Текст книги "Хроника Великой войны"

Они вышли. Ночь была свежая и ясная, и на небе мерцали глубокие огни звезд. Халхидорог осторожно прикоснулся к её волосам. Воителя завораживали смотрящие на него большие, синие в темноте глаза девушки, и ему хотелось сделать что-нибудь приятное. Он оторвал руку от её волос, сложил пальцы, и откуда-то из глубины скрытой ладони заструился нежный свет, вылепивший очертания цветка. Халхидорог поднес его к губам, словно вдохнув в него жизнь: цветок заалел и распустился. Осерта восхищенно приняла его из рук гхалхалтара. Странно смотрелся цветок в разгар зимы, когда все вокруг было занесено снегом и в нескольких сотнях шагов мерзли на равнине твари.

***

Мастер Орлог накинулся на освободившийся стол, схватив сверкающие золотые монеты.

– Шесть золотых! Да на это можно корову купить!

Засунув деньги в кошель, сгорбленный и похожий на огромного стервятника, он вырвал из тарелок несколько недоеденных кусков говядины, жадно запихнул их в рот.

Потом, обнаружив на столе свой бесценный бокал, обтер жирные пальцы и, поморщившись, бережно взял его: "Какое кощунство! Да как можно из такого пить!"

***

Халхидорог и Осерта шли по пустынным улицам Виландора. Они не говорили, ибо не могли, а просто молчали, глядя на небо и парящие над ними звезды. Часовые-гхалхалтары, прищуриваясь и узнавая командира корпуса, отступали, и острыми огоньками таяли во мраке их завистливые глаза.

Было уже очень поздно, когда они вернулись к трактиру. Он закрылся, и в окнах стояла мертвая пустота – мастер Орлог не любил зря жечь свечи.

Осерта вдруг вздрогнула. Халхидорог поймал её испуганный взгляд и, желая убедиться, что все будет в порядке, решительно постучал в дверь.

За окном задрожал огонек свечи.

– Это я, – Осерта настороженно слушала, как стучат в сенях шаги.

Дверь распахнулась – исполненный гнева, трактирщик замер на пороге с открытым ртом:

– Ваша милость?.. Здравствуйте…

Гхалхалтар оборвал его:

– Мы уже виделись. Я привел твою дочь. Она не виновата в том, что вернулась так поздно. Это – я.

Мастер Орлог глупо закивал, и лунный свет круглым бликом запрыгал по его лысине.

– И не дай Бог, её кто-нибудь обидит – голову сниму, – Халхидорог пристально посмотрел на трактирщика, перевел взгляд на Осерту, кивнул:

– Дагед.

Осерта стояла, глядя ему вслед, пока он не скрылся за черными домами.

Мастер Орлог, решив, что гхалхалтар уже достаточно далеко, схватил её за руку:

– Долго же ты шлялась. Я тут работаю, из сил выбиваюсь, а ты!

Она быстро зашла в трактир. Трактирщик сердито захлопнул дверь, с ожесточением обернулся к ней, но, вспомнив сурового воителя, сразу осунулся:

– Ступай.

Осерта направилась к себе в каморку.

– Эй, он тебе ничего не подарил? Денег никаких не дал?

– Нет.

– Проклятье.

***

Чтобы облегчить страдания солдат на склонах, люди решили перебросить часть из них в теплый Грохбундер.

Лорд Карен договорился об этом с Добином загодя, и стоял, наблюдая за подготовкой дракунов к перелету. Всадники седлали драконов, проверяли тугость подпруг и пристяжных ремней. На одного дракона садилось сразу по трое-четверо, и он, обремененный тяжелой ношей, взлетал, тяжело подымая крылья, раздувая бока.

Хамрак видел это, качал головой: пусть люди спасают своих. Тем больше будет у него подданных, когда он наконец захватит Королевство Трех Мысов. Спокойная, лукавая улыбка блуждала на его тонких губах.

***

Осерта желала снова увидеть Халхидорога. Однако на следующий день он не появился, и в суете трактира прошлый вечер казался прошедшей сказкой.

Халхидорог же вынужден был поехать вместе с Гамаром к Хамраку. Бывшего коменданта форт-брейденского замка задели частые перелеты дракунов из лагеря лорда Карена в Грохбундер, и он хотел убедить короля в необходимости штурма крепости. За последнее время военачальники сблизились и стали считаться друзьями, а потому, несмотря на очевидную обреченность проекта, Халхидорог все равно ехал с Гамаром, дабы поддержать его.

Бессмертный ожидал их в той же гостиной, где собирал совет. Зная неуступчивость Гамара, Хамрак догадывался о дерзости его идеи и заранее знал, что откажет, но приготовился выслушать.

– Садитесь.

Гамар отрицательно покачал головой, полагая, что лучше будет говорить стоя. Халхидорог, напротив, с удовольствием опустился в кресло.

С холодной, мрачной ясностью Гамар стал излагать свое предложение. Бессмертный как обычно улыбался, снисходительно кивал, как будто даже соглашаясь.

Халхидорог не слушал и, запрокинув голову, блуждал взглядом по резному деревянному потолку. Война как-то отступила для него на второй план, и разговор, который ещё три дня назад показался бы ему крайне важным, теперь воспринимался как пустая болтовня. Какая в общем разница, будет Грохбундер людским или гхалхалтарским? В его – личной жизни от этого ничего не изменится. Он может, правда отличиться при штурме, получить лишний десяток тварей в корпус, деньги в знак поощрения. Но зачем они ему? Халхидорог закрыл глаза, вспоминая тихий звездный вечер, людскую девушку. Это было только вчера, но как будто очень давно, далеко от жестокого Гамара и от бесстрастного Хамрака.

Военачальник кончил, и заговорил король. Халхидорог очнулся, захватив речь бессмертного на полуслове.

– …займем. Это не трудно, ибо люди беспомощны в своей наивной надежде на крепостные стены. Но потом все равно оставим его.

– Зачем оставлять?

– Наш путь – на княжество Парзи.

– Но разумнее наступать на Жоговенский мыс.

– Решения военного совета не обсуждаются, – отрезал некромант.

– Хорошо. Однако, захватив Грохбундер, мы ослабим противника и, кроме того, дадим возможность тварям на равнине перейти в теплые помещения замка, – прохрипел Гамар, рассчитывая на известный гуманизм бессмертного.

– Возможность тварям? А о людях в крепости вы подумали? Нет. А ведь они такие же живые существа, как и мы…

Хамрак стал доказывать Гамару абсурдность деления наций на высших и низших. Тот не уступал, приводя доводы милитаристической верхушки королевства, развязавшей войну:

– Мы, гхалхалтары, затем и начали все это, чтобы покорить жалкие народы и своей властью вывести их из тьмы. Мы действуем во имя добра. Я первый опустил бы оружие, если бы понял, что это не так.

– Зло не остановить насилием.

– Убьем сотни и через это улучшим жизнь тысяч. Потомки погибших ещё будут благодарить нас за то, что мы не пожалели их предков и на их костях воздвигли свое справедливое владычество. Они – неразумные, противятся своему счастью. Жалкие людишки! Твари!

– Стойте, – Халхидорог, до той поры остававшийся равнодушным, вдруг перебил Гамара. – Я не люблю людей. Их солдаты тщедушны и слабы, полководцы тщеславны и, допуская промахи на каждом шагу, ничему не учатся, крестьяне и горожане готовы отступиться от своих близких и от отечества ради нескольких медяков и благосклонности сильных. Однако есть среди них избранные, достойные сравниться с гхалхалтарами.

Гамар зло ощерился:

– Позор! Когда такое говорят воители, немудрено, что наши солдаты все дни проводят в кабаках и домах людей, общаясь с ними и милуясь с их девками.

Слова задели Халхидорога за живое:

– Воины хорошо воевали. Им надо отдохнуть. А если вы видите в этом позор, то я, напротив, – пользу.

Гамар хотел возразить, однако Хамрак остановил его:

– Довольно, не спорьте. Вы же гхалхалтары. Будьте разумны.

Военачальники замолчали. Хамрак встал, подытоживая беседу:

– Грохбундер оставим в покое, а дорога на Парзи откроется через две недели…

Гамар и Халхидорог удалились от бессмертного в плохом настроении. Первый, исчерпав всю свою словоохотливость, замкнулся в себе; второй, понимая, что продолжение разговора приведет к окончательному разрыву, также молчал. Они ехали медленно, держась друг от друга на расстоянии.

***

Постепенно, видя, что гхалхалтары ведут себя спокойно, крестьяне стали появляться в трактире как и прежде. Солдаты относились к ним с легким пренебрежением, но благосклонно, как к меньшим братьям. Воины вообще обжились в деревнях и, похоже, уже не рвались осаждать Грохбундер. Это поняли даже самые непросвещенные в военной стратегии, и те люди, которые ещё две недели назад говорили о том, что судьба крепости решена, теперь авторитетно заявляли, что с самого начала угадывали в цитадели неприступную твердыню.

Осерта тоже успокоилась. Она перестала видеть в гхалхалтарах врагов. Многих из них, часто наведывающихся в трактир, она знала в лицо. Ей все больше хотелось поговорить с ними, узнать поближе, расспросить о стране, откуда они прибыли, о таинственном бессмертном короле и, конечно, о Халхидороге… Их язык, звучный и переполненный странными гортанными созвучиями, манил Осерту.

Она даже набралась смелости и, пока мастер Орлог был в отлучке в своей лавке на другом конце Виландора, несколько раз обращалась к гхалхалтарам, жестами прося их научить её хотя бы двум-трем фразам. Большинство из них были бы рады помочь ей, но не говорили по-людски, довольствуясь набором самых необходимых, примитивных слов: "еда", "вино", "побольше", "хватит". Они пожимали плечами, сочувственно разводили руками, пока вдруг один из них не указал на закутавшегося в широкий светлый плащ старика. Старик весь вечер сидел, неотрывно глядя на стоящую перед ним кружку, постепенно отпивая из нее. Осерта не стала бы подходить к нему, но, когда солдат посоветовал, осторожно приблизилась:

– Извините.

Старик-гхалхалтар поднял глаза.

– Присаживайся, сестра. Не люблю, когда передо мной стоят, – он говорил на удивление чисто и без акцента, что вселило в девушку надежду.

– Простите, – она опустилась на свободное место. – Извините.

Он оглядел её, сложил руки в ожидании.

– Я хочу научиться говорить по-гхалхалтарски. Хоть чуть-чуть, несколько фраз.

Старик кивнул.

– Для начала, самое важное: Бог по-гхалхалтарски – Хог.

***

Снег под ногами полыхал, и при каждом шаге хрустел разбиваемый носком лед. Гхалхалтар осторожно поднимался вверх. На нем был светлый плащ так, что разглядеть его на белых склонах было сложно.

Горы поднимались ввысь и, дойдя до наивысшей точки, отлого скатываясь вниз уже по ту сторону хребта. Однако тут они были отвесными, и гхалхалтар поднимался медленно, иногда, в самых трудных местах, помогая себе магией, перелетая с одного выступа на другой.

Он был стар, но действовал уверенно и ловко. Его звали Дродом.

Добравшись до вершины скалы, он замер. Внизу с противоположной, скрытой от равнины стороны раскинулся большой людской лагерь. Там ходили маленькие темные фигурки и иногда ненадолго взмывали в небо миниатюрные драконы. Все было спокойно.

Вдруг рядом хрустнул снег. Гхалхалтар обернулся – в нескольких шагах, не замечая его, стоял человек. Часовой двинулся вдоль хребта, широко расставляя ноги, глядя на расстилавшуюся перед ним, залитую солнцем равнину. Дрод вперился в его исчерченное контрастными черными тенями лицо. Часовой подошел ближе, не видя слившегося со снегом гхалхалтара в двух шагах от себя, наступил. Старик дернулся – человек приглушенно вскрикнул, растопырив руки, и упал навзничь. Дрод подмял его, зажав ему рот. Убедившись, что все тихо, он обыскал убитого, потом, вынув длинный кривой нож, ловко отрезал голову, бросил её вниз, на залитую солнцем равнину. Обезглавленное тело он оттащил далеко в сторону, раздел и присыпал снегом. Теперь люди, даже если и найдут труп, долго будут устанавливать, кто это такой.

Приняв облик часового, Дрод вернулся к месту убийства и остался стоять там, дожидаясь смены. Заклятие превращения действовало хорошо и подошедший через два часа солдат не узнал подмены.

– Не холодно?

– До костей промерз, – гхалхалтар не знал, каков был голос убитого им часового, и потому говорил хрипло.

– Что это ты, Стэл?

– Простудился, думаю.

– Давай, иди. Бест тебя посмотрит. Он же, знаешь, специалист по всяким травам.

Гхалхалтар кивнул и направился к лагерю. Теперь он знал "свое" имя.

Время перевалило уже за полдень, а ему нужно было дождаться ночи.

***

Халхидорог пришел в трактир рано утром, когда ещё никого не было. Он понимал, что девушка не знает гхалхалтарского и они не смогут поговорить, однако не мог как обычно сосредоточиться на военной службе и, угадывая в ней причину своей рассеянности, хотел видеть её. Осерта встретила его восторженно, горя желанием поделиться своими успехами:

– Приветствую.

Халхидорог остановился:

– Здравствуй.

– Чего угодно вашей милости?

Только тут он понял, что она кое-что знает по-гхалхалтарски, и невольно воскликнул:

– Прекрасно! Ты знаешь мой язык! Почему ты раньше это скрывала?

– Я немножко говорю. Я только день назад обучилась.

– Только вчера? – Халхидорог удивился ещё больше.

– Да, ваша милость.

– Зачем?

– Чтобы говорить, ваша милость.

Халхидорог, радостный, опустился на стул.

– Не надо говорить мне "ваша милость".

– Я не знаю.

– Не умеешь иначе? Хорошо, я тебя сейчас научу.

***

Мастер Орлог один раз попытался привлечь Осерту к работе, но Халхидорог отослал его обратно на кухню, всучив для весомости золотой, и потом тут же с энтузиазмом продолжил урок.

Осерта сидела, не шевелясь, боясь пропустить какое-нибудь всеопределяющее слово. Он был нетерпелив, не говорил на людском и негодовал на себя, когда не мог сказать ей самого элементарного. В конце концов ему удалось объяснить, как звучит по-гхалхалтарски "ты".

Халхидорогу хотелось узнать, кому он был обязан столь неожиданным подарком:

– Кто учил тебя?

– Гхалхалтар, – Осерта изобразила морщины, чтобы передать возраст учителя, провела рукой позади спины по складкам воображаемого плаща. – Белый, весь белый. Светлый.

Халхидорог задумался. Нехорошее подозрение шевельнулось в нем. Он хлопнул себя по поясу, жестом изобразил что-то длинное и изогнутое.

Осерта кивнула.

– Не надо. Обещай мне, что больше не будешь с ним общаться.

Осерта вопросительно взглянула на Халхидорога.

– Скажи "да", что не будешь говорить с ним, – пояснил он.

– Почему? Гхалхалтар такой белый, светлый.

– Он – страшный гхалхалтар именно оттого, что он "светлый". Я не хочу, чтобы ты говорила с ним. Скажи "да".

***

Дрод бродил по людскому лагерю. Он всем походил на убитого часового, лишь болтался под курткой длинный, кривой нож. Люди принимали его за своего, и он беспрепятственно слушал их разговоры. Настроение у всех было плохое, но они утешали себя мыслью о том, что гхалхалтарам приходится хуже.

День тянулся нестерпимо долго, и Дрод вышел из лагеря. Вокруг расстилалось чистое, белое, непоруганное полотно снежного склона. Воитель опустился на колени и стал молиться. Он молился несколько часов. Видевшие его люди останавливались, дивились, принимая за чудака – никто из них не чувствовал в себе подобной религиозности.

Вечер подступил к горам. Стало темно. Тогда старик поднялся. На душе у него было спокойно. Он был готов.

Воитель не спеша прошествовал к лагерю. Постовой окликнул его – он ответил. Его пропустили.

Дрод дошел до того места, где, как он заметил днем, расположились дракуны. Они разместились в палатках, а их драконы спали снаружи, подвернув под крылья свои узкомордые головы на длинных шеях.

Гхалхалтар заметил часового. Дрод принадлежал к числу старейших и опытнейших воителей. Осторожно вынув длинный, кривой нож, он исчез. Невидимый, он шел неслышно, и только отпечатывались на снегу узкие, длинные, гхалхалтарские следы. Часовой воздел глаза к небу. У него было молодое, безусое скучающее лицо. Ему хотелось спать, и он, не в силах побороть зевоту, зажмурился и раскрыл рот. Вдруг глаза его выкатились, лицо искривилось – голова, отделившись от тела, упала на снег.

Ближний дракон, словно что-то почуяв, приподнял крыло, открыл мутноватый глаз. Гхалхалтар застыл. Зеленый глаз дракона покрылся белесой пленкой, захлопнулся. Дрод по опыту не спешил и постоял несколько минут, пока окончательно не удостоверился, что все в порядке, потом двинулся к палаткам.

Входы в них охранялись. Дрод знал это, а потому пошел в обход. Подойдя к палатке сбоку, он сделал аккуратный надрез и заглянул внутрь. Все было тихо. Люди спали, и мирно колыхался над ними воздух.

Воитель протиснулся в тепло палатки, и, невидимый, заскользил от человека к человеку. Один из дракунов пошевелился, но не открыл глаз. Быстро заработал длинный, кривой нож. Никто из них больше не открыл глаз. Никогда.

***

Дрод вернулся рано утром. Он потратил много сил на спуск по отвесным скалам и шел, покачиваясь, оставляя на снегу глубокие пляшущие следы. Длинный, кривой нож отдыхал у его бедра. Маги, оставленные с тварями на равнине, с опаской наблюдали за ним, понимая, что, если воитель в таком состоянии, он возвращается с крайне опасного и сложного дела. В лагере людей произошло нечто ужасное.

Добравшись до Виландора, Дрод первым делом направился к Гамару, своему начальнику, доложить обо всем. Потом он исчез. Никто не ведал, куда, но все знали, что воитель не появится несколько дней, пока не отмолится в одиночестве, укрывшись в горах.

***

На следующий день после возвращения Дрода, Хамрак вызвал Гамара к себе. Бессмертный чуть хмурился, что странно сочеталось с его кривившимися в легкой улыбке губами.

– Ты зря досадил людям ночной вылазкой, Гамар.

– Позвольте узнать, почему вы решили, что это работа моих воинов?

– Я даже могу сказать кого именно, ибо никто, кроме Дрода, не способен на такое, – Хамрак указал на стол, где лежала голова часового, которую воитель сбросил вниз, а один из магов нашел. – Ровный срез, безукоризненный. Такая же участь, думаю, постигла многих. Не правда ли? – некромант заглянул в мертвые глаза часового. – Впредь, предупреждай меня, когда захочешь вновь досадить людям.

– Могу предупредить уже сейчас. Я всегда готов.

– Не спеши. Они сдадутся сами. Попомни мои слова.

***

Рано утром Халхидорог увел Осерту из трактира гулять по Виландору. Погода выдалась хорошая. Они вышли из деревни на равнину и долго бродили по чистому, белому снегу далеко от скоплений мерзнущих тварей. Они шли, обнявшись. Осерта была на две головы ниже Халхидорога и выглядела хрупкой, обхваченная его крепкой, жилистой рукой.

Потом он пригласил её в свой роскошный дом.

Уже у самых дверей, они наткнулись на Гамара, который ехал от Хамрака и, исподлобья взглянув на идущих, не поздоровался с бывшим другом. Халхидорог чуть смущенно поприветствовал его:

– Добрый день.

– Добрый. – Гамар ощерился. – Особенно, когда вместо того, чтобы бороться с людьми, гуляешь с их девками.

– Кто же вам мешает?

– Мой долг, щенок.

Халхидорог, будучи не в силах пропустить оскорбление в присутствии Осерты, вдруг надвинулся на всадника, схватив его за плащ, дернул вниз. Однако Гамар, широкий в кости и сильный от природы, вывернулся, оттолкнув руку воителя:

– Потише! Не тебе взять меня. Хоть ты и состоишь в лучшем воинском сословии, но слаб. Дрод куда лучше тебя.

– Положим. Да я и не гонюсь за титулом лучшего воителя. Мне достаточно звание "лучшего гхалхалтара", – Халхидорог оглянулся на стоящую в стороне Осерту.

– Что ж, верь бабам, если тебе так хочется, – Гамар тронул поводья.

Когда они зашли в дом, Халхидорог велел зажечь в темных комнатах светильники так, чтобы было светло, и они прошествовали в волшебную комнату с гобеленами…

***

Лорд Карен молча стоял за пределами лагеря над свежей могилой дракунов. Там, под землей, лежали тридцать лучших его воинов. Позади сиротливо топтались на снегу их драконы. Животные ещё не понимали, что хозяев больше нет, и напрасно ждали их появления.

Лорд отвернулся от могилы, ощупывая взглядом представший перед ним лагерь. Охрана вокруг уже усиленна. Однако если враг затаился внутри и дожидался следующей ночи, чтобы вновь нанести удар?

Достаточно. Они так понесли уже слишком большие потери. Настал момент серьезно заявить о себе, ответить гхалхалтарам на их вызов и отомстить за павших: дракунов, пентакреонцев и простых солдат. Лорд Карен пошел к лагерю – к палаткам оставшихся в живых дракунов.

Он дал приказ атаковать позиции тварей на равнине.

***

Свет не проникал в комнату сквозь занавешенные окна. Гобелены серыми, уютными пятнами покоились на стенах. Осерта сидела на софе. Халхидорог лежал, запрокинув голову на скрещенные руки. Рубашка его была наполовину расстегнута, и размеренно, поднимаясь при каждом вдохе, ходила под ней грудь.

– Значит, Орлог тебе не отец? А где же твои родители? Умерли?

Осерта не поняла его и не ответила.

– Странно, – словно сам себе продолжал он, – я ведь тоже сирота. У меня нет родителей. Нет. Я даже не помню их.

Осерта испуганно посмотрела на него.

– У нас так много общего. Одни и те же радости и беды.

Она кивнула, не разбирая слов, но инстинктивно чувствуя, что он говорит правду.

В комнате воцарилось молчание. Халхидорог смотрел на лицо Осерты, её красные, уставшие от работы руки.

– Ты достойна большего, чем трактир. Я увезу тебя далеко-далеко – на Южный континент, где нет зимы и нет войны. Увезу. Запомни это слово, – он махнул рукой вдаль.

Вдруг со двора донеслись крики. Через мгновение они раздались уже ближе, в коридорах:

– Атака! Атака! Дракуны напали!

Халхидорог раскрыл глаза, рывком вскочил. Быстро надевая куртку, он обернулся к девушке:

– Извини. Надеюсь, скоро вернусь.

Он выбежал, оставив её одну. Осерта не знала слов "атаковать" и "напасть", а потому могла лишь догадываться о причине переполоха, понимая, что началось наконец то, чего она боялась.

***

Лорд Добин наблюдал из Грохбундера, как дракуны выскочили из-за сверкающих уступов скал, обрушившись на равнину. Крохотные и неопасные с далекого расстояния красные язычки вырывались из пастей драконов. Кучи тварей стали рассыпаться. Ветер донес их слабые крики. Дракуны взмыли в синее, торжествующее небо, сделали несколько кругов, выискивая наиболее крупные кучи живых тварей, готовясь к новому удару.

Вдруг один из них упал. Потеряв равновесие, сорвался другой. Третий. Еще, ещё и еще… Дракуны стали осыпаться на землю на копошащихся тварей. Лорд Добин с ужасом видел это. Из деревень высыпали гхалхалтары. Впереди скакали их предводители. Дракуны, осыпаемые стрелами, огрызаясь огненными вспышками, скрылись за уступами скал.

Потери нанесенные тварям были велики, но на равнине осталось и много людей. Их драконы, растопырив крылья, вывернув головы, смотрели в небо распахнутыми, не верящими в свою смерть глазами. Маги, оставленные Гархагохом между тварями, скромно улыбались, глядя на свою работу.

***

На следующий день, когда Халхидорог зашел в трактир за Осертой, его встретил мастер Орлог.

– Здравствуйте, ваша милость, – трактирщик остановился, стряхивая с костюма белые крошки

Гхалхалтар кивнул.

– Чего изволите?

– Где твоя дочка?

Трактирщик понурился, но, собравшись с силами, выставил живот вперед и произнес:

– Вы бы заплатили, ваша милость. Понимаете ли, работницу отнимаете. Сколько б она разных дел на кухне сделала!

Халхидорог нахмурился:

– Чего ты хочешь?

– Приданое бы ей справить, а то ведь за ней ничего нет.

Халхидорог задумался.

– Я ж не для себя стараюсь – для нее, – поспешил добавить Орлог.

– А коли я на ней женюсь?

– Э, да ведь не пара она вам. Вы – полководец, а она – так…

– Держи два золотых, – отмахнулся от него Халхидорог. – Приданое получишь завтра. Теперь убирайся!

Мастер Орлог, согнувшись и быстро пряча золотые в карман, попятился назад, натолкнувшись на вышедшую из кухни Осерту.

– Ах, дочурка, ступай, ступай. Видишь, благородный господин стоит, тебя дожидается.

***

За одну ночь потеплело. Сугробы осели и стали похожи на пористую губку. Небо вобрало в себя силу посеревшего снега, налившись чистыми синими цветами. В деревне вовсю звенела капель, и улицы избороздили извилистые потоки ручьи. Размывая лед они скатывались в большие лужи, в которых весело дрожали блики солнца. Однако на равнине снег был ещё глубок и не думал уступать занятые позиции.

Халхидорог не хотел, чтобы Осерта видела неубранные следы налета дракунов, а потому Виландор они не покидали, а бродили по его ожившим, наполнившимся весной улочкам.

Осерта шла молча, упиваясь широким простором неба над головой, по временам поглядывая на лицо своего спутника. Он улыбался, и оттого усы его топорщились в стороны.

– Что было день назад?

Халхидорог изумленно посмотрел на девушку:

– Когда?

– Когда ты ушел быстро.

– Вчера? Ничего особенного. У нас такое часто.

Осерта поняла, что он не хочет разговаривать на эту тему, и не стала больше спрашивать.

Они несколько раз обошли Виландор. По пути им встречались деловитые крестьяне, просчитывающие, когда сойдет снег и можно будет выходить на полевые работы. Но они не замечали прохожих, и им казалось, что солнце над их головами светит только для них.

***

Хамрак скакал по равнине. Ветер развевал черное полотно плаща за его спиной. Он скользил взглядом по горсткам жалких низших. Твари провожали его грустными, тоскливыми глазами. Их погибло много, но те, что выжили оказались самыми крепкими.

Хамрак подъехал к скалам близ Виландора. Склон там был отвесным, и по нему вилась трещина ущелья. Она разрезала гору до основания, как будто могучий великан одним ударом гигантского топора прорубил каменную плоть. Снег, густо забился в ущелье, заморозив его. Однако наверху стояло по-весеннему теплое солнце. Хамрак направил скакуна вплотную к склону, зачерпнул рукой белую горсть снега и пронаблюдал, как тот размягчился, словно разжалобившись, заплакал. Слезы умирающего снега катились вниз меж пальцев. Бессмертный сжал кулак.

Пришла весна – природа оживала. Скоро завалы должны будут растаять, и дорога на княжество Парзи будет свободна. Гхалхалтары двинутся в путь…

***

У лавки мастера Орлога было как никогда оживленно. Халхидорог сдержал свое слово, и вокруг собралась группа зевак, наблюдавших, как гхалхалтары вносят в дом сундуки с приданым. Счастливый мастер Орлог деловито прохаживался рядом, открывал крышки, заглядывал внутрь.

– Так, а здесь у нас что такое? Платья? Отлично! Это, пожалуйста, вниз.

Сундуков было пять – доверху наполненных добром, отобранным у барона, в доме которого остановился Халхидорог. Сложив их в одном из сухих подсобных помещений лавки, Орлог запер его на тяжелый замок, любезно поблагодарил гхалхалтаров и даже вознаградил их тремя медяками.

С этих пор он смотрел на отлучки Осерты сквозь пальцы, а, когда нанял третью девушку, её отсутствие совсем не волновало его.

***

Осерта все чаще пропадала. Она не подозревала о своем богатом приданном и беззаботно гуляла с Халхидорогом, а он не говорил с ней об этом, боясь смутить её и считая те пять сундуков данью, за которую он выкупил её у мастера.

У Осерты был только один подарок от него – платок. Она надела его только один раз, в день праздника весны, когда все селяне, нарядные и разрумянившиеся, топтались на главной площади Виландора, провожая зиму. Обычно они вываливали на равнину, где встречались с жителями окрестных деревень, но в этот год все было иначе. Из поселений выходить было опасно. По равнине бродили дикие твари, и иногда в небе кружились опасные дракуны.

С наступлением весны низшим стало легче. Работы в госпитале значительно убавилось – обмороженных почти не было.

Дорога, ведущая в княжество Парзи, была по-прежнему замурована снегом, но он постепенно таял, сползая старой, серой кожей со склонов, обнажая их густую коричневую плоть.

Прошло ещё три дня.

Хамрак решил созвать всех военачальников…

***

Халхидорог возвращался с совета понурый. Гамар, напротив, торжествовал. Старый военачальник не одобрял решения короля покинуть Королевство Трех Мысов, но слишком засиделся на одном месте, а поход на Парзи сулил большие перемены, крупные битвы и покоренные людские города. Впервые после ночного прорыва под Форт-Брейденом Гамар чувствовал себя по-настоящему нужным государству и великой нации гхалхалтаров и оттого счастливым.

Халхидорог со злобой смотрел на его широкоплечую фигуру. Он завидовал радости Гамара: "Чему он так радуется?" Послезавтра они двинутся в путь, и снова с новой силой начнется затихшая на два месяца война. Осерта останется в Виландоре, вернется в свой трактир, а он снова станет простым воителем. Все кончится.

Халхидорог с грустью, как навсегда минувшее, вспоминал события последнего месяца: как он спас Осерту от Лукавого, как встретил её потом вечером на улице, как они ужинали и как он учил её гхалхалтарскому. Теперь все кончено. Он же знал, что рано или поздно так должно было случиться. Тогда почему приказ короля явился для него такой неожиданностью? Почему он так ненавидел войну и Хамрака?

***

Погода была хорошая. Они стояли на равнине около Виландора, напротив оттаявшего ущелья. Осерта глядела на яркое солнце, улыбалась. Халхидорог стоял молча, уставившись в землю.

– Отчего ты?

Он вздрогнул, вскинул голову, скользнув взглядом по её лицу, вперился в жаркий диск безжалостное солнца.

– Оно виновато, – Халхидорог указал на светило.

– Отчего? Погода хорошая.

– Снег растаял. Мы уходим.

Осерта посмотрела на него, вникая в смысл произнесенных слов, потом веселые глаза её замерли и рот её беззвучно раскрылся.

– Мы уходим из Виландора. Насовсем.

– Насовсем?

Она застонала, отвернулась, пытаясь скрыть задрожавшие на ресницах слезы горечи.

– Успокойся, – Халхидорог обнял её. – Успокойся. – Он утешал самого себя. – Помнишь, я как-то обещал, что увезу тебя далеко-далеко, туда, где нам никто не помешает?

Осерта оторвала лицо от его рукава.

– Да. Я помню. Я помню все.

– Я не знаю, – Халхидорог потупился не в состоянии вынести её взгляд. Она надеялась на него, думала, что он сильный и что-то может изменить. А кто он – простой воитель – служитель войны. – Прости, но я не могу. Не могу.

Руки его разжались и безвольно опустились. Он отступил.

– Понимаешь, я – не тот, за кого ты меня принимаешь. Мне тяжело говорить об этом, но я – лишь орудие в руках моего короля.

Осерта задумалась.

– Ты будешь убивать людей?

– Если он прикажет.

– Ты и меня убьешь, "если он прикажет"?

Халхидорог побледнел, глаза его вспыхнули:

– Нет! Клянусь, нет!

Осерта печально покачала головой:

– Тогда почему ты не возьмешь меня далеко-далеко?

– Я иду на войну, а там тебе не место.

– Мое место в трактире, – она горько усмехнулась.

– Я вернусь. Вернусь! Обещаю! – закричал Халхидорог, пытаясь задушить криком боль, рвавшую грудь.

– Ты вернешься, когда прикажет король. И это обязательно будет. Вы вернетесь. Города, деревни не устоят. Все будет подвержено разрушению. Склоны гор покроются телами убитых. Тогда ты вернешься, и протянешь ко мне замаранные руки в крови… И я прокляну тебя! – она отвернулась и пошла.

Халхидорог некоторое время стоял один, потом, не говоря ни слова, последовал за ней. Он не пытался её догнать. Все кончилось…