Текст книги "Остров"

И все-таки отец отпустил его в монастырь. Будущий святой стал келейником наместника монастыря, потом был поставлен во иеромонаха и переведен экономом в Снетогорский монастырь. Затем его перевели налаживать монастырское хозяйство в Мустощево. «Было очень много трудностей, из лаптей не вылезал», – вспоминал старец позднее. В Мустощево он провел много лет. Когда дело пошло на лад, старец возвратился в Печоры и принял схиму. Много лет он был духовником монастыря. Ночью исполнял духовное правило схимника, днем – принимал братию и народ. В свободное время он никогда не сидел без дела: сажал деревья, работал с цементом.

Старец Симеон обладал даром прозорливости. Сам, впрочем, это отрицал: «Великий дар прозрения дает Господь избранным Его, а тут просто долголетие мне помогает – зашел в дом раньше других, вот и порядки его лучше знаю».

Люди толпой шли к нему за советом и для исповеди – это походило на старчество.

«Не всякое добро угодно Богу, – учил старец, – а только сделанное правильно, с рассуждением, как говорят, – в разуме. Например, можно поститься, но осуждать непостящихся; поститься – и гордиться и тщеславиться; поститься от мертвого мяса, а есть „живое“, языком обижать или осуждать ближнего. Можно терпеть болезнь и скорби, но роптать на Бога или людей, жаловаться на свою участь, раздражаться, обижаться. Можно исповедоваться в грехах, но утаить грех, или не простить обидчика, не иметь веры, что тебе грехи простятся, оправдывать себя, не сокрушаться в грехах и не иметь намерения исправить свою жизнь. Можно молиться, но без участия сердца, или рассеянно, или с леностью, или поспешно, или дремать. Такие добрые дела бывают неугодны Господу…»

И еще: «Слово Божие нам говорит: „С преподобным преподобен будешь и с развращенным развратишься“. И удобное место дает много удобств для спасения. Уединение удаляет от человека суету мирскую, оставляет его с самим собою и с Богом. Уединение способствует очищению сердца и помышлений. Оно возбуждает на подвиги и самоотречение. От уединения рождается умиление и кротость. Пребывание в келье в молчании, в упражнении, в молитве и поучении день и ночь Закону Божию делает человека благочестивым. Спасение души немало зависит от последних минут жизни, по слову Спасителя: „В чем застану, в том и буду судить“».

Последние дни старец очень ослабел, но людей продолжал принимать. По откровению от Господа он ждал смерти 15 января 1960 года, но наместник монастыря архимандрит Алипий забеспокоился, что тот умрет и наделает переполох в самый день праздника Крещения Господня. Отец Алипий попросил старца помолиться Богу об отсрочке кончины.

– Хорошо, – ответил преподобный Симеон. – Ты – наместник, а я послушник, пусть будет по-твоему.

Так и вышло. Старец умер 18 января, и хоронили его уже после праздника Крещения.

Отцу Николаю Гурьянову преподобный Симеон предсказал место будущего служения. В одной из бесед он несколько раз повторил:

– Талабск, Талабск, Талабск…

Труды на острове

На острове Талабск отец Николай провел сорок четыре года.

Исполняя волю духовника, он поселился здесь осенью 1958 года. Тогда ему было сорок девять лет, он был полон сил и даже его борода еще оставалась черной.

Отец Николай сразу занялся благоустройством храма: сам красил стены, ремонтировал полы, покрыл крышу железом. Особым его подвигом стала работа по озеленению острова. Из паломнических поездок отец Николай привез саженцы деревьев.

– Я труд люблю, – объяснял прихожанам отец Николай. – Труд облагораживает человека. В Священном Писании сказано: «трудящийся… да яст» (2 Фес. 3: 10). А по-современному так: кто не работает, тот не ест.

«Когда батюшка приехал, на острове не было ни одного деревца, – рассказывала одна из жительниц поселка. – Он поедет в Почаев, привезет липы, из Киева – каштаны, в Тарту дали жасмин, откуда-то достал саженцы яблонь. Глядя на него, и мы стали около домов яблони сажать. В жару берет два ведра и бегом на озеро за водой. Нас-то всех подымет: „Идем, ваши яблоньки тоже пить хотят“. Все уж спешим гуськом с ведрами к озеру, а он все бегом, бегом, скорее всех. Забежит, выльет, и опять в свою череду. Все бегом, с шутками, как усидишь? Так и засадили остров. А уж кладбище-то он сам. Как батюшка уехал, так и остров изменился».

Многие отмечали его необыкновенную стремительную походку – до самой старости он ходил очень быстро, так что и молодым не просто было поспевать за ним.

«Батюшка не шел, а как по воздуху летел, у него походка была своеобразная: трава под его ногами мгновенно выпрямлялась, словно он ее не касался, чтобы не помять», – вспоминал протоиерей Валериан Кочетов.

Труд у рыбаков на острове был тяжелый, суровый. Уже в три часа утра рыбаки оставляли дома, шли ставить сети. Жены помогали мужьям. Отец Николай сам, без приглашения, приходил в избушки и присматривал за маленькими детьми. Вскоре жители острова полюбили его.

В 60-е годы, во время хрущевских гонений на Церковь, на остров приехали представители местной власти. Они собирались закрыть храм, разговаривали резко, грубо, обещали на следующий день вернуться. Однако на следующий день на озере поднялась страшная буря, не утихавшая три дня. Отец Николай, много молившийся в те дни, понял, что теперь его церкви ничего не грозит.

Его подвижническая деятельность на острове Залита не осталась незамеченной.

«Спаси Вас, Господи, за Вашу любовь к нашей Родине, Отечеству нашему, за Вашу преданность и верность Русской Православной Церкви, которую Вы не словами, а добрыми делами подтверждаете каждый год. За Ваши понесенные труды и Вашу неустанную заботу об изыскании денежных средств, принесенных на алтарь Родины. От лица Русской Православной Церкви и всего нашего доброго народа выражаю Вам нашу архипастырскую благодарность», – писал ему в 1971 году владыка Иоанн, архиепископ Псковский.

В 70-е годы установились духовные связи отца Николая со многими священниками, монахами и мирянами. Вначале отец Николай был духовником только псковского духовенства, но вскоре на остров стали приезжать со всей страны – талабского священника стали почитать как старца.

Многие замечали, что, когда они спрашивали отца Николая о конкретных делах, он словно бы знал все об их семьях, о перенесенных скорбях и болезнях. Ему была свойственна живость общения, светлый, ясный ум, особая простота. Как правило, старец сразу начинал говорить по существу, и часто люди удивлялись, как они сами не додумались до того, что предлагал им отец Николай.

В 80-е годы старец продолжал служить в Никольской церкви. Вот как об этом вспоминала одна из паломниц, посетившая остров Залита в 1982 году:

«В субботу пошли ко всенощной. Храм произвел очень хорошее впечатление. Я была впервые в настоящей деревенской церкви. После московских столичных великолепных храмов она меня поразила: скромные иконки, украшенные искусственными цветами, чистота, какой-то свежий воздух для души там был, не было ничего парадного, все чисто, аккуратно, очень отрадно. Меня необыкновенно удивило в батюшке, что он вошел в храм как-то особенно тихо, переодел свои калошики на матерчатые стеганые тапочки, сначала вошел в алтарь, потом вышел и на свои рублики купил свечечки и пошел с ними в алтарь. Этим он меня совершенно поразил. В Москве я такого никогда ни до, ни после не видела… В тот день батюшка не помазывал елеем, а просто благословлял нас, когда мы прикладывались ко Евангелию. Мама спросила: „Батюшка, можно мне у вас исповедоваться?“

Батюшка сразу назвал ее по имени: „Не только можно, Ольга, но и нужно“».

В то время старец стал уже настолько незаменимым человеком на острове, что без его советов не обходилась даже местные администрация и парторганизация. Александр Полетаев, глава администрации Залитской волости, рассказывал:

«Отец Николай помогал нам, островитянам. Вот в конце 80-х годов, наверное, во всей России не было такого, чтобы батюшка приходил в школу и проводил занятия с учениками. А у нас и первый звонок всегда начинался с отцом Николаем. Выборы проходили, я работал председателем комиссий, голосование никогда не начиналось, пока не придет отец Николай и не благословит нас. Он же первый и голосовал. Еще когда я был секретарем парторганизации, отец Николай научил меня накладывать крест на свой лоб. Я домой к нему часто приходил и по работе, и по житейским делам. Я хочу сказать – это был добрейший, умный человек, он мог с любым поговорить, подсказать, как нужно себя вести или жить. Он даже спрашивал разрешение: „А можно я вас, коммунистов, благословлю?“ Да мы были рады этому!»

Как-то одного из жителей острова должны были отправить в психиатрическую больницу, но тот убежал в лес с ножом. Отец Николай подошел на улице к секретарю парторганизации, благословил его и сказал:

– Все будет хорошо, ты только из дома не выходи.

Вскоре больной пришел к секретарю домой, но тот, помня совет старца, не открыл ему. Позднее, уже после больницы, бедолага признался Полетаеву: «Если бы ты тогда из дому вышел, я бы тебя заколол».

Так молитва старца спасла коммуниста.

…Отец Николай был настоятелем Никольского храма до конца 90-х годов. Владимир Непомнящих, побывавший на острове летом 1996 года, вспоминал:

«Старец служил Божественную литургию. Необыкновенная тишина и благоговение были в храме. Никто из прихожан не проронил ни одного слова. Все как один человек в положенные моменты опускались на колени, были предельно сосредоточены: поистине тогда у всех было „единое сердце и одна душа“».

До восьмидесяти семи лет старец служил один, без дьякона и без помогающих ему священников.

Старчество

Люди, ожидая старца, стояли у забора. За этим забором они видели небольшой домик отца Николая и дворик, густо засаженный разросшимися каштанами, кипарисами и другими деревьями. На ветках деревьев и на крыше плотно, как куры на насесте, сидели голуби. Голуби расхаживали и на земле, а рядом – воробьи, галки, скворцы, куры. Тут же прогуливались собачонка и кот по имени Липа. Как-то Липа поймал одну из птичек, облюбовавших себе двор старца. Поймал и съел. Отец Николай к происшедшему отнесся серьезно, разъяснил провинившемуся коту, в чем его неправота, и наказал больше так не делать. Липа раскаялся: с тех пор он не только сам не ловил птичек, но и не давал их в обиду собратьям. Когда однажды некая птаха свила себе гнездо так низко, что вызвала соблазн у соседских котов, Липа встал на ее защиту и оберегал, пока птенцы не подросли.

Этот пушистый кот вообще был помощником старца и нес на острове определенное послушание: отец Николай выговаривал ему за чужие грехи. Некоторые паломники рассказывали, как старец, держа кота на коленях, вовсю распекал его – и ленивый-де он, и чревоугодник, и то делает не так, и это… Слушая речь, обращенную к коту, они вдруг понимали, что все сказанное напрямую относится к ним самим.

Слушались отца Николая и птицы. Монахиня Успенского Пюхтецкого монастыря рассказывала о таком удивительном случае. Отец Николай приехал в обитель на какой-то праздник в Пюхтицкий монастырь и тихонько встал в уголке. Неожиданно в раскрытое окно влетели семь или восемь голубей и, шумно хлопая крыльями, закружили по храму.

Монахини попытались их выгнать, но только перепугали птиц. Кто-то из сестер попросил отца Николая помолиться. Он молча склонил голову, и вскоре голуби улетели в окно один за другим…

Беседуя с людьми, отец Николай, как правило, был невозмутим, ласков. К нему приезжали с вопросами: «Что мне делать? Жениться или уходить в монастырь?»

Старец внимательно смотрел в глаза посетителю и иногда мог сказать и так:

– Можно жениться, но хорошо бы тебе стать монахом.

Если кто-то проявлял к нему чрезмерное внимание, он даже сердился:

– Что на меня смотреть, я грешный человек!

– Как спастись? – спрашивали у него.

– Подвигом.

– Каким?

– Как сейчас… Скорбишь – только не унывай и ни на кого никаких мыслей плохих не имей, всецело проси: «Господи, помоги и спаси всех, у кого горе». Молись за детей, за ближних, у кого горе, за здоровых, за больных; и за тех, которые тебя обижают, проси: «Господи, прости их», и Господь даст по вашим молитвам как надо. Душу надо спасать. Тело-то наше слабенькое: упало в могилку и разложилось, а душа-то бесконечная, живая.

– Как жить, отец Николай?

– Живи так, словно завтра умрешь.

Еще он говорил: «Не держите на людей зла, а что вам сделано, вы об этом забудьте. Знайте только, что вы хуже всех. Что ниспослано – все от Господа во исцеление, во исправление. Когда на тебя неправду скажут, ты поблагодари и попроси прощения. Только тогда будет награда, когда вы не виноваты…»

И еще: «Старайся не спорить, но за веру стой насмерть».

Молодым он советовал учиться, особенно любил благословлять на поступление в медицинские институты, где можно служить людям.

К образованию, особенно к высшему, старец относился серьезно, объяснял, что «высшее образование многих приводит к Богу».

Когда его спрашивали, идти в армию или не идти, он говорил: «Идите, обязательно идите, не отказывайтесь!» И по его благословению служба и в самом деле проходила хорошо.

Некоторые ехали к нему не в первый раз и, помня, как ласково встретил их старец в прошлый раз, свысока смотрели на новичков. Таких отец Николай смирял, делая вид, будто не узнает их и видит впервые. «Вы не слишком-то высоко думайте о себе», – часто говорил он людям.

Отец Николай не запрещал ходить на концерты классической музыки, не считал это потерянным временем. Одного драматурга верующие друзья уговаривали бросить занятия литературой, но отец Николай сказал ему:

– Пиши, пиши. Красота – вещь хорошая. Однако другим своим посетителям, любившим читать романы в глянцевых обложках, он говорил строго:

– Нечего читать всякую дурь!

Старец с почтением относился к церковной иерархии. Не одобрял он и попыток раскачать «церковный корабль», внести смуту в ряды верующих. Архиепископ Новогородский и Старорусский Лев вспоминал случай, когда один из священников приехал к отцу Николаю получить благословение на мероприятие, которое шло вразрез с волей правящего архиерея. Старец не принял его и велел просить прощения у владыки… «Кому Церковь не мать, тому Бог не отец», – часто говорил старец.

Если с ним делились опасениями о возможном переводе богослужения на русский язык, старец отвечал:

– На это есть высшая церковная власть… Она прекратит это, а мы с тобой люди маленькие.

Когда зашел вопрос об отношении к новым паспортам, старец ответил, что на тот свет пускать будут не по паспортам – они на земле останутся.

На вопрос корреспондента, возродится ли Россия, старец ответил: «А она и не умирала». Его спрашивали:

– К вам приходили тысячи людей, вы всматривались внимательно в их души. Скажите, что вас беспокоит больше всего в душах современных людей – какой грех, какая страсть? Что сейчас наиболее опасно?

Отец Николай отвечал:

– Безверие. Это страшно.

– Даже у христиан?

– Да, даже у православных христиан. Кому Церковь не мать, тому Бог не отец.

– Батюшка, что бы вы хотели сказать всем православным христианам о спасении?

– Верующий человек, он должен любвеобильно относится ко всему, что его окружает. Любвеобильно!

По воспоминаниям близких людей, отец Николай был строгим бессребреником, никогда в руки денег не брал. Подарки принимал, но сразу же передавал их другим. Духовная дочь старца, З. Максимова, рассказывала такой интересный случай: «Как-то мне дали двадцать рублей что-нибудь купить батюшке или отдать ему на хлеб, а я забыла и оставила деньги в халате. Приехала на остров, а батюшка забегал вокруг меня: „Отдай мои деньги!“ Я не смогла вспомнить: „Да нет у меня ваших денег“. Батюшка все требовал: „Отдай мои деньги!“ Я пошла домой, надела халат и нашла в кармане двадцать рублей. Вспомнила…»

Иногда отец Николай исцелял, причем очень своеобразно: бил по больному месту, часто кулаком. Как-то к нему приехала группа женщин, и у одной уже на острове разболелся зуб.

– Где болит? – спросил отец Николай.

Женщина показала. Старец тут же ударил ее кулаком в лицо, после чего боль сразу прекратилась. Ударив в грудь, он однажды исцелил от рака одну из монахинь Пюхтицкого монастыря…

А вот другой случай, рассказанный Владимиром Непомнящих:

«На третьем десятке лет раб Божий Сергий неожиданно заболел: развилась сильнейшая дистрофия внутренних органов. Парень буквально таял на глазах, резко убавил в весе, его беспокоила страшная слабость, постоянная тошнота и частая рвота. Усилия медиков были напрасны, родители безрезультатно потратили огромные деньги на обследования и лечение. Сергей продолжал таять как свеча, и его близкие готовились к худшему. Знакомая монахиня предложила отвезти больного на остров к старцу Николаю. Добирались с большим трудом из-за плохого самочувствия молодого человека и различных поломок автомобиля.

Когда дошли до домика, оказалось, что батюшка не принимал, все упали духом. Однако вскоре на пороге показался отец Николай. Услышав от больного, что никто не мог его вылечить, батюшка участливо посмотрел на Сергея, затем легонько стукнул его по щеке и сказал: «Все пройдет». Через некоторое время еще раз стукнул больного по щеке, подергал за ухо и добавил: «Будешь здоров». Здоровье Сергея после поездки пошло на поправку…

Прозорливость старца

В начале 1999 года к отцу Николаю приехал иеродиакон Роман из Ивановской епархии. У домика старца стояло человек тридцать – сорок паломников. Иеродиакон стал пробираться через толпу ближе к калитке, чтобы передать свою записку. В этот момент вышедшая из домика келейница громко сказала:

– Кто здесь отец Роман? Возьмите, батюшка велел передать! – И она протянула оторопевшему монаху свернутый листок бумаги.

Так отец Роман получил ответ на свой вопрос, даже не успев его задать…

В другой раз старец пригласил к себе в домик нескольких паломников, рассадил их и стал отвечать на вопросы. Беседа получилась долгой, и людям уже казалось, что пора отпустить старца к другим паломникам, как вдруг отец Николай, повернувшись к одному мужчине, сказал:

– Вот ты сейчас пойдешь, сядешь в катер, опустишь руку в карман и найдешь там записку с вопросами, которые написал своей рукой дома и позабыл разрешить.

Мужчина всплеснул руками, хлопнул себя по лбу и действительно достал забытую в кармане записку. Позже, со слезами на глазах, он благодарил священника, разрешившего все его вопросы…

Зинаида Петровна Максимова рассказывала, что в 1977 году ее сын собрался жениться. Сама она в глаза не видела невесты и решила отправиться за благословением на остров Залита.

– Из Москвы она, учительница, – сказала старцу Максимова.

– Не учительница она, а мучительница, – вздохнул отец Николай. – Она всех вас замучает… Свадьбу справлять не надо, там не будет хороших людей.

– Так, может, тогда и совсем жениться не надо?

– Надо, – ответил старец. – У нее ребенок от твоего сына, если потеряет его – твой грех будет.

Все сказанное сбылось: вскоре у Максимовой родилась внучка Ксения, а через семь лет неудачный брак распался…

Спустя годы Зинаиду Петровну положили в онкологический диспансер, готовили к операции. Перед операцией отпустили домой, и Максимова поехала к старцу.

– Батюшка, я хочу завтра причаститься, – сказала она.

– Благословляю, – ответил отец Николай.

Когда женщина собралась уходить, он поймал ее за полу и сказал:

– У тебя две дороги: либо в храм, либо в могилу… Ты дай обет, что пойдешь служить в храм Варлаама Хутынского. А врачу скажи, что исцелилась и не будешь оперироваться, попроси повторный анализ.

Максимова так и сделала. Врачи предупредили: «Через месяц будет поздно делать операцию, ты на грани». Однако через две недели пришел повторный анализ: все было в норме! Зинаида Петровна работала в храме старостой, потом – в просфорне. Ее внучке Ксении старец предсказал, что она станет монахиней…

Владимиру Непомнящих, военному врачу и автору журнала «Москва», он однажды сказал: «Не надо крест снимать в бане». Тот вспомнил, что перед этим несколько раз ходил в баню и действительно снимал крестик и цепочку.

Весной 1998 года Владимир спросил благословения на поездку летом на Валаам. В ответ отец Николай запел: «О, Иерусалим, Иерусалим!»

«Господи, какой Иерусалим с моей зарплатой!» – подумал Непомнящих. А дальше вышло так. Спустя две недели к врачу пришла пациентка, которую Владимир когда-то уже лечил. Новое лечение оказалось долгим и трудным, но ни о каком материальном вознаграждении не могло быть и речи. Выздоровев, пациентка (она была главным бухгалтером коммерческого банка) вернулась, чтобы поблагодарить за помощь. Женщина передала врачу небольшой сувенир и конверт с оплаченной квитанцией на паломническую поездку в Иерусалим. Владимиру оставалось только оформить документы…

Однажды в Ленинградской семинарии пропал семинарист. Товарищи разыскивали его, но безуспешно. И вот трое из них пришли к отцу Николаю.

– В вашем храме, в академии, есть икона Божией Матери «Взыскание погибших», – сказал им старец. – Отслужите перед этой иконой три молебна, тогда ваш товарищ отыщется.

Семинаристы отправились обратно, думая, что исполнят благословение без всякого труда. Однако иконы в храме не нашлось, и даже служащие священники ничего не знали об иконе «Взыскание погибших». Прошло еще дня два, и тут один из семинаристов, выполняя какое-то послушание в алтаре, увидел на дальней полке, где были составлены старые иконы, тот самый образ Богородицы. Удивлению его не было предела. В семинарии про эту икону забыли, а отец Николай знал! Молебны тотчас были отслужены, а на другой день поступили известия о пропавшем товарище. Он был жив и вскоре вернулся к месту учебы.

А вот другой интересный случай, о котором рассказал иеродиакон Давид Темников из Снетогорского монастыря:

«Летом 1999 года, за неделю до праздника Одигитрии, я сопровождал в поездке на остров иеромонаха Н. Тот имел намерение перейти в Псковскую епархию и хотел взять на это благословение у старца. Из Толбы мы плыли на лодке. Когда вышли на озерные просторы, Н. почему-то обратил внимание на развалины храма на острове Верхний. „Что это?“ – спросил он. Я объяснил, что это все, что осталось от Петропавловского Верхнеостровского монастыря, основанного преподобным Досифеем Верхнеостровским в XV веке. Удивительно, но Н. как-то сразу загорелся мыслью попасть именно на этот остров и заняться возрождением монастыря. И весь оставшийся путь он делился со мною только что возникшими планами. У домика отца Николая толпилось много паломников. Батюшка стоял во дворе за заборчиком и отвечал на так и сыпавшиеся на него вопросы. Подошла очередь иеромонаха Н., он подозвал меня и спросил у батюшки, можно ли ему вместе с иеродиаконом Давидом (то есть со мной) заняться возрождением Верхнеостровского монастыря. Ответ батюшки был совсем неожиданным. Посмотрев на нас, отец Николай сказал: „Поменяйтесь местами. Ты (он указал на иеромонаха Н.) возвращайся в свою епархию, а ты (это уже мне) бери благословение у владыки на возрождение храма“. Иеромонах Н. почему-то не удовлетворился таким батюшкиным благословением и отправился к владыке. Но тот даже не стал с Н. разговаривать и велел ему возвращаться к прежнему месту служения… Через некоторое время, по молитвам старца, владыка благословил меня начать работы по восстановлению Петропавловского храма. Помню как сейчас руины, разрушенные стены, внутри повсюду растут деревья… Но, с Божией помощью, работа пошла, и дело быстро сдвинулось с места… Через некоторое время возникла идея построить скит. Владыка одобрил и благословил… В настоящее время восстановлен нижний придел в честь преподобного Досифея (криптовый храм), отреставрирован верхний большой придел в честь Одигитрии…»

Последние годы

В последние годы старец находился в затворе и почти не принимал людей, только отвечал на записки, и то не на все. Он говорил очень мало, наставления его были коротки и односложны. Часто встреча со старцем ограничивалась благословением, помазанием елеем и кратким напутствием.

Глаза его становились голубее и прозрачнее.

«Никто доподлинно не знает, какие подвиги нес отец Николай на острове, – вспоминал иеромонах Нестор Кумыш. – Он скрывал это от всех, близко никого к себе не подпускал и сам за собой ухаживал, за исключением последних десяти лет, когда уже не мог этого делать. В последнее время ему очень трудно было переносить свою немощь. Видя, как старцу не только тяжело говорить, но даже сидеть, как при этом он напрягает свои последние силы, я как-то участливо сказал ему: „Батюшка, вам бы полежать“. Отец Николай, не поднимая опущенной головы, ответил: „Лежат только лентяи“. В другой раз на такое же сочувственное предложение отдохнуть он заметил: „Отдыхать – это грех“».

Наступило время, когда старец из-за болезни почти перестал выходить из домика. В Никольском храме теперь служили иеромонахи Псково-Печерского монастыря, но паломники все равно ехали к отцу Николаю. Он принимал записки с вопросами и передавал ответ через келейниц.

Однажды на заборе появилось объявление, что по причине плохого самочувствия старца записки с вопросами не принимаются. По воспоминаниям протоиерея Бориса Николаева, старец в то время не раз «словно бы умирал». Дыхание у него останавливалось, но пульс продолжал биться.

Фактически отец Николай провел последние годы в добровольном затворе. Ему предложили уйти на покой в Псково-Печерский монастырь, но он отказался. Как рассказывал архимандрит Тихон Шевкунов, ездивший к отцу Николаю по благословению Патриарха Алексия II, старец попросил ничего не менять в его жизни…

Митрофорный протоиерей Николай Гурьянов отошел ко Господу 24 августа 2002 года, в 17 часов 30 минут.

Согласно завещанию старца, его хоронили на острове.

Десятки священнослужителей и тысячи мирян собрались на маленьком острове проводить в последний путь своего духовного отца и советчика.

Многие отмечали, что рука у покойного старца была теплой, как у живого.

«Уход такого нужного и незаменимого человека – великая трагедия и невосполнимая потеря не только для родных и близких батюшки, но и для всех его духовных чад, – сказал о смерти старца Патриарх Алексий II. – Просто по-человечески жаль, что в нынешней жизни более не представится возможности увидеть батюшку и обратиться к нему, как к дорогому и близкому сердцем человеку…»

После смерти отца Николая местные жители не раз замечали, как голуби покидали насиженное место во дворике и слетались к могиле старца, ходили вокруг нее. Там же, у места упокоения своего хозяина, часами неподвижно сидел кот Липа. Его уносили домой, но он возвращался на могилу.

Остров старца

Мне довелось побывать на острове через пять лет после смерти отца Николая, в мае 2007 года. Добравшись до Пскова, я присоединился к крестному ходу и пешком прошел до Изборска. Этот крестный ход, посвященный памяти Царской Семьи, начался в городе Курске и направлялся через Изборск в Печоры. На одном из привалов – у ключей Двенадцати Апостолов – я разговорился с отцом Олегом Тэором, настоятелем псковского храма Александра Невского. Как оказалось, отец Олег знал старца Николая тридцать лет.

– Сейчас об отце Николае много говорят и пишут, – сказал отец Олег. – Грустно, что наблюдается и некоторая ревность не по разуму. Сам старец был противником смут и расколов. Он строго следовал канонам и не одобрял преждевременного и чрезмерного почитания святых, пока еще не прославленных Православной Церковью. Однажды, очень давно, я спросил старца: как молиться отцу Иоанну Кронштадтскому? Он ответил: надо служить панихиды, и только после канонизации – молебны. А ведь находятся люди, которые уже поклоняются самому старцу Николаю Гурьянову как святому, пишут его иконы, «кондак» составили… Сам отец Николай был бы противником всего этого…

– Какой была главная черта отца Николая?

– Любовь. Он был полон любви. Всех любил и жалел вообще все живое: и животных, и травку, и насекомых…

– А что он не любил?

– Пьянство. Бывало, встретит батюшка на своем острове рыбака, а тот из магазина идет. Отец Николай и отнимет у него бутылку. Да не просто отнимет, а тут же о камень ее и разобьет.

– Как вы думаете, с его приездом остров Залита сильно изменился?

– Думаю, если бы не он, на острове уже бы никого не осталось.

От святых ключей крестный ход направился к церкви Рождества Богородицы, где нас встретил настоятель храма отец Алексий Вовченко. Он тоже оказался духовным сыном отца Николая.

– До встречи с батюшкой я не думал о священстве, – признался отец Алексий. – Я был художником, окончил Мухинское училище. Не дерзал даже думать о том, что могу стать священником. А в 1990 году батюшка благословил меня поселиться в Печорах… И так стало складываться, что в 1994 году я принял сан… Отец Николай был святым человеком. В девяностые годы я часто бывал у него.

– Как вы думаете, почему он гнал некоторых людей с острова? – спросил я.

– Отец Николай, случалось, говорил: «Ой, родненькие, чего пристали? Я поп глупый, поищите себе умного! Уезжайте! Вот сейчас „ракета“ будет и уезжайте!» Если от него ждали какой-то высокой мудрости, каких-то глубоких мыслей, он таких людей отсылал от себя. Так, конечно, он никому не отказывал в помощи, назидании. Если к нему приезжали с большим горем, он всегда принимал. У него было такое слово утешения, которого я ни у кого не встречал. Бывало, едешь к нему с массой вопросов, с тяжестью на сердце, но только увидишь его, и вдруг становится все так ясно… Счастье было видеть его.

– Почему сейчас так много говорят о прозорливости отца Николая?

– Он действительно обладал этим удивительным даром. А что много говорят… К сожалению, в наше время многие ищут чудес – вместо того чтобы думать о спасении души.

– А в вашей жизни были случаи, когда вы лично убеждались в прозорливости отца Николая?

– Да все, что со мной случилось, говорит о его прозорливости! Я сам из города Мариуполя, с Азовского моря… Когда батюшка меня благословил, я поселился в этих краях… Никогда не думал, что так будет. И никогда не пожалел, что так вышло. Теперь я счастлив, что служу в этом храме. Именно здесь я увидел, как действует благодать – реально и зримо. Свой храм я получил в ужасающем состоянии. Своды были провалены, вода текла прямо на престол, все было покрыто плесенью. Здесь долго не было службы, не было настоятеля, забыто было, что в этом храме покоятся мощи святого. Помаленьку мы начали выносить мусор, чинить крышу. И вот захожу как-то в храм, а в храме стоит благоухание. Что такое? Стали мы искать материалы в архивах. И вот нашли историческую справку, что в нашем храме покоится преподобный Серапион, святой XVI века, единственный угодник, прославившийся в Изборске. С этим известием я поехал к отцу Николаю на остров. Старец обрадовался: «Ой, как хорошо». Но был у меня еще один вопрос к отцу Николаю. Здесь, в притворе нашего храма, уже многие годы стоят пять икон. От времени они так потемнели, что превратились просто в черные доски, на которых трудно было что-то разобрать. Неясно было даже, чьи это образы. Как перед ними молиться? Я хотел заменить их новыми. А со старыми как поступить? Выход был один – сжечь. Но слишком ответственным казалось мне это решение: ведь иконы стояли здесь много лет, при многих настоятелях… Старец Николай выслушал меня и сказал: «Не надо жечь, не надо! Я помолюсь, и Господь все управит. А ты молись преподобному Серапиону Изборскому». Иконы остались стоять на прежнем месте, и вот, в канун праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы мы вдруг с удивлением заметили, что все пять икон разом просветлели, краски словно обновились. Проступили надписи, и стало отчетливо видно, чьи это образы. Вот, смотрите…