо. Гипотетический противник, если и понял, что я – это не Генаха, действовать не торопился. Оно и понятно – на медсестру, хоть в зимнем, хоть в летнем, я вряд ли не тянул.

Кавалерист, человек во многих местах тертый, однозначно наблюдал за мной из подъезда. Потому что вышли они не раньше, чем я выпустил первую струю дыма. Лена все время пыталась спрятаться за тощей, хоть и достаточно широкой, фигурой Генахи, однако это у нее получалось неважнецки – сказывалось отсутствие опыта.

Некоторое время все было спокойно, а потом на пару секунд двор залил яркий свет фар, тут же снова погасший. Однако и этой пары секунд хватило, чтобы высветить моего коллегу и медсестру и провести опознание последней.

Забавно, но я даже почувствовал облегчение, поняв, что не ошибся. Значит, ждали. Ну что ж, дождались. Я сорвался с места, отбросив окурок – между прочим, еще очень даже неплохих размеров; они мне за него ответят, суки! – и, на бегу вынимая оба «Макара», азартно закричал:

– Пошел, Генаха! Давай-давай! Телись, родной!

Кавалерист подхватил даму под руку и буквально волоком повлек ее к машине. Где-то в затемненном конце двора заурчал мотор, и сидевшие в засаде, так и не включив свет, пошли в атаку. Вернее, поехали. Мне удалось понять, где они, только по блику, на долю секунды мелькнувшему на лобовом стекле.

Генаха забросил Леночку на пассажирское место и метнулся к водительской двери. Но споткнулся и упал на одно колено. Я тихо выругался и снова переключил внимание на атакующих.

Те продолжали двигаться вперед, однако явно нервничали. Сидевший за рулем отчаянно топтал педаль газа, отчего мотор надсадно ревел, вот только делу это помогало не очень. По рыхлой, неукатанной поверхности двора машина упорно не хотела набирать скорость. Колеса прокручивались, выбрасывая фонтаны грязного снега, и получалось что угодно, только не лихой кавалерийский наскок.

Впрочем, на более или менее освещенный участок они таки успели выбраться, так что вражеский автомобиль я теперь видел отчетливо. И с радостным гиканьем еще быстрее понесся навстречу.

Со стороны это, наверное, должно было выглядеть смешно – человек и машина сходятся в лобовую. Впрочем, смешным должен был казаться я, а автомобиль – напротив, грозно.

Когда между нами оставались считанные метры, я сиганул вперед, метя с лету ударить рукоятками обоих пистолетов по лобовому стеклу. Получилось. Правда, сразу вслед за этим меня неудачно вывернуло, приложило обо что-то плечом, подбросило в воздух и приземлило уже где-то изрядно позади машины.

Но своего я добился. Хоть и выбил при проведении самоубийственного, не совру, трюка плечо, но пистолеты не выронил, а главное – сумел разбить лобовуху. Триплекс – и я это успел отчетливо разглядеть, прежде чем оказался за машиной – пошел частой мелкой сеткой и полностью лишил обзора находившихся внутри. А с меня даже шапка не слетела. Она, конечно, вязаная, и натягивать ее только с мылом нужно, но ведь и кульбиты были серьезные. Хотя – чего это я все о шапке да о шапке? Нужно было думать о вечном.

Почти в тот же момент, когда я упал, перекатываясь, на снег, сорвалась с места Генахина «Волга». Пространство у подъезда, не в пример закутку, где прятались поджидавшие нас хуцпаны, было плотно утоптано-утрамбовано, но Кавалеристу все равно пришлось погальмовать, добираясь до более твердой, чем снег, поверхности. Зато когда надежное сцепление было обретено, машина прямо-таки рванула прочь – в арку и далее. Я с облегчением выплюнул пригоршню снега, набившегося в рот.

Вскочив на ноги и подняв обе руки на уровень груди, я тоже побежал к арке, выпуская по неприятелю заряд за зарядом.

Отчаянно болела правая рука. Но я старался не обращать на нее внимания. Стрелял и бежал. Отдача настойчиво разводила стволы в стороны, но руки были скрещены в районе запястий, так что мне удавалось держать их под контролем. Хоть и не без труда – на бегу это получается хреново. Но ведь мне просто нужно было провести операцию прикрытия. Меткость при этом оказывалась вопросом второстепенным. Даже не знаю, попал ли в кого, но, судя по тому, что ни один из готовивших нам засаду так и не решился ответить, свою функцию выполнил. Слегка было жаль соседей – сна на полночи вперед они, надо полагать, лишились. Ну, да ничего. Переморщатся.

Патроны кончились у самой арки. Я повернулся к противнику спиной и быстро, насколько позволяли ноги и скользкий снег, помчался прочь. На бегу обтерев пистолеты полой куртки, я отбросил их в сугроб. Если и найдут – что ж, от отпечатков я постарался избавиться. Насколько хорошо – там видно будет.

Генаха действовал строго по плану. Такси стояло в паре кварталов – на улице Гагарина. Как я и советовал – с погашенными огнями. Даже шашечки на крыше не светились. Я подбежал к машине и бухнулся на заднее сиденье:

– Поехали.

– Куда? – деловито осведомился Кавалерист.

– В милицию. Опорник, или что тут ближе. Если ППС увидишь – тормози.

Генаха вырулил на дорогу, удивленно посмотрел на меня в зеркало, но промолчал.

– Что там было? – спросила за него Лена.

– Немцы нашим засаду устроили, – отозвался я, потом подумал, что после такого ответа у нее все равно останутся вопросы, и расширил его. – Лобовуху им разбил, чтобы не видно было, куда ехать. У меня только плечо выбито, так что не беспокойся. Плечо – это ерунда. До свадьбы заживет.

Опорник, оказывается, был совсем рядом. Я, прожив в этом районе несколько лет, даже не подозревал о нем. Генаха, скорее всего, тоже не подозревал. Просто увидел светящиеся буквы и остановился. Лена выбралась наружу. Я – за ней. Догнал у самой двери, развернул к себе и приобнял:

– Вот и все, солнышко. Я же говорил, что все в порядке будет. А ты боялась.

– А я и сейчас боюсь, – она залезла мне пятерней под шапку, сгребла волосы на макушке в пучок и сильно сжала их. Если это проявление нежности, то довольно странное. Впрочем, я не стал заострять на этом внимание. – Что будет с тобой?

– Со мной будет порядок, – заверил я. – Ты вот что. Когда с ментами разговаривать начнешь, про вчерашнюю пьянку – ни гу-гу, а то у вашего Бори, кроме бороды, еще и огромные проблемы вырастут. Про меня тоже ничего не надо говорить. Просто – увидела, испугалась, спряталась. А когда все закончится, ко мне приходи. Я заканчиваю работу в восемь утра, в девять, то есть, буду уже дома. Ждать тебя, – я поцеловал ее в лоб и сбежал с крыльца. Внизу обернулся и, увидев, что она все еще стоит в нерешительности, напомнил: – Ждать буду!

– Хорошо, – едва слышно отозвалась Леночка и скрылась за дверью.

Я устроился в машине рядом с Генахой, тот вырулил на проезжую часть и поинтересовался:

– Кто такая?

Не торопясь, с чувством, с толком и расстановкой, поскольку спешить было уже некуда, – только Макарец в гараже жадно подсчитывал минуты моего опоздания, а Макарец не в счет, поскольку быдло и недостоин, – я поведал Генахе все. Начиная с небольшого пикничка, который устроил себе в «Колизее» Четыре Глаза, заканчивая сегодняшним вечером.

– Я не понял, – недовольно сказал Кавалерист. – Ты почему мне раньше ничего не говорил? Четыре Глаза мне кто? Четыре Глаза мне – родной сменщик!

– И вы расписаны в журнале регистрации транспортных средств, – устало согласился я. – Слушай, Кавалерист, давай не будем на меня бублики крошить, а? Когда я в последний раз тебя видел, я, во-первых, не знал, что с Четырехглазым приключилось, а во-вторых, ты злой был. Как блоха зимой на лысой собаке.

– Да, – сказал он. – Извини. – И, въезжая на территорию таксопарка, поинтересовался: – Ну так как? Дальше вместе кислород переводить будем?

– Будем, – я не стал спорить. – Если сможем.

– Если будем – то сможем!

Мне бы его уверенность, честное слово!

Глава 10

Поработать с Генахой в паре не получилось, хотя он буквально булькал горлом от желания сделать это. Но кишечнополостное Макарец, сам того не ведая, подложил ему свинью. С точки зрения Кавалериста. С точки же зрения общечеловеческих ценностей Генахе повезло – ему впарили заявку в соседний городок. Шесть часов за рулем – и две дневные нормы выполнено. Но мой коллега все равно недовольно скрипел зубами, отправляясь на задание. Потому что деньги для него были вторичны, а хорошие заварушки он любил, так как с башкой не дружил с раннего детства.

Я и сам сделал вид, что принимаюсь за работу. А именно – залез в машину и проверил, как будет вести себя рука. Оказалось, что, если рулить левой, а правой только переключать скорости – сносно. Не без скрипа, но работать можно. И даже, при желании, деньги зарабатывать.

Но такого желания у меня пока не возникало. И не потому, что для меня деньги тоже были вторичны – в отличие от Генаха я довольно меркантильная тварь. И покушать вкусно люблю, и обувью удобной втариться. Ну, а про то, чтобы девушку-другую в кабак сводить (Лора не считается, чтоб у нее нос зелеными чирьями покрылся!) – так это вообще святое. Вот только предстоящая ночь была уже некоторым образом распланирована. К примеру, существовала настоятельная потребность прокатиться домой. Причины тому было две. Первая – хотелось узнать о результатах перестрелки во дворе. Вторая – пополнить арсенал, которого я, в результате означенной перестрелки, лишился. Но в подвале родного дома, где у меня имелась небольшая каморка для хранения овощей и разной рухляди, имелся оборудован тайничок, лет примерно на десять строгого режима. Я собирался добраться до этого тайничка еще в самом начале хипеша, да все как-то из головы вылетало. К тому же горе-ликвидаторы расстарались и снабдили меня огнестрелом, так что острой необходимости для похода в подвал не было. Теперь она появилась, и уж на сей раз я не забуду это сделать.

Выехав за ворота таксопарка, я принял необходимые меры предосторожности, а именно – снял куртку и бросил ее на заднее сиденье, чтобы какой-нибудь не в меру наблюдательный сосед не опознал меня по ней. После чего поехал домой.

Свернув в арку, располосовал фарами пространство двора на две неравные части, пытаясь высветить то, что натворил получасом раньше. Этого, однако, можно было и не делать – рядом с выстекленной и расстрелянной мной машиной стояли два Уазика с белыми полосами по борту, на которых было синими буквами написано «Милиция». Один из них в упор светил фарами на останки автомобиля, на крыше второго и вовсе была установлена фара-искатель. Которая, хе-хе, била мощным снопом света в одно из окон первого этажа. Странно, что хозяин расположенной за окном квартиры еще не выскочил на улицу и не устроил ментам вынос мозга. Впрочем, дед Федор, который там жил, двадцать лет отработал на ликероводочном заводе и на этой почве пострадал профессионально. Возможно, его страдания распространялись и на нынешний вечер. А в такие моменты деду Федору было пофигу, что светит в его окно – фара-искатель или какой-нибудь захудалый Альдебаран.

Чуть в стороне от милицейских машин белела карета «Скорой помощи». Рядом суетились медики, засовывая что-то в распахнутые задние двери. Не носилки, а что-то более мелкое. Жизнь во дворе била ключом.

Припарковавшись около подъезда, я выбрался из машины, закрыл дверь и подошел к месту сборища. Передо мной, буквально в метре, стоял какой-то сержант и нервными, быстрыми затяжками уничтожал сигареты. Судя по обилию бычков вокруг, он занимался этим уже давно и довольно успешно.

– Что здесь случилось? – я сделал два шага вперед и встал бок о бок с ним, засунув руки в карманы.

– А ты кто такой? – он стрельнул в меня подозрительным взглядом.

– Живу я тут, – ответил я. – Приехал за тормозком. Работаю в ночную, сам понимаешь.

Он обернулся, увидел такси и кивнул:

– Дело нужное. Ты в восемь часов еще дома был?

– Нет, – я с умным видом посмотрел на часы и покачал головой. – В восемь мне надо уже машину принимать. А ушел я… так, полчаса на дорогу… Ну да, примерно в семь с четвертью и ушел.

– Значит, ты не мог ничего видеть, – подытожил сержант и отбросил окурок в сторону. Тут же сунул в рот следующую сигарету и прикурил ее. Совсем здоровье не бережет, однако.

– Да тут и не было ничего такого, – заверил я. – А что случилось-то?

– Какие-то придурки перестрелку прямо во дворе устроили, – он глубоко затянулся. – Можешь полюбоваться результатом. Вот мы теперь стоим и гадаем, кто бы это мог сделать.

– Не я, – я хмыкнул.

– Да уж понятно, что не ты, – ответно хмыкнул он. – Мордой не вышел. Да и стреляли из двух стволов.

– Так их двое, что ли, было?

– А кто их знает? Люди видели только одного. Да и то когда тот уже убегал. Даже непонятно – он стрелял, или просто кто-то перепугался и ноги сделал от греха подальше. Никто ничего толком разглядеть не успел. Темно у вас тут, – он указал рукой в другой конец двора, что, очевидно, в его понимании, и должно было символизировать темноту.

– Темно, – согласился я. – Молодняк пару лет назад из рогаток баловался. А кто стрелял – тоже заметить не успели. Так бы хоть уши надрали. А ЖЭК на наши фонари положил большой и толстый. Так и живем с тех пор. А в машине что?

– Два трупа.

– Сильно! – я сделал вид, что внимательно рассматриваю автомобиль, потом снова повернулся к сержанту. – Не, это точно не одиночка работал. В одиночку так не получится.

– Я тоже так думаю, – тот кивнул. – Только решать все равно не мы с тобой будем. Скоро спецы подъедут, постараются разобраться. Хотя, – он постучал копытом по плотной снежной корке, – хрен они по следам определят, сколько было нападавших. С машиной проще будет.

– А сколько их в машине было?

– Черт его знает. Похоже, трое, – сказал сержант. – Я одного не понимаю – в салоне два автомата, но автоматных очередей никто не слышал. Почему не отстреливались?

– Автоматы?! – я глубоко вздохнул, причем отнюдь не поддельно. – Что ж здесь такое было-то?!

– Мафиозные разборки, – он махнул рукой, и сделал это с таким восхитительным безразличием, что я почти поверил ему.

– Черт! А мне сегодня в ночь работать! Я же после такого буду бояться брать пассажиров.

– Да уж, – согласился сержант. – Ты постарайся поосторожнее. Время нынче дикое.

– Ладно, – сказал я, – пойду. Работать все равно придется.

– Шагай, – кивнул он и сунул в рот новую сигарету. Сильный мужчина. Чхал он на Минздрав и его предупреждения. Представляю, на что похожи его легкие. Нужно будет намекнуть ему – пусть завещает их Ассоциации борцов с табакокурением – ну, или как она там называется? Шикарное получится наглядное пособие для желающих избавиться от никотиновой зависимости.

Оставив мента и убедившись, что по подъезду тихими привидениями не слоняются менты, – а они не слонялись, потому что все самое интересное было снаружи; что же до опроса жильцов, то он, по словам сержанта, уже был проведен, – я первым делом спустился в подвал. Слегка поработал землекопом, снимая небольшой слой грунта, под которым укрывался мой тайничок, достал из ящика «Беретту», – потому что надеялся, что ее мне хватит с лихвой, – и, насколько мог, скрыл следы е пребывания в клетушке.

Поднявшись в квартиру, нашинковал себе бутербродов – чтобы у сержанта, когда я буду покидать подъезд, лишних вопросов не возникло. Да и помимо его вопросов кой-какой запас жратвы при себе иметь нелишне.

Но бутерброды – бутербродами, а передо мной снова маячила ставшая уже привычной проблема. Сделав е кофе, я уселся за стол и принялся эту проблему обсасывать.

Ниточка, черти б ее драли. Сколько этих ниточек я е уже придумывал, и все они благополучно рвались, стоило е взяться за их раскручивание. Какие-то болезненно-нежные, право слово. Или мои мозолистые ладошки слишком грубы для них?

Может, все дело в том, что не я один их раскручивал? Насколько я мог судить, этим е занимались, помимо моих, еще пара рук. Руки милиции и руки неизвестной мне команды, уничтожавшей всех, имевших отношение к «Колизею». Уж и не знаю, до чего докрутилась милиция, а вот я, похоже, с час назад начисто обрубил эту последнюю руку.

Хотя нет. Сержант сказал, что был кто-то третий, скоропостижно покинувший место разборок. Однако мне от этой информации было ни тепло, ни холодно – где искать в данный момент третьего, кроме него самого вряд ли кто скажет. А сам он, скорее всего, заляжет на дно, ожидая, пока воспоминания о недавней стрельбе не потускнеют.

Да и не в третьем дело. Передо мной стояла задача отыскать Четырехглазого, а располагал ли неизвестный третий информацией о его местонахождении – большой вопрос.

Однозначно, располагал Ленивый. Но его взорвали.

Вполне вероятно, что Ломанов тоже был в курсе. Но ему перерезали горло.

Лора. Верная супруга знатного ресторатора. Похоже, он во многом доверял ей, раз, не боясь, что она попадет под мое обаяние и решится покинуть его команду, поручил напоить меня и выведать всю подноготную. Что ж, Лора вполне могла владеть нужной информацией.

Мысль была здравая. Я со вкусом потянулся, забыв о выбитом плече. Оно само напомнило, и я поморщился, резко вернув руки в исходное положение.

Где искать Лору? «Колизея» нет, и вряд ли она сделала памятный кабачок на окраине города местом своего постоянного обитания. Тем более – мужа убили и надо готовиться к похоронам. Скорее всего, сидит дома. Вопрос – где ее дом?

Ответа я не знал. Но неожиданно вспомнил о том, кто мог знать. Длинный. Ликвидатор и похититель меня, уступленный мною матрешке для удовлетворения ее низменных инстинктов. Я, правда, не мог сказать, находится ли он до сих пор на территории картонажной фабрики, или уже покинул ее. Получилось же это у коротышки (хотя лучше бы не получалось). В любом случае, проверить не мешало.

Подъезд я покинул с «Береттой» под свитером и тормозком напоказ. Но сержант, единственный из работающих на месте происшествия, кто успел прекрасно разглядеть, на сей раз даже не посмотрел в мою сторону. Стоял на том же месте и с тем же рвением уничтожал мировой запас табачных изделий. Судя по изрядно увеличившейся горе бычков под ногами, ему оставалось совсем немного, чтобы достичь цели. И я не стал приставать к нему с советом завещать свои легкие на дело борьбы с курением. Зачем? Все равно он сейчас прикончит последний табак на Земле, и курить станет попросту нечего.

Никем не остановленный, я сел в машину и покинул двор. Мой путь лежал в сторону картонажной фабрики. Мимо уже отключенных светофоров, которые презрительно мигали желтым, по пустынным улицам, на которых почти не было машин и уж тем более – людей.

Это знамение времени. Вот уже лет пять, как с наступлением темноты улицы пустеют. Даже зимой, когда ночь начинается днем. Люди боятся. Боятся быть обнаруженными поутру с проломленной головой, с простреленным легким, с порезанным желудком.

Я их вполне понимал, и даже почти полностью разделял эти чувства, хотя относился скорее к тем, кого надо бояться, а не к испытывающим страх. Но первые тоже бояться, и даже больше вторых, и это тоже – знамение времени, пропитанного злобой и ненавистью. Да что далеко ходить – два трупа в машине во дворе моего дома, четыре трупа в машине у больницы, Ломанов, Ленивый… Всё это – звенья одной цепи. Всё – примета времени. Так что, Михал Семеныч, зря ты грешил на себя – мол, живешь от хипеша до хипеша. Не ты один так живешь. Вся страна с ума сошла.

По пути я сделал остановку у ночного ларька и приобрел пару бутылок водки. Соваться к бомжам с пустыми руками почему-то не хотелось. А с водкой я был, что пионер на Диком Западе. Огненная вода – на случай трубки мира, «Беретта» – на случай тропы войны. Я иду к вам, о дикое бродячее племя! И да будут ваши языки гибкими, а мозг – незатуманенным. По крайней мере до тех пор, пока вы не скажете, где длинный.

Загнав машину на территорию фабрики, насколько это позволял неукатанный и неутоптанный слой снега, я заглушил мотор и привел себя в состояние готовности номер раз. Пистолет переместил вперед, поскольку береженого бог бережет, водку рассовал по карманам, поскольку иду все-таки с мирными целями. Куртку решил оставить – в случае нападения на мою священную особу она будет только сковывать движения. Зато прихватил из бардачка фонарик – ночь, как-никак.

Покинув машину, тщательно закрыл все дверцы, даже капот и багажник проверил. В таких местах, где бродят неизвестные цивилизованному миру племена, лучше перестраховаться, чтобы, вернувшись, не обнаружить вместо машины лишь колею на снегу.

Покончив с этой галиматьей, прошел по узкой, но очень утоптанной тропинке к зданию, осторожно скрипнул дверью и шагнул в упругую темень внутренних помещений. Через огромное окно в не менее огромные залы падал свет – единственный привет от города, раскинувшегося где-то за высоким забором. Но этого света было слишком мало даже для того, чтобы четко обозначить сами квадраты окон, не говоря уже о том, чтобы осветить помещение изнутри. Или мои глаза пока не привыкли? Ведь, будучи подвешенным, я неплохо различал все, что меня окружало, не будучи филином или, на худой конец, котом.

Но ждать, пока глаза привыкнут к местному сумраку, было неохота. Даже в какой-то степени жутковато. Хотя я и отдавал себе отчет, что бояться нечего. Бояться нужно было позапрошлой ночью, когда нелегкая занесла в эти края посланцев Ломанова. Они были опасны, да. Но таких на территорию фабрики заносит едва ли чаще, чем раз в жизни.

Я включил фонарь. Вокруг – хлам, обрывки бумаг да издохшая кошка. И снова хлам. Я шагнул вперед в том направлении, где, по моим воспоминаниям, находилась комнатушка, на время ставшая камерой пыток.

Яркий светлый круг скользил по захламленному полу впереди меня, я шел за ним, как Иванушка-Дурачок за клубком Василисы Прекрасной, и ей-богу, даже начал верить в то, что этот самый кругляш выведет именно туда куда нужно.

Он не обманул ожиданий. Сказка, да и только. Через минуту осторожной ходьбы передо мной возникла та самая коморка.

Я переступил порог и очутился внутри. Следы моего недолгого пребывания здесь были уничтожены, несмотря на то, что времени, в принципе, прошло не так много, как могло показаться из-за обилия приятных и не очень событий.

И никаких признаков связанного по рукам и ногам длинного. Впрочем, я и не ожидал его обнаружить. Глупо думать, что матрешка в течение двух суток будет тешить свою похоть именно здесь. Слишком близко находилась камора от входа в склад. Слишком часто, наверное, наведывалась сюда веселая молодежь, вооруженная шприцами и папиросами с дурманом. Слишком легко было обнаружить пленника. Они, конечно, повеселятся от души, но где гарантия, что после этого не захотят его освободить? Нет такой гарантии. А освобождения длинного матрешка вряд ли допустит – слишком нужная в ее беспросветной жизни цацка.

Вывод? Очень просто – она наверняка утащила его куда-нибудь вглубь фабричного помещения. Куда посторонние не забредали вообще, а значит, отсутствовала опасность лишится драгоценной игрушки. Например, туда, где жила сама. И я очень подозревал, что не одна, а в составе всего бомжиного племени. Только где находилось их стойбище, я не представлял себе даже примерно. Нужно было искать. Как именно – это уже другой вопрос.

Не мудрствуя лукаво, я покинул комнатку и, пройдя метров десять к северу – а может, к северо-западу, роли не играло, – прокричал:

– Эй!

Голос ударился в стены и гулким эхом шарахнулся обратно. Опять стало немного жутковато. Ощущение было такое, будто я стою на ночном кладбище. Причем под ногами – мой собственный могильный холм. Бред, конечно, но все-таки.

Я терпеливо ждал целых три минуты, – специально засекал по часам, – но кроме эха собственного голоса не услышал ничего, что могло бы подсказать ответ на мучавший меня вопрос. Тогда еще раз набрал полную грудь тягучего воздуха и заорал что было силы:

– Эй, кто-нибудь! Где здесь бомжи живут?!

Хриплый голос, раздавшийся сзади, заставил меня вздрогнуть.

– А чего тебе от них надо?

Я резко обернулся и осветил фонариком обладателя голоса. Невысокий коренастый старикан с усами таракана и его же фасеточными глазами стоял, заложив руки за пояс и не мигая смотрел на меня. Огромные залатанные валенки, потасканные, но все еще опрятные рабочие штаны, стеганная телогрейка, перетянутая в талии белой веревкой, лопоухая шапка на голове. Добротно, в общем, сделанный старикан.

– Тетку одну мне увидеть надо, – сказал я.

– Здесь тебе не бордель.

– Да я и не с этой целью.

– А какую тетку?

– Низкая, толстая, вонючая. Я ей человека потрахаться одолжил. Понимаю, что не бордель. Но она тоже тварь божья. Размножаться иногда хочет. Только теперь этот человек мне самому нужен.

– Тоже поразмножаться захотел?

Я хотел было нагрубить ему, но, испытывая в старикане нужду, передумал. Он знал, как пройти к бомжиному стойбищу. И мог провести туда меня. Так что не стоило спугивать его раньше времени.

– Не размножаюсь я с мужиками, дед. Тетка где?

– Не гони! – строго приказал тот. – Ишь, резвый какой. Тетки этой сейчас здесь нет. А человек… Да ты сам-то кто будешь?

– Вырасту большой – пенсионером буду. А пока я таксист.

– Таксист?! – удивился он, словно я признался в том, что намедни спер у него клизму. – Надо же! Воры здесь бывали, наркоманы тоже. А вот таксистов еще не было.

– Значит, буду первым, – подытожил я. – У меня тут еще одна проблема, старый. Водка прокисает.

– Водка? – голос старикана остался равнодушным. Видимо, никаких светлых воспоминаний об этом продукте он не имел. – Водка – это такая вещь, сынок, что не прокиснет, не переживай. Но не пропадать же добру. Пойдем к нам, твой человек там лежит.

Я радостно ощерился, а старикан, развернувшись, неспешно пошаркал прочь. Мне удалось без труда приноровиться к его шагу, так что дальше мы шли, как бойцы Кремлевского полка – нога в ногу.

Он долго вел меня за собой по каким-то закуткам, коридорам, сквозным комнатам. Их было так много, что в конце концов я утратил всякую ориентацию. Оставь дедок меня одного, и я сдох бы от голода, так и не найдя дороги назад, несмотря на фонарик в руке. Очень может быть, что следы он путал специально – а вдруг мне захочется еще раз навестить их, но уже не в одиночку, а, скажем, с компанией злых докторов с острыми шприцами для дезинфекции?

Напетлявшись от души, старикан вышел в какую-то, пусть огромную, но все же комнату, а не цех. Посреди нее стояло три буржуйки, жадно жрущих дрова. В нескольких кастрюлях булькало варево. На одной из печурок имелся даже чайник.

Чтобы не задымлять помещение, длинные трубы были выведены через тщательно законопаченное окно на улицу. Перед буржуйками лежал солидный запас топлива в виде поломанных досок и нескольких чурок. Серьезная организация быта. Я ожидал много худшего.

В комнате было тепло и даже где-то жарко. Все местное население располагалось вдоль стен, и сейчас возлежало на кучах тряпья и прочей мягкой дребедени.

При нашем появлении несколько пар глаз настороженно убедились, что опасности нет, потом их внимание опять переключилось на ловлю вшей и прочие радости жизни.

Старикан уверенно прошел вглубь помещения, поставил на попа три чурки и, обернувшись ко мне, предложил:

– Присаживайся.

Я воспользовался предложением и расположился на одном из только что созданных табуретов, а дед принялся суетиться, готовя закуску и выставляя ее на средний обрубок, который должен был сыграть роль столика.

Первым делом он ловко выудил прямо из воздуха стаканы. Вторым – схватил с печки и переставил мне под нос небольшую кастрюльку. Потом выудил из кармана ложки, – сперва одну, потом вторую, – потер их о фуфайку и положил рядом с кастрюлькой.

– Погоди, не жуй. – Сказано было сильно, словно я, натурально, изнывал от голода и грыз стены по дороге сюда, втирая очки собственному желудку. Да пригрози мне кто-нибудь поцелуем давешней матрешки – я бы не стал кушать такое, какое булькало в кастрюльке. Черт его знает, из чего оно состояло.

Но объяснять все это деду я не стал, чтобы не оскорблять его чувство гостеприимства. Да он и не ждал от меня комментариев, развернулся и зашаркал ногами в самую темную часть комнаты, где долго чем-то шелестел и откуда вернулся со шматком хлеба и добрым кусом колбасы в руках.

При виде которой у меня чуть глаз не выпал. Усилием воли его удалось втянуть на место, так что никто, по-моему, ничего не заметил. Но я, крест истинный, никак не ожидал увидеть здесь колбасу. Что угодно, даже корону Святого Стефана, но не колбасу.

Тем не менее, она была – факт. Потому что мои ноздри сразу защекотал знакомый запах, но я сдержался. В первую очередь из соображений гуманности – никогда не собирался и впредь не собираюсь объедать голодающих бомжей. А потом еще и собственная безопасность, в смысле гигиеническом, требовала осмотрительности. Я как-то не доверял рукам деда. Неизвестно, где и в чем они ковырялись, прежде чем взяться за закуску.

Старикан уселся напротив меня на такой же пенек и поинтересовался:

– Ты, кажется, что-то говорил про водку?

– Я? – на всякий случай удивился я. – Ну да, говорил. – И вынул из кармана уже согретый теплом моего тела пузырь. – Прокисает, подлая.

Дед лихо подхватил бутылку, повертел ее в руках и, ловко и умело вскрыв ложкой, с вызовом оглядел комнату:

– Ну, желает кто-нибудь выпить, али как?

Несколько секунд стояла полная тишина, потом под самым окном произошло шевеление. Там встал на ноги, после чего подошел к нам, некто. Огромный парень. Не высокий, не широкий, не толстый, а и то, и другое, и третье вместе. Именно, то есть, огромный.

Я с удивлением уставился на это интересное природное явление, а он, трясясь коленками от страха, попросил: