Текст книги "Кто Ш Буст?"

Старушка царевна-лягушка

Небольшая, но очень шумная компания веселилась в парке, они дурачились, гоняя друг друга меж грустных стволов парковых деревьев, подбрасывали жёлтые листья и громко хохотали, пугая степенных мамочек с колясками.

Вечерело, и парк постепенно начал пустеть. Горбатый фонарь зажёг свою жёлтую лампу, осветив парковую скамейку, на которой одиноко сидела старушка в зелёном пальто. Большие лупообразные очки и тёмно-зелёная вязаная шапочка делали её очень похожей на большую лягушку. Она печально наблюдала, как опадают листья, вздыхала и беззвучно шевелила губами.

Шумная компания приземлилась на противоположенную от старушки-лягушки скамейку. Они выпили и стали искать повод для приключения.

– Ванилин, а слабо старушку взасос поцеловать? – сказала девица, сидевшая на коленях того самого Ванилина.

– Чего?!

Компания одобрительно загудела.

– Чего?! – опять переспросил Иван, когда все стихли.

– Вано, ты же типа ловелас, ну и порадуй бабульку! Правильно, Жома? – выпустив сигаретный дым, сказал длинный и худой парень, у которого на каждой коленке сидело по девице.

– Точняк! – сказал Жома, сплюнув. Жома сидел на карачках, демонстрируя всем проходящим мимо скамейки самодельную надпись Kiss, сделанную на куртке, и оголившуюся спину, переходящую в плоский зад.

– А на хера мне это? – пренебрежительно сказал Иван. – Сама иди и сосись с этой… с этой лягушкой! Гы…

– Точняк, Марин! – опять сплюнув, отозвался Жома.

– Жома, харе стрелки переводить! – огрызнулась Марина в сторону Жомы и, повернувшись к Ивану, глядя прямо ему в глаза, выразительно сказала: – Спорнём, что не сможешь!

Компания снова одобрительно загудела.

– Ну что, Ванёк, слабо? – игриво подначила одна из девиц с коленки длинного парня, которого все звали Варлавова. Потом она «замахнула» из горла и, причмокнув, сказала: – Горько!

Все заржали, а потом долго скандировали:

– Горько! Горько! Горько!

Иван переждал, когда все наиграются в «свадьбу», и, хитро прищурившись, спросил:

– На чё спорим?

– Да хоть на что… – и Марина, встав с его коленок, картинно развела руками.

– Давай на трах! – сказал Ваня, глумливо улыбаясь.

Все радостно взвыли.

Иван уже чувствовал себя победителем в этой игре «на слабо», но тут Марина тихо и отчётливо проговорила:

– Спорнём! – и протянула руку.

Все затаились, ожидая ответа Ивана.

– Точняк зассыт! – подал голос Жома.

Ваня посмотрел на старушку, на Марину и сказал:

– Спорим! – крепко ухватив её за руку.

Жома от радости аж подпрыгнул. Затем он под громкие крики и улюлюканье «разбил» спорящим руки.

Иван взял бутылку у девицы, сидящей на колене Варлавовы, одним махом допил содержимое и отправил уже пустую посуду с этикеткой «Кагор» в стоящую рядом урну. Решительно перешагнул «сад плевков», сделанный Жомой, и пошёл к ничего не подозревающей старушке-лягушке. Подойдя к скамейке, Ваня не раздумывая притянул сухопарую старушку к себе и жарко поцеловал её шамкающий беззубый рот…

– Как это называется?!

– Я здесь ни при чём!..

– А кто при чём? Что мне теперь делать?

– Я всего-то…

– Хватит оправдываться! Виноват?

– Виноват, но я…

– Ты прекрасно знал, что Анна Сергеевна должна была скончаться через три недели в три часа тридцать минут по Москве! А в итоге…

– Я отошёл-то всего на минутку…

Архангел Гавриил захлопнул книгу, давая понять, что разговор окончен, и строго посмотрел на ангела-хранителя Анны Сергеевны, тот виновато опустив крылья, смотрел на проплывающие внизу облака.

– Уходи с глаз моих, – сказал Гавриил и перевёл взгляд на Анну Сергеевну. Точнее, на светящееся облачко души, которое висело рядом.

– Анна, подойди ко мне, – облако послушно подплыло.

– Наша вина, недоглядели! Проси, что пожелаешь, по возможности исполню…

Прошло двадцать лет, и Иван Фабрицкий шёл через тот самый парк, где он будучи семнадцатилетним пэтэушником насмерть зацеловал ни в чём не повинную старушку.

Убийцу не искали, так как Анна Сергеевна была уже в преклонном возрасте и смерть её казалась вполне естественной. Но Ваня, чувствуя свою вину за содеянное, ушёл из своей развесёлой компашки, потом из ПТУ и сразу попал в армию. Отслужив, поступил в политехнический институт, по окончании устроился на завод инженером, и всё бы ничего, только вот с женщинами у него были постоянные проблемы. То они были очень глупые, и это быстро надоедало Ивану, то, наоборот, слишком умные, тогда бросали его…

Парк, как и двадцать лет назад, печально ронял жёлтые листья, молодёжь шумно резвилась, пенсионеры с лыжными палками занимались Sauvakävely, или, проще говоря, северной ходьбой, а мамочки степенно катили разноцветные коляски с мирно спящими малышами.

Ваня не хотел идти мимо того места, но, переборов свои страхи, свернул на дорожку, идущую мимо неприятных воспоминаний. Пройдя несколько метров, он буквально оцепенел от увиденного – на той самой скамейке сидела старушка в зелёном пальто. Фабрицкий протёр глаза, мотнул головой и… облегчённо вздохнул: на скамейке сидела молодая и очень привлекательная девушка. Когда Иван уже проходил мимо, она вдруг обратилась к нему:

– Простите! Вы не могли бы мне помочь?..

Оказывается, у девушки сломался каблук, идти ей было далеко, а где ближайший ремонт обуви, она не знала. Иван зачем-то глупо пошутил, что он специалист в области высоких каблуков, смутился и хотел сказать, что высокие каблуки – это очень красиво… Но тут девушка неожиданно рассмеялась над его шуткой, разрядив возникшую юмористическую напряжённость. Фабрицкому стало легче, и он попросил снять сапог, чтоб попытаться устранить проблему. Ладони предательски вспотели, уши побагровели, и влажными от волнения руками Ваня принял проблемный сапог. Он изо всех сил сосредоточился на ремонте, стараясь не смотреть на маленькую и очаровательную ножку незнакомки, которая, как магнит, притягивала всё внимание. Ваня собрался и, проанализировав ситуацию с поломкой, сказал:

– Тут придётся использовать ТРИЗ!

– ТРИЗ? – переспросила незнакомка.

– Теорию решения изобретательских задач… – и постучал сапогом о скамейку, стараясь как можно аккуратнее вернуть каблук на прежнее место.

– Вот, закрепил как смог. Но придётся ступать очень аккуратно.

– У вас замечательный ТРИЗ…

Иван протянул девушке её проблемный сапог. Та взяла его и, встретившись с Ваней глазами, сказала:

– Меня Аней зовут.

И они дружно пожали сапог. Потом поняв это, расхохотались.

– Меня Ваня… ну, в смысле Иван, – поправился он для солидности и сразу предложил ей свою руку, понимая, что сердце его уже разбито, она согласилась на его предложение, понимая, что, держась за него, будет легче идти…

Они пошли вместе, рука об руку, сначала по парку, а затем и по жизни…

Донка

Чебугаев подошёл к старому, давно заброшенном причалу. Осмотрелся. Камыши, стрекозы, беспокойная рябь реки и ни души. Антон прислушался; в траве стрекотали кузнечики, мелкая волна своей игривой и мокрой рукой пошлёпывала бурые сваи, несколько раз, жужжа, пролетел слепень. Чебугаев взял длинную ветку, отломанную им по дороге, усердно сопя, привязал к ней нитку, на конце которой болтался большой мотылёк. Критично посмотрев на своё изделие под названием «удочка», Антон со всего размаху закинул её… куда подальше. Солнечные блики играли на воде, стрекозы выписывали замысловатые фигуры пилотажа, а ветка с привязанным к ней мотыльком уплывала за камыши. Чебугаев устало сел на подгнивающие доски причала, закрыл лицо руками и по-детски заплакал.

Были у него и удочка, и спиннинг, и железный ящик для зимнего лова, но жена, желая проучить Антона за его разгильдяйство, выкинула всё его рыболовецкое снаряжение…

Чебугаев метался и выл как раненый медведь, бил кулаками в запертую дверь ванны и, шумно дыша в щель между косяком и дверью, зловеще шептал:

– Алевтина, открой, я же тебя зубами рвать буду!..

Через час с четвертью поняв, что она добровольно не выйдет из своего убежища, Чебугаев подпёр дверь ванны кухонным столом и пошёл на рыбалку… без удочки, без червей, назло!

Что-то булькнуло, потом ещё раз. Чебугаев отнял руки от мокрого от слез лица и удивлённо воззрился на акваторию реки. Ветка, которую Чебугаев переоборудовал в удочку, теперь, словно поплавок, то уходила под воду, то вновь оказывалась на поверхности. Антон аж подскочил, заставив старые доски причала визгливо скрипнуть. Обуреваемый рыболовецким азартом Чебугаев скинул сандалии и не раздумывая прыгнул в воду, намереваясь голыми руками изловить рыбёшку. В два счёта он оказался возле своей ветки, ухватился за неё и… то, что схватило приманку на другом конце, дёрнулось и попыталось вырваться. Но Чебугаев ещё крепче вцепился в свою «удочку». Рыба оказалась совсем не маленькой и неожиданно потащила его словно на буксире. Антон, влекомый этой необычно сильной и крупной речной рыбой, понял, что она тянет совсем не за нитку, нитка бы уже давно оторвалась, рыба тянет его за саму ветку. Его мотнуло вправо, потом влево, крутануло на месте, обдало фонтаном брызг и оставило в покое. Антон успел заметить в прозрачной воде зеленоватый рыбий хвост, уходящий вглубь.

– Здоровая-то какая! – ахнул Чебугаев.

Тишина, покой и лёгкое покачивание на мелкой волне. Антон осмотрелся. В рыболовном экстазе он не заметил, как оказался на середине реки.

– Эх, сорвалась! Почти голыми руками сома поймал… да, скорее всего, это сом… точно сом…

Чебугаев грустно поплыл к берегу, думая о том, что, если бы у него была настоящая удочка, а не эта фигня, всё бы пошло совсем по-другому… В этот самый момент его кто-то схватил за ноги и с силой потянул вниз, на глубину.

Антон начал изо всех сил брыкаться, пытаясь освободиться. Ему это удалось, и он стал всплывать наверх. Именно в этот момент появилась она…

Прямо перед Антоном в свете солнечных лучей, проникающих под воду, появилась русалка! Её волосы красиво развевались, обнажённая грудь притягивала взгляд, а зеленоватый хвост, уходящий в желтоватую муть, беспрестанно двигался. От удивления Чебугаев раскрыл рот и, чуть не захлебнувшись, закричал, выпуская сотню воздушных пузырьков. Сделав решительный взмах руками, он всплыл, судорожно хватая ртом воздух.

Русалка всплыла прямо перед ним. Часто дыша, Чебугаев смотрел на неё. Она, активно работая хвостом, поднялась над поверхностью воды так, чтоб Антон мог видеть её грудь. И действительно это помогло, Антон как-то сразу успокоился, перестал часто дышать и суетливо шлёпать руками по воде. Надсадно жужжа, над их головами пролетел слепень. Русалка перестала интенсивно работать хвостом и опустилась чуть глубже, раскрыла рот и, словно давясь рыбьей косточкой, произнесла:

– Ашр-га-наш!

Чебугаев перевёл взгляд на её лицо и переспросил:

– Что?

– Ашр-га-наш! – повторила русалка. Он посмотрел в её глаза, они были янтарно-жёлтыми и словно светились изнутри. Она смотрела на него так притягательно, так нежно. Антон, глупо улыбаясь, осознал, что тонет – и не только в её глазах, но и буквально. Под водой она подплыла ещё ближе к Антону, взяла его за руку, и притянув к себе, поцеловала в губы…

Мелкая волна своей игривой и мокрой рукой пошлёпывала бурые сваи причала, на котором одиноко стояли мужские сандалии, ожидая своего владельца. Слепень покружил над ними, сел на серебристую застёжку, покачался в задумчивости и улетел…

Антона Чебугаева так и не нашли. Его жена Алевтина приезжала к причалу, где были обнаружены его вещи, плакала, кричала, звала его, просила прощения. Но только выпь отвечала ей из камышей своим криком…

По прошествии времени стали ходить странные слухи, что, мол, какой-то утопленник крадёт у рыбаков удочки, прямо на их глазах утаскивая их в воду, и потом громко смеётся странным смехом в прибрежных камышах. Последними, кто столкнулся с этим так называемым утопленником, были два горе-рыбака, приехавшие отдохнуть и порыбачить на природе. Они поставили палатку, развели костёр, приготовили донку – снасть для ловли рыбы на глубине, разложив её на старом причале, и пошли немного подкрепиться перед рыбалкой. Подкрепившись, рыбаки с красными физиономиями пошли удить. Вот тут он им явился. Утопленник сидел на том самом пирсе спиной к рыбакам. Кожа у него была белая, волосы длинные и спутавшиеся. При их приближении он резко повернулся, и его жёлтые глаза не мигая уставились на рыбаков. От него пахло сырой рыбой и тиной. Утопленник сделал странное движение гортанью и выкрикнул:

– Ашр-га-наш!

Сгрёб с причала донку и прыгнул с ней в воду, подняв тучу брызг. Рыбаки от страху бросились наутёк, позабыв свою палатку и даже машину, на которой приехали.

После этого случая утопленник перестал являться людям и отбирать их снасти и удочки, видно, донка пришлась ему по душе…

Здравствуй… Новый год!

Дед Мороз повесился. Сунул седую голову в петлю и решительно оттолкнул табуретку.

Табуретка упала, ударив по дощатому полу, словно молоток судьи, поставивший точку в приговоре, не подлежащем обжалованию. Штопанный на пятке валенок соскочил с болтающейся ноги Деда Мороза, обнажив голую ступню с растопыренными пальцами. Конвульсии прекратились, и всё стихло.

За окном в морозной тишине, словно осиротевший пёс, потерявший хозяина, завыл холодный ветер. Поднятые вихрем отчаяния снежинки зазвенели, запричитали в прощальном хороводе скорби. Могучие ели склонились, роняя на землю свои белоснежные шапки.

Пеньковая верёвка покачивалась, поскрипывая под тяжестью тела, и скрип этот был похож на гаденький смех. Голова Деда Мороза склонилась набок, язык высунулся, и казалось, что он кого-то дразнит или нелепо смешит, хихикая верёвочным смехом…

К полам красной шубы была приколота предсмертная записка, Дед Мороз решил оставить её таким образом, чтобы её не искали по всей избе. На желтоватом листе мелким подчерком было написано следующее:

«В чём смысл моего существования? Что я успел сделать?! Прочёл немыслимое количество писем, сделал неимоверное количество подарков. И с ужасом осознал, что нет больше детей, искренне верящих в меня, есть только те, кто хочет дорогих подарков и как можно больше!..

За этот год я очень состарился. С трудом делаю простую работу по хозяйству. Иногда заходит Снегурочка, помогает, но у неё своя жизнь, она тоже очень выросла за этот год. Не могу больше видеть себя в зеркале. Я стал похож на скелет, обтянутый кожею, с длинными жёсткими кудрями и косматой бородой. Цвет лица стал жёлтый, с землистым оттенком, щёки впалые, спина длинная и узкая, а руки так тонки и худы, что на них жутко смотреть. И глядя на старчески измождённое лицо, никто не поверил бы, что мне только один год…

Я презираю себя. Всё ничтожно, бренно, призрачно и обманчиво, как мираж.

Вы обезумели и идёте не по той дороге. Ложь принимаете вы за правду и безобразие за красоту. Я не хочу понимать вас. Чтоб показать вам на деле презрение к тому, чем живёте вы, я отказываюсь от такой жизни…»

Дверь в избу отворилась, и из клубов пара появился Новый год, мальчишка шмыгнул носом, осмотрелся и увидел Деда Мороза, висящего на крюке. Не торопясь снял свой красный полушубок, потом скинул валенки и, оставшись в шапке, на которой были вышиты цифры нового года, подошёл к висельнику. Постоял, рассматривая Деда Мороза, затем повернулся и решительно пошёл на кухню. Открыл ящик кухонного стола, позвенел, выискивая что-то, вытащил большой и узкий нож и направился обратно. Спокойно поднял табуретку, взобрался на неё и с усердием начал пилить верёвку. Верёвка махрилась, теряя нить за нитью, в конечном итоге порвалась, уронив тело на пол.

Новый год спрыгнул на пол, посмотрел на синий вывалившийся язык Мороза и сказал:

– Нет, я до такого не дойду!

Откинул красный ковёр, лежащий на полу, взялся за стальное кольцо дверцы-творила и раскрыл подпол. Из чёрной дыры сразу повеяло холодом. Молодой год заглянул вниз, там в холодном мраке вповалку лежали тела Дедов Морозов. Их было уже с избытком. Белые бельма глаз и покрытые изморозью лица мертвецки жутко смотрели снизу на мальчишку.

– Хм, с тридцатых годов не убирают! Нужно будет весной заняться. Вытащить их всех на солнышко, чтоб подсохли, а затем, навалив веток и плеснув керосинчику, сжечь к едрёне фене!

Новый год подошёл к Деду Морозу, взялся за край отрезанной верёвки и поволок безжизненное тело к чёрной пасти подпола…

Скорый поезд

– Простите! Это смешанный вагон? – спросила пассажирка корейской внешности, заглянув в купе.

– Вы имеете в виду смешанный по половому признаку? – ответила Женщина, сидящая ближе ко входу.

– Да, – и кореянка так утвердительно кивнула, что шапка съехала ей на глаза.

– Явно смешанный! – сказал Мужчина возле окна.

– Я заторопилась, покупая билет, и не успела выбрать женский вагон, – поправляя шапку, сказала пассажирка, – а теперь выясняется, что со мной в купе едут одни мужчины… А вы вместе?

– Нет! – ответила Женщина в дурацкой кофте, сидящая возле входа.

– Мужчина, не хотите поменяться со мной – у меня верхняя полка? – предложила кореянка.

– Нет, я специально брал билет так, чтоб ехать внизу…

– Жаль, – и кореянка с явным раздражением задвинула дверь купе, да так, что запирающий ролик потерял пружину и заблокировал дверь в купе под номером два. Через какое-то время Мужчина и Женщина обнаружили, что дверь не открывается. Подёргали, постучали и, услышав за дверьми шебуршение, успокоились и стали ждать, когда их освободят… Поезд тронулся.

Женщина достала из сумки пакет, распаковала его, извлекая на свет варёную курочку с жареной картошкой. Пошуршала фольгой и предложила:

– Мужчина, присоединяйтесь, а то для меня одной это слишком много…

– Значит, от голода мы не умрём! – сказал Мужчина, вынимая из своей сумки бутылку вина. – Красное полусухое, так сказать, за знакомство…

Они ели варёную курицу с картошкой и пили вино. Мужчина шутил, Женщина смеялась, за окном темнело. Мужчина убрал пустую бутылку под стол, заткнув её пробкой, женщина сняла свою дурацкую кофту… В эту ночь они страстно любили друг друга, забыв про то, что в любой момент дверь могут открыть…

Прошёл час или день, а может, год и, скорее всего, не один. За окном зажигались фонари и звёзды, пролетали безымянные станции и года. У Мужчины и Женщины родились дети. Мальчик и девочка. Они жили в маленьком купе под стук колёс и оглушающую тишину ночных остановок. Дети росли, Мужчина и Женщина старели. А поезд, неумолимый, как время, мчался вперёд, не зная ни сна, ни отдыха. Вечерами они всей семьёй собирались у окна и молча смотрели, как в ночи пролетают огни больших городов и печальные искорки маленьких станций. Мужчина и Женщина в один день ушли из жизни. Они словно уснули, прижавшись друг к другу на тесной вагонной кровати. Дети похоронили их, опустив в багажные полки, находящиеся под сиденьями, а сами продолжили путь…

Поезд, разрывая стылую тишину утра, закричал встревоженным басом гудка. Потом заскрипел, вцепившись зубами тормозов в железные рельсы, и остановился, прибыв на станцию назначения. Заклинившую дверь в купе номер два открыли. Мужчина и Женщина оделись и, не глядя друг другу в глаза, вышли из поезда, и каждый пошёл своей дорогой…

Антропка

На самом краю Земли сидел одинокий мишка. Он свесил свои маленькие плюшевые лапки с края планеты, запрокинул голову, рассматривая небосвод, густо усыпанный звёздами. Там, наверху, в непостижимых глубинах протекала своя недосягаемая жизнь. В эти моменты он пытался понять: кому и зачем подмигивают звёзды. А когда мимо него пролетала маленькая звёздочка, начинал радостно болтать лапками и звонко смеяться. Мишка не старался их поймать, хоть они и мелькали иногда совсем близко. Ведь в погоне за падающей звездой можно было потерять равновесие и…

Антропка – так звали медвежонка – был очень осмотрителен. Он понимал, что если упадёт, то уже совсем-совсем и навсегда останется один. Там, в чёрной межзвёздной пустоте, он превратится в льдинку, которую уже никто и никогда не сможет отогреть. Медвежонок Антропка последнее время приходил на край Земли и ждал северное сияние. К сожалению, оно бывало нечасто, но когда небосвод взрывался разноцветными всполохами, мишка забывал о своём одиночестве. Он мысленно парил в этих цветных пульсациях прекрасного. Но сегодня северному сиянию, видимо, было совсем не до танцев в тёмном небе, да ещё на самом краю Земли.

Медвежонок посмотрел по сторонам и уже собрался идти, как его внимание привлекла яркая точка в небе. Она росла, становясь всё ярче и ярче. Мишка открыл рот и заворожённо смотрел на приближающуюся комету. Вокруг неё струился свет, а её хвост, словно шлейф подвенечного платья, искрился и переливался. Антропка понял, что комета пролетит так близко от края Земли, что её можно будет схватить. Он неуклюже поднялся, глядя на растущую на глазах королеву комет. Она уже была совсем близко, вот-вот чиркнет по самому краю планеты. Мишка встал на цыпочки, потянулся к ней. Вот-вот его мягкие плюшевые лапки подхватят чудесную комету – и его путь больше не будет так тёмен и одинок. Ведь теперь она будет светить для него. Комета скользнула по самому краю лапки, медвежонок подался вперёд, чтобы ухватить её хотя бы за хвост и…

Медвежонок по имени Антропка сорвался в бездонную чёрную пропасть, истыканную холодной пульсацией звёзд. Он был потеряшкой: все эти годы он долго-долго искал свой дом, пока не пришёл сюда – на самый край Земли, где среди холодных и бесчувственных звёзд радостно переливалось всеми цветами радуги северное сияние. Вот и сейчас оно пришло порадовать одинокого мишку. Северное сияние раскинуло разноцветные крылья и, посмотрев вниз, очень расстроилось, не увидев медвежонка на шероховатом крае планеты. В тот же миг краски сияния поблекли, выцвели, став бледными и слабо мерцающими, а затем и вовсе исчезли, растворившись в ночном небе…