Текст книги "Питерская Зона. Темный адреналин"

Один, второй… третий и четвертый. Всего на свете не купишь, арабы сжимали бизнес. На шухере, у дверей кирки, два человека. Наверху… Она высунулась из-за аккуратной горки нераспакованной – ремонт же – паркетной доски. Кирха не храм, нормальных и высоких звонниц тут нет. И проглядывается насквозь. Пусто. Как и следовало ожидать. Кто ж посадит боевика со стволом на всеобщее обозрение? Тут никакие взятки не спасут. Немцы стучат на соседей, если те мусор поутру не выбрасывают, а тут бородатая херня с автоматом. Ну или с гранатометом. У любителей ишаков фантазии хватит дать часовому РПГ.

Так… диспозиция ясна. Пора начинать спектакль. В темноте все кошки серые. А уж черные так вообще невидимы. Сами виноваты, заставив стрельчатые высоченные окна строительными лесами и завесив измаранным брезентом. Спасибо, мальчики. С любовью, ваша Крис.

Распределительный щиток оказался где должен согласно плану. Торчал вверх металлический х… рубильник, так ей необходимый. Только зачем же давать ребяткам-муслимам какой-либо шанс? Да и рукояти ее друзей изолированы, заточены они на славу, а кабель подведен прямо не немецкий. Тощий такой кабелек в обычной прорезиненной оплетке, маникюрные ножницы справятся.

Изящная Крис вовсе не была слабой. Как кавказская шашка-гурда: тонкая, гибкая, не сломаешь. А ударь умеючи… пополам разрубишь. От шеи и до пояса, развалив человека на две несимметричные половинки. И ей оказалось достаточно лишь надавить клинком, проведя его чуть на себя. Темнота соткалась так, как и должна опускаться смертельная мгла. Сразу, пугая до усрачки и превращая уверенного в себе крутого мужика в обосравшуюся от страха обезьяну. Прям как доктор прописал.

Хирург тел и душ по имени и прозвищу Крис достала второй, матово-черный и бритвенно-острый, скальпель двадцати сантиметров длиной. И почти пошла удалять гангренозные участки с тела прочей здоровой германской жизни и экономики. Но вовремя остановилась.

Кипящее в крови возбуждение вредно. Лишает логики в поступках, заставляя работать на эмоциях. При ее профессии это не вредно. Это просто смертельно. А арабы, и особенно часовой, вооружены. Стрельба ей ни к чему. Если только она не бесшумная.

Магазин ПСС она сменила еще в коридоре. Сейчас он пригодился. Стрелять придется на бегу, отложив удовольствие от работы сталью. Но так надежнее.

Неопрен не скрипел, не шуршал и не шелестел. Крис двигалась в чуть рваном ритме, подходя на расстояние стрельбы. Клиенты уже изрядно пришли в себя, гортанно окликая друг друга и шаря в темноте жадными глазами стволов. Хрена ли они так любят АК?

Зеленые тени ругались и пытались светить фонариками коммуникаторов. Испуг и неожиданность, помноженные на самоуверенность и наглость, подарили десяток секунд, пока кто-то не додумается содрать брезент с ближайшего окна. Пора использовать фору.

Человек всегда чует свою смерть. Именно холодные пальцы ее тени возвращают в людей животных и инстинкты. Самое важное в ее работе даже не точно стрелять. А опередить смерть. Пока та не решила посмеяться и не помочь цели.

Хлоп! Охранник ударился о стену. Черная в очках кровь плеснула на дверь за спиной.

Хлоп! Отлетел первый, получив в грудь, зацепил второго.

Хлоп! Третий заработал свое в голову, выронив смотрящий на нее АК.

Хлоп! Поднимающийся второй заработал между глаз, замер.

Хлоп! Прострелить руку с автоматом четвертого, бросившегося к окну.

Хлоп! Пробегая мимо, добить первого, все же встающего и шарящего вокруг.

Шесть патронов магазина кончились. Затвор лязгнул, замирая. ПСС, крутанувшись, ударил араба в голову, заставив отшатнуться от лежащего под ногами автомата. Хр-р-р, треснул разорванный все же брезент, наполовину освободив проем. Падая, отпихнуть АК и содрать очки, успев зажмуриться. Откатиться в сторону, тут же вскакивая и вытаскивая клинок.

– Сука! – Крис даже улыбнулась. А араб-то вовсе даже русский.

– Уж точно не кобель.

– Сука-а-а… – Он смотрел на нее потрясенно. – Тварь!

– Кто спорит. Все мы двуличны. Ты вот вроде араб, а так русский.

– Сука!

– Повторяешься. – Крис замерла, оценивая сложение, движение и остальное. – На, потанцуем.

Не противник. Если, конечно, не просто хитрец. Боец поймал бы нож и левой рукой, наплевав на раненую. Но ничего. На безрыбье и такого выпотрошить одно удовольствие. Крис дала ему время затянуть выше дырки галстук. Да, хороший галстук, даже жаль. Бородатый руссоараб в пошитом хорошим портным костюме, мотающий галстук поверх огнестрельного ранения и достающий из кармана нож, убранный на время. И все посреди лютеранской кирхи. Сюрреализм с привкусом венозной крови. Психо-оргазм для ее тонкой души. Точно, так и есть. Но ее полностью устраивало. Только музыки не хватало для пущей красоты действа.

– Иди сюда, обрезанный… – Крис усмехнулась глазами в прорези маски. – Я тебя еще и евнухом сделаю.

О да! Мужики точно думают не головой. Стоило услышать про любимую кроху-кочерыжку, и скакнул к ней. Рассек воздух клинком, подаренным ею от души и для собственного удовольствия. Не повезло… Ей не повезло. Противник оказался аховый. Совсем. Совершенно никакой.

Удар. Легкий и едва ощутимый. Уходя в сторону и за коленом, чуть выше сустава. А, не почувствовал сразу. Сейчас ощутишь. Сейчас тебе разом станет горячо. Ты ослабеешь так скоро, что впору завыть от страха. Алая медно-сладкая струя, именно струя, шарахнет наружу. Сразу промочит всю штанину, побежит вниз. Непрерывно и ритмично. Но это сперва. Ровно так, чтобы ты уже все понял, запрыгал на целой ноге, косясь то на разрез, льющий и брызгающий твоей жизнью, то на херов галстук, то на суку, убившую тебя. Смотри, смотри, милый, сейчас ты увидишь женщину в последний раз. Артериальное ранение не проходит даром. Да-да… это не просто дикий стук сердца в ушах. Это к тебе стучится ожидание смерти.

Крис стащила балаклаву, прикусила нижнюю губу и, расцепив зубы, провела языком по верхней. Окунулась в ужас, плещущийся в его глазах, вздрогнула, когда живот полыхнул молнией. И, торопясь, не желая упустить самый главный момент, скользнула чуть в сторону от бородатого не-араба, уже тяжело стоящего на коленях и смотрящего вверх. Прямо на картину с Сыном Божиим, коего он когда-то предал ради спасения себя самого. И вот сейчас, купив эту церковку, выпало умереть именно под наполненными страданиями глаза сына плотника. Но Крис сделала его смерть еще хуже. Тот лишь успел ощутить движение и сталь, мягко коснувшуюся горла. И сдавленный стон из-за спины, смешавшийся с хрипом воздуха, убегающего из замирающих легких.

Она отпустила его волосы, позволив упасть в алую лужу, текущую по плиткам к алтарю. Снова вздрогнула, дожимая крохи электрических разрядов, еще прячущихся в пальцах ног. И облизала свой «Сайкс», последнего из двух мужчин, принятых ею в свою жизнь.

Глава четвертая
Кто же не любит запах напалма поутру?

Еще недавно Зона Эс, как и ее сестры, успешно боролась с контролем за собой. Да и сейчас справлялась с этим лихо и с огоньком. Но кое-что все же поменялось. И порой Урфин не знал, горевать ли по такому поводу или радоваться. Или, как порой казалось куда удачнее, тупо забить.

Ничто не стоит на месте. Особенно военные институты, и исследовательские в первую очередь. Особенно в России. Частные военные компании процветают и делают свое дело на всех континентах, пользуясь последними достижениями науки с техникой? Да и шиш с ними. Русь-матушка на буржуев не оглядывается, как испокон века было. Все передовое и лучшее куда? Правильно, силовикам.

Особое подразделение по охране Периметра снабжалось не просто лучшим и новым. Новейшим и совершеннейшим, так куда вернее. Только вот ведь какие дела…

Можно навешать по Периметру кучу датчиков и прочей электронной тряхомудии. Можно послать в патрули дорогущие «Барсы», усаженные такой же начинкой. Можно, не рискуя госбюджетом, пустить по кругу автоматические дроны, рассматривающие границу с воздуха. Можно… Много чего можно. НО!

Лучшее средство всегда самое проверенное. И оно не меняется уже давно.

Контрольно-разделительная полоса. Цепь стационарных постов с часовыми. И патрулирование в его лучшем виде, мобильной группой с собакой, никто не отменял. Пса или суку, конечно, можно обвести вокруг пальца. Но только не в случае, если мохнатую не просто вывели в питомнике «Звезда», эвакуированном чуть ли не с клетками, не… Сейчас мохнатые так же, как и вся хитроумная техника, подвергаются апгрейду.

Так что, с какой стороны ни посмотри, новейшее и совершеннейшее, в исполнении Особого подразделения, оказывалось старым добрым. Но с новыми оттенками палитры.

Включая в эти оттенки и мзду, отчехляемую рядовому и офицерскому составу. Контрабандисты столько не платили за ввезенные сигареты, как честные бродяги за проход в колючке. А вот риск никуда не делся, сколько ни плати. Застрахованным от тех, с кем не поделились, мзда никого не делала.

Вот по этой самой причине Урфин с Баркасом платить упорно отказывались. И проникновение «туда» всегда превращалось в рулетку. В смысле, что в игру и в русскую. А уж по ее правилам, тут кому как повезет. Пока везло напарникам.

«Калиток» в Периметре немало. Основные проплачены по абонентской плате и игнорируются ближайшими постами и порой операторами дронов. График патрулей на «Барсах», утюжащих бывшую КАД с окрестностями, порой сливали. Но доверять графику не стоило в отличие от чуйки, логики и органов чувств. Ну и наблюдательности.

Появившиеся недавно КОПы – комплексы огневой поддержки – проблема не такая серьезная, как шестиколесные бронированные внедорожники. «Курицы», при всей огневой мощи, по Периметру ходят мало. Роботизированному легкому танку на двух ходулях тут непросто. Так что «курицы» в основном торчали у основных блокпостов. А кто ж полезет в Зону рядом с ними? Верно, только дураки. Ни Урфин, ни Баркас такими никогда себя не считали, чужое мнение игнорировали, а практика только доказывала их правоту.

Где-то вдалеке виднелась светлеющая полоса нормального неба. Над Зоной царила полнейшая темень. Темнота – друг молодежи, аномалий и мутантов. Но уж точно не сталкеров. Только деваться некуда, коли принципы такие… Не платишь? Вперед-вперед, ползком в нужную точку. Потом на карачках, потом снова ползком, потом еще и бегом. Хотя если «бегом», то плохо. Значит, спалился и по тебе шарашат со всех калибров.

Баркас в бытность свою мичманом взвода разведки морской пехоты страх как не любил учения с колючкой, собаками и остальными режимными прелестями. Но не отказывался от опыта и знаний, полученных через километры, преодоленные на пузе и с кусачками в руках. И часто применял. Как сейчас, например.

Датчики, закрепленные на каркасе колючки и врытые в землю, не фурычили уже черт знает сколько. Почему бы не заменить на новые? Ну, как… средства выделены и освоены, оборудование закуплено и установлено… по бумагам. Все как везде. Хотя, конечно, не все датчики не работали. Но здесь, проверено, работ не велось, а проходили здесь Шеф с Бульбой в последнюю ходку. Так что лезть можно было относительно спокойно. Чем и занялись.

Чертовы питерские болота. Чертов герр Питер, так сюда рвавшийся. Истинный «парадиз» был и навсегда останется промозглым взморьем, густо сдобренным чухонской бурой трясиной. Хлюп-хлюп, чавк-чавк, ползи на брюхе и жалей о грязи. Урфин ненавидел вот эти моменты даже больше, чем когда проигрывал «Спартак». Мерзко, опасно и затратно. Потому как маскхалат потом выбрасывать, не в стирку же назад тащить в рюкзаке? И распаковывать оружие с амуницией минут десять, не меньше. Но деваться некуда.

Привычно моросило. Садилось тонкой пленкой на одежду, траву, кусты, стволы. Баркас возился с ножницами, перекусывая проволоку. «Мясорезку» здесь попортили Гиены, в несколько заходов. Не иначе как заплатили кому-то, чтоб не сразу приводили инженерные сооружения в норму. Так что им, считай, повезло, не пришлось идти, как цаплям, стараясь не зацепиться за тонкие и бритвенно острые ленты.

Еле доносящийся скрип металла прекратился. Урфин оторвался от созерцания ближайшего поста и оглянулся. Баркас переполз за проволоку и ждал его. Судя по блестящим из-под капюшона глазам, напарник немного злился. Стоило торопиться.

За мокрым песком, где они оставили след, как от огромной гусеницы, начиналось сталкерское счастье. Высокие, по пояс, заросли жесть-травы. Только здесь придется идти на полусогнутых. Вернее, тупо бежать, как тушканчик. Потому как часовому на посту явно может стать скучно. А такие пробежки чреваты срыванием спрятанных сигналок. Вот и думай, как быть.

Урфин вполне справедливо полагал, что растяжек здесь не особо много. Чересчур огромный кусок пришлось бы ими опоясывать. И регулярно менять из-за сырости. Какие бы средства ни шли на усиление контроля Периметра, предел есть у всего. Потому тех же «Барсов» не особо много, потому не каждый пост оборудован средствами осмотра и прослушивания в радиусе до пятисот метров. Да и налево, вероятнее всего, уходило немало. И денег, и хитрых приборов. Есть такой минус в службе на государя-батюшку.

Но такие мысли Урфин мыслил вернувшись, в тепле, уюте и неге. А здесь приходилось стартовать с места и молиться Аллаху, Яхве и порой даже Будде о несработавшей сигналке. И надеяться, что услышит… хотя бы кто-то.

Жесть-трава мокро и зло шелестела, цепляясь за ноги и опущенные вниз руки с АС. Маскхалат к моменту выхода куда подальше от Периметра окажется разрезан в десятках мест. Комбинезон эта злобная флора не поцарапает, хоть что-то хорошо. С кевларом справиться не может даже эта упорная сволочь.

Да, иногда Урфину казалось, что все, растущее на территории Зоны, живое. Слишком уж любили местные кустарники, цветы, деревья и прочий мох поиздеваться над человеком. Иногда со смертельным исходом.

Баркас, бежавший впереди, пропал из виду, явно куда-то нырнув. Хорошо, до какого-то укрытия они таки добрались. Сощурившись и пытаясь что-то разглядеть в рассветной серой мгле, Урфин нырнул за ним. Ход, оставленный много лет назад инженерной машиной, рывшей первые рвы вокруг умирающего города, вот что это. Ровная прямая, идущая вбок, то, что надо. Уже прыгнув вперед, надеясь приземлиться без перелома, Урфин понял: удача сегодня неполная. За спиной шипело и плевалось раскаленными белыми одуванчиками сигнальной мины.

– Закройсь! – все, что он смог сделать, падая в траншею и лихорадочно цепляя на голову шлем. Баркас, матюгнувшись, сделал то же самое, даже закрыв голову руками. А дальше… А дальше началось светопреставление.

Старый добрый «Корд» имеет калибр двенадцать и семь миллиметров. И вес, без станка, в двадцать шесть кэгэ. Почему без станка и без ленты? О, Урфин имел что сказать по этому поводу. Потому что станок с лентой… это вообще кабзда. Потому и имел что сказать. Причем в основном в восхищенном тоне.

Господи благослови конструкторов этой дурь-машины и боеприпасов к ней! Именно так ему частенько хотелось воскликнуть. За их гениальные мозги, знание высших математических расчетов, законов физики и механики. За подарок, сделанный всем старшим стрелкам-пулеметчикам, превращающимся с его помощью в богов войны и повелителей жизней. Господи, дай место в раю этим людям, пусть и как можно позже.

Потому что нет ничего страшнее, чем лежать под обстрелом этого чудовища, стреляющего с сошек и жрущего ленту из короба на сто пятьдесят снарядов. Патронами этих демонов, рвущих воздух, землю, бетон, сталь и живых людей, не назовешь. Как же плохо приходится врагам, желающим добраться до рубежей родины, думалось ему, ай, как страшно. Только какого ж хера они и по русским людям так засаживают, а?!

Давным-давно, в начале века, боеприпасы создавались гуманные. Бронебойные, зажигательные, мгновенного действия зажигательные, осколочно-фугасные… Не то что сейчас. Урфин, закрыв голову руками, надеялся на всего три вещи. На остаток помощи от кого-то на небесах, на лень пулеметчика и на отсутствие снарядов с отсроченным взрывателем химического типа. Судя по реву и летающим над головой сияющим плевкам, в дело пока шли обычные. И то хлеб.

Для «Корда» боеприпас шел разный. Недавно некоторые бродяги столкнулись с чертовым сюрпризом. Это когда свистящая над головой болванка диаметром в полтора сантиметра и длиной в десять вдруг разрывается прямо над тобой, отлетев на минимальное безопасное расстояние от стрелка. Дах-дах-дах, воздух, земля и сам бродяга прошивается веером мелких стальных градин, рвущих все, что попадется, пока теряется кинетика разрыва.

Потому они и сидели, закрывшись всем, чем могли. Пусть лучше покорежит металл ствола, погнет шлем, продырявит предплечье, чем осколок доберется куда глубже в мясо. Над головами грохотало, свистело, порой подвывая. Единый крупнокалиберный – это вам ни хрена не шутки.

Пронесло… Визжащих и рассекающих нехороших сталкеров осколков не случилось. Хотя напоследок часовой прошелся прицельной очередью прямо по краешку траншеи. Показал, сучий потрох, что он все видел и их, поганцев, по доброте душевной в живых оставил.

– Хорошо, памперс догадался нацепить… – Баркас чихнул, смахнул землю с лица. – Все, что ли?

– Угу, – буркнул Урфин, – реально памперс?

– Дать бы тебе в хлеборезку, обезьяна кривоногая… – Напарник вздохнул, подумал и добавил: – И криворукая. Да лень.

– Пошли тебе Господь хорошую жену и много деток за твое участие, благость и, истинно тебе говорю, настоящую любовь к ближнему.

– Гребаный ты краснобай! – Баркас вздохнул. – Как же ты мне надоел.

Спорить смысла не было.

– Утихомирился. – Урфин показал наружу средний палец. – Точно тебе говорю.

Стрелок обиделся. Траншею вспороло как плугом, забросав только что отряхнувшегося Баркаса грязью и мокрой травой.

– Хрена с тобой больше куда пойду, – сообщил Баркас, достав нехилый пучок из-за воротника. – Идиот.

Урфин кивнул. Ему натурально стало стыдно. А вот по траншее им дальше пришлось снова ползти. Так что он теперь еще и должен Баркасу за моральный ущерб.

До первых машин, темнеющих в рассвете, добрались спокойно. Пулеметчик, судя по всему, удовлетворил нанесенные ему моральные травмы. И пока чего-то опасного не случилось. Не считая самих первых шагов по Зоне.

Выходить из Зоны нужно как получится. Запланируешь чего, так она легко все порушит. А вот входить… входить лучше, где много знакомого и постоянного. А у Зоны есть такое? А как же, без такого никуда. От зданий до остовов машин. Куда напарники сейчас и стремились, даже не таясь, идя в полный рост.

Чертовы спасательные автомобили нагоняли тоску. Рыжие от ржавчины, с остатками красно-белой краски, последние полгода слезавшей огромными кусками. Основной маяк на пяток километров вокруг. Сюда даже дети Зоны не суются. Знают, паскуды, тут всегда полно уставших, ну либо полных сил бродяг с оружием и нелюбовью именно к ним. К бедным несчастным уродливым порождениям матушки-кормилицы тех самых бродяг.

На коммуникатор Баркаса беззвучно шлепнулся запрос. Устройство зажужжало, вибрируя. Компаньоны присели. На всякий случай, само собой.

– Чук, – Баркас кивнул, – с ним новички.

– У нас тут прямо встреча старых друзей, – Урфин оскалился, – рандеву скучавших друг по другу выпускников одной школы…

– Это точно… – Баркас дождался подтверждения от бродяг впереди. – Пошли.

Урфин встал за ним, желая устроить что-то типа ссоры. Для быстрейшего перехода в злое состояние. Но выводить из себя друга не хотелось.

– Чук! – заорал Баркас, заметно оторвавшийся от него. – А Чук?

– Че тебе, Барк?

– Здравое предложение есть.

– Озвучь, брат, выслушаю. Я тут застрял с вечера, так что время обдумать есть.

– Давайте вы друг другу зубы выбьете в следующий раз и не в Зоне, а?

Чук не ответил. Урфин вполне его понимал. Насовать тому по щам давно стало святым делом, как и Чуку надавать по сусалам самому Урфину. Но предложение явно показалось заманчивым. Вероятнее всего, даже обоим. Уж Урфину точно.

Когда в «Солянку» попадали всякие туристы, то по глазам у них легко читалось ожидание драки в ближайшие минут двадцать-тридцать. Ну, час от силы. Стереотипное мышление, чего уж. Драться сталкеры начинали позже. Если было из-за кого. Из-за чего – сталкеры разбирались внутри Периметра.

Чук в «Солянке» перестал появляться принципиально, съехав то ли в «Борщ», то ли еще куда. И ребра друг другу с Урфином они пересчитывали теперь именно в Зоне, нарушая устоявшиеся порядки. Но никто не спорил, порой даже делались ставки. Очень уж захватывающе выглядело… каждый раз.

Не поделили двое взрослых и не обделенных интеллектом мужчин, как водится, самое главное в жизни каждого настоящего мужчины. Не женщину, а выбранную каждым сторону вековечного спора о том, как нам обустроить Россию. Но скорее всего, просто-напросто бродяги друг другу не нравились. Был бы Чук так себе ходоком, Урфин бы и спорить не стал. А вот испытывая невольное уважение к мастерству и выдержке, считал регулярные бои делом чести. Пусть и глупым.

Спор оказался делом принципа. Выплаты медикам от каждой из участвующих сторон порой выходили серьезные. Сейчас, имея цель, драться ему не хотелось. Да и, судя по голосу Чука, у того тоже образовалась проблема. И это прям благородный способ избежать конфликта, не иначе.

Чук обнаружился лежащим на капоте огромного пожарного грузовика. Спальник, таскаемый явно кем-то из новичков, промок от утренней росы. Вид у заросшего темной щетиной и чуть полноватого здоровяка был недобрым.

– Гутен морген, бродяги, – буркнул Чук, – а нет у вас, случаем, лишнего хорошего анестетика? Не в качестве услуги, а как доказательство ваших добрых намерений и для продажи. Мне от этого бородатого на хрен ничего не надо, а у тебя, Баркас, просто так брать грешно. Еще не уследишь за своим… компаньоном, что мне потом делать, как скучно станет?

– Хорош. – Баркас присел на валявшуюся покрышку. – На, держи. С душками что не так?

– Пипец… – Чук спрыгнул вниз. – Урфин, не ради желания помириться, а ради жизни туповатого, но все же человека помоги. Подержишь?

– Мне присмотреть за округой? – Баркас заинтересованно поднял взгляд.

– Точно. Второй новичок у меня с оптикой, он за Зоной посмотрит. А ты глянь на Периметр. Пошли, Урфин.

«Пошли» оказалось недалеко. В рубке следующего грузовика, не кроя никого матом и не вопя на всю округу, лежал стянутый по рукам и ногам индивид. Один из двух Чуковых новеньких. С торчащим из его бедра ржавым и толстым обрезком трубы. Крови на сиденье и на пол накапало изрядно, хотя Чук и перетянул все это дело ремнем, зафиксировав шомполом.

– Живой, что ль? – Чук забрался к нему. – Живой.

– Чего связал-то?

Бродяга пожал плечами.

– Перепугался он. Чуть сам не выдернул, все рвался к постам военных. Мол, его там точно спасут.

Урфин хмыкнул. Ну да, спасут. От мучений и пулей в голову. А так… а так шанс есть, пусть и не самый большой. Если серьезные сосуды не задеты, до Периметра Чук и второй его дотянут. А там уж как повезет. Парню фартило, кто другой бы бросил.

– Ты врач, что ли?

Чук оглянулся на него.

– Почему?

– Я бы не стал эту херню доставать, мало ли…

– Если бы артерию задело, то уже бы все вытекло. Сейчас просто надо вытащить, быстро запеленать и чуть обождать. Потом обезболивающее вколем, и все, потопали дальше. Да, салага, потом обезболивающее. Тебя твой друг потащит, а мне за вами следить, чтоб никто не убил. Понятно излагаю?

Урфин хрюкнул от удовольствия. Все же Чук вернул ему веру в человеческую натуру и отсутствие ложного гуманизма у себя самого.

Спеленатый новичок явно возмущался готовящемуся лечению его организма. Но новичок на то и новичок, чтобы делать как старший сказал. Да и не пришлось сильно мучиться. Ну, минуты три, не более, Урфин наблюдал его вылезающие наружу глаза и чуть прижимал горло, чтоб тот не очень сильно голосил. Вырубился парень где-то на второй. Помог посильно, так сказать.

* * *

– Урфин? – Чук закурил, сидя на вновь застеленном спальнике.

– Да?

– Спасибо.

Урфин не ответил.

– Новости рассказать?

– Это точно лучше. – Баркас, закончив есть, запихнул пустую банку под просевшую почти полностью покрышку грузовика. – Делись, чего видел, кого слышал и вообще.

– Думаю, именно вообще интереснее?

Баркас кивнул.

– В Зоне видели Крома. Между Михайловским замком и Спасом. От Рыси сообщение наблюдал, что до того Кром шлялся у Московского вокзала.

– А, Рысь снова в Зоне?

– Опять, да.

– Что еще? «Слизь» в центре есть?

Чук пожал плечами.

– Не ходил туда. Предупреждений не видел.

– Ясно. – Баркас подал ему руку. – Бывай, бродяга, свидимся.

– Обязательно. С меня причитается, за помощь.

– Потом.

– Как скажешь.

До полудня они планировали добраться к Парку, следовало выходить. Отойдя за дальние машины, Урфин остановился.

– Ты чего?

Баркас, сбившись с шага, недовольно развернулся к нему.

– Странная какая-то фиговина. Чук нас как будто задержать не пытался. Но хотел. Не?

Напарник сморщил харю… Больше никак и не скажешь.

– Паранойя лечится только в специальных местах.

– И не говори, как я сам не подумал об этом…

– Черт знает, братишка, почему так вышло. Но жизнь-то спасли пацану.

– Это еще хрен его маму знает, спасли или как.

Баркас высморкался.

– Он при нас не помер?

– Нет.

– Значит, спасли.

Урфин подумал и согласился.

Ветер, молчавший очень уж долго, ожил. Заявил о себе, хлестнув неожиданно прямо внутрь комбинезона, пробравшись через белье. Баркас поморщился, промозглую питерскую сырость он категорически не любил.

День накатывал неотвратимо, ничем не выдавая приближения полудня. Серый студень туч, колыхавшийся над головами, пока не пропустил ни одного луча солнца. Все как обычно, все то же самое, как вчера или завтра. Ни единой ноты чего-то инородного и выбивающегося из кататонической композиции чертовой мизантропки, занявшей место когда-то вполне себе яркого интересного города.

На коммуникатор несколько раз свалились сообщения. Чума все же решил вылезти из берлоги и теперь интересовался обстановкой. Чук выдвигался к Периметру и запрашивал помощи. Бот Особого подразделения закидывал старые анекдоты. Бульба, явно проспавшийся после вчерашнего, пытался травить бота, разводя на анекдоты посвежее и закидывая ссылки на «ТыТруб». Пунктиком Бульбы был специальный отдел Особого, где по какой-то его психологической прихоти всеми ботами руководили исключительно девы в форме. И как одна блондинки. С четвертым размером груди. Спорить на эту тему с Бульбой никто не хотел. Последним, обновив чат, снова помер Семецкий.

Размеренное течение времени и стабильная любимая работа…

Урфин хмыкнул про себя. В чем-то Баркас прав. Находясь здесь больше полугода, волей-неволей, а испытываешь определенные проблемы. Воспринимаешь мир чуток иначе, не как раньше. Даже если раньше тоже медом не казалось. Но все равно здесь очень уж сильно заставляло думать иначе. И действовать тоже.

– Кто-то здесь шел. – Баркас остановился. – И Чук его видел. Их.

Их, точно. Урфин, присев, рассматривал следы, отпечатавшиеся друг по другу на голом куске вылезшей из-под травы глины. Ох и не понравились они ему. Из-за новых протекторов еще не стершейся обуви. И трех размеров, явно бывших женскими… или детскими, ну, в край подростков. А с кем тут недавно цеплялся, а?

– Те самые туристы? – Баркас оглянулся на оставленные позади машины. – Чего ж ничего не сказал?

– У тебя паранойя, человек голова-колено. – Урфин встал, щелкнув коленным суставом. – Твою мать…

– Это тебе, чтоб не звездел про хороших людей чего не положено.

Вот такая вот правда жизни вольных бродяг. Ты говоришь правду, а в ответ прилетает неожиданно вспомнившее о травме колено.

– Так… – Баркас прижался к останкам пожарного «Урала». – Теперь серьезно, по-взрослому типа. Хватит время терять. Да, братишка?

– Не то слово. – Урфин, закрывая тыл, прикрылся обрубком давно помершего дерева. – Что видишь?

Баркас не ответил. Оно понятно. Много увидишь, когда вокруг вовсю туман, а они только что добрались до более-менее спокойного куска и решили сделать небольшой привал? Первый круг, как ни крути, не так страшен, как его изображают всякие фантазеры новостных каналов или фантасты. Хотя, конечно, для кого как. Может, они уже просто привыкли?

Урфин отогнал дурную мысль. Привыкнуть к Зоне? Это как привыкнуть, черт знает… к женщинам. Можно ли привыкнуть к женщинам, таким разным и непохожим? То-то, что и оно. Нельзя, в смысле.

Фу… а передохнуть стоило. Просто стоило, и все тут. Хватит корчить из себя крутых, куда там яйцам, сталкеров. Тем более нормальные бродяги всегда умеют считать предел усталости и знают собственные границы возможностей.

Когда они с Баркасом неожиданно стали шататься сюда вместе? Год? Где-то так. Хэт, сволочь выпендрежная, поспособствовал. Помирил как-то, выставив по пол-литра тяжело-спиртового на брата и рассказывая, путаясь, старые анекдоты. Вот они и сами не поняли, как этому молокососу удалось уболтать отправиться в ходку втроем. Но удалось, и не зря.

Сейчас бы чертов снобствующий эстет, все же упершийся в Ирландию, им точно пригодился. Тут Урфин не спорил даже с самим собой. Пацан оказался что надо, с норовом, с характером и с упорством. А ссора та? Было, да быльем поросло. Да и скучно без него порой, чего там.

– Чет не то… – Баркас ворчал. – Тихо.

Это да-а-а… Что-то здесь не так, если спокойно. Подозрительно, больше никак и не скажешь. Не заметно проблем? Жди подлянку. Да такую, что ноги бы успеть унести. Зона, сука злая, любила повеселиться над пушечным мясом, лезшим к ней бесстрашно и постоянно. Слабоумие и отвага, мать их, основной девиз всей шатии-братии, кормящейся с мертвого Питера. Слабоумие и отвага.

– Мы с тобой планировали двинуть к Привалу, так? – Баркас не отрывался от бинокля. – Урфин?

– Именно. А что тебя напрягает?

– Прямая открытая дорога, брат. Прямо до Парка. Ни души, ни хрена. Гладко и сладко, мать ее…

Урфин матюгнулся. Практически вежливо и интеллигентно. Сразу в Зоне сильно ругаться не стоит, все же дама. «Гладко-сладко» от Барка есть просто плохо. Потому как напарник такую фишку просекает на раз. Как хорошая собака-сапер тринитротолуол за полкилометра. Ну, может что и меньше, какая разница? Раз дружище чем-то обеспокоился, то есть чем. Он и сам-то, грешным делом, такой же.

А кто говорил о легком рейде? Никто не говорил. Это Зона, дружок, здесь «легко» равняется «мертв». Как правило.

Точка у них простая: Невский, самый его конец. Сложно, не отнять. Но игра стоила свеч, даже если те привезены из Ватикана и ручной работы для самого Папы. Кусок можно отхватить сразу, а это ли не мечта?

Только вот добраться туда за запросто живешь не получится. И выход из положения прост: идти на поклон к Копатычу. Сколько старый хитрый черт возьмет за проведение двух сталкеров через город, думать не хотелось. Много попросит, к гадалке не ходи. Но и черт бы с ним, если разобраться, лишь бы добраться относительно быстро и спокойно.