Текст книги "Опережая бурю"

Глава 3. Смерть Дракона

Мартина ничто больше не задерживало у ложа покойного мимикрейтора. Он спустился по скрипучей лестнице, и покинул дом. Миновал дворик и вышел из арки. И тут его настиг сильный приступ неизвестно откуда взявшегося кашля.

Кашель разодрал горло. Холодный пронизывающий ветер бросил в лицо пригоршню грязных брызг из ближайшей лужи. Откуда они только взялись? Ещё утром ни одной лужи не было, а теперь одинокие булыжники мостовой выступали островками среди луж. Неужели пока он сидел у постели умирающего, мир снаружи так сильно изменился?

Мартин плотно закутался в шарф, стараясь спрятаться от непогоды, но осенний раздрай плотно засел внутри него. Кашель не успокаивался, драл горло Мартина калеными щипцами. Не хватало воздуха. Мартин не удержался, содрал с лица шарф, зашелся в кашле, и ухватился за водосточную трубу, чтобы не упасть. Накатила внезапная слабость. Еле на ногах устоял.

Несколько минут его неудержимо крутило. Казалось, легкие вырвутся сейчас из груди на мостовую, и запрыгают как вытащенные из воды рыбешки. Свеженькое лакомство для дворовых кошек. Вон их, сколько деловито снует по улице.

Один особо наглый черный кот с обрубленным хвостом и рваным ухом уселся возле грязной обшарпанной стены напротив Мартина, и стал вылизываться с невозмутимым царским видом. Его совершенно не трогал задыхающийся молодой человек в дорогом черном плаще, сапогах военного фасона и шляпе, сбившейся на затылок. Кот полный достоинства умывался.

Приступ миновал. Кашель утих, только в легких, словно жаба квакала. Откуда она там взялась? Ещё утром он был здоров, а сейчас как будто уже пару лет туберкулезом заживо гниет.

По водосточным канавкам, окаймлявшим брусчатку, весело журчала вода, неслась вниз по улице, забирая с собой уличную грязь, кухонные помои и кошачье дерьмо. Сливные ямки виднелись через каждый десять метров. Возле слива поток закручивался в воронку, устремляясь в катакомбы, расположенные под городом, а уцелевшие ручейки бежали дальше по улице.

Отдышавшись, Мартин оторвался от водосточной трубы, пошатнулся, и сошел на мостовую. Он поправил на голове шляпу и огляделся по сторонам, нет ли на улице случайных свидетелей его слабости. Запахнулся шарфом и, сгорбившись, побрел вниз по темной улице.

Добраться бы до дома дотемна.

Сумрак окутал все вокруг, предваряя ночную тьму. Окна домов одно за другим зажигались огнями. Вдоль улиц медленно загоралась цепочка газовых фонарей, дорожка светлячков на пути Мартина.

В такую хмарную погоду люди на улицу и носа не казали. При жарких каминах и очагах в домашних халатах и пижамах они коротали часы за привычными ежевечерними делами: возились с детьми, резались в карты с друзьями, нежились в постелях с женами и любовницами, пили коньяк и бренди, вино и шампанское, сладкий стаут и горький портер. Даже кабаки и таверны пустовали в этот вечер. Людей тянуло к одиночеству.

Тени кривлялись на стенах домов. Их отбрасывали деревья, шатающиеся под порывами ветра. Тени принимали причудливые формы, разрастались до небес, и съеживались к земле. Тени пытались предостеречь. Тени говорили о гибели, но их никто не слышал.

Мартин торопливо спускался по извивающейся улочке мимо старого заброшенного кладбища к круглой площади с фонтаном и сухим деревом. Он спешил попасть домой, согреться возле очага, и убаюкать больное горло кружкой другой глинтвейна. Старое проверенное средство должно избавить от кашля. А уж потом можно и заняться изучением кристалла мимикрейторов, пока не объявился новый Хранитель.

Второй приступ кашля скрутил Мартина на площади. Чтобы не упасть, он ухватиться рукой за стену. Холодная и скользкая стена вызвала волну мурашек, побежавших по телу.

И откуда этот проклятый кашель взялся? Неужели какую-то иномирную гадость подхватил от чужака, тогда точно конец. Ни один Целитель не вытащит с того света. Если только артефакт о нем не позаботится, как-никак, но он его новый Хранитель. А если Хранитель скуксится, то, что будет с артефактом?

Второй приступ быстро сошел на нет. Волна облегчения прокатилась по телу Мартина. Лоб покрылся испариной.

«Что за дерьмо тут происходит?» – подумал он.

Часом не проклятый взгляд мимикрейтора накрыл его? Люди поговаривали, что есть де у мимикрейторов взгляд особый. Как он тем взглядом посмотрит, так тут же человек примет на себя вечное проклятие. Никто из драконов в эти суеверия не верил. Для простолюдинов мимикрейторы стали такими же персонажами городского фольклора, как оборотни, выворотни, вампиры и прочая нечисть. Но если с оборотнем или вампиром в Час Зова можно было столкнуться на кривой улочке, то мимикрейтор сам выбирал, с кем и когда ему встречаться.

Мартин с трудом узнавал место, где он оказался. Вроде бы он шел здесь утром, а может, и нет. В любом случае до дома путь неблизкий, а на улице заметно похолодало, да и здоровье капризничало. С каждым новым шагом Мартин чувствовал себя все хуже и хуже. В легких медленно тлел вулкан, в ожидании третьего извержения, руки и ноги ныли, словно у старого ревматика. Единственное, что грело, это сверток за пазухой – наследство мимикрейтора.

Позади остались площадь и спящий фонтан. Осенью его отключали, но по весне и летом, он радовал горожан, собирая стаи детворы и праздных зевак. Фонтан изображал многоголовую гидру, вставшую на дыбы. Пасти распахнуты в немом вопле. Тело напряжено. Гидра изготовилась к бою, и только гений скульптора заставил ее окаменеть. Напротив гидры замер воин. Голову украшал богатый шлем с плюмажем. В руке круглый щит, в другой внушительных размеров меч. Он словно бы выискивал уязвимое место у гидры, чтобы нанести удар.

Мартин скользнул равнодушным взглядом по композиции, обогнул фонтан, и свернул на улицу Медников.

От дома умершего Хранителя за ним следовал грязный черный кот с обрубленным хвостом и рваным ухом. Кот уверенно бежал за путником, всем своим видом показывая, что у него своя прогулка, но сомнений не оставалось. Его цель Мартин, а он ни о чем не подозревал и не обращал внимания на подозрительного кошака.

Кашель вновь дал о себе знать. Скрутило так, что не продохнуть. Мартин остановился, облокотился о стену, и тут заметил кота. Кот почувствовал взгляд человека и тоже встал. Уныло мявкнув, он опустился на зад, посидел несколько секунд, наблюдая за двуногим, затем раскинул ноги, и стал нагло вылизываться.

Подумаешь кот. Велика важность. Мартин не придал ему значение. Мало ли дворовых котов бегает за людьми в надежде поживиться. А до дома еще так далеко, чтобы забивать голову всяким хламом.

Сверток за пазухой согревал. От ощущения этого тепла становилось легко и радостно, не смотря на осеннюю хмурь, тусклые уличные фонари и раздирающий горло кашель.

Ярко освещенные окна домов горели путевыми маячками. Две стороны одного мира. Внутренняя – уют домашнего семейного очага. В этот мир Мартину дорога заказана. Его удел идти по изнаночной стороне мира, где кроме него и, быть может, этого несчастного подранного кота никого и не было. Появилось смутное ощущение обречённости. Ему никогда не вернуться домой. Так и будет плестись по окраине мира, пока не наступит конец света.

Кирпичная стена преградила улицу, и задумавшийся Мартин уткнулся в нее. Откуда она здесь взялась? Неужели он настолько увлекся, что сам не заметил, как свернул в тупик? Быть того не может. Мартин не сомневался, что шел верной дорогой. Здесь не должно быть никакого тупика.

И что теперь делать? Возвращаться, и искать новую дорогу?

Мартин коснулся рукой стены. Холодная скользкая, такой и должна быть настоящая стена в этом отсыревшем насквозь городе. Стена настоящая, но вот откуда она взялась?

Артефакт за пазухой налился жаром. Даже сквозь рубаху жглось, но пока терпимо, даже приятно. Источаемое кристаллом тепло наполняло Мартина силой, и боль в горле и легких отступила. Кашель как рукой сняло, возможно, это и временное явление, но минутная передышка и, то хлеб.

Мартин хотел вернуться к предыдущему повороту, и найти другую дорогу, но обнаружил за спиной еще одну стену. Черную старую с выщербленным кирпичом. Она выглядела так, словно стояла здесь лет сто, а то и все двести. И не скажешь, что несколько минут назад её и в помине не было.

Выросшие стены вплотную примыкали к домам, образовывая коробочку. Внутри неё оказался Мартин. Поймали как жука, накрыли сверху, и готовятся к экзекуции. Кто-то охотился за ним, шел след в след, а теперь от преследования перешел к атаке заклинанием «Узника». Нехитрое, но весьма сильное заклинание, которое прошло бы с кем-нибудь другим, но не с адептом ложи Чёрного Дракона.

Мартин вызвал из памяти образ «Молота», напитал его силой, и метнул руками в магическую стену. Заклинание разбилось брызгами о кирпич и стекло вниз. Мощи «Молота» хватило бы, чтобы разметать с десяток таких стен, но клетка выстояла.

Мартин изумился. Устоять против «Молота» не каждый посвященный в силах. Либо неуязвимость «Узника» поддерживает маг высшей ступени, либо врагов много.

Впрочем, выяснять это времени нет. Кирпичные стены пошли зигзагообразными трещинами, выпуская десятки стальных пик. Теперь стены напоминали ощетинившегося дикобраза. Стены вздрогнули и пошли навстречу друг другу. Мартин вновь прибегнул к «Молоту» и так же безрезультатно истратил его. «Молот» оказался бессилен против сдвигающихся стен, даже стальные пики не изломал. Словно и не «Молотом» Мартин ударил, а расческой непослушнее кудри пригладил, которые тут же развернулись в прежнюю силу.

Стены были все ближе и ближе. Время песком утекало сквозь пальцы.

Мартин посмотрел вверх. Где-то там, в черноте вечера проглядывали тусклые осенние звездочки. Единственный выход на свободу находился там на высоте трёх этажей. Преодолеть их, перепрыгнуть стену последний шанс. Заклинание «Кузнечик» требовало огромных затрат силы, но ему это не грозило. У него за пазухой находился кристалл мимикрейторов, бездонный колодец магической энергии.

Мартин вызвал из памяти заклинание, и применил его. Почувствовал, как ноги наливаются необычайной легкостью, а булыжник под ногами становится упругим. Мартин присел и подпрыгнул. Он взлетел вверх, и оказался на вершине стены. По ней с невозмутимым видом прогуливался черный ободранный кот.

Стена под ногами продолжала двигаться.

Вокруг простирался укутанный вечерним туманом засыпающий город, продырявленный смазанными огоньками газовых фонарей и чуть более тусклыми светящимися окнами домов. Городок напоминал тысячеглазого каменного дракона, посаженного на поводок реки.

Стены столкнулись, и насадили себя на стальные пики. Опора под ногами Мартина зашаталась. Он присел, намереваясь спрыгнуть на мостовую, когда ободранный кот с шипением и истошным воем прыгнул на него. Кот вонзился когтями человеку в лицо.

Мартин, не ожидавший нападения от казавшегося мирным бродячего кота, невольно отшатнулся, и потерял равновесие.

Кот вцепился в лицо человека, и отчаянно заработал лапами, превращая его в мясной фарш.

Мартин почувствовал дикую боль, затопившую сознание.

Его когти… боже, у котов не может быть таких когтей… были острее кинжальных лезвий…

Мартин перестал чувствовать лицо. А еще через несколько секунд лишился глаз.

Мартин не мог видеть, но уловил истинным зрением, в воздух выплеснулся поток управляемой магической энергии.

Кот обращался. Его туловище удлинилось, наращивая массу, затрещали кости, голова увеличилась в размерах, и начисто облезла. Хвост втянулся в тело. Лапы обратились в руки, затянутые в черные перчатки с обрезанными пальцами. Черная с проплешинами шкура превратилась в распахнутую на голой волосатой груди шубу и кожаные штаны, опоясанные вервием. Массивную шею украшала золотая цепь с арканом обращения – танцующим шутом, жонглирующим масками.

Мартин выставил перед собой шпагу, выхватил из кармана револьвер, и стал стрелять на звук.

Выворотень, закончивший процесс трансформации, хищно осклабился. Пули свистели мимо него. Он выбил шпагу и револьвер из рук ослепленного дракона, и поймал Мартина в объятия. Притянул его к себе, и жадно присосался к кровавому фаршу лица. Нашел губы Мартина, и впился в них.

Выворотень активировал заклятие «Иссушение» и засосал жизненную силу мага. В то же время руки выворотня шарили по телу Мартина в поисках того, ради чего он вышел на охоту.

Выворотень обнаружил артефакт мимикрейтора, и вырвал его из-под плаща мага.

Мартин не сопротивлялся. Неожиданное нападение и заклятие «Иссушение» выели у него все силы. С потерей же артефакта, Мартин почувствовал себя немощным стариком, стоящим на пороге смерти. Вспомнился агонизирующий мимикрейтор, изогнутую дугой человеческую оболочку, рассыпавшуюся прахом. И в эту секунду Выворотень отпустил Мартина, позволяя ему свободно падать на мостовую, вместе с рассыпающейся стеной.

Мартин проиграл непоправимо и глупо. Артефакт в чужих руках. Мартин обманул надежды Хранителя, и поступился интересами ложи Чёрного Дракона. Жизнь покидала его, но он не чувствовал страха. Смерть лишь перерождение. Обида и разочарование угнетало его душу, готовящуюся покинуть изуродованное тело. Как это могло случиться, что его мага ложи Чёрного Дракона смог переиграть, и убить обыкновенный Выворотень? А был ли он обыкновенным? Откуда вообще взялся этот Выворотень?

Ответить на эти вопросы Мартин не успел. Он умер, раздавленный осыпавшейся кирпичной клеткой, созданной при помощи заклятия «Узника». И в тот момент, когда он умер, охранный артефакт ложи Дракона пробудился.

Выворотень уже успел отбежать на несколько метров, забыв об убитом маге, когда почувствовал за спиной угрозу. Он резко обернулся, и узрел поднимающегося над обломками разрушенной клетки большого черного инфернального дракона. Старый, с потрепанной исцарапанной черной шкурой-панцирем, грядой костяных игл вдоль спины, кожистыми могучими крыльями и зубастой пастью, источающей вековое зловоние.

Выворотень почувствовал свирепый взгляд мудрых глаз, и в ту же секунду Дракон поднялся на задние лапы, распахнул крылья, и дунул огнем.

В последний момент Выворотень прыгнул в сторону и активировал процесс обратной трансформацию. Убить дракона ему не по силам, ускользнуть в теле человека тоже нереально. Одна надежда, кот существо маленькое, его не сразу и заметишь.

Выворотень действовал скорее инстинктивно, чем обдуманно. И сразу же почувствовал все последствия своей ошибки.

Лапы кошки не могли удержать артефакт. Он выскользнул, и покатился по наклонной брусчатке мостовой. Хорошо не разбился. Выворотень потерял его из виду. Процесс трансформации завершился. С высоты человеческого роста он мог бы уследить за кристаллом, но в шкуре кота это было невозможно.

С Драконом он справиться не мог. Оставалось только спасаться бегством.

Глава 4. Дуэлянты

Личные покои офицера третьего ранга Юрия Святозара выглядели монашеской кельей. Княжеский отпрыск вырос в роскоши и богатстве, каждый его шаг контролировали с десяток слуг, пытаясь предупредить все его желания. Поступив на действительную военную службу, Святозар отказался от всего, что было привычным для него в детстве и юности. Жил скромно, полагая, что роскошь для солдата, как чернильное пятно на новой сорочке.

В его каюте всегда царил идеальный порядок. Каждый предмет находился на своем месте. Ничего лишнего. Два кресла, одежный шкаф, письменный стол с принадлежностями и кровать. Единственное, что выделялось из общей скромной обстановки, это магофон на крышке письменного стола. Магофон не полагался Святозару по рангу, но на его установке настояла семья. Это был единственный случай, когда Святозар уступил отцу.

Солнце лилось сквозь не зашторенное окно в каюту. Хозяин покоев в нервном возбуждении мерил ее шагами. Офицер третьего ранга Юрий Святозар был высоким статным мужчиной с крупными чертами лица, густыми бровями и маленьким, искривленным в вечной усмешке ртом. Он носил коротко стриженые волосы и маленькие чёрные усики, словно выведенные чернильным карандашом. В лице Святозара читалось изрядное смешение кровей, но доминировала руссийская и немецкая кровь.

– Каков наглец!!! Нет, ну каков наглец!!! – вспыхнул Святозар и резким движением рванул рубашку возле горла.

Верхняя пуговица отлетела, но его этот конфуз нисколько не смутил.

Форменный синий китель офицера воздушного флота, расшитый золотом, небрежно упал на спинку кресла. Офицерская шляпа с гербом Воздушного флота Её Императорского Величества и пышными перьями лежала на столе, куда он её бросил, когда ворвался в свою комнату.

– Мой дорогой, тебе нужна свежая голова и ясный рассудок, – елейным голосом произнес поручик Денисов.

Он вальяжно разлегся в кресле, заложил ногу на ногу, и чинно покачивал ею, демонстрируя своё благостное расположение духа.

– Володя, дорогой, ну как же они все оборзели!!! Совсем зарвались!!! Эта немчура проклятая. Понаехала на Руссию матушку, а теперь порядки свои устанавливает. И ведь нигде бы там служит, не на передовой, не палубным офицером на нашем корабле, нет. Эта немчура в Тайном кабинете, военная разведка, белая кость. А ведь в нутро им глянь. Кто таков? Баронишко!!!! БА-РО-НИ-ШКО!!! И ведь даже не по крови, а так… И на тебе мне князю замечания делать будет!!!

– Юрий, у тебя через полчаса дуэль на верхней палубе, а ты кипишь как паровой котел. Уймись!

Денисов энергично поднялся из кресла и подошёл к окну. Он распахнул его, и выглянул наружу. Сильный холодный ветер ударил в лицо, заставляя поручика зажмуриться.

– Я пытаюсь, Володя!!! Но эти крысы из военной разведки меня просто раздражают!!! Пока мы кровь проливаем на фронтах, они отсиживаются за нашими спинами, так ещё и вынюхивают всё время, вынюхивают, и вынюхивают…

Святозар в сердцах грохнул кулаками по крышке письменного стола. Магофон опасно подскочил к краю.

– Ты сам виноват, Юрий. Сам, – Денисов высунулся наружу, под брюхом штандарт-флагмана «Рюрика» проплывали убранные поля и маленькие деревеньки с чадящими печными трубами, – Ты же видел, что в офицерской комнате барон. Зачем так громко и рьяно высказываться на тему акул в чёрных мундирах, проклятых особистах и прочем. Тебе бургундское в голову шибануло? Не смог вовремя остановиться?

– Ещё слово, Володя, и я тебя вызову, – нахмурив брови, предупредил Святозар.

– Ты сначала с предыдущим вызовом разберись, – усмехнулся Денисов, – А то не хорошо получится может. Наобещаешь, а выполнить не сможешь.

Он закрыл окно и вернулся к креслу.

– Барон что? Тьфу и растереть! – небрежно ответил Святозар. – И не таких баронов ломали. Вот ведь странно. За ним право выбора оружия, а он отчего-то избрал пистолеты. Я в благородство играть не буду. Барон прекрасно фехтует, а мы его как собаку паршивую застрелим. Бешеную собаку надо пристрелить. Вот мы так и сделаем.

– Барон известный задира и бузотер. И пистолеты для него такие же родные, как шпага или скажем руки. Так что не обольщайся, победить будет не так уж легко, – предостерёг Денисов.

– Что за пораженческий настрой?

Святозар сдёрнул китель со спинки кресла, и накинул на плечи. После того как Денисов открывал окно, в комнате заметно похолодало. Скромный синий офицерский китель помимо золотого шитья и позолоченных пуговиц имел лишь наградную планку, исполненную в виде изогнутой сабли. К ней был подвешен миниатюрный наградной знак «За отличие в учебе».

– Я трезво смотрю на жизнь, – ответил Денисов, – Ты ещё не поймал соловья, и не посадил его в клетку, но уже хочешь, чтобы он пел для тебя. Так не бывает.

– Чёрные мундиры должны знать, что здесь среди настоящих боевых офицеров все эти их штабные выкрутасы не пройдут, – гордо заявил Святозар.

– Мой друг, ты, решил побороться за честь воинского мундира. Неблагодарное это занятие, – заметил Денисов. – К тому же, не того противника ты выбрал для этого. Не забывай, что барон не простой человек.

– Да будь он хоть дьяволом! Я понаделаю в нём дырок! – Пламенно воскликнул Святозар.

– Одумайся. Дуэли запрещены. Если бы ты вызвал кого-нибудь из рядовых офицеров, это могло бы сойти с рук. Адмирал сумел бы замять дело. Но тут дело попахивает государственным скандалом. Если дуэль состоится, и кого-нибудь из вас убьют…

– Ты не веришь в мою победу? – вскинулся Святозар.

– Хорошо. Если ты убьёшь барона, скандал докатится до двора Императрицы. Барон не последняя фигура в иерархии Тайного кабинета. Тут уже дело замять не удастся.

– Плевать! – горячо воскликнул Святозар. – Я прослыву на флоте героем!

– Или дураком, – тут же заметил Денисов. – Что часто бывает одно и то же, но всё же случаются и исключения.

– Прекрати, Володя. Ты заражаешь меня пораженческими мыслями, а это не есть хорошо.

– Пойдём тогда что ли в офицерский клуб. До встречи на верхней палубе есть ещё время, перекинемся в карты.

Святозар застегнул мундир на все пуговицы, надел шёлковые белые перчатки и, пропустив Денисова вперёд, вышел из каюты.

* * *

На диване с витыми ножками, клетчатой обивкой и валиками подушек лежал мужчина лет тридцати в небрежно распахнутом чёрном кителе с серебряным шитьём и серебряным значком «Голова Единорога» на правом нагрудном кармане. Черные форменные брюки с белыми лампасами от долгого лежания даже не измялись. Белая рубашка расстегнута на волосатой груди, галстук фривольно сдвинут в сторону.

Мужчину звали барон Карл Иероним Мюнх. Он чинно курил трубку и разглядывал потолок каюты.

Коротко стриженые тёмные волосы, чистые ясные глаза зелёного цвета с искоркой-хитринкой, аккуратные усы, подчеркивающие благородную форму губ, и изящная бородка от середины нижней губы по подбородку к шее.

Карл предавался вынужденному безделью, впрочем, его это вполне устраивало. Диван, трубочка со вкусным табачком – что может быть лучше в короткие минуты затишья между бурями. Но наслаждаться бездельем ему не дали.

В каюту без стука ворвался Миконя, по прозвищу Питерский. Большой неуклюжий мужчина в гражданском сером сюртуке и широких штанах свободного кроя. Внешним видом он напоминал руссийского купца. Длинные лохматые черные как смоль волосы, собранные в косу, окладистая борода, насмешливые глаза и густые брови.

Миконя некогда служил у прежнего барона Мюнха. Старый барон поручил ему присматривать за своим наследником. Карл вырос у него на глазах. Миконя повсюду следовал за ним во всех его скитаниях. Про Миконю поговаривали, что он де «быстро запрягает, да резко сдает». Лучше, мол, зимой голым в берлогу к медведю слазить, чем Миконю разозлить.

– Вы все разлеживаете, батюшка барин. Не дело это. Не ко времени, – с порога запричитал Миконя.

Он опустился на табурет. Табурет под ним печально скрипнул о пощаде.

– А что ты мне прикажешь делать? – Заинтересованно спросил Карл, выпуская клубы дыма к потолку. – До рандеву на верхней палубе осталось еще…

Он чинно вытащил из кармана кителя часы-луковицу на серебряной цепочке, отщелкнул верхнюю крышечку и сообщил.

– … целых сорок минут. Так что я отдыхаю.

– Эх, Карл Иеронимыч, Карл Иеронимыч, и какая муха вас укусила. Зачем оно вам. Почто судьбу искушать. Пьяная мелюзга о черные мундиры язык чесать вздумала, а вы поддались на провокацию.

– В том-то и дело, Миконя, что пьяная. Если мы каждой пьяни позволим вести себя столь дерзко, то ведь и на шею сядут, ножки свесят и поедут. Ни в грош уважать магов не станут. – Карл поднялся с дивана и сел. – А если серьезно, то скучно мне стало, Миконя.

– Скучно вам, батюшка барин. Скучно видите ли. Вы уж меня простите, но как мальчишка говорите. Как мальчишка. А если не ровен час, князишка этот Святозар вас подстрелит, что изволить прикажете?

– Подстрелит? Кто? – изумился Карл, затягиваясь дымом. – Это Святозар-то подстрелит? Не смеши мой разум. Мал он еще, чтобы барона Мюнха подстрелить. Слабоваты поджилки. Вдумайся, Миконя, он смел тявкать на меня, что я, мол, дескать, баронишка, да еще и к тому же по магической линии. А он князь. Князь по крови. Но кровь вырождается. И вырождение это на лицо. А я барон-маг, я свой титул заслужил. И достойно несу его, клянусь своей шляпой. И передам его в руки достойного мага, Миконя.

– Рановато вам еще об учениках думать, батюшка барин. Рановато.

– Об учениках всегда время думать. Только вот ученики не мухоморы, под каждой елкой не растут. Ученика еще найти надо. Вот пока найдешь, состариться успеешь, как покойный мой учитель. Пусть земля ему будет пухом.

Карл умолк, вспоминая старого барона. Миконя же закатил вдохновенно глаза, и заговорил:

– Да, батюшка Иероним Карлович добрейшей души человек был. Только вот завидовали ему много, да палки в колеса так и норовили сунуть. Его это и погубило. А как охоту любил. Помнится вот, бывало отправимся мы охоту…

Миконю понесло. Если его не остановить, он до самого вечера будет вспоминать о былых подвигах, а вспомнить есть о чем.

– Скажи, Миконя, – прервал его Карл, – За какие такие прегрешения князь Драгомысл отправил меня на этот флагман. Не понимаю. Ведь это фактически ссылка. Но чем я провинился перед Тайным кабинетом?

– Эх, батюшка барин, вы меня в какой раз спрашиваете. Да кабы я знал, разве стал бы таить.

– А ты меня попрекаешь за невинные попытки развлечься. Дуэль, разве это не лучший способ развеять это застоявшееся болото.

Миконя в сердцах хлопнул себя по коленям широкими ладонями.

– Мой бог, да вы из-за скуки себя готовы убить.

Карл рассмеялся.

– Старый ворон, бросай каркать. Я не собираюсь никого убивать. Ни себя, ни этого Святозара. Поучить уму разуму – это другое дело. А у князька нет никаких шансов подстрелить меня.

– Откуда такая уверенность? Вы собираетесь прибегнуть к магии?

– Как ты мог такое подумать? – вскипел барон. – Дуэльный кодекс запрещает использование магии во время поединка. Хотя шаловливые мысли о превращении смертоносной пули в безобидную вишневую косточку с последующим её проращиванием внутри наглеца, признаюсь честно, у меня возникали. А что? Князь, плодоносящий вишнями, очень увлекательное зрелище.

Карл мечтательно закатил глаза, и затянулся густым табачным дымом.

– Батюшка барин! Да вы что! – разволновался Миконя. – Вы не можете так поступить. У князя серьезная родня. Если юный Святозар погибнет на дуэли, это вам как-нибудь да простят. Но вот если вы из него посмешище сделаете, то не стерпят.

– Жаль. – Печально протянул Карл. – Такая идея хорошая гибнет на корню. Тем более что может быть хуже этой занудной ссылки. Не убьют же меня в конце концов. Князь Драгомысл не даст в обиду одного из самых преданных и исполнительных своих соратников.

Князь Драгомысл, глава Тайного кабинета, и Верховный магистр ложи Белого Единорога, особо благоволил к барону Карлу Мюнху. После гибели старого барона и наставника Карла, он приблизил юношу к себе и продолжил его обучение. Благодаря этому Карл быстро поднялся по карьерной лестнице. Прошло лишь каких-то восемь лет после унаследования магического титула, а барон уже входил в десятку лучших боевых магов ложи. А тут ссылка на год в захолустье. После успешного завершения очередного задания князь «обрадовал» новостью о его срочном переводе на штандарт-флагман «Рюрик», отправляющийся на воздушные манёвры в Сибирь. Иначе как ссылкой это назначение нельзя было назвать.

– Чувствую я, Карл Иеронимыч, от дуэли мне отговорить вас не удастся. Вы всегда славились своим упрямством. Если уж что решили, то ни шагу назад. Так вот может Федору Сергеевичу удастся. Адмирал хочет вас видеть. Я только что от него.

– Старый пройдоха.

Барон рывком поднялся с постели, не выпуская изо рта трубку. Энергично застегнул рубашку и китель на все пуговицы, водрузил на голову элегантную широкополую с пышными перьями шляпу, украшенную гербом Тайного кабинета – белым Единорогом, стоящим на фоне красного щита с чёрным крестом.

– Пойдешь со мной? – Спросил Карл.

– Да не, Карл Иеронимыч, я лучше здесь вас подожду. Куда уж мне в умные разговоры лезть.

Карл хмыкнул и вышел.

По пути к капитанскому мостику он столкнулся нос к носу с князем Святозаром и поручиком Денисовым. Они торопились в офицерский клуб. Карл сделал вид, что не заметил князя. Святозар поступил также.

Адмирал Барышников, массивный, немного похожий на русского медведя мужчина в летах стоял на капитанском мостике, сложив руки за спиной. Он внимательно наблюдал за рулевыми офицерами, управляющими движением неповоротливого штандарт-флагмана «Рюрика», плывущего над Сибирью. Адмирал носил окладистую седую бороду и усы, редкие светлые волосы лишь подчеркивали массивность лба. Казалось, адмирал рассеян и не обращает внимания на окружающих, в то время как он пристально и внимательно отслеживал все, что происходило вокруг него.

– Добрый день, – поздоровался барон.

– И вам хорошего настроения, – отозвался адмирал.

Капитанская рубка имела два яруса. На верхнем лишь возвышалось кресло адмирала, да рабочее место вахтенного офицера. В кресле адмирала имел право сидеть только сам Федор Сергеевич Барышников. Даже старшие вахтенные офицеры обходили трон стороной. Нерушимая традиция.

Нижний ярус напоминал густые джунгли из стальных трубок, различных датчиков и приборов. Они словно бы росли прямо из палубы. Офицеры-операторы, в сущности, наблюдали за жизнью штандарт-флагмана «Рюрик». Приборы показывали, как функционирует гигантский поршневой двигатель, расположенный в брюхе воздушного судна, работоспособность и послушность руля высоты и поворотов, уровень давления в огромном котле, который питал энергией все системы корабля. Трое рулевых за огромными красными штурвалами отслеживали курс «Рюрика», корректируя его по мере развития воздушной ситуации. Офицеры-наблюдатели суетились вокруг датчиков, занося их показания в специальные бортовые журналы, и громко оповещали старшего вахтенного офицера обо всех изменениях относительно Абсолюта, нормального функционирования корабля. В ведение офицеров-тактиков, сидящих за экранами маговидов в левой половине нижнего яруса, находилось активное воздушное пространство, а также огневые палубы, где ровными шеренгами стояли внушительных габаритов мортиры класса «Везувий», и абордажные палубы, где ожидала своего триумфального часа легкая вооруженная пехота.

Верхний ярус от нижнего отделяла изящная деревянная балюстрада. Возле нее и стоял адмирал Барышников.

– Вы просили меня зайти, Фёдор Сергеевич? – Учтиво поинтересовался Карл, не сводя глаз с работающих офицеров.

Правильно говорят, что вечно можно смотреть на воду, на огонь и на то, как работают другие люди. Слаженно исполняющие свои обязанности рулевые офицеры завораживали, как в детстве огонь в очаге.

– До меня дошли…мда… так сказать, слухи… информация, уважаемый барон, о том, что недавно у вас произошла… мда… стычка, ссора с Юрием Андреевичем… одним из боевых офицеров «Рюрика».