Текст книги "Августин Блаженный: в книгах Платоников «То же самое», что в Евангелиях"

Дмитрий Логинов
Августин Блаженный: В книгах платоников «то же самое», что в Евангелиях

Ветхий Завет не есть исходный этап для Нового. Тексты из него не могут быть поняты как протохристианство. Они были добавлены под обложку христианской Библии далеко не в первые века. Да и добавлены были, по большей части, в качестве отрицательного примера.

Как своеобразное доказательство от противного. «Ибо, – говорит святитель Илларион в Слове о Законе и Благодати (XI в.), – иудейство посредством тени и Закона оправдывалось, но не спасалось; христиане же поспешением Истины и Благодати не оправдываются, но спасаются». Подобный взгляд отражен во многих писаниях святых отцов первого тысячелетия по Р.Х. Русские же архиереи держались его даже и вплоть до XVII века, то есть до никонианской реформы церкви. Я говорю об этом подробно в статье «Взгляд Иллариона, митрополита Киевского, на Ветхий Завет».

Но если Ветхий Завет не является предшествующим этапом, то что является? Должна была существовать какая-либо протоидея. Иначе христианство не могло бы покорить мир столь быстро. Взрывообразно быстро. Первоверховные апостолы еще не приняли мученическую смерть, когда учение Христа становилось, практически, мировой религией. На что же может указывать такая восприимчивость человечества? На то, что оно уже было подготовлено чем-то. Чем же?

Учителя христианской церкви отвечали на этот вопрос не раз, однако наилучшим образом он раскрыт, пожалуй, у святого Августина Блаженного (IV в.). Откроем его трактат «Исповедь», который заслуженно почитается образцом христианского православного богословия. В главе 9-й книги 7-й читаем: «Господи… Ты доставил мне через одного человека… некоторые книги платоников, переведенные с греческого на латинский. Я прочитал там не в тех же, правда, словах, но то же самое – со множеством разнообразных доказательств, убеждающих в том же самом, – а именно: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.»

Поразительное свидетельство! Ведь Августин цитирует начало евангелия от Иоанна – 1:1-5. А это есть самое ядро христианского богословия.

Из этого священного текста выводят догмат о Пресвятой Троице.

В нем исповедуется, что Слово есть начало всего и Бог.

И он же утверждает неразрывную связь меж Богом и человеками…

И вот, Блаженный Августин заключает: в книгах у платоников содержится то же самое, хотя другими словами. К тому же и в сопровождении «многочисленных доказательств».

Заметим, философское и богословское образование Августина было таким, что весьма немногие могли с ним равняться. Поэтому его свидетельство более, чем весомо. Оно и представляет собой ответ на вопрос, в каком направлении следует искать корни подлинного протохристианства. Ведь просто так ничего не совпадает ни с чем. Тем более – в области богословия. Ветхий Завет, к примеру, не содержит подобного началу Евангелия от Иоанна (приводятся, правда, параллели с притчею 8-й и псалмом 32-м, но они поверхностны и формальны). А вот философия платоников представляет, согласно Августину Блаженному, даже и не подобное, а непосредственно «то же самое», что являет начало Евангелия от Иоанна.

И дело тем не исчерпывается. Блаженный Августин видит у платоников еще одно «то же самое», утверждаемое «хотя и не в тех словах». А именно: «человеческая душа, хотя и свидетельствует о свете, но сама не есть свет; Слово-Бог – вот истинный Свет, просвещающий всякого человека, приходящего в этот мир… и мир Им создан, и мир Его не познал».

То есть, Августин вновь цитирует Иоанна: «мир через Него начал быть, и мир Его не познал» (Ин 1:10). И далее: «он не был Свет, но – чтобы свидетельствовать о Свете» (Ин 1:8). Последнее Иоанн Богослов говорит об Иоанне Крестителе, у которого он учился прежде, чем стать апостолом. И в тексте Августина подразумевается пояснение, почему так сказано. «Не Светом, но свидетельствующим о Свете» – так именно платоники определяют человеческую душу вообще. (Сравним, учение Замкнутого Креста говорит: ощущение «я» – не Бог, но видимый Сознанию проблеск Бога.) И Августин Блаженный считает, что, применяя эту формулу ко Крестителю, Иоанн Богослов тем самым свидетельствует: Креститель – человек, а не Бог, не Христос. Иисус же – Бог. Такое говорит о себе и сам Иоанн Креститель: «я не Христос» (Ин 1:20), «Идущий за мною стал впереди Меня, я не достоин развязать ремень обуви его» (Ин 1:27). Итак, Августин Аврелий Блаженный ни мало не сомневается, что Евангелие от Иоанна написано в терминах платонизма.

Затем же Августин прибавляет: «того, что Он пришел и… верующим во Имя Его дал власть быть чадами Божьими – этого я там не прочел». Еще бы! Платон и его непосредственные ученики писали почти что за полтысячелетия до Пришествия. Они могли предсказать его, но не констатировать как свершившийся уже факт. (Такие предсказания, кстати, оказали влияние не только на философию, но и на искусство. Как эллинское, так и римское. Наиболее известный пример: 4-я эклога Вергилия [Publius Vergilius Maro, I в. до Р.Х.] посвящена предсказанию Рождества Сына Божьего. Апостол Павел совершил паломничество к могиле Вергилия в Неаполе и произнес над ней: si te vivum invenissem, poetarum maxime [о, если бы я застал тебя живым, величайший из поэтов]! Император Константин прославил Вергилия как пророка Христа. Вплоть до XII в. в западных церквях Вергилию на Рождество пели: Maro, vates gentilium, da Christo testimonium [Марон, прорицатель народов, свидетельствуй о Христе]. В Реймском соборе, причем, прославлялась таким же образом и Сивилла.) Тем более не стали бы философы загадывать наперед о том, какую именно власть Иисус даст уверовавшим. Блаженный Августин и делает это добавление, надо думать, затем, чтобы было ясно: книги платоников, содержащие «то же самое», были написаны до Р.Х. Собственно, фактически далее он сам же и говорит об этом: «также прочел я там, что Слово-Бог рождается не от плоти, не от крови, не от хотения мужа… а от Бога; но то, что Слово стало плотью и обитало с нами – этого я там не прочел».

Подобное подчеркивается и дальше. «Я выискал, что в этих книгах на всякие лады и по-разному сказано, что Сын, обладая свойствами Отца… по природе Своей и есть Бог (один из наиважнейших моментов христианского богословия! – Д.Л.). Но что Он уничижил Себя, приняв образ раба, уподобившись людям и, став по виду как человек, смирил Себя… даже до смерти крестной, – посему Бог и превознес Его и дал Ему Имя выше всякого имени, дабы перед Именем Иисуса преклонило колена все, что на земле, на небе и в преисподней, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус пребывает в славе Отца – этого в этих книгах нет. Что раньше всех времен и над всеми временами неизменяемо пребывает Единородный Сын Твой, извечный, как и Ты, и что от полноты Его приемлют души блаженство, и причастием мудрости, в Нем пребывающей, обновляются и умудряются – это там есть („никто не приходит к Отцу иначе, как только через Меня“ – Ин 14:6); но что в определенное время умер Он за нечестивых, и Ты Сына Своего не пощадил, но отдал Его за всех нас, этого там нет.»

Итак, согласно Августину Блаженному, «книги платоников» содержат целостное богословское учение о Сыне Бога Всевышнего и о грядущем Пришествии Его в мир. А не содержат лишь то, что было открыто человечеству уже во время самого этого Пришествия. Подобное и не могло быть в совершенстве понято и духовно испытано, покуда не свершился Подвиг Христа. Святой Августин подчеркивает единокровность духовную христианского учения и «языческой» философской мудрости. Показывает, что перед нами процесс естественного развития. Или, лучше будет сказать, естественного расцвета. Где раньше был нераскрытый бутон – появляется совершенный и прекрасный цветок, но стебель остается все тот же.

«И Ты призвал язычников в наследство Свое, – пишет Августин далее, – и я пришел к Тебе от язычников… И через апостола Своего сказал Ты афинянам, что мы Тобою живем и движемся и существуем – в точности, как говорили и некоторые их же единоплеменники. Оттуда же, во всяком случае, были и те самые книги.»

Итак, философские изыскания Августина убедили его: раскрывшийся цветок христианства имеет эллинский стебель. Евангельское богословие просто дышит идеями платонизма. Добавим к этому: не только лишь общий строй, но ряд конкретных событий, описываемых евангелистами, указывают на такую преемственность.

Читаем Евангелие от Марка, например: «Поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были, и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов. [Поставил] Симона, нарекши ему имя Петр…» (Мр 3:14-16) То есть посвящение в апостолы было ознаменовано присвоением эллинского имени. Что это: случайность – или нечто гораздо большее?

Возможно, что ответ мы находим, возвратившись к Евангелию от Иоанна: «Эллины… подошли к Филиппу, который был из Вифсаиды Галилейской, и просили его, говоря: господин! нам хочется видеть Иисуса. Филипп идет и говорит о том Андрею; и потом Андрей и Филипп сказывают о том Иисусу. Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому.» (Ин 12:20-23) На первый взгляд не понятно, как соотносятся «час прославиться» и желание эллинов. Но многие слова Иисуса становились понятны лишь по прошествии веков или лет. Именно таков этот случай. Слава о Христе, Сыне Божьем, распространилась быстрей всего именно среди эллинов, о чем свидетельствуют Деяния святых апостолов: «пришед в Антиохию говорили к эллинам, благовествуя Иисуса… и великое их число, уверовав, обратилось ко Господу… и христианами впервые стали называться ученики в Антиохии» (Деян 11:20-26).

Блаженный Августин показал, как мы говорили выше, что богословие Евангелия эллинистично по своему духу. Деяния же апостолов позволяют видеть, что раннее христианство было эллинистично и по этническому составу. Но если это все так, должны были сохраниться какие-то исторические свидетельства. Они есть. И наиболее убедительное из них это, вероятно, знаменитый трактат Иринея Лионского (II в.) «Против ересей». О христианах он сообщает следующее. «Имеют частью нарисованные, частью другим образом изготовленные изображения… Христа… и украшают их венцами и выставляют вместе с изображениями светских философов, именно с изображениями Пифагора, Платона, Аристотеля и других, и оказывают им знаки почтения».

Такой обычай вызывает нарекания Иринея. Не удивительно! Ибо не наравне с философами следует воздавать славу Тому, Который суть сама Истина. Епископ Лиона исполняет пастырский долг, предостерегая от крайностей, до которых могло бы довести безоглядное следование учению Карпократа. Но далеко не во всем согласиться можно и с Иринеем. Однако сейчас нас интересует само свидетельство.

Крестившиеся первых веков располагали образы Христа не рядом с изображениями, например, Моисея или же Авраама, Исаака, Иакова. Нет, ранние христиане видели нашего Господа в окружении таких мужей, как великий Пифагор, прозванный Апполоном Гиперборейским, Платон, который учил об эйдосах (образах) и об Атлантиде, а также и других светил эллинской – «языческой» – мудрости.

Но дальше возникает следующий вопрос. Если эллинизм столь близок учению Христа по своему духу, то почему не избрал Иисус апостолов из числа философов эллинских?

Кто были Его апостолы? Не иудеи, конечно, и это вполне понятно. Ибо, говорит Павел, «оправдывающие себя Законом остались без Христа, отпали от Благодати» (Гал 5:4); «когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их» (2 Кор 3:15). Единственный иудей из двенадцати – Иуда Искариот – предал Учителя своего. Но остальные одиннадцать были из иного народа – из галилеян (Деян 2:7) (Деян 1:11). О галилеянах иудеи говорили: «этот народ невежда в Законе, проклят он» (Ин 7:49). Все верные ученики Христа были из «Галилеи языческой» (Ис 9:1). Но почему же это были не, например, философы из Афин, то есть наиболее маститые хранители «языческой» – эллинской – премудрости?

Возможно, что на этот вопрос отвечает иное речение апостола Павла: «потому, что немудрое Божие премудрее человеков… Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых… для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом. От Него и вы во Христе Иисусе, Который сделался для нас премудростью от Бога» (1 Кор 1:25-30).

Что разумеется под этими словами апостола? Вернемся для наглядности к той метафоре, которая приводилась выше: цветок и стебель. Эллинистическая философия – стебель, на коем распустился дивный цвет христианства. Но стебель – это лишь проводник. Он то, что обеспечивает сопряжение с корнями, а вот они и представляют собой, воистину, глубокий и сокровенный питательный источник.

То есть, метафора развертывается далее: существовало некое источное пра-учение, которое было, некогда, единым для всего человечества. И вот, на побережьях Средиземного моря из него взошел эллинизм. Во образе же платонизма он смог – до некоторой степени – сохранить дух учения-прародителя. Но он же – в значительной мере – его утратил. За многие века развились произвольные толкования, появилась пестрота направлений и возникли разные школы. Явились мэтры. А признанному философу нередко оказывается дороже система умничанья, что сделала его признанным, нежели сама Истина. Такого не разбудить призывом возвратиться к Первоистоку, к его простой чистоте. (Не так ли все и теперь? И новая история знает не мало тому примеров, когда «дилетанты», оказывается, смотрели глубже, нежели академическая наука.) Подчас наилучшее средство возвращения к чистоте Истока есть «чистый лист». И вот, Иисус призывает именно тех «язычников», которые представляют собой «немудрое мира». То есть, рыбаков Галилейских. А не, например, философов из Афин.

Но что, конкретно, представляет собою Первоисток – тот корень, из которого произрастает, в числе других, стебель философии эллинской? Ответ на это есть отдельная тема, и она будет раскрыта в следующей работе.

23.03.2007