Текст книги "Медсестра. Сборник произведений"

– Мама мне читала сказку Андерсена.

– У меня есть! – она порылась в ящике письменного стола и достала книгу в потертой обложке.

– Спасибо, – я лег и стал слушать.

Глаза мои медленно закрылись. Голос Елены Ивановны слышался все тише и тише, а раскаты грома все глуше.

глава II. Переворот

Случилось так, что мне пришлось уехать на некоторое время.

Когда я вернулся, то заметил странные изменения. Деревья стояли те же и трава такая же зеленая. Но все равно, в воздухе застыла какая-то напряженность. Она чувствовалась во всем: как играли дети и пели птицы, как шелестели листья и журчала вода в ручьях. Солнце, сияющее в небе, не улыбалось мне больше и не дарило радости. Оно даже не заставляло жмуриться, распуская вялые лучи, которые не могли пробить себе дорогу в облаках. Луна, заливающая ночью все своим светом, показалась мне мрачной и зловещей.

Обходя окрестности я остановился возле забора.

Невдалеке я заметил знакомую фигуру, она приближалась.– Коля? Ты стал надзирателем?

– Да, как видишь, – он повернул ко мне руку с синей повязкой и кивнул в сторону стадиона. Там на флагштоке развевался синий флаг. – Я приспосабливаюсь.

– Значит, королеву выбрали уже?

– Да.

– Анечку, конечно?

– Тс-с-с! Королеву нельзя называть по имени! – он с опаской оглянулся по сторонам. – Ты что? Забыл? Не надо было уезжать. Ты в немилости, – добавил он шепотом.

– Тебя ОНА послала?

– Нет, я сам. Она сказала, чтобы я присматривал за тобой.

– А если бы не сказала?

– Все равно бы пришел, мы же друзья.

Я обратил внимание, что из Колиного кармана не торчит привычная голова медвежонка.

– А где твой мишка?

Коля опустил голову и вздохнул.

– Королева отобрала, – он опять оглянулся. – Она дала мне пупсика. Вот, смотри, – он вынул из кармана розового пупсика, завернутого в тряпочку, тоже розовую.

– Да-а, – я присел на корточки. – Но ведь он тебе не нравится.

– Не нравится. Она у всех отбирает игрушки, кто не слушается.

Как все изменилось. Значит, ты не слушался.

– А Елена Ивановна?

– Она уехала в город. У нее там какое-то дело.

– Когда приедет?

– Не знаю. Ничего не сказала.

– Не горюй! – я хлопнул его по плечу. – Сделаем переворот.

– Ты что? – Коля испуганно посмотрел на меня.

– Я все устрою, ты только собери недовольных. По правилам Королеву можно сместить, если больше половины будут недовольными, и скажут это вслух, – я показал в сторону клуба, поднял руку вверх и сжал кулак.

Он пожал плечами и начал переминаться с ноги на ногу.

– Думаешь, получится? – спросил он нерешительно.

– Получится! Вот увидишь. Я пойду во второй корпус, а ты в первый. Собирай ребят.

– Будь осторожнее, – предупредил меня Коля, – там есть одна девочка, такая толстая, большая. Все бы ничего, но она… С ней еще три, они активные и дубасят всех, кто под руку попадется. Берегись их.

– Хорошо, я буду осторожнее.

К вечеру нам удалось собрать полсотни сторонников. Они подтягивались группами по два три человека к поваленному дереву за стадионом. Даже мальчик с брызгалкой пришел. Вадик.

– Вот молодец! – похвалил я его. – Будешь нашим шпионом.

– А что надо делать, – он посмотрел на меня круглыми глазами. – Поливать девчонок водой?

– Нет. Спрячь свою брызгалку и раздвинь уши. Станешь передавать нам движения неприятеля. И потом не все девочки на ее стороне. Нужно только расшевелить их, дать толчок.

– Да, далеко не все, – согласились остальные. – Многим Анька не нравится… Точно не нравится! Она расплодила ябед, они ходят и подглядывают за всеми.

– А еще она заставляет кидаться подушками и не ходить на завтрак!

Отовсюду слышались возмущенные голоса:

– Она игрушки отбирает, – послышалось откуда-то сбоку.

– Ну это уж слишком! – воскликнул я.

И понеслось по рядам:

– Долой Аньку! Она дура!

– Тише, тише! Они еще сильны, могут услышать.

– Пусть никто не боится! – обратился я к присутствующим. – Завтра решится все. Собирайте побольше сторонников и молчите, не выдавайте себя. Девочки есть?

– Есть! – В середину вышли две девочки. Оля (Колина мама) и еще одна, видимо ее подружка.

– Молодцы, что пришли. Ваша задача склонить на нашу сторону остальных девочек. Пройдите по палатам, подговорите других. Вы ведь хотите Елену Ивановну?

– Но она взрослая!

– В правилах не написано, что Королевой может быть только девочка. Мы не нарушаем закон. Вот так, – успокоил я их.

– Она тоже девочка, только большая, – сказал Вадик.

– Правильно, – я подхватил нужную тему. – Всем все понятно? Цвет – красный. Соберите ленты и бантики.

Я дал еще несколько указаний и отпустил ребят. Они расходились оживленно переговариваясь. Дело пошло.

Все события, произошедшие после, развивались по моему плану. Теперь уже больше половины были с нами. Я был уверен, что их еще больше. Остальные просто сочувствовали, но открыто соглашаться боялись, пока. Когда придет время, они присоединятся к нам, и нас станет еще больше.

Сторонники Королевы поутихли, видимо чувствуя неладное.

Приближалось наше время.

Вечером в назначенный час весь лагерь загудел, как встревоженный улей.

Из корпусов высыпались дети и стали собираться в группы, обсуждая создавшееся положение. Активисты раздавали красные повязки и бантики. Из ленинской комнаты принесли пионерские галстуки.

– Кто за Елену Ивановну? Подходите сюда, – кричали они. – Повязки мальчикам, ленточки и бантики девочкам! Красные галстуки на руки!

– А где Она? – несколько ребят закрутили головами в разные стороны.

Из окна, отодвинув занавеску, высунулась Анечкино заспанное лицо и тут же спряталось. Занавеска задвинулась.

– Смотрите, Елена Ивановна вернулась! – Она идет в клуб, там собрание. Идем туда! – заголосили дети и, обгоняя друг друга, побежали к клубу.

Там уже собралась огромная толпа, у всех были красные повязки на руках, мелькали красные бантики, их становилось все больше.

– Дайте мне красный бантик! И мне! И мне! – подхватили другие девочки.

Коробка быстро опустела.

– Сходите в шалаш, там еще есть. Быстрее!

Одна девочка побежала к шалашу, смешно махая руками.

Я тоже пошел в сторону клуба, туда стекались дети со всего лагеря. Даже малыши из первого отряда были здесь, к ним бежали остальные, они тоже хотели быть в гуще событий. Ведь это тоже важно! Кто будет Королевой? Малыши проскальзывали, раздвигая чужие ноги, прыгали, перелезая через забор, спотыкались и падали, поддерживая друг друга.

Все понимали, что выборы уже были. А это перевыборы. Значит еще важнее. Надо видеть и слышать. Кто не пришел – тот дурак!

Я еле протиснулся сквозь толпу ближе к сцене.

Появилась Елена Ивановна. Она медленно шла, окруженная со всех сторон девочками. На ней было длинное темное платье, искрящееся голубыми блёстками. Все расступались, давая им дорогу. Молча, приподнимая края платья, она поднялась по ступенькам и села в кресло, перевязанное золотой лентой.

Все замолчали, ожидая, что она скажет. Она обвела взглядом присутствующих и подняла руку вверх, требуя тишины.

– Тише! Елена Ивановна будет говорить! – пронеслось по залу. Затихли последние разговоры, смолк шепот.

– Теперь я ваша Королева! Кто за меня?

Толпа восторженно загудела. Все стали поднимать руки, голосуя.

– Она! Она самая красивая! Она умная!

– Её! Хотим её! – запищали малыши.

Елена Ивановна вновь подняла руку.

– Я не люблю ябед, болтунов и предателей! Отныне никто не будет подглядывать и жаловаться. Совесть каждого станет законом!

– Да будет так! – закричали дети. – Королева!

Елена Ивановна встала и продолжила:

– Никогда больше не деритесь и не кидайтесь подушками!

– Никогда не будем! – неслось со всех сторон.

– Будете меня слушаться?

– Да! Да! – шумели дети. – Да здравствует Королева!

– Кто отобрал у Коли медвежонка?

«Откуда она знает», – подумал я.

– Верните ему единственную радость! Разве можно отбирать игрушки у детей? Все повернулись в сторону кучки пленных и презрительно загукали.

Королева улыбнулась, казалось от нее исходит сияние, как от солнца, лучами во все стороны.

– Зажгите свечи! Погасите свет! – воскликнула она. – Нашли медвежонка?

Две девочки побежали исполнять приказ. Среди большой кучи отобранных игрушек они отыскали нужную и принесли ее Коле.

– Спасибо, – он опустил голову и заплакал.

– Не плачь, – к нему подошла Оля и погладила его по голове. Я всегда буду жалеть тебя.

– Да, теперь у меня две мамы. Но так не бывает.

– Бывает, – ответила Королева твердым голосом. – Клянетесь вы мне в верности? – она сдвинула брови.

– Клянемся! – пронеслось как ураган.

– Это не настоящая клятва. Надо с огнем! Кто не хочет, я отпускаю! Пусть выйдет вперед.

Несколько детей вышли, но тут же зашли обратно, чувствуя на себе гневные взгляды. Пронеслось презрительное: «У-у-у!»

Елена Ивановна продолжила после некоторой паузы:

– Коля, ты будешь главным исполнителем, и ты, – она показала рукой на меня и чуть улыбнулась.

– Теперь каждый подержит ладонь над пламенем свечи. Это ваша клятва. А вы смотрите, – она повернулась к нам, – чтобы все сделали.

Роздали свечи.

Послышалось: Ой! Ай! Не хочу, я боюсь! – сказал кто-то. Ему отвечали:

– Не бойся. Мне тоже было больно, но потом прошло.

– А мне не страшно!

– Мне тоже.

Елена Ивановна наблюдала за происходящим. Она стояла неподвижно, величественная, словно статуя.

Она развела руки в стороны и сказала:

– Вы все мои дети! Я всех вас люблю. Боль и страх пройдут, а слово останется.

– Мы тоже любим тебя! – дети подняли свечи вверх и плавно замахали ими.

Отблески свечей заиграли на ее платье, переливаясь искрами. Она села и сказала торжественно:

– Закончим церемонию. Наденьте на меня ленту и распустите мне волосы.

Девочка, что стояла ближе всех, сняла заколку и темные волосы Королевы рассыпались по плечам. Подошли два мальчика, они надели на ее грудь золотую ленту, поклонились и встали по обе стороны кресла. Собиралась свита.

– Флаг наверх! – крикнул я, вынимая красное полотнище.

На стадионе взвился алый стяг, взамен снятого синего. Дети сорвали его и бросили на землю, топча ногами.

Принесите компот из столовой! – скомандовал Коля.

Несколько мальчиков понеслись в сторону кухни и, распахнув двери, ворвались туда. Через несколько минут они вернулись, не спеша, торжественно неся чашки на подносах и большую кастрюлю. Все, шушукаясь, расступались, пропуская их.

Церемония медленно приближалась к сцене, где восседала Королева. Она была окружена плотным кольцом стражи из двадцати мальчиков и девочек. Прибежал запыхавшийся гонец.

– Пропустите его! Пропустите!

Его провели к Королеве.

– Где она? Вы нашли ее? – спросила Елена Ивановна.

– Она взяла лодку на станции и плывет вниз по течению, – ответил гонец.

Королева улыбнулась:

– Значит так и надо. Пусть плывет! Не гонитесь за ней. Есть дела и поважнее этой глупой девчонки.

Она встала довольная.

– Пейте компот и наслаждайтесь победой! – сказала она и стала спускаться по ступенькам.

Две девочки вели ее под руки, а два мальчика несли шлейф ее платья.

Один малыш пристроился к ним, зацепив рукой краешек платья, но его тут же оттеснили в сторону.

– Я тоже хочу прикоснуться к королеве! – он сделал обиженную гримасу.

Елена Ивановна заметила это и поманила его пальцем.

К ней подвели мальчика.

– Не плачь. Прикоснись ко мне, – она протянула ему руку с большим перламутровым браслетом на запястье.

Он потрогал ее ладонь и сказал радостно:

– У нее такая же мягкая рука, как у моей мамы!

Девочка, что стояла с правой стороны потрепала малыша по щеке и дала ему конфету со словами:

– Теперь у тебя две мамы. Одна далеко, а другая рядом.

– Кто еще хочет прикоснуться к королеве?

– Мы хотим! Мы тоже! Можно я потрогаю! Коснуться платья!

Дети обступили ее со всех сторон, показывая обожженные ладошки.

– Я поклялся! И я! Мы тоже!

– Хорошо. – Но теперь всем спать! – сказала Елена Ивановна. – Девочки за мной! Процессия двинулась к четырехэтажному корпусу.

Проходя мимо, королева потянула меня за рукав, наклонилась и быстро прошептала:

– Приходи вечером, я дам тебе конфет шоколадных, сколько захочешь, – она выпрямилась и, гордо вскинув голову, проследовала дальше, шелестя платьем.

Все это произошло так быстро, что можно было подумать, что она дает мне какие-то указания и я в фаворе. Даже шедший впереди Коля оглянулся и с уважением посмотрел на меня. Все остальные, кто находился поблизости, восприняли такое поведение королевы вполне естественно и посчитали, как рядовой эпизод в череде событий несомненно более ярких, произошедших за сегодняшний день, даже один вечер.

И от этого он не показался им столь важным, каким стал для меня.

Два мальчика-пажа улыбнулись и кивнули мне, давая понять, что я в составе свиты и мне теперь можно заходить в ее покои когда захочется, и решать все вопросы непосредственно с ней.

Приблизив к себе, она возвеличила меня.

«Приближенный» это слово ласкает слух всегда, когда его произносишь, даже мысленно.

Конечно же никто не догадывался, зачем она приблизила меня, а главное, для чего. Я понимал, что то, чем мы занимались с ней, наверное, неприлично и не совсем хорошо. Но загадочный блеск ее глаз завораживал меня. Палец, который она подносила к своим губам, чуть улыбаясь, это движение притягивало меня налетом таинственности. Как будто она знала какую-то тайну и делила ее со мной, посвящая в то, куда дорога другим была закрыта. Я был благодарен ей за это.

Когда все стали потихоньку расходиться, делясь друг с другом впечатлениями, к нам подошла Оля. Она сказала:

– Коля, садись ко мне на колени. Я буду целовать и гладить тебя. Все мамы так делают.

– Хорошо, – он уселся к ней на колени и зашмыгал носом.

Оля достала платок и заботливо вытерла ему нос. Затем поцеловала.

– Мама не целовала меня так. – Коля облизал губы.

– Как?

– Прямо в губы… В щеку, в лоб, а так…

– Но так тебе приятнее?

– Вообще-то да. Так лучше, пожалуй.

Волк

Если бы предоставилась такая возможность, выбрать, каким способом умереть – я бы предпочел смерть в бою.

(Из жизни волка)

Что такое любовь? Я представляю, что Это есть и что может быть Этим. Для меня существует нечто сильнее, как мне кажется. Фрагменты, кадры из воспоминаний. Они возникают иногда внезапно сами собой, иногда с усилием. Я слышу знакомый голос, смех или молчаливый взгляд. Это сильнее, важнее тысячи объяснений в любви.

Для меня это так.

В своей прошлой жизни я был волком. Большим и злобным. Днем пока светло я прятался в чаще леса. Там были такие заросли, что луч солнца едва проникал через них. Сквозь сплетенные кроны деревьев не могли пролететь птицы. В сумерки я выходил и охотился. Я разрывал на куски овец и другой скот наводя ужас на всю округу. Меня ненавидели и боялись.

К концу лета окрестные жители собрались вместе и решили меня убить. Они обложили меня со всех сторон с ружьями и собаками. Уже совсем близок был мой конец. Я метался из стороны в сторону пытаясь вырваться из кольца. Во время одной из погонь я вбежал на пригорок, стараясь получше оглядеться. Я устал. Бока тяжело вздувались, язык высунулся из пасти и висел дрожащий и розовый.

«Вот и все. Как не хочется умирать в такой хороший день», – подумал я и посмотрел на небо. Оно было чистое, ни одного облачка вокруг. Таким я его никогда не видел. А может не замечал?

Весело щебетали птицы. Даже заяц пробежал в метре от меня, наглец. И тут я вспомнил всю свою жизнь. Всю до мельчайших подробностей. В считанные секунды она пролетела предо мной. Мне стало страшно, обидно и жалко себя. Если бы я умел, то наверное бы, заплакал.

Послышались крики людей и лай собак. Тут я обратил внимание на повозку пылившую на юг. Собрав последние силы, в несколько прыжков я догнал её и забрался туда. Там зарывшись в сено, среди чужих вещей и запахов я избитый и окровавленный заснул.

Очнулся я в доме совершенно мне не знакомом. Все мои раны были перевязаны. Рядом стояла женщина, она улыбалась мне и кормила из своих рук. У неё было такое приветливое, милое лицо и нежные руки, что я сразу поверил ей. И потом от неё так приятно пахло. Я бы узнал этот запах сквозь тысячи похожих.

Ко мне возвращались силы. Темный лес манил меня, но я никогда не покидал этот дом надолго.

Шло время. Она постарела. В её волосах появилась седина, которую она старательно закрашивала. Но для меня она всегда оставалась молодой и красивой. Никого не было лучше её.

Ах как мы играли вдвоем! Она убегала далеко в лес, а я искал её по следам. Было весело и интересно. Её следы пахли особым запахом. Я называл его: «нежный». Различался утренний след (она идёт за водой) и вечерний (возвращается с прогулки). Когда у неё шли месячные, к нежному запаху примешивался запах миндаля. Я искал её следы в любую погоду. Однажды две большие собаки облаяли её возле самого дома. Она заперлась и не выходила, пока те не убежали. Я слышал всё находясь в километре. Это были собаки охотников, какой-то особой хвалёной породы. Вечером я нашел их по следам и убил. Я догнал их возле самой реки. Они знали, что за ними идёт волк, но бежать было некуда.

Раннею весною меня опять обложили со всех сторон. Отравленная стрела попала мне в шею. Я вырвал её зубами, но было поздно. Я стал слабеть. Еле живой я дополз до её дома.

Здесь всё было пропитано её запахом, трава, листья, даже воздух благоухал им. Она выбежала на крыльцо совершенно напуганная.

Я потянулся к ней из последних сил, стараясь лизнуть её руку. Она заплакала, обхватила мою голову и шею руками и гладила, гладила липкую от крови шерсть, чувствуя что в последний раз. Потом она попыталась втащить меня в дом, но у меня горлом пошла кровь и я умер. Последнее, что я увидел было её лицо. Заплаканные глаза и дрожащие губы. Как жаль. Если бы я мог говорить, я бы сказал ей, как я люблю её. Прощай.

Художник-2

Может это только сон, а может, нет.

И приходят вновь ко мне мечты.

На ладони у меня растаял след.

И далекий образ твой

Манит и зовет с собой.

«Группа «Мираж».

Глава 1.Катя и художник

Художник знал, что Катя приходит к нему по ночам. Сквозь обрывистый и тревожный сон он слышал, как медленно без скрипа открывается дверь и Катя, осторожно ступая, подходит к кровати. Он ощущал ее легкое дыхание на своем лице. Она наклонялась и разглядывала его, затем садилась, приподняв платье, склонялась над ним и целовала его теплыми губами. Иногда ее губы были холодны, а взгляд неподвижен. Он просыпался, но не хотел открывать глаза, чтобы не вспугнуть ее.

«А вдруг ее нет, и все это мне кажется», – думал он, и если я открою глаза, то видение исчезнет словно сон. Он боялся прервать его. Так и лежал, не открывая глаз, правда, порою, чуть подсматривал из-под ресниц.

Она протягивала руку и гладила его, чуть касаясь пальцами, подолгу задерживая ладонь на его лице. Что-то шептала при этом еле уловимо. Он целовал ее руку незаметно. Она чувствовала прикосновение губ и не убирала руку. Ей это нравилось. Он вздрагивал от ее прикосновений. Она же улыбалась, замечая это, и смотрела ему в глаза подолгу.

Ее посещения длились несколько минут, затем она уходила, также осторожно ступая, почти не слышно.

Как продлить то короткое время радости, которое она дарила ему своим присутствием? Как задержать счастливые мгновения столь драгоценные для него и так печально обрывающиеся. Особенно дорого то, что невозможно вернуть. Он не мог их вернуть.

Не далее, как вчера, она легла к нему в постель и, обняв его, рассказывала, как в детстве она сорвала цветок и до сих пор жалеет об этом: «Я хотела найти еще и обошла все поле, но больше не было. Он был один… Как жалко», – сказала она и повторила. – «Как жалко».

Затем она улыбнулась и поцеловала его. Ее губы были мягкими и теплыми. И так приятно и хорошо ему стало от этого. Хотелось еще и еще, и чтобы она не уходила. Вскоре она прекратила свои ночные визиты. Они превратились для него в воспоминания и от этого стали бесценны.

Вчера она пришла к нему вечером и остановилась возле кровати. На ней было платье из черного бархата, а в руках ваза с цветами.

– Ваша грудь больше не болит? – спросила она.

– Нет, спасибо за внимание.

– Почему вы так на меня смотрите?

– Как?

– Пристально, чрезмерно, слишком откровенно…

– Вы мне нравитесь, поэтому. И вы это знаете.

– Надо же, – она улыбнулась. – Так прямо.

– А вы?

– Что?

– Тоже смотрите.

– А как я еще должна на вас смотреть при таком разговоре?

– Думаю, нам надо объясниться.

– Мы уже объясняемся, – она кивнула на прощание.– Хорошо сказано.

Затем поставила воду с цветами на стол и вышла.

Он застонал и проснулся. Не раз вставал и подходил к мольберту, изображая всполохи красок. Думал: «Может это тот сон, который приснился мне после ее посещения?». Чудные линии, тянувшиеся от центра в разные стороны. Мысленно он разговаривал с ней, и ему казалось, что она отвечает. Он видел ее лицо и глаза, но не мог передать на холсте. Так сложно. Все то, что видел во сне, он пытался изобразить красками.

Яркие цветы, приснившиеся ему, либо просто небо. Но небо иногда так похоже на море! Каждый вечер он менял лист на мольберте, а наутро он оказывался изрисованным. Похоже, он касался его кистью во сне, но ничего не помнил. Ему казалось, что она говорит все то, что он хотел услышать:

– Когда ты бежал, там, в лесу, что ты чувствовал? Ты не думал о том, что можешь умереть?

– Я не помню, о чем думал, – ответил он, подняв на нее изумленный взгляд.

– Вот так просто, – прошептала она, приблизив лицо.– Ты никогда бы не увидел ни этот лес, ни парк, ни деревья, ни солнце на небе. А знаешь, какое оно бывает яркое? И тебе не жаль?

Он ответил ей:

– Я бы никогда не увидел тебя – вот, чего мне действительно жаль, но тогда я не понимал этого.

– Я тоже хочу немного счастья, – продолжила она, обнимая его.– Пусть и такого. А ведь там, – Катя показала рукой наверх.– Ничего нет. Это все сказки про вечную жизнь. Там темнота и пустота. Понимаешь? Поэтому так все цепляются за жизнь, и как больно и жалко ее покидать.

– Но если это правда? Если там лучше? – возразил он.

Она еще раз повторила:

– Там пустота.

Потом начались дожди, как обычно бывает осенью. Бинты сняли, и он подолгу стоял у окна, наблюдая, как капли стекают по стеклу. Он смотрел на сад омытый дождем, на деревья, теряющие листву. Там еще оставались цветы, и они радовали его. Ему хотелось потрогать их, и он спускался вниз, открывал калитку, подходил к ним и дотрагивался.

В один из таких дождливых дней, вечером, Катя пришла к нему с маленьким ребенком. Она держала ребенка за руку, в его же руке был игрушечный медведь, он сжимал его за одно ухо.

– Это кто? Мальчик или девочка?

– Мальчик, – она оправила мокрые волосы, сняв капюшон.

– Откуда он? Сколько ему?

– На дороге нашла, он сидел на обочине. Его мать машиной задавило, третьего дня. Ему года четыре, наверное. Если никто не придет за ним, оставлю себе. Я уже распорядилась сделать детскую в одной из башен.

Мальчик стоял и разглядывал комнату. Он медленно вышел на середину, с любопытством осматриваясь, и тут же поспешил назад к Кате. Он обхватил ее ногу и прижался к ней лицом. Затем посмотрел на художника и улыбнулся. Катя тоже улыбнулась, глядя на него.

– Похоже, вы совсем не хотите, чтобы за ним кто-то пришел? – заметил художник.

– Нет, не хочу. Я привыкла к нему.

– А как его зовут?

– Не знаю. Назову как-нибудь. Хотите вместе имя придумаем? Назовем его, также как и вас – Борис… Боря. Вы не против?

– Нет, не против. Давайте. Он здоров?

– Да. Доктор осмотрел его в первый же день. Он здоров. Две ссадины, один синяк, ну еще колено ободрано, вот, пожалуй, и все.

Мальчик отпустил ее ногу и, отступив назад, схватил ее за край платья и потянул обратно к двери.

– Это он спать хочет, – Катя погладила ребенка по голове. – Всегда спит после обеда. Она повернула к художнику лицо и сказала задумчиво, с таинственным блеском в глазах:

– Он никогда не плачет, очень смышленый. Даже если ему больно. Ни одной слезинки за все это время. Как странно, согласитесь…

– Да, действительно. Видать по всему, что смышленый.

– Какой вы бледный… Перестаньте ходить по ночам, – Катя подошла вплотную к нему вместе с мальчиком.– Я приду к вам этой ночью, – прошептала она.– Вот видите, даже он вас просит, – она кивнула в сторону ребенка. Тот поднял голову и смотрел очень внимательно и серьезно.

Они пошли к двери. Катя наклонилась, подняла игрушечного медведя и, открывая дверь, еще раз посмотрела на Бориса.

После одного из визитов к художнику, Катя встретила доктора. Он шел ей навстречу со своим саквояжем.

– Знаете что, Евгений Степанович.

– Что?

– У меня к вам одно дело. Но об этом после. Давайте-ка отправим нашего Борю отдохнуть куда-нибудь? В санаторий или дом отдыха. Что-нибудь в этом роде. Пусть порисует свои пейзажи и успокоится.

– Да, вы правы. А то он что-то совсем зачах. Наверное, так будет лучше.

– К тому же у меня есть для него еще один заказ. Он вдохновит его, без сомнения.

– Как ваш малыш? И что за дело?

– Спит. Я купила ему конструктор «Лего». Он возился с ним, пока не устал. Успел собрать домик и заснул прямо на полу, у меня в кабинете. Я отнесла его в кроватку и уложила. Наверное, он будет строителем.

– Рад за него. Но вы не ответили, что за дело.

– Мне нужны ваши ампулы. Сейчас сами увидите.

Она проводила доктора в кабинет и подошла к окну. К дому подъехала машина. Из нее вывели человека в наручниках, с мешком на голове и повели в кабинет Кати. Она встретила их со словами:

– Ну, наконец-то! Я заждалась! Сейчас узнаем, что и откуда! А вы, Евгений Степанович, идите к себе и приготовьте шприцы. Пришлите их с кем-нибудь и отдыхайте. Сюда не приходите. Я сама справлюсь.

– Так вот зачем… Он может не выдержать. Это опасно, – доктор попытался возразить, но, не решившись, поспешно ушел.

Один из охранников сдернул мешок с головы человека. Им оказался молодой парень-программист из основного офиса фирмы. Его зовут Саша. На его лице видны следы побоев. Служба безопасности, при обыске, нашла в его вещах номера счетов в зарубежных банках. Он попытался их передать, но не успел. Человека, который должен был их получить, задержать не смогли. Теперь надо выяснить, кому он должен был их передать. Программиста привязали к стулу. Катя подошла вплотную к нему, разглядела его как следует и сказала:

– Саша, Сашенька! Дерзкий! Негодный мальчишка! – она размахнулась и со всей силы ударила его по лицу, – Неблагодарный! Рассказывай все, что знаешь!

Парень повел головой, сплюнул кровь и ответил с ухмылкой:

– Не дождетесь!

– Что?! Ах, ты щенок! – Катя брезгливо взяла его пальцами за подбородок, – Я приняла тебя на работу! А ты, что наделал? Разве мало я тебе платила? Ты получал такие бонусы, о которых другие сотрудники только мечтали. И как ты отблагодарил меня? А?

Саша замычал и улыбнулся, крутанул головой, пытаясь сбросить ее руку со своего подбородка. Затем выдавил презрительно, глядя ей в глаза:

– Сучка ты старая… Бешенная. Тебя так и называют…

Катя отступила на один шаг, вытерла руку платком и произнесла с сожалением:

– Тебе будет очень больно. Ты готов к этому?

Саша пожал плечами и грустно улыбнулся. Сплюнул на пол, стараясь попасть на ее туфли, хихикнул:

– Послушай, что о тебе говорят…

Катя отступила назад и, посмотрев на свои туфли, ответила резко:

– Мне не интересно слушать болтовню разжиревших домохозяек! Разве я такая старая? Катя начала прохаживаться вокруг него, рассуждая:

– Что плохого в старости? Разве я плохо выгляжу? – она удивленно развела руками – Разве дашь мне столько лет, сколько есть на самом деле?

Она оглянулась на охранников. Те согласно закивали головами. Удовлетворенная, она подошла к программисту и взяла его за ухо, покручивая. Саша, скривился от боли, и гневно посмотрел на нее.

– Красота есть и в том, что делает с нами время – продолжила Катя, монотонно-назидательно – Разве седые волосы не красивы?

Она еще сильнее крутанула ему ухо. Саша сжал зубы, чтобы не закричать, зашипел, задергал коленками. Катя продолжила, крепко держа его за ухо:

– Но мне, из-за таких сосунков как ты, приходится их закрашивать. Им, видите ли, это кажется некрасивым. Что с них возьмешь?

Катя отпустила ухо, вытянула руку в сторону и щелкнула пальцами. Один из охранников надел на ее руку перчатку. Саша облегченно вздохнул, но тут же охнул от полученного удара. Голова его бессильно повисла набок. Вошел Евгений Семеныч с ампулами, испугался и говорит с порога:

– Что вы делаете, Екатерина Ивановна?!

Катя обернулась к нему со словами:

– Разбираюсь. Пробую разобраться…

– Вы сошли с ума! – доктор подошел к ней и изумленно посмотрел – У вас руки в крови! Вы же его убьете! Как можно?

– Не надо так реагировать, – ответила она сдержанно – Я же просила вас не приходить сюда. Вы не понимаете. У него нашли номера моих счетов в зарубежных банках. Каково..?

– И это все из-за этого? – искренне удивился доктор – Но позвольте! Из-за каких-то там номеров?!

– Да! Представьте себе! – Катя сняла перчатку и швырнула ее на пол – Для вас это просто номера. Для меня же нечто большее. Это моя работа! Жизнь, которую я этому посвятила!

– Я вас не понимаю! Я думал, что любовь изменит вас в лучшую сторону – продолжил Евгений Степаныч, волнуясь еще больше – Я уеду, сейчас же!

– Никуда вы не уедете! – Катя подошла к Саше и рукой подняла его голову, вытерла платочком кровь, посмотрела внимательно, – Сполосните-ка его. Пусть очухается.

Охранник принес ведро воды и вылил Саше на голову. Тот пришел в себя, завращал глазами, пытаясь понять, что происходит.

– Ну-ну-ну! – Катя хлопнула его ладошкой по щекам – Вот и молодец. Хороший мальчик. Сейчас мы тебе укольчик сделаем. Как комарик кусается? И совсем не больно. Тетенька хорошая…

– Все! Я ухожу! Есть ли у вас сердце? – закричал доктор – Не хочу в этом участвовать!

– Убирайтесь к черту! – Сделав укол Саше, Катя указала доктору на дверь – Только больше мне свои счета не приносите!

– Как угодно, мадам! – Евгений Степанович выбежал, хлопнув дверью.

– Не выпускайте его за территорию! – она сделала знак охранникам – Пусть здесь посидит. Утром будет как шелковый!

– Вот черт! А ведь он был прав! – она потрогала пульс на руке Саши – Досадно! Уберите его. Он больше ничего не скажет. А жаль.

Охранники вынесли тело. Вошел Сергей Иваныч. Окинул взглядом комнату, посмотрел на Катю, заметил следы крови на полу и глубокомысленно сказал:

– Все это вам нравится, как и прежде… Похоже на то.

– Да! – ответила Катя и улыбнулась – Люблю знаете ли… Нравится сам процесс. И потом приятно посмотреть на перекошенную рожу этого предателя.

Катя устало села на стул, вынула сигареты. Стоящий рядом охранник щелкнул зажигалкой. Она посмотрела на него, затянулась и задумчиво произнесла:

– Остается найти его девчонку. Если она еще не сбежала…