Текст книги "Бесполезный человек"

Глава 20

Высокий человек, красивый, обросший черной грязной щетиной, в белых от пыли, да ещё и дырявых ботинках, хотя хорошего качества и очень древних, из которых высовывались грязные мозолистые пальца, затаился.

Дыры ему служили для вентиляции, по крайней мере он так считал, или успокаивал себя этими мыслями, ведь обувь на Дне – предмет небывалой роскоши, дорогие бархатные, да шелковые туфли, которые наверху ценились изящными знатоками моды и искусства очень дорого, на Дне представляли мусор последнего сорта, который едва ли сгодился бы для растопки шатких печек хижин в особые холодные времена. На самом же деле, он ленился починить их, убеждал себя, что перетерпит, а пыль меж делом забивала все пространство в растоптанных ботинках, от чего чувствовался дискомфорт, и все мысли его концентрировались именно на этой мелочи, как будто натертый больной мозоль, который не оставляет тебе покоя ни на минуту.

Мусору на Дне всегда отведено особое внимание! За этим и пришел человек, чтобы ограбить свалку. Свалка – как море для рыбака, огромное и нескончаемое разными сюрпризами!

Человек, едва шелестя о бетон своим серым плащом, мотающимся на спине, неудобно порхающим из стороны в сторону от сквозняка, торопливо пересекал усыпанную всевозможным металлоломом местность свалки, промасленную и состоящую частично из шлака с гравием и бетоном, чья пыль безнаказанно пробиралась во все складки одежды и забивалась во все уголки тела, постоянно чесалась и раздражала кожу, помимо дырявых ботинок. Пересечение свалки – "рыбалка", всегда включала в себя непредвиденные опасности, вплоть до гибели.

Пленных Дозор не брал, тем и объяснялось мистическое везение этого человека, что на протяжении долгих лет, он так и не был пойман. Иные соплеменники приписывали ему особый дар скрытности, словно человеку не от мира сего. Но суть состояла совсем в ином… И неуловимость его объяснялась далеко не везением, о нет!

Вязанная черная шапка с известным в древние времена логотипом почти упала назад, он раздобыл её ещё в период своей молодости, как трофей, оголив засаленные неподстриженные волосы и испачканный лоб, на котором явно вырисовывался отпечаток ладони. Физиономия его выражала озабоченность, с самого утра день не задался, и в последнее время, белая полоса жизни начинала темнеть и меняться на черную, принося при этом все больше раздражения и невезения, а следовательно, и проблемы.

Человек ужасно страдал от безделья, заказов почти не поступало, и приходилось браться за любую предложенную работу, копаться часами в мусоре, чтобы хоть как-то пополнить продовольственные запасы на заработанные деньги, чтоб не идти на работу со всеми, работать со всеми руками, тратить силы, расточать свое жизненное время ради жалкой зарплаты, который едва хватало на сухие горькие галеты. Давно уж он соскочил с каторжной работой и стал сам себе хозяин, и возвращаться в топи он не намеревался ни при каких условиях, пусть даже лопнув от голода или издохнув от тоски, не хотел заболеть к концу своей короткой жизни раком. Он прекрасно понимал всю экономическую систему Дна. Каторжный труд – некий вид карательного воспитания послушных рабов, которые ради куска сухаря готовы работать по 13, а то и 14 часов в сутки без выходных, не ради чего-то там, не ради своего будущего, а ради своего дня насущного, сегодняшнего, "сию минутного сейчас".

Не навязывая им ни религии, ни фанатизма языческого, они управляли умами людей лишь с экономической точки зрения. Деньги – жалкие гроши, которые приносят тебе завтрашний день, свеженький и на блюдечке! Деньги на Дне ненавидели, то был не эквивалент труда, а ничто, являющееся трудом ради труда, ради поддержания дисциплины, ради отнятия времени у человека, и превращения его в животное. Их ненавидели, презирали, как и свое рабское положение, и своих господ, которых никто никогда не видел! Господа же забирали то, что им было дороже всего – жизнь, ставя над людьми, как над подопытными крысами эксперименты, осуществляя тем архаичное общество, которого давно уж не стало за пределами стен города.

Да! Именно архаичность донных плебеев и пленила господ, тем и спасло первых от окончательного вымирания. Но про эксперимент вскоре забыли, пустили его по инерции, словно поезд с горы, готовый вот-вот разбиться.

На свалке проводили разбраковку сломанных роботов и всевозможных грузовичков, от малых до больших, и даже огромных самосвалов. Валялись и новые модели, в основном же браковались и свозились машины со всех уголков мира, иногда уж и совсем древние. Их разбирали по запчастям, иные складировали и пускали вновь в ход, другие детали отправляли в лом, а затем на переплавку в чертоги адской металлургии. Так избавлялись от наследия предшествующей цивилизации землян, шаг за шагом переваривая её, словно в большом котле-желудке, словно некий паразит вытягивает последние соки издохшего организма.

Бытовая же мусорка лежала в другой стороне, которую местные жители нежно называли «Сладкие Горки», потому что мусора скапливалось до самого потолка, она напоминала им чем-то изображение настоящих гор с картинки и пахло там дурно до тошноты.

При вспоминании о ней донный человек брезгливо пофыркивал, и чуть ли не каждый раз упоминал о том, какую замечательную заразу можно было на ней подцепить. На ней ужасно воняло тухлым и кислым, и не беря в расчет свалку по утилизации биологических продуктов, от неё смердело отнюдь не меньше. Но приходилось возиться и в этом дерьме!

–Ублюдки, все загадили! Живем, как в туалете! У самих-то чистенько, наверное! Гадят нам на голову, а мы роемся в их испражнениях, словно жуки навозные – огрызнулся он, смахнув с плеча белую пыль шлака.

Тем временем свалку освещали огромные прожектора сверху, конечно, роботам бесполезные, ибо видимый свет их не интересовал, но для отпугивания незваных гостей и жителей Дна, а так же патрулирования территории, именно прожектора оказались совсем неплохи.

По спине его потекла густая капля мазута, упавшая откуда-то сверху, с большого секционного крана. Он вздрогнул от её удара по спине, негодующе сплюнул, но успокоившись, обернулся и осмотрелся. Обстановка оставалось спокойной, даже слишком тихой, что сильно его настораживало. Должна кипеть работа, но роботов поблизости не оказалось. Мусорщики куда-то подевались, но куда?

–"Куда их черт унес?" – подумал человек, – "странно это все"!

Он остановился, прислушался, приложил к земле ухо, где-то вдали вибрировали гусеницы машины.

–Вроде тихо, нужно побыстрее отсюда свалить и потихонечку, не хватало ещё на пенсию раньше времени уйти! – его лицо изменилось, на нем появились приятные черты, а в голове светлые мысли о доме, его любимой и уютной норе. Человек думал о еде, которую припас у себя под кроватью, не такой уж и вкусной, но такой далекой и манящей, словно большой печеный телок в яблоках. А во рту у него уж не бывало и пары крох сутки не меньше!

Человек устал от бега и работы и старался, как можно больше беречь силы. Натощак чувствовался неприятный привкус во рту, смешанный с кисло-металлическим ароматом.

Даже черствые крохи показались бы сейчас ему самыми вкусными на всем белом свете обедом, вкус которого доставил бы ему высшее блаженство, эйфорию и полное удовлетворение. Но вспомнив, что в него, тот самый хлеб, который он так любил уплетать, пихали невесть что, а самого повара низших чертог он никогда не встречал, того самого повара, который придавал ему различный противный привкус. При возможности он бы с радостью набил ему морду своим большим кулачищем.

Его пищевой оргазм отходил далеко-далеко, вместе с мыслями о еде. Человек ни разу не видел настоящей пшеницы, ни разу не видел муки, из которой делают хлеб. Да это была и не мука! Он точно это знал!

–Когда-нибудь, я найду настоящий хлеб, конечно, с тобой я не поделюсь, у тебя рта нет, – засмеялся он, щелкнув пальцем по морде робота притаившегося на плече, – извини, просто я проголодался! Эта работа мне наскучила друг, хочу уже взять отпуск, поголодать пару дней – он вновь тихо рассмеялся на свою шутку.

Со стороны человек походил на бездомного, такого безобидного и постоянно ворчащего себе под нос, иногда разговаривающего сам с собой в полный голос, иногда шепотом, но иногда молчавшего целые недели напролет. Задумчивость рождала разные мысли, даже бунтарские! Он ненавидел паразитов наверху, божественных эксплуататоров и верил, что они такие же смертные, как и он сам. Предысторию человек знал смутно, никого не осталось, чтобы рассказать о былых временах, только книги.

Ни идолов, посвященных Золотому Человеку, ни Императору не было посвящено на Дне ни одного храма, ни одного изваяния и идола. Их присутствие, как ветер, его не видно, но оно есть, оно окутывает с головы до ног силой, порывом, иногда сбивает и валит на землю самых сильных. Но возмущение – как шторм, всегда утихает, утихали со временем и возмущение человеческое на свою рабскую скотскую жизнь. Неведение и невежество – рождали смирение. С кем бороться, если его нет? Ни присутствия, ни имен!

Мужчина порой нес какую-то невнятную чепуху. Но пристальный взгляд стороннего наблюдателя разглядел бы в нем отчаянного воришку и следопыта, хорошо знающего Дно, проводящего все свободное время в поисках чего-нибудь стоящего. Всегда чем-то занятый, не оставлял времени на праздность.

На плече спокойно болтался небольшой робот, напоминавший чем-то морского краба. Краб этот – Бот, достался человеку случайно, словно снежный ком на голову, и они подружились, словно два одиноких друга с разных планет. Иногда мужчине казалось, что в роботе есть душа, есть разум.

Так для кого-то воришка, наемник, а для властей высшего города он являлся мародером, которого при поимке с поличным сразу бы сожгли, без суда и следствия. При каждой такой вылазке на охраняемую территорию, он испытывал страх, его предчувствие трубило в три горла, подкашивались колени от волнения, от страха, человек подавлял трепет и доверял интуиции льющейся у него через уши.

–Должно быть оно! Вроде похоже, – сравнил он чертеж и деталь, – да! Оно! Теперь за дело, – он взялся за инструмент.

Порывшись в машине, открутил увесистую деталь, скинув вниз, обязал её и поволок за собой.

–И на кой черт ему сдалась эта железяка? – удивился он, – слышал он собирает ровер! Зачем на дне ровер?! Где на нем гонять? Кругом одни шпалы, рельса, стены, подъемы, которые на колесах не преодолеть! Через узкие проходы не проехать! Колеса поколешь, растрясешь весь двигатель! По строительным магистралям не погоняешь толком! Роботы не дадут, да и где ставить гараж? Где брать топливо? Хотя! Найдется тогда для меня работа, добывать бензин!

Человек побрел по известной ему тропе, тяжело дыша от усилия.

В его глазах отразился испуг от далекого шума приближающихся турбинных двигателей, а за спиной на веревке волочился кусок странной и весьма тяжелой конструкции оставляющей след на каменистом и масляном грунте. Это его немного раздражало, не оставлять следов – был его конек.

Вдали чернели гаражи заполненные роботами, машинами, в них человек побывал однажды. И там ему очень не понравилось, словно попасть в сокровищницу, но не иметь возможности вынести от туда и гроша. В гаражах ремонтировались роботы, автоматика, смазывалась, навешивалось оборудование. Какие-то операции производили манипуляторы, какие то ходячие на двух ногах роботы с руками.

Дозорные приходили всегда откуда-то сверху, из каких-то верхних туннелей или вентиляционных шахт верхнего города. Компактные, мощные летучие убийцы, с несколькими роботами десантниками-гуманоидами на борту.

–Надо было сделать салазки! Или какую жестянку подложить. И зачем ему нужна эта дрянь? Чтоб меня! – затем из его рта посыпались ругательства, давно исчезнувшие из лексикона Золотого Человечества, но сохранившиеся в какой-то степени и процветающие здесь – на Дне. Слова эти иногда можно встретить на стенах, заборах, они стали украшением донного гетто.

Робот крутил маленькой головкой, с единственным большим синим глазом, который мог приобретать различные цвета и оттенки, с таким же большим в центре черным зрачком-объективом. Но он не мог передать своих мыслей человеку, не мог открыть ему все тайны и направить на безопасный путь – робот оказался немым.

–Если бы он за консервами меня послал, куда бы не шло, или за диваном, стулом или еще какой безделушкой, но на разбраковку, черт его подрал! Будь я дважды идиотом, ибо соглашусь на такую опасную работу! Представь, если нас поймают, тебе то ничего, а из меня быстренько сделают ингредиенты для мясного гуляша, вытянут все жилы!

Но видимо, участие в подобных приключениях ему, роботу, нравилось, ибо он довольно потрескивал и ворчал, изучая все вокруг. Ему бы голос и он бы пел песни, ему бы песни и он бы писал стихи! Его серая краска почти сползла, и под ней открывалась старая и прочная броня-панцирь, на которой зияла вовнутрь отчетливая вмятина от удара. Чем же заряжался робот? Это оставалось загадкой, его батарея не садилась никогда! Но на всякий случай, под маленькими лапками имелся вход под зарядку, со съемным шнуром, правда, куда его необходимо подсоединять никто не знал, то оборудование – технология вне городская, и на Дно не попадала никогда. Ещё на цепких лапах имелись шины, для подсоединения к энергетической магистрали в чертогах.

Дно плавало в электричестве. Оно его опутывало, словно опутывают организм сосуды крови. Кругом тянулись кабеля, толстые, либо хрупкие, но для человека они оказалось почти бесполезными. Свет ламп на Дне – нечто редкое, отпугивающее живых созданий прочь, в страхе чувствовалось нечто первобытное, словно страх этот – страх перед огнем. Но боялись не все, некоторые люди использовали электричество с пользой, к ним складывалось отношение, словно к колдунам, заклинателям стихии.

Донный народ со временем становился все предосудительней и суеверней. Невежество захватывало быт, превращая человека в дикаря. То был закон времени, повернутый вспять.

–Почти дошли! – ели слышно вскрикнул человек, в панике оборачиваясь и смотря в небо. Он слышал что-то шуршащее, возмущение воздуха.

Робот недовольно завибрировал, сообщая об опасности, втянул голову в панцирь.

–Мы уже в тени, тут безопаснее, слышишь шум? – они остановились и прислушались. Шум раздавался все отчетливее.

Бот затих и вопросительно посмотрел на человека, человек посмотрел на робота, в то время как, почти над их головой, показался целый отряд мобильных роботов-убийц. Они пронеслись мимо, идя на разворот.

–Чтоб тебя! – испуганно выкрикнул человек и незамедлительно бросился в ближайшую яму, которую давно присмотрел на всякий случай. Накрылся плащом, бросив при этом на произвол судьбы свой драгоценный тяжелый груз, ради которого рисковал всем. Коробочка осталась лежать, оставив за собой неглубокую бороздку от самого начала пути.

–«Пронесет?» – спросил он сам у себя, сжавшись от страха в маленький комок. К его коже стала проникать прохлада затекающего масла со дна свалки, – «испачкал штаны к тому же!» – мысли переполнила череда непристойных ругательств и проклятий, – «если плащ и правда особенный, то есть шанс, что не заметят».

Звук приближался, вместе с ним усиливалась дрожь земли, послышался топот копыт дозорного и гул его двигателей.

Монстр остановился, другие парили в воздухе. От грузового отсека отделились гуманоиды с огнеметами и автоматами.

Человек сильнее укутался в плащ, который начало сдувать порывом газа и воздуха.

Затем все затихло, и лишь тихое похрустывание камней совсем рядом обеспокоило двух друзей, прячущихся в грязной яме. Откуда-то появилась вибрация, зубы человека застучали. Он старался ни о чем не думать, не бояться.

Робот схватил веревку и принялся пристальнее изучать место преступления, заметил след. Он окинул взглядом каждый предмет, своим всевидящим оком пошарив в каждом укромном уголку, и по следам человека, дойдя до ямы, остановился, готовясь атаковать. Но! Вибрация подползла очень близко! В яме оказалась черная пустота.

–«Нам конец» – подумал человек, и затаил дыхание, – «свали же или прикончи, только быстрее, не томи»! – мысленно обратился он к убийце.

Земля завибрировала от приближающегося бульдозера, игнорировавшего все вокруг. Он оказался столь огромным, весящим в несколько сот раз больше чем сам робот, к тому же управляемой единой глобальной системой логистики. Ему было плевать на всех. Он делал свою работу!

Дозорные не относились к глобальной системе управления инфраструктурой Дна, поэтому и не попадали под логистику, их просто не существовало для системы распознавания объектов.

Тем самым трактор сбил чутьё и слух Дозорного, который, в последний раз осмотрел грязный серый комок на дне ямы, и на сей раз не счел в нем ничего интересного, удалился, и вместе с командой взлетел, исчезнув в темном потолке Дна.

Человек избежал столкновения с неравным противником, и тогда догадался в чем дело, его плащ выпадал из системы распознавания объектов. Словно черная дыра не выпускает свет, плащ не выпускал никакой информации о себе, и о том что под ним находится. Бульдозер уже подъехал к краю ямы. Он смял под собой комок, как виделось дозорному, но яма оказалась достаточно глубокой, а грунт вокруг твердым.

–«Повезло, дружище!» – с облегчением вздохнул человек, как вдруг на него наехала огромная гусеница, но к счастью, сохранились целыми кости и внутренности. Человек получил в награду лишь испуг.

Сверху показались ребристые острые шины, едва достающие до головы.

–Черт бы вас побрал! – он испуганно выругался, выбираясь наружу, – какой же я теперь грязный! Теперь не отмоешься! А штаны! Придется их выкинуть… Хотя есть подмена! – он отряхнулся, осмотрел себя.

Человек выполз из ямы, собрал при этом на замасленные штаны больше пыли и запачкал руки, превратившись в ходячего грязевика. Мысли о еде испарились. Единственное, чего он хотел – это быстрее свалить с проклятого места собраний всех, кому не лень, с проклятой свалки и заснуть.

С сухостью и грязью во рту и с огромным желанием выпить воды, он отплевался и подобрал тяжелый свой груз, уже не думая о дырах в ботинках.

Обиженный, не говоря ни слова, он проник через довольно большую дыру в сетчатом заборе наружу, выбравшись на производственную магистраль Дна, тем самым, ступив на прямой путь к дому, и между этим, посылая всех куда подальше, и поближе.

–Не мой день! – вздохнул он расстроено, и повторил, – не мой день… – и задумался о том, чем оттирать масло с рук.