Текст книги "На Западном фронте. Бес перемен"

Да, у Приднестровья нет общей границы с Россией. Но это вовсе не означает, что у его полумиллионного народа нет права и возможности воссоединиться со своей Родиной. И я не сомневаюсь, что так оно и будет.

Униженные и оскорбленные

В октябре 1992 года я подал запрос в Конституционный суд (КС) Российской Федерации о незаконности Беловежских соглашений о роспуске СССР, подписанных лидерами России, Украины и Белоруссии. Я стал первым гражданином Советского Союза, кто это сделал.

Вернувшись с приднестровской войны, я понял, что трагические последствия развала СССР – это новая кровь и войны. Распад страны происходил на наших глазах, он был рукотворен, мы видели и знали авторов этого преступления. Поэтому я решил составить подробный, юридически обоснованный и аргументированный запрос в Конституционный суд страны о противозаконном характере Беловежских соглашений. В запросе было указано, что Советский Союз как субъект международного права не мог быть ликвидирован заявлением глав исполнительной власти России, Украины и Белоруссии. Это то же самое, как если бы губернаторы Техаса, Калифорнии и Северной Каролины, собравшись где-нибудь в окрестностях Сан-Диего, заявили о роспуске США. Обращение в КС было юридически и организационно выверено – прежде чем отправить его адресату, я проконсультировался с опытнейшими юристами РАУ. Мой запрос был принят к рассмотрению Конституционным судом, о чем меня известили почтовой открыткой.

Через два дня по приглашению моего товарища, социолога Леонтия Бызова, я вылетел в Баку в качестве эксперта Верховного Совета России – сопровождать российскую парламентскую делегацию. В самолете все только и обсуждали последнюю новость: верховный суд Азербайджана приговорил к смертной казни российского офицера и несколько наших солдат за то, что они, действуя в строгом соответствии с уставом караульной службы, открыли огонь по группе местной вооруженной молодежи, пытавшейся захватить склад с оружием на охраняемой территории военного училища. Кроме них смертной казни ожидал и один русский летчик, воевавший на стороне армян и попавший в азербайджанский плен. Кремль по этому поводу в очередной раз красноречиво молчал, зато депутаты демонстрировали готовность «поставить вопрос ребром».

После короткого отдыха в гостинице мы выехали на прием в резиденцию парламента Азербайджана. Решимость на лицах российских парламентариев сразу куда-то улетучилась, один за другим пошли тосты за «многовековую дружбу российского и азербайджанского народов». Через час раскрасневшихся от алкоголя московских гостей повезли в соседний дворец – на встречу с первым президентом Азербайджана Абульфазом Эльчибеем.

Это был сухонький старичок с колючим взглядом и бородкой с проседью. Он говорил через переводчика тихо и медленно, и, казалось, российские депутаты наслаждались его речью.

И вот с ответным словом выступает глава нашей делегации, затем другой депутат, третий… Все говорят о «многовековой дружбе», рассыпаются в комплиментах и… ни слова о томящихся в камере смертников российских военнослужащих. Я не выдержал, встал и громким голосом, перебивая последнего расшаркивающегося парламентария, произнес: «Господин президент! Ваше превосходительство! В этом зале довольно много и страстно было сказано об исторических связях наших народов. Не буду повторять все эти правильные слова. Пользуясь случаем, прошу вас продемонстрировать силу и мудрость национального лидера и ваше доброе расположение к демократической России. Как вам должно быть хорошо известно, в тюрьме Азербайджана ожидают своей горькой участи четверо российских военнослужащих, а также один офицер-летчик. Они приговорены к смерти лишь за то, что выполнили приказ и до конца остались верными присяге. Они невиновны. Ваш авторитет в азербайджанском народе настолько велик, что проявленное вами великодушие к судьбе русских солдат еще раз докажет вашу мудрость. Прошу принять решение отменить смертный приговор и освободить военнослужащих России. Это будет лучшим доказательством правоты членов делегации Верховного Совета России, сказавших столь много лестных слов в ваш адрес».

Я сел. Эльчибей сам прервал молчание. Он внимательно посмотрел на меня своими холодными угольками, сначала утвердительно кивнул, а затем по-русски произнес: «Хорошо. Я это сделаю».

Я был счастлив. Никто из членов российской делегации не укорял меня за «нарушение государственного этикета», наоборот, все сразу как-то оживились и стали поздравлять Эльчибея с только что принятым мудрым решением.

Покинув президентскую резиденцию, мы поехали на встречу с русскими соотечественниками. Вели они себя агрессивно, то и дело упрекая Россию в потакании Армении в вопросе Нагорного Карабаха. Несколько мужчин, одетых в казачью форму, открыто признали факт участия русских добровольцев в войне за Шушу, Агдам и другие расположенные по соседству с армянским Степанакертом азербайджанские села Нагорного Карабаха.

В тот момент я отчетливо осознал, что трагедия русских заключена не только в искусственной расчлененности и разобщенности, но и в том, что в чужих гражданских этнических конфликтах на территории бывшего СССР русские принимают самое деятельное и непосредственное участие, причем воюя друг с другом. Так наши соотечественники, оказавшись без поддержки России в новой и неожиданной для себя роли иностранцев, доказывали местным шовинистическим режимам свою лояльность.

Русские рижане и таллинцы активно аплодировали националистическим «народным фронтам» и ходили в их рядах на демонстрации за независимость Прибалтики, надеясь заслужить право «жить в Европе». В действительности они голосовали против себя. Пришедшие к власти в балтийских странах радикально настроенные националисты, сводя счеты с уже несуществующим СССР и памятниками воинам-освободителям, отыгрывались на своих несчастных соотечественниках – русских жителях Прибалтики. Русским отказали в гражданстве, затем лишили остатков политических прав, после чего у них отняли национальные школы и культуру. Сегодня русским детям запрещено перешептываться на своем языке даже во время перемены в школе!

Массированная антироссийская пропаганда в странах Запада вообще и в Прибалтике в частности порой достигает своих целей. В этом можно убедиться на основании свежих социологических исследований отношения русскоязычного населения Латвии к проведению Специальной военной операции России на Украине. Так, согласно исследованию компании SKDS, Россию в июле 2022 года поддерживали 12 % русскоязычных Латвии, и только 5 % поддержали «решительно». В марте этого же года поддержка была почти в два раза выше – до 22 %. При этом 40 % русскоязычных Латвии поддерживают Украину, а в марте их было 22 %. Вот вам результат вражеской пропаганды и изъянов в нашей работе с соотечественниками.

Русских в Латвии и Эстонии всегда проживало очень много. Примерно 30–40 процентов от всего населения этих республик. Вместо того чтобы создать двухобщинные сплоченные нации, эстонские и латышские шовинисты стали заставлять русских отказываться от своих корней. К чему это приведет? Удастся ли мелкодержавным русофобам добиться своего и сделать русских в Прибалтике «общечеловеками»?

Прибавьте сюда ежегодные военизированные марши, парады с участием эстонских и латышских ветеранов «Ваффен СС», на которых регулярно присутствуют официальные представители власти и депутаты правящих партий, и Вы, уважаемый читатель, почувствуете комплекс исторического реванша, который исповедуют прибалтийские политики, да и их общество в целом. Для того чтобы оправдать свои антидемократические действия по подавлению гражданских прав национальных меньшинств и регулярные рецидивы фашизма, политическая элита прибалтийских государств постоянно провоцирует Россию, стоит «впереди планеты всей» во всех акциях, способных рассорить Россию и Запад.

Однажды, уже работая послом России при НАТО, я спросил одного своего балтийского коллегу, почему его страна занимает самую недружественную позицию в отношениях Североатлантического альянса с Москвой. Неужели непонятно, что соседям лучше жить в мире и дружбе?! Да и крупная русская община, если бы с ней вели себя уважительно, стала бы лояльной и способной обеспечить экономический мост с промышленностью России. Ответ коллеги был откровенен до предела. Оказывается, если бы его политическая элита не использовала возможность провоцировать Россию, то на его маленькое государство никто бы не обращал внимания. А так, поддерживая турбуленцию с Москвой, ведущие политики и дипломаты его страны постоянно получают приглашения в Вашингтон и главные европейские столицы, где попутно решают свои личные вопросы. Что ж, такая коммерчески мотивированная русофобия получается.

Но вернемся опять в 1990-е годы. В разрушенном Советском Союзе русские вне России (а таких, напомню, было более 25 миллионов человек) оказались «лишними людьми». Чтобы заслужить себе право жить в новых этнократических государствах, русские были готовы лезть по обе стороны фронта в окопы Карабаха и стрелять друг в друга. Но это им не помогло. Вскоре им пришлось паковать чемоданы для переезда в Россию. Никто из новых хозяев Армении и Азербайджана так и не оценил их жертвенной лояльности.

Самоунижение, отсутствие национальной гордости и солидарности друг с другом – вот ранее неизвестные мне черты денационализации русских, которые угадывались в поведении наших соотечественников. Идеал русского человека, в который я верил всю жизнь, рушился на глазах. Соотечественники заискивали перед всяким, готовым ими понукать, и, к моему стыду, были согласны выполнять самые подлые его приказы.

В России соотечественников, бегущих от резни и побоев, встречал ледяной прием. До них просто не было дела. Беженцам приходилось селиться на окраинах провинциальных городов в жалких лачугах, вагончиках, обветшалых деревенских домах. Профессор математики из Баку мог рассчитывать в лучшем случае на место учителя в сельской школе. Директор ВДНХ из Душанбе, чудом избежавший расстрела во время таджикских бесчинств февраля 1990 года, довольствовался работой рядового архитектора в небольшом провинциальном Борисоглебске. В океане, в котором только что разломился и утонул великий советский «Титаник», люди барахтались, тонули, тянули других за собой на социальное дно.

Примириться с этим я не мог. В полной политической темноте я «на ощупь» искал новую форму самоорганизации русского народа, которая могла бы помочь ему вернуть себе право на историческую перспективу. Поездка в Баку подсказала мне, как сделать первый шаг.

В декабре 1992 года в большом конференц-зале Российского комитета защиты мира я созвал форум под названием «Карабахский синдром российской дипломатии». Для участия пригласил представителей диаспор: моих недавних знакомых – русских из Армении и Азербайджана и московских армян и азербайджанцев. Результат превзошел мои самые мрачные ожидания – русские из Баку и Еревана переругались из-за Карабаха так, что чуть ли не объявили друг другу войну.

А что если попробовать собрать воедино все эти самодеятельные русские организации, общества соотечественников, славянские центры и общины? Не навязывая им жесткой дисциплины, просто помочь русским людям общаться, обмениваясь информацией и опытом.

К этому времени я стал активно сотрудничать с Союзом возрождения России. Это было неформальное творческое объединение молодых политиков, депутатов Моссовета, предпринимателей, ученых, которые состояли в разных политических организациях, но тянулись друг к другу, чувствуя политическую общность. Именно в Союзе я познакомился и подружился с социологом Леонтием Бызовым, предпринимателем Эльдаром Ковригиным, депутатом Моссовета Андреем Савельевым и главой одного из районных советов Москвы Сергеем Пыхтиным. Они приступили к разработке «Манифеста возрождения России» – яркого политического воззвания, которое легло в основу идеологии Конгресса русских общин (КРО).

Первое издание «Манифеста», вышедшее в марте 1993 года, вызвало бурю эмоций в патриотической среде. Фактически впервые появился документ, объясняющий смысл русской национальной идеи, дающий четкие формулировки политическим феноменам, с которыми столкнулся наш народ: «Вслед за русскими мыслителями мы должны сказать: шовинизм есть дурное воспитание нации, космополитизм – отсутствие всякого воспитания, интернационал – каторжная работа нации для чуждых ей целей. Именно на этой позиции должно стоять государственно-патриотическое движение и, не скатываясь к агрессивным экстремистским проявлениям, утверждать нравственно обогащенные и цивилизованные формы национального движения».

В течение первых трех месяцев нового 1993 года весь немногочисленный актив Союза возрождения России энергично готовился к созыву Конгресса русских общин. Мы сняли помещение в Парламентском центре на Трубной площади Москвы, заказали гостиницу для размещения делегатов.

К этому времени процесс стихийного объединения русских соотечественников шел практически во всех бывших союзных республиках. Нахлебавшись горя и перестав надеяться на помощь российского правительства и президента Ельцина, русские люди стали повсеместно создавать различные общины, общества, центры, способные противостоять политической и культурной агрессии местных шовинистов.

Наша задача состояла в том, чтобы обнаружить все эти самодеятельные организации, выйти с ними на связь и договориться о приезде их представителей в Москву на конгресс.

29–30 марта 1993 года забилась жизнь новой патриотической организации – международного правозащитного союза русских соотечественников. Делегаты, собравшиеся на Конгресс русских общин, долго по ее названию не дискутировали. Так и появился КРО – Конгресс русских общин. Многие мои знакомые патриоты потом долго ворчали, мол, что это за слово: «конгресс». Я отвечал, что это люди сами себя так назвали, им так удобно.

Суть общественной организации не в названии, а в желании делать что-то полезное, без чего не приблизиться к решению основной патриотической цели – защиты интересов тех, ради кого эта организация возникла. Конгресс русских общин был именно такой организацией: деятельной, бесстрашной, имеющей четкую идейную основу – «Манифест возрождения России» – и реальную, массовую сеть самодеятельных организаций соотечественников.

Жесткие условия существования КРО отшивали от него карьеристов и слюнтяев. Постоянная борьба за выживание русских общин помогала выявлять провокаторов. Сама конструкция КРО – общины на местах, самостоятельно решающие все вопросы своей внутренней жизни, и исполком в Москве, отвечающий за координацию их работы и информационную деятельность, – избавляли нашу организацию от присущей каждой партии грызни за лидерство.

Сейчас уже можно сказать, что историческое значение Конгресса русских общин как формы самоорганизации российских соотечественников и русского народа состояло в том, что КРО первым поднял голос в защиту наших русских, брошенных за пределами Российской Федерации. КРО первым указал на формирование на Украине проекта «Анти-Россия» как глобального вызова всей русской цивилизации. КРО, а затем и его преемник – партия «Родина» – подняли тему нелегальной миграции и угрозы вымирания русской нации. Уверен, если бы был пророк в своем Отечестве, если бы власть прислушивалась к тому, о чем мы тогда пытались докричаться, нашим солдатам и офицерам сейчас не пришлось бы рисковать своими жизнями и здоровьем, защищая Родину от в несколько раз превосходящего нас по силе окрепшего врага.

Но тогда – в 1993 году – Конгресс русских общин только начинал свою деятельность. Уже в мае 1993 года наша организация заявила о себе громкими делами. В Кишиневе по насквозь фальшивому делу были задержаны четверо военнослужащих 300-го парашютно-десантного полка. Молдавские националисты, в пух и прах проигравшие войну против Приднестровья, решили таким образом отомстить 14-й армии. Дело в том, что 300-м полком командовал Алексей Лебедь – родной брат прогремевшего на весь мир командарма Александра Лебедя. Его полк уходил из Молдавии в Россию, и защитить арестованных офицеров было некому. Исполком КРО по просьбе Русской общины Молдовы, заступившейся за ребят, направил для участия в судебном процессе профессионального адвоката. Дело в итоге было выиграно, и освобожденные офицеры приехали в Москву поблагодарить меня и моих коллег за свое спасение.

В июне 1993 года нападению со стороны украинских нацистов подвергся Львовский русский культурный центр. Бандеровцы избили нескольких наших активистов, устроили погром центра, побили стекла, разбросали книги. Русские организации Украины потребовали от официального Киева принятия жестких мер по обеспечению безопасности русского населения Украины и нормализации работы объединений российских соотечественников.

Я срочно вылетел в Киев, запросив встречу с первым президентом Украины Леонидом Кравчуком и главой его администрации. Такая встреча состоялась. Кравчук обещал мне, что нападения впредь не повторятся, и дал соответствующие распоряжения украинским силовикам.

Репортаж о нашей встрече был показан основными российскими телевизионными каналами и, как мне потом рассказывали журналисты, чуть не довел до инфаркта министра Козырева. Глава российского МИДа, забыв про свой «либерализм», звонил руководству телеканалов и требовал от них «больше Рогозина не показывать» (впрочем, после Козырева на российские телеканалы много кто еще звонил с подобными требованиями – всякий раз, когда моя деятельность вызывала турбуленцию у отдельных представителей власти).

Через месяц, в июле 1993 года, я вылетел в Грузию. Ставший главой этой страны «мой старый знакомый по балкону» Эдуард Шеварднадзе согласился принять меня для переговоров об эвакуации русского населения из зоны боев в Абхазии.

Меня поселили в бывшей интуристовской гостинице «Иверия». В 70–80-е годы я здесь часто останавливался. В этом отеле во время всесоюзных соревнований на приз газеты «Заря Востока» размещали нашу сборную по ручному мячу. Позже, когда я уже работал в КМО СССР, я нередко приезжал в Тбилиси с различными иностранными делегациями и останавливался именно в «Иверии». Теперь гостиницу, превращенную в «шанхай», узнать было невозможно. В ней расположился импровизированный лагерь грузинских беженцев из Абхазии. На окнах некогда парадной республиканской гостиницы висели веревки с чьим-то рваным бельем и одеялами.

Свет в гостинице был. Просмотрев новости на грузинском, которые, судя по кадрам, были полностью посвящены событиям в мятежных автономиях, я переключил канал и попал на выступление Джабы Иоселиани, авторитетного вора, командовавшего батальоном грузинских уголовников «Мхедриони». Именно это вооруженное формирование, состоявшее из выпущенных из тюрем рецидивистов, «прославилось» резней и бесчинствами в абхазском Сухуме.

Джаба вдруг заговорил по-русски, будто специально для того, чтобы мы его услышали. Матерый уголовник грозил русским и России страшной карой. Обещал нести смерть и страдания тем, кто посмеет стать на пути «грузинского ополчения» в Абхазии. В общем, «наводил ужас». Досмотрев это замечательное выступление, я выключил телевизор и, пробравшись сквозь нехитрый скарб живших по соседству беженцев, которым были забиты все коридоры «Иверии», вышел на улицу. Сам город я тоже узнавал с трудом. Вечером были слышны автоматные очереди. Мне объяснили, что теперь в Грузии так принято отмечать свадьбы и юбилеи. Вернувшись в гостиницу, кое-как заснул.

Утром весь Тбилиси стоял в пробках. Оказывается, злоумышленники обрезали ночью троллейбусные провода, чтобы сдать их в пункты приема цветных металлов. Мне, моему помощнику Дмитрию Ступакову и сопровождающему нас сотруднику секретариата Шеварднадзе пришлось бросить машину и через полгорода пешком добираться до резиденции главы республики.

Седой Лис принимал меня не один. Рядом с ним сидел герой вчерашних теленовостей. «Вот ты-то, голубчик, мне и нужен», – подумал я, увидев Иоселиани.

Надо сказать, что власть Эдуарда Шеварднадзе на тот момент была номинальной. Все решалось ворами в законе. От них зависело поведение грузинских вооруженных формирований в зоне конфликтов в Абхазии и Южной Осетии. Только они могли заблокировать или открыть выход русских беженцев из огненного мешка, в который попадали эти беззащитные люди. В общем, не Седой Лис, а Иоселиани и его подельник Китовани были коллективным «царем и богом», вершившим судьбы тысяч русских.

Мои собеседники сухо и недовольно со мной поздоровались, как будто я прервал архиважный разговор. Думаю, что, согласившись-таки на встречу, Шеварднадзе плохо понимал, на кого ему придется тратить драгоценное время. Он знал, что в Киеве меня принимал Кравчук. Кроме того, по поводу моей аудиенции из Киева ему звонил профессор Киевского госуниверситета, друг моего тестя Сергей Борисович Буряк, с мнением которого Седой Лис считался.

Заметив секундную растерянность моих собеседников, я решил сразу перейти к делу. Обратившись к Иоселиани, я предупредил его о персональной ответственности за действия грузинских боевиков и предложил назвать фамилию посредника в регионе боевых действий, с кем бы я мог решать конкретные вопросы, в том числе эвакуации беженцев из зоны грузино-абхазского конфликта. Обратившись затем к Шеварднадзе, я попросил его взять исполнение наших договоренностей «под контроль». Я рассчитывал на успех избранной тактики переговоров, поскольку она должна была подчеркнуть роль Иоселиани как единственного человека в Тбилиси, с кем стоит обсуждать конкретику (что соответствовало грузинской действительности, где такие воры и «делали погоду»), с другой – она предоставляла Седому Лису возможность занять удобную и привычную для него позицию «гуманитарного посредника», от которого мало что зависит, зато много полезного шума.

Наш разговор в резиденции Шеварднадзе был продуктивным. Уже через несколько дней процесс вывода русских беженцев в безопасную зону нормализовался. На фоне беспомощности козыревского МИДа напористые действия Конгресса русских общин стали приносить свои первые плоды.

Надо сказать, что деятельность КРО активно развивалась и в самой России. Даже в Москве в середине 1990-х конгресс проявил себя как эффективная организация, сумевшая постоять за права горожан. Приведу два примера.

Первый – это история несостоявшейся вырубки Нескучного сада на берегах Москвы-реки. В исполком КРО обратились жильцы нескольких домов на Ленинском проспекте с просьбой вмешаться в ситуацию вокруг этого замечательного зеленого уголка московской природы. Когда-то на месте Нескучного сада были имения Трубецких, Голицыных и Орловых, потом их землю приобрела в собственность царская семья. В Москве, как известно, дышать-то особо нечем, да и живых деревьев днем с огнем не сыщешь, а тут молча приехали строители, отгородили значительную часть Нескучного сада и чуть было не начали выкорчевывать деревья и рыть котлован под «элитное жилье». Люди из соседних с садом домов заволновались. Сначала они обратились к Лужкову, но получили ожидаемый отлуп. Тогда депутация жильцов, возмущенных произволом городских властей, пришла в КРО.

Через несколько дней мы организовали массовый митинг. Активисты на минуту перекрыли движение по Ленинскому проспекту. Из динамиков лилась популярная в то время песня группы «Любэ» – «Не рубите дерева, не рубите!».

На волне инициированного нами громкого общественного возмущения КРО официально обратился к федеральным властям с требованием вмешаться и остановить незаконную вырубку парковой зоны. И… Лужков отступил! Отступил, но меня запомнил.

Строители «элитного жилья» убрались восвояси, а активисты борьбы за Нескучный сад влились в ряды КРО – единственной организации в Москве, которой «было дело до всего», что касается восстановления законности и справедливости в родном городе и во всей стране.

Следующей яркой публичной акцией КРО стал массовый митинг в Тропарево на юго-западе столицы, где мэрия Москвы решила предоставить детские площадки парка под строительство исламского центра. Деньги на него выделяла Саудовская Аравия. По крайней мере, так заявляли представители застройщика.

А узнали мы об этом совершенно случайно. Подруга и бывшая одноклассница моей супруги Ольга Успенская, проживавшая в этом районе, однажды нашла в своем почтовом ящике объявление некоего оргкомитета, который сообщал «радостную весть» – в парке напротив ее дома скоро начнется санкционированное Лужковым возведение медресе и огромной мечети, а при них – исламского культурного центра, куда местные жители смогут свободно водить своих детей. Место под строительство было выбрано не случайно – это одна из самых высоких точек Москвы, а потому мечеть могла бы возвышаться над всеми остальными культовыми сооружениями города.

Для полноты картины – еще одна забавная деталь: в Тропарево традиционно селились научные работники – сотрудники и преподаватели МГУ, в основном русские и евреи. Среди десятков тысяч жителей этой части города мусульмане тогда встречались крайне редко. А потому – и по сути, и по форме – решение о строительстве в этом районе Москвы исламского центра выглядело в высшей степени провокационно.

КРО решил вмешаться в эту ситуацию, грозившую социальным взрывом. Действовали мы политически выверенно, аккуратно, чтобы никто не посмел упрекнуть нас в разжигании межнациональной и межрелигиозной вражды. О готовящемся демарше я заблаговременно предупредил Духовное управление мусульман центрально-европейской части России, а к ее руководителю – имаму Равилю Гайнутдину – приехал лично, чтобы засвидетельствовать свое почтение и обсудить с глазу на глаз эту непростую ситуацию.

Мудрый Гайнутдин сразу все понял. Более того, он согласился провести совместную пресс-конференцию и выйти с общим обращением к правительству Москвы. Одновременно в Тропарево исполком КРО собрал массовый митинг местных жителей. Пришло около четырех тысяч москвичей.

Инициатор строительства Абдул Вахид Ниязов, к его чести, не испугался принять наше приглашение и с трибуны митинга даже пытался объясниться перед возмущенными людьми. В результате проведенной с ним разъяснительной работы этот молодой мусульманский активист согласился с нашими доводами и довел до сведения мэрии Москвы, что ни он, ни люди из Саудовской Аравии, якобы стоявшие за ним, не настаивают на строительстве исламского центра в Тропарево и просят московские власти подобрать для этих целей более подходящее место. Это была безусловная победа КРО, способствующая его популяризации не только в ближнем зарубежье, но теперь еще и в Москве.