Текст книги "Вспомни меня (сборник)"

– Почему хуже? – мягко возразила Эжени. – Чего ты напустилась на парня? По-моему, любовь – это прекрасно.

– Прекрасно, когда она взаимна, а не когда один любит, а второй бессовестно использует его чувство в своих интересах! На тебя, Данил, посмотреть, так ты за нее под пули подставишься и на костер взойдешь, а ее это вполне устраивает.

– Не надо так! Ты ее совсем не знаешь! – Внутри у Воронцова все кипело, и ему с трудом удавалось держаться на низком уровне громкости. А разговор шел в таком ключе, что Кире слышать его было бы весьма неприятно. – Никто никого не использует. Она, к твоему сведению, даже отговаривала меня от вмешательства.

– Ну еще бы! Она просто решила немного поиграть в благородство, а ты, конечно, принял все за чистую монету.

– Может, прекратишь выставлять ее злодейкой?

Спор переходил в чересчур горячую фазу, и Эжени это тонко почувствовала.

– Хватит! – встала она между ними, по очереди бросая строгие взгляды на обоих. – Нашли время ссориться! Мы же друзья, забыли?

– Я-то помню… – начал Данил.

– А я, по-твоему, только о себе забочусь? – вспыхнула Наташа. – За тебя же, балбеса, переживаю!

– Стоп! – шепот Эжени прозвучал почти криком. – Разошлись по углам! Неважно, влюблен Данил или нет. Девушка эта многое для него значит, и отвернуться от нее в беде он не может. А мы, его друзья, не можем отвернуться от него.

– Я от него не отворачиваюсь, – упрямо сжала губы Наташа. – Наоборот, хочу остеречь от очень серьезной ошибки. Не знаю, как вы, а я в этом деле не участвую. И остальным не советую, включая Данила…

Но тут в разговор вмешался доселе задумчиво молчавший Серж. Причем сделал это в своей излюбленной манере – артистично. Взгляд его, буквально переполненный благородной решимостью, уперся в Данила.

– Скажите, Д’Артаньян, это нужно только королеве, – тут он мотнул головой в сторону двери, за которой осталась Кира, – или это нужно вам?

Уголки губ Данила чуть дернулись вверх – игру Сержа следовало поддержать. Он вздохнул и произнес медленно и четко:

– Никогда и ничто за всю жизнь не задевало так сильно моих интересов. Это нужно мне, Атос!

– Так в чем же дело? – улыбнулся Серж.

И Данил понял, что в эту самую минуту все решилось в его пользу: слово Сержа в этой компании было главным, а молчаливое одобрение, светившееся во взгляде Эжени, значило не меньше.

– Я с вами, – подал голос Олег.

Все повернулись к Наташе. Она дернула плечом.

– Мозги, как я вижу, отказали сразу у всех. Что же, удачи. Встретимся в аэропорту.

С этими словами она решительно вышла из комнаты. Олег дернулся было, чтобы остановить ее, но Серж придержал его за локоть.

– Не надо. Пусть идет. Это ее решение, ее право. Кроме того, тебе известно, какая она упрямая. Сейчас на эмоциях ничего, кроме ссоры, не выйдет. – Он повысил голос. – Кира!

Туманова появилась в дверях. Взгляд ее был вопросительно-тревожным.

– Тут у Эжени, кажется, есть что сказать по нашему делу. Полагаю, тебе это будет интересно.

И лицо Киры расцвело улыбкой.

* * *

– Для начала, расскажу вкратце ту картину жизни, которую исповедую я и мои единомышленники, – Эжени говорила, как заправский преподаватель. – Только не пугайся, Кира, мы не секта какая-нибудь. Скорее это философская школа со своим особым мировоззрением и жизненными принципами. Ты читала Кастанеду или Зеланда?

Туманова отрицательно покачала головой.

– Тогда в общих словах опишу базовые постулаты нашей картины мира. Основной принцип: «Не мы видим мир, таким, какой он есть, а мир таков, каким мы его воспринимаем». Понять и принять такое с ходу достаточно сложно, но очень многое говорит за верность такого подхода. Мы сами (а именно – наши мысли, чувства и эмоции) формируем окружающий мир. В нем успешно материализуются наши страхи и желания, тем успешнее, чем настойчивее мы прокручиваем их в своей голове. Поэтому второй наш принцип – позитивное мышление, ибо кому хочется жить в мире, состоящем из наших страхов и худших ожиданий? Третий принцип – осознанность, которая позволяет вовремя «просыпаться» наяву, не позволяя проблемам и заботам затягивать себя в свой конвейер отрицательных эмоций. Она же помогает вырываться из этого лабиринта на оперативный простор, в мир с максимальной вероятностью реализации хороших событий, которая создается позитивным облаком нашего эмоционального фона. Пока все понятно?

– В общем, да.

– Тогда я продолжаю. Это все базовые принципы, так сказать, основы нашей жизненной системы. Те, кто их постигает и начинает применять в жизни, становятся на первую ступень школы операторов реальности и называются Сознающими. Большинству этого хватает: они приводят в порядок собственную жизнь и ни о чем другом не помышляют. Но некоторые идут дальше. Модернизируют свою жизнь так, чтобы и самим достичь большого успеха и близким помочь. Это, однако, не предел. Не буду тебя грузить перечислением многочисленных ступеней нашей иерархии и множеством специальных терминов. Перейду сразу к высшему уровню развития операторов реальности. Это так называемые Меняющие. Их в мире вряд ли существенно больше десяти, и особенность их в том, что они способны менять реальность, причем в очень серьезных масштабах и не только для себя и окружающих, но и для всего мира.

– Ничего себе! – Кира была просто поражена. – Представить не могла, что такое может быть! И ты знакома хоть с одним?

– Да, но не здесь, а в Японии. Он живет в Саппоро.

– С ума сойти! То есть они могут творить все, что хотят?

– В принципе, могут. Но на практике существует множество ограничений. Во-первых, выходя на этот уровень, Меняющие дают клятву не использовать свои способности в корыстных целях и делать все, чтобы минимизировать вред, причиняемый людям их преобразованиями. Конечно, клятвы клятвами, но человек всегда остается человеком и в некоторых случаях склонен забывать о данных обещаниях. Меняющие – не исключение. Поэтому они стараются контролировать друг друга. Так что, если кто-то из них зарвется, слишком серьезные изменения реальности, запущенные им, будут замечены остальными, и его приструнят. Это в общих интересах Меняющих, ибо забивший на совесть, правила и принципы человек с их возможностями чрезвычайно опасен. Еще одним ограничением является цепная реакция. Меняющие – люди с чрезвычайно мощным аналитическим умом, но даже они порой не способны до конца просчитать, к чему приведет то или иное затеянное ими преобразование. А некоторые цепи событий могут откликнуться весьма неприятными последствиями и для самих Меняющих. Поэтому они вынуждены действовать очень осторожно. Кроме того, к моменту выхода на этот уровень взаимодействия с миром, операторы реальности уже успевают обеспечить себе все мыслимые и немыслимые блага, а потому корыстных соблазнов у них почти не остается…

– Мда… – Похоже, рассказ Эжени поверг Киру в состояние легкого нокдауна, как, впрочем, и остальных присутствующих, за исключением Сержа. – То есть ты считаешь, что в моем случае поработал Меняющий?

– Очень похоже на то, – Ермакова кивнула с мрачным видом. – Сейчас я поясню свою мысль. Одно из возможных преобразований реальности на этом уровне – так называемое «стирание». Заключается оно в том, что определенный человек как бы исчезает из мира вместе со всем, что стало результатом его деятельности. Соответственно, исчезает он и из памяти всех людей, которые его когда-либо знали…

Туманова побледнела и откинулась на спинку кресла, в котором сидела.

– И… к чему это приводит?

– Реальность такова, какой мы ее воспринимаем, Кира. – Тон Эжени сделался даже извиняющимся, словно во всем, о чем она рассказывала, была ее вина. – Если тебя никто не помнит и не знает, если исчезло все, что ты когда-либо делала, то для мира тебя просто нет. Твое физическое существование – несоответствие, которое реальность стремится устранить. А значит, скоро ты исчезнешь.

Вот это уже было больше похоже на нокаут.

– О, Боже! Но как?!

– Не знаю. Правда, не знаю. С этим видом трансформации реальности мне, к счастью или нет, на практике сталкиваться еще не приходилось.

– И что же мне теперь делать? – на глазах Тумановой выступили слезы беспомощности.

– Противостоять трансформации реальности, произведенной Меняющим, мы не в состоянии. Но можем найти его и уговорить дать ей обратный ход.

– Или заставить, – вставил Данил.

– А вот это вряд ли, – покачала головой Эжени. – Заставить Меняющего сделать что-либо – дохлый номер. Это ж крутизна неимоверная! Думаю, у нас больше шансов скончаться тут всем одновременно.

Воронцов сжал зубы.

– Пусть так, – начал он после паузы. – Но ты же говорила про других Меняющих. Пусть они на него надавят!

– Даже если мы сумеем отыскать их и привезти сюда, для Киры будет уже слишком поздно.

– Сколько у нее времени?

– Насколько я помню, сутки. Максимум – двое.

– Не до фига, однако! – грустно проронил Олег.

– Но зачем этой твоей «неимоверной крутизне» «стирать» Киру? – вмешался в разговор Серж. – Чем она ему не угодила?

– Кто знает? Его мотивы нам, порой, понять совершенно невозможно. Это может быть сильная обида на что-нибудь, чему мы, например, не придали бы значения, или исчезновение Киры требуется для реализации какой-то его идеи… А может быть и чей-то заказ.

– Заказ?! – Олег недоверчиво уставился на нее. – Как наемному убийце? Но что может заставить такого, как он, заниматься столь грязной работой?

– Деньги – универсальный мотив.

– Ты же сказала, что Меняющие уже обеспечили себе все мыслимые и немыслимые блага, – возразил Данил.

– Ну, то, что нельзя купить за деньги, можно купить за большие деньги, – философски заметил Серж. – А то, что нельзя…

– Достаточно! Я тебя понял, – несколько раздраженно перебил его Воронцов. – Значит, если это заказ, его можно перекупить? Дать больше?

– А у тебя что, много денег?

– Если распотрошить все мои счета, наберется немало. Я на квартиру копил – сейчас-то на съемной живу…

– Данил, ты что?! – Вскочила с кресла Кира. – Я так не могу. Ты приносишь такие жертвы…

– Да какие жертвы?! Что стоят эти деньги по сравнению с жизнью?! Твоей жизнью?! Так что, забудь про все свои «не могу», ясно? Это не обсуждается!

Туманова подошла, встала на цыпочки, и поцеловала его в щеку.

– Спасибо, Даня… Я никогда этого не забуду.

– Пока не за что, – чуть улыбнулся он. – Вот когда сделаем…

Взгляд Киры мог бы и камень расплавить. Данил не мог ничего сказать – все мысли сразу и вдруг куда-то улетучились. Он мог бы стоять так вечно…

– Кстати, про «сделаем» и про «не забуду», – приземлил обоих Олег. – У меня два вопроса по существу. Первый: если это действительно «стирание», почему Данил продолжает ее помнить? И второй: ты уверена, что Меняющий живет здесь, а не где-нибудь в Москве или Питере? А может, это дело рук, вообще, твоего знакомого из Японии!

– Танака тут ни причем! – отрубила Эжени. – Он такими вещами не занимается. В России есть свой Меняющий, я это точно знаю. Если это его личная инициатива, то он должен знать Киру, а следовательно, жить здесь. Правда, в этом случае, шансов убедить его отменить трансформацию очень мало… Если же речь о заказе (безусловно, лучший для нас вариант), то судите сами. Заказчик должен иметь на Киру здоровенный зуб, ибо Меняющий, если уж возьмется за такое дело, то запросит огромную цену. Для здоровенного зуба надо хорошо знать объект своей ненависти – для того, чтобы отомстить малознакомому человеку, на такое не пойдешь, верно?

– Верно, – едва ли не хором согласились Олег и Данил.

– Значит, исходим из того, что заказчик живет здесь. Теперь далее. Мало кто, вообще, знает о существовании Меняющих. Следовательно, заказчик принадлежит к кругу операторов или их ближайших знакомых. Выйти на конкретного Меняющего нелегко, особенно в другом городе, где ты никого не знаешь. Представь: ты – заказчик. Хочешь устранить одну неугодную тебе персону. Даже если ты знаешь про Меняющего, поедешь ты к нему за тридевять земель, не имея уверенности, что ты его найдешь, что он согласится, и что тебе хватит денег оплатить его работу? Особенно если в твоем городе можно найти обычного киллера, причем за куда более умеренные деньги? Вот то-то! Нет, тут все сложилось к одному. Заказчик узнал о Меняющем. Узнал, что он здесь, в Екатеринбурге. И взыграло ретивое: захотелось покарать жертву какой-то особой смертью. Видимо, ненависть очень сильна… Кира, у тебя есть идеи, кто бы мог столь страстно желать тебе смерти?

– Ни единой, – Туманова даже вздрогнула. – Не представляю, чтобы кто-то испытывал ко мне такую сильную ненависть…

– Ладно. Заказчик – этап следующий (если он, вообще, есть, на что я, честно говоря, очень надеюсь)…

– А что с моим первым вопросом? – напомнил Олег. – В чем феномен Данила?

– Тут сложнее. Даже не знаю, что тебе ответить… Думаю, есть три варианта. Первый: Данил – и есть Меняющий.

– Что?! – это вырвалось синхронно почти у всех.

Кира стояла бледная, как полотно, переводя затравленный взгляд с Данила на Эжени и обратно. Воронцов же выглядел так, словно его только что по лицу ударили.

– Эжени, ты это серьезно? – очень тихо спросил он.

– Сама я в это не верю, Данил, но рассматривать следует все варианты.

– Что же, – криво усмехнулся он. – Тогда вторым, видимо, станет тот, согласно которому я – заказчик?

– Совершенно верно. Такое тоже может быть. Теоретически. Но я так не думаю.

– Огромное тебе спасибо! – он отвесил Ермаковой саркастический поклон. – Мне стало намного легче.

– Эжени, мне не нравятся твои варианты! – Звенящим голосом проговорила Кира. – И я в них не верю! Если все так, зачем Данилу пытаться помогать мне и привлекать вас? Чтобы засыпаться?

– Ну, Эжени говорила, что мотивы Меняющего трудно постичь, – заметил Олег. – Может, это какая-то его игра…

– А по-моему, это какой-то бред! – Туманова явно готова была сорваться. – Есть еще гипотезы?

– Что-то должно быть. Но оно пока скрыто за пеленой моего, мягко говоря, недосконального знания процесса «стирания». Теоретически, может быть все, что угодно… Я – не энциклопедия, уж извините.

– Прощаем, – примирительно улыбнулся Серж. – Хотя, по-моему, ты чего-то не договариваешь… Однако вернемся к насущным проблемам. Даже если Меняющий в Екатеринбурге, как его найти? Город-то немаленький.

– Я вижу только один способ, – Эжени была явно рада, что разговор сошел со скользкой темы. – И очень надеюсь, что он сработает… Попробую позвонить Танаке.

* * *

Когда Ермакова вернулась в комнату, ее встретили четыре пары ожидающих глаз.

– Долго ты… Ну, что он сказал? – озвучил общую мысль Серж.

– Танака не сразу согласился поделиться такими сведениями. Они относятся к категории закрытых. Помогли только наши хорошие отношения. Я ведь в некотором роде его ученица…

– И?

– Имя российского Меняющего – Собинов Виталий Андреевич, и живет он действительно в Екатеринбурге, в каком-то из южных пригородов. Точнее он не знает. У Собинова там коттедж. Искать придется самим.

– Ну, класс! – Раздражение Данила прорвалось наружу. – У нас, конечно, не Москва и не Питер, но южные окраины тоже весьма немаленькие! Обшаривать их – суток может не хватить, а у нас уже только половина! И кого искать?

Неведомо как выглядящего человека по фамилии Собинов? Если я правильно понимаю, что из себя представляет Меняющий, в интернете мы его адрес вряд ли найдем… Этот твой японец сказал хоть что-то, способное помочь нам сузить круг поиска?

– Вообще-то, да. У Собинова есть один пунктик. Он с ума сходит по голубым елям. Так что, если мы увидим у какого-нибудь коттеджа парочку таких, можно будет со значительной долей уверенности предположить, что мы пришли туда.

– Ну, это уже кое-что! – несколько воодушевился Воронцов. – Кто-нибудь из вас водит машину?

– Я, – сообщил Серж.

– И я тоже, – добавил Олег.

– Отлично! Тогда отправляемся в пункт проката автомобилей. Нам нужно разделиться – так эффективность прочесывания будет выше. Покажу вам на карте районы, где предпочитают строиться местные богачи, и в путь!

– План хороший, – согласился Серж. – Кто с кем?

– Я с Данилом! – сразу заявила Кира.

– Кто бы сомневался, – улыбнулась Эжени. – Я с Сержем. Олег, один справишься?

– Ну, если не потребуется брать этот коттедж приступом…

– Не потребуется, – заверила его Эжени. – Если найдешь, просто сообщи.

– Мне позвони, – попросил Данил. – С Меняющим буду говорить я.

* * *

День Изменения. 16:30–17:30.

– Дань…

– А?

– Ты прости меня, пожалуйста…

– За что, Кира?

– Когда Эжени озвучила те свои дурацкие версии по поводу тебя… на несколько секунд я почти в них поверила… Ты так много для меня делаешь, а я… Мне нужно больше верить тебе… Прости, ладно?

– Да ничего… У каждого бывают моменты, когда накатывает волна сомнений, и бороться с ней очень сложно. У меня тоже. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь…

– Знаю, – она смущенно опустила глаза.

– Так вот, некоторое время назад, когда мои чувства к тебе еще не эволюционировали до нынешнего состояния, бывали эпизоды слабости… Эмоции захлестывали меня, и я жалел о том моменте, когда мы встретились… Очень жалел. И хотел бы, чтобы этого никогда не произошло… На тех коротких временных отрезках я был уверен, что так моя жизнь была бы более счастливой… Но проходил день или несколько часов, и я уже с ужасом представлял свою жизнь без тебя… Без наших встреч, разговоров, кофе по утрам…

– Даня…

– Постой, Кира, дай мне закончить. Я хочу, чтоб ты знала, что даже в те моменты, когда надо мной брали власть ревность и сопровождающая ее свита отрицательных эмоций, я никогда не желал тебе зла. Да, хотел, чтобы мы никогда не встретились, чтобы это безответное чувство не иссушало так мою душу и не причиняло столько страданий, но у меня даже мысли не возникало о том, чтобы ты исчезла из этого мира. Только о том, чтобы пути наши пролегали далеко друг от друга, чтобы ты была счастлива… где-нибудь далеко от меня.

– Даня, я даже не представляла, что ты… такое испытываешь.

– Испытывал. Теперь душевные ураганы остались в прошлом. Чувства стали спокойными, но отнюдь не менее сильными. Ты очень дорога мне. Как ни один другой человек во всем мире. И поэтому я тебя теперь не оставлю, пока мы не справимся с этой… ситуацией. И потом, пока буду еще нужен тебе.

Возникло молчание, и воздух внутри машины был, казалось, настолько же переполнен эмоциями, как тяжелые дождевые тучи осадками. Возникало даже желание опустить боковые стекла, чтобы несколько снизить эту концентрацию. Данил скосил глаза на сидящую рядом Киру и обнаружил, что она смотрит на него, не отрываясь, а во взгляде ее светится нечто, с трудом поддающееся толкованию.

– Что, Кира? – спросил Данил.

– Да вот думаю: как получилось, что такое сокровище до сих пор никому не досталось?

Еще вчера такая фраза из ее уст заставила бы Воронцова смутиться, но последние события изменили его довольно сильно. По губам его лишь пробежала горькая усмешка, почти, впрочем, на них не задержавшись.

– «Сокровище» просто на любителя. И любительницы такой я пока не встретил. Видишь ли, Кира, в подобных мне не влюбляются: не тот типаж. Нас время от времени гладят по шерстке, говорят: «Какой ты милый!», но тут же поспешно прощаются, чтобы побежать на свидание к другому.

На лице Киры на мгновение мелькнуло такое выражение, словно его слова причинили ей боль.

– Не надо, Данил! Мне очень неприятно, когда ты так о себе говоришь! В тебя очень даже можно влюбиться, просто ты до сих пор встречал не тех женщин.

– А вот мне, порой, казалось, что тех…

Кира вспыхнула:

– Я – очень неудачный пример.

– А речь не только о тебе: подобное в моей жизни стало системой. По тебе как раз вопросов меньше всего – ты замужем и счастлива в браке…

– Была замужем, – печально уточнила Кира. – Была счастлива. Теперь все это в прошлом.

– Не в прошлом! – с горячностью возразил Воронцов. – Мы все вернем! Тебе надо в это верить так же, как верю я, если не больше! Мы отыщем этого проклятого Меняющего и заставим его отыграть все назад!

– А если не получится?

– Должно получиться! И мы сделаем все, чтобы получилось!

– Но если тем не менее?.. – упорствовала Туманова. – Я не могу так, Даня… У меня жизнь забирают. А ты – единственный, для кого я существую. И я не хочу тебя никуда отпускать!

– Я никуда не уйду. По крайней мере, до тех пор, пока ты не вернешь…

– Никогда. Никуда. Не уходи! – отрывисто, словно молотком вбивая каждое слово, отчеканила Кира. – Я без тебя просто не смогу, слышишь?

Горячность Тумановой настолько поразила Данила, что он даже решился на жест, ради которого обычно ломал себя через колено, преодолевая робость, – накрыл ее руку своей, сняв ее с руля.

– Все будет хорошо, Кира.

– Дай Бог! – и вторая ладонь девушки легла сверху на его кисть.

Оба были настолько эмоционально погружены в этот момент, что звонок мобильного, разорвавший нарушаемую только гулом мотора тишину, словно нож натянутую ткань, заставил обоих вздрогнуть.

– Ответь, пожалуйста.

Туманова кивнула и схватила его телефон.

– Да? – Некоторое время она слушала, и глаза ее наполнялись азартным охотничьим блеском. – Спасибо большое!!!

– Ну? – спросил он, уже догадываясь.

– Это Эжени. – Не будь Кира в машине и пристегнута ремнем, она бы, пожалуй, и в пляс пустилась. – Они нашли!

* * *

День Изменения. 17:30–18:30.

Коттедж скрывался в отдалении, взятый в заложники огромной массой разнообразной зелени, среди которой доминирующую роль играли две сравнительно молодые, но уже достаточно рослые голубые ели.

– Ты уверена, что это он? Может быть, эти елки тут не у одного коттеджа растут…

– Обижаешь, Данил: я, по-твоему, на одни деревья ориентируюсь? Меняющему свойственна мощнейшая энергетика. Она пропитывает все вокруг, и те, кто способен чувствовать чуть больше, чем обычный человек, люди с пробужденным сознанием, несомненно воспринимают его энергополе, когда оказываются поблизости. А поскольку я – Сознающая… Кстати, а ты ничего не чувствуешь?

– Я? – удивился Воронцов. – Я-то почему должен что-то ощущать? Моя восприимчивость самая что ни на есть обычная, не усиленная ни на йоту, или в чем там у вас это измеряется…

– Ладно. Просто подумалось… Впрочем, сейчас на это нет времени. Меняющий здесь, и пора с ним пообщаться.

– Верно. Спасибо, что нашли его, друзья. Дальше я сам.

– То есть как это сам?! – возмутилась Кира. – Я с тобой! Меня это все некоторым образом касается, не забыл?

– Не забыл. Но вот именно поэтому тебе лучше туда не ходить. Я буду вести с ним отчаянный торг за твою жизнь, и при этом мне лучше не быть стесненным в аргументах, а эмоции – наоборот свести к минимуму, что в твоем присутствии может и не получиться.

– Я могу быть спокойна, Данил, и не помешаю тебе! Ты не можешь сейчас оставить меня за бортом, слышишь?! Скажи хоть ты ему, Эжени!

Та, однако, покачала головой.

– Боюсь, в данном случае Данил прав. К его аргументам добавлю еще один, самый важный. Объект «стирания» Меняющий в свой дом не пустит. Ни за что.

– Но почему?

– Прости, сейчас я буду говорить жестко без всяких дипломатических экивоков. Ему не о чем разговаривать с покойниками, а именно в них он тебя собственноручно записал. А кроме того, хоть убить его простому человеку невероятно сложно, рисковать без нужды, подпуская к себе близко ту, у кого самый серьезный мотив расправиться с ним, он не станет, уж поверь мне! Так что, если ты пойдешь с Данилом, переговоры закончатся, не начавшись!

У Тумановой даже плечи опустились, а гневный блеск в глазах погас.

– Ты уверена?

– Более чем. Поедем с нами в наш штаб, Кира, и подождем. Как только у Данила появятся новости, он нам сразу же сообщит, верно?

– Конечно! – заверил Воронцов. – Сразу же отзвонюсь. Поезжай, Кира. Все будет хорошо!

Туманова чуть улыбнулась.

– Я в тебя верю, Даня! – Она подошла к нему, обвила его шею руками и поцеловала в щеку. Но на сей раз поцелуй этот пришелся в непосредственной близости от уголка его рта. – Удачи тебе!

– Удачи нам!

И, мягко высвободившись из ее объятий, Данил решительным шагом двинулся к коттеджу Собинова по асфальтовой дорожке, обрамленной густыми кустами сирени.

* * *

Против ожиданий Данила, хозяин коттеджа недолго мариновал его под дверями. Когда же Воронцов увидел его, то замер в удивлении: Собинова он уже определенно где-то видел, причем совсем недавно. Вспомнить бы еще где…

– Ну, здравствуй, сновидец! – улыбаясь произнес Меняющий. – А я-то все гадал, когда же ты меня отыщешь.

– Здравствуйте, – оторопело выдавил Данил. Теперь он уже точно вспомнил своего визави. Это был персонаж его странного сна сегодня ночью. – Значит, Меняющий, это вы?

– Я самый. Да ты проходи – чего в дверях-то стоять. Посидим, о делах наших скорбных покалякаем…

С этими словами Собинов повернулся к Данилу спиной, и не торопясь двинулся вглубь своего дома. Воронцов последовал за ним. Все предварительные наметки по поводу стратегии и тактики предстоящего разговора напрочь вымыло из его головы волной сильнейшей ненависти, которую он испытывал к этому человеку. Или, скорее, к некоему безжалостному сверхсуществу, обладающему громадными возможностями, но отринувшему сострадание, принципы, совесть – все то, что делает человека человеком. Обращаясь с людьми, словно с экспериментальным материалом или шахматными фигурами на своей игровой доске, он сам поставил себя вне общества. Не выше, а именно вне. Вынеся себя за скобки, Меняющий лишился моральных прав, которые дает принадлежность к роду людскому, и теперь, не считая его человеком, любой мог также и не считать себя связанным законами, правилами и принципами сосуществования в отношении него, ибо как ты к людям, так и они к тебе.

Но Собинова это, казалось, нимало не беспокоило. Ни с точки зрения самоощущения, ни со стороны безопасности. Он был уверен, что никто не решится его тронуть, а если и решится, то ничего не получится. Данил, сверля его спину ненавидящим взглядом, уже был почти уверен, что с решимостью у него проблем не будет. А вот насчет второй части присутствовали серьезные сомнения: в памяти четко отпечатались слова Эжени, что «обычному человеку убить Меняющего невероятно сложно». Однако не это его останавливало от решительного и необратимого шага. Заповедь «не убий» (а точнее, его собственная внутренняя граница между позволительным и запретным, конечно, тяжеленной цепью висела на руках Данила, но не одна она. Мысль о том, что смерть Меняющего ничего не решит, и Кира все равно исчезнет из этого мира, была гораздо страшнее. Как бы он ни относился к Собинову, с этим мерзавцем следовало договариваться. Ради Киры.

Гостиная коттеджа Меняющего была очень обширна и оформлена в стиле обеденного зала особняка какого-нибудь аристократа. Камин с висящей над ним лосиной головой. Темные, преимущественно коричневые тона обстановки. Бархатные темно-бордовые шторы, поддерживающие в комнате полумрак. Массивная, тяжеловесная мебель во главе с двумя столами – обеденным перед камином и бильярдным в дальней части комнаты. Завершала ансамбль висящая на стенах парочка картин Питера Брейгеля старшего на стенах. И Воронцов готов был держать пари на большие деньги, что это подлинники.

Да, деньги у Меняющего определенно водились и немалые. Даже странно, что он ограничился обычным загородным коттеджем, а не отгрохал себе трехэтажную виллу где-нибудь на берегу озера. Может, не хотел привлекать к себе излишнего внимания? Впрочем, все эти отвлеченные, по большому счету, размышления выработке правильной тактики на предстоящий разговор никоим образом не способствовали.

Вынырнув из своих мыслей, Воронцов обнаружил, что хозяин коттеджа смотрит на него с непонятной усмешкой на лице.

– Может, партию? – спросил Собинов, кивнув на бильярд.

– Благодарю. У меня мало времени.

– Дела, дела… всегда дела, – философски произнес Меняющий, опускаясь в кресло рядом с камином и жестом предлагая гостю занять другое. – Время – такая штука, которая вполне соответствует нашим о нем представлениям, как, впрочем, и весь окружающий мир. Если ты говоришь себе, что времени у тебя ни на что не хватает, то будь уверен, так оно и будет в дальнейшем. Реальность всегда выполняет наши заказы. Ну а особенно времени «не хватает» обычно на то, чего делать не хочется: какие-нибудь неприятные дела, не относящиеся к области первой необходимости, или общение с неинтересным тебе человеком, которому почему-либо не можешь сказать об этом прямо. Выглядишь белым и пушистым, делая усталое лицо и произнося: «Извини, старик, замотался я совсем. Абсолютно нет времени! Как-нибудь в другой раз». И этот «другой раз» все не наступает и не наступает, ибо ты подсознательно и не хочешь, чтобы он наступил, постоянно повторяя мантру «нет времени». Удобно, правда?

– Это вы к чему? – холодно поинтересовался Данил.

– Да так – размышления вслух. Жизнь в уединении имеет свои недостатки, главный из которых – недостаток общения. А разве ты не встречался в жизни с проявлением «нет-времени-синдрома»?

Воронцов вздрогнул. Собинов, похоже, читал его, как раскрытую книгу. Разумеется, Данил встречался с таким явлением. Так, большую часть времени действовала Кира, лишь иногда… Стоп, не думать об этом! Подобные мысли лишь помешают. Ведь он здесь совсем за другим.

– Даже если и так, в настоящий момент отсутствие у меня времени – реальность объективная и к вашему «синдрому» отношения не имеет.

Меняющий хмыкнул.

– Слова про «объективную реальность» меня всегда забавляли. Она «объективная» только для тех, кто ее не понимает и не способен ею управлять. Впрочем, не будем сейчас начинать философские диспуты. Ты ведь тут по делу, не так ли, сновидец? По очень важному делу.

– Вы… меня видели там, да? Как это возможно?

– Гораздо интереснее, что ты видел меня. Но это длинный разговор, хотя, если хочешь, мы его начнем.

– Не надо, – поспешно отказался Данил. – Без этого знания я как-нибудь проживу.

– Так зачем ты меня искал?

– Зачем вы это сделали?! – выпалил Воронцов. – Чем она вам помешала?!

– Надо же, – усмехнулся Меняющий, – рыцарь явился! Правда, без сияющих доспехов, белого коня и меча-кладенца, зато с феноменальной памятью. Ведь всех накрыло, кроме тебя. Запомнил, нашел, да еще полез в логово дракона, свою любезную спасать… Как, кстати, ты меня нашел?

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Смело и дерзко. Откуда только что берется? Ведь в жизни этих качеств тебе явно не достает. Только ради нее… Что же, это многое объясняет, сновидец. Есть у тебя способности, есть. С тобой бы поработать как следует…

– Талантливо уклоняетесь, господин Меняющий. Не собираетесь мне отвечать?

– Ну, почему же – отвечу. Только что тебе в моих причинах?

– Вообще-то, значение есть. И большое.

– Так и быть, скажу, по доброте душевной. Платная услуга. Очень платная.