Текст книги "Закон монолита"

– Да о писателях например. Ты ж писатель, стало быть, есть у меня к тебе вопрос.

– Я не писатель, – улыбнулся я. – Я автор. Просто записываю то, что вижу. А писатели – это те, чьи книги в школах изучают. Классики то есть.

– Это, Снайпер, твое мнение, – отмахнулся лесник. – А я считаю, что если твои книги официально издают, то ты писатель и есть, самый настоящий.

– Как хочешь, – пожал я плечами. – Писатель, автор – какая разница? Всё это только частные мнения и способ говорить, не более. Так что интересует-то?

– Ну, к примеру, почему ваш брат так любит существующую власть попинать.

– Так не все же, – хмыкнул я.

– Не все. Но многие. Во все века такое было. Какая б власть не была, хорошая ли, плохая ли, всегда найдется писака, которому она как кость в горле. И вроде б издают его, и ругать правительство никто не мешает – хоть обругайся, все равно ты ему по фигу. А вот нет же, неймется. Вместо того чтоб книжки свои писать, читателей радовать, он всё в политику лезет, типа, не устраивает его она, хоть тресни.

Я призадумался. А действительно, бывает такое. И бывало раньше. Ну и, подумав, выдвинул свою версию.

– Знаешь, кажется мне, что причин тому три. Во-первых, если есть власть, значит, есть и влиятельные лица, которым она не нравится. И по ту сторону границы государства, и по эту, так называемая, «пятая колонна». А у влиятельных людей есть деньги, которые они используют для того, чтоб ту власть расшатать. Так почему б писателю не подбросить деньжат, чтоб он не только книжки писал…

– Но и власть шатал? – хохотнул лесник, аж борода затряслась от смеха. – Ну допустим, нормальная гипотеза. А вторая причина?

– Элементарно, – пожал я плечами. – Тщеславие. Сидит себе обычный писатель, книжки пишет. Кто его замечает, кроме поклонников творчества данного конкретного творца? Правильно, никто. А если писатель начинает на власть наезжать, он сразу автоматически становится, типа, борцом за идею, о котором говорят все.

– Понятно, – кивнул лесник. – То есть, борьба писателя с властью есть не что иное, как грамотно продуманный рекламный ход. Принимается. Ну, а третье?

– Плевок в вечность, – зевнул я, отчаянно желая, чтобы этот допрос поскорее закончился и говорливый лесник отправился дрыхнуть. – Или мечта о венце мученика, называй как хочешь. Скажем, если обычному писателю падает на голову кирпич, все понимают – это произошло потому, что здание старое, надстройки на крыше ветхие, вот и произошел несчастный случай. Но если же кирпич падает на макушку борца с властью, всем сразу становится ясно – помер автор не случайно, потому как кирпичик тот выковырял тайный агент правительства, и прицельно на мученика скинул. Притом эти «все» забывают, что даже самый жестокий режим предпочитает с писателями не связываться, чтоб не плодить тех самых мучеников, крайне выгодных «пятой колонне» и внешним врагам. Ибо себе дороже.

– Логично разложил, – кивнул лесник. – Я доволен.

– Ну слава Зоне, – вздохнул Меченый. – Ладно, поели, поговорили – теперь спите. Моя смена первая. С рассветом выдвинемся.

– Опять к Монументу… – невольно простонал я. Бодяга на моем лице шевельнулась, будто погладила, сочувствуя.

– Судя по тому, что люди в Зоне говорят, тебе не привыкать, – хмыкнул лесник. – Правда, на этот раз хорошо бы с тем Монументом покончить. Для тебя же лучше.

Я ничего не ответил. Доел свою банку тушенки, запил водой из фляги и, привалившись спиной к колесу БТРа завалился спать, не обращая внимания на шипение мертвецов, распятых на броне.

***

Утром обнаружились две вещи.

Первое – Меченый с лесником меня так и не разбудили, отстояли за меня мою смену. Спасибо им, конечно, выспался я почти так, как хотелось, но я был всё равно недоволен. Не люблю плодить долги даже по мелочи.

И второе – ночью исчез сержант-«борговец».

– Да и хрен с ним, – сказал Меченый, сплюнув в грязь. – Попросился до ветру, я сказал, что нефиг проситься, никто его не держит. Он и не вернулся.

– Попутный «жгучий пух» ему в затылок, – зевнул лесник.

Признаться, не разделял я позиции сталкеров – когда ты вчера завалил целое отделение сослуживцев пленника, вряд ли сегодня он станет твоим другом, не мечтающим отомстить.

Но, с другой стороны, что с ним делать? Дать оружие и таскать с собой исходя из того, что настроен он вроде мирно и идти ему некуда? Глупо. От такого прицепа в самый ответственный момент запросто можно пулю в спину получить. Валить пленного, который рассказал всё, что от него требовалось? Логично и правильно, но сталкеры чаще так поступают с военными-карателями и с бандитами-беспредельщиками, а не друг с другом. Всё-таки что «борги», что «вольные» – это те же сталкеры, только сбившиеся в стаи. В бою, если довелось схлестнуться – тогда да, там идет взаимовыпиливание без вариантов. А в плену возможны варианты. Например, такой, как сейчас. Хотя, конечно, бывает по-разному, в зависимости от ситуации и настроения пленивших.

Из кучи трофейных автоматов я выбрал один наиболее приличный. Справедливости ради надо отметить, что с оружием у «боргов» было всё в порядке. Так что АК мне достался практически новый. Остальные стволы мы побросали в странный костер лесника, продолжавший гореть белым пламенем.

– Ты чего туда подсыпал-то? – поинтересовался я, рассовывая по объемистым карманам кожаного пальто трофейные магазины.

– Толченое «Сердце огня», – невозмутимо произнес лесник. – Часов на двенадцать интенсивного горения хватает.

– М-да… – почесал я в затылке. Хотя стоит ли удивляться, что пожилой сталкер, ленясь собирать дрова, вместо них использует «уник» – редчайший артефакт? Помнится, возле его избушки бочка стояла, в которой он воду очищал при помощи не менее редкого арта: тот просто на дне бочки валялся, словно цена ему была десять копеек в базарный день. По ходу, лесник знал не только места скопления «уников», но и способы как до них добраться, и при этом остаться в живых.

– «М-да» – это ты прям в точку сказал, – рассеянно проговорил Меченый, разглядывая карту, склеенную из нескольких карт Генштаба еще времен чернобыльской аварии. – Я что-то даже с ходу не соображу, как нам к Саркофагу-то подобраться. С юга никак – загоризонтная РЛС сейчас активизировалась, кроет на несколько километров в радиусе. С запада обходить – опять же геморрой жуткий. Возле Буряковки могильник вскрылся, мощное захоронение радиоактивных отходов. И теперь там мутантов как котов недавленых. Стаями шляются и жрут всё, что движется, порой включая друг друга. С востока тоже будет непросто подойти…

– А нам и не нужны эти сложности, – перебил его лесник, доставая из серебряного портсигара сигарету без фильтра. – Мы через Каменещину пойдем.

Я и Меченый удивленно уставились на пожилого сталкера.

– То есть это… как? – спросил я. – Ты предлагаешь вернуться назад, влезть в непроходимую чащу, о которой чего только не болтают, и это, типа, приблизит нас к Саркофагу?

– Про кротовые норы слыхал? – вопросом на вопрос ответил лесник.

Я и заткнулся. А что тут скажешь? Слыхал я о них. И видал. И даже проходить через них доводилось.

Например, когда я однажды чинил «Бритву», из разрезанных половинок артефакта «второе сердце» возникла «кротовая нора», или по-другому, «кротовина». Аномалия такая. Дыра в пространстве, посредством которой можно переместить тот или иной объект из одного места в другое. Или через время перебросить. Представляет собой полупрозрачную область круглой или овальной формы около двух метров в диаметре, эдакий сгусток неведомой энергии, повисший в нескольких сантиметрах над землей. Выдает «кротовую нору» лишь незначительное локальное искажение реальности, эдакое дрожание пространства, словно горячий воздух в полдень над железной крышей. Этим она визуально похожа на «Слепой гром». Отличие лишь в размерах аномалий – «слепой гром» меньше раза в два-три – и в четкости границ. У «кротовой норы» границы более четкие, «слепой гром» же как бы размыт в пространстве.

Бывают «кротовины» простые, как тоннель – вошел в одном месте, вышел в другом. Бывают сложные: представил себе, в какую точку прошлого ты решил перебраться, хорошо так представил, конкретно – и да, действительно переходишь. Или застреваешь намертво в безвременье, если представил плохо, или «кротовая нора» просто не захотела с тобой возиться.

Потому я первым делом и спросил у лесника:

– И какая там «кротовина»? Простая или сложная?

– Простенькая, – отозвался сталкер. – Вошел в нее, вышел неподалеку от Саркофага, целым и невредимым. Или не совсем невредимым.

– Это как?

– В виде металлического «олби», не способного двигаться, – пояснил лесник. – Это в случае если излучение Монумента исказит «кротовину», а она, в свою очередь, перестроит структуру твоего тела, превратив тебя в металлический манекен.

Что такое «олби», я тоже знал. Название этого жуткого мутанта происходит от аббревиатуры «ОЛБ», «острая лучевая болезнь». Олби это люди, во время взрыва четвертого энергоблока оказавшиеся на пути мощного потока радиоактивных частиц. Видал я их, доводилось. Жуть жутчайшая. Поток изменил собственную структуру биологической материи, и теперь такое существо полностью состоит из радиоактивных элементов. Оно способно генерировать направленный поток гамма-квантов, убивающий всё живое на своем пути. При его атаке поглощенная доза за секунду составляет более тысячи грэй. Выглядит олби как медленно движущаяся статуя человека, отлитая из серебристого металла. Или, по словам лесника, как неподвижный памятник неудачному путешественнику через «кротовую нору».

– Так может, ну ее на фиг ту кротовину? – осторожно поинтересовался Меченый. – Пройдем по старинке, через Зону. Не впервой поди.

– Вряд ли пройдем, если все «монументовцы» возле Саркофага собрались, – покачал головой лесник, затягивая горловину своего объемистого вещмешка – по ходу, опытный сталкер тоже затарился трофейным хабаром по самое «не могу». – Если ты помнишь, воевать они умеют. Так что у нас намного больше шансов остаться в живых, если по-моему пойдем – больно уж у этой «кротовины» выход хороший. Коль повезет, считай, все кордоны «монументовцев» у нас за спиной окажутся.

– Ладно, уломал, – кивнул Меченый, по вполне понятным причинам не горящий желанием ломиться напролом сквозь укрепленные кордоны фанатиков Монумента. – Пошли что ли.

Ну, мы и пошли, предварительно как следует затарившись трофейной жратвой и боеприпасами. Конечно, можно было и на БТРе доехать до намеченной точки, но смысла в этом особого не было. Густая лесополоса, называемая урочищем Каменещина, находилась недалеко, в полукилометре к востоку от нашей стоянки. Размещаться, заводить бронетранспортер и, съехав с разбитого шоссе, тащиться по отчаянному бездорожью, ежесекундно рискуя намертво посадить машину на бронированное брюхо… Да ну. Любому сталкеру проще без этого сомнительного геморроя на своих двоих отмахать полтыщи метров, благо наш брат привычен к путешествиям по пересеченной местности.

Плюс вдобавок еще утренний туман расползся по полю, густо заросшему сорняками. Говорят, на Большой земле люди восходами-закатами любуются. А тут один хрен, что восход, что закат – постоянно тучи свинцовые над головой. И тусклый свет меж ними еле пробивается, освещая донельзя унылый пейзаж, от которого такая тоска, хоть вешайся. Молодежь вон всё в Зону из-под мамкиной юбки ломится, за романтикой и сильными впечатлениями. Не знаю, что тут романтичного в этих болотах, зарослях с колючками, изуродованных радиацией лесах и развалинах домов. Ну и мутантов с аномалиями, само собой, никто не отменял. И, конечно, сволочей разных на двух ногах, норовящих даже с нищего содрать последнее. Вот восходы да закаты там, за кордоном, с любимой девушкой под ручку – это, наверно, и есть романтика. А тут, блин, вот из-за чертова тумана в яму с жидкой грязью влез чуть не по колено, хорошо, что ногу не сломал. Теперь в «берце» хлюпает. Если не переобуться, к вечеру потертости будут, и нога ныть-ломить начнет – осень же тут вечная, ни фига не май месяц. Холодно по утрам и вечерам, а ночью так вообще труба, если костра рядом нет.

– Вы идите, я догоню, – сказал я, мысленно проклиная чертову яму. Меченый даже не обернулся, лесник, шедший впереди – тем более. Надо товарищу задержаться, значит, его дело. Была б нужна помощь, сказал бы.

Ну, с переобувкой промокшей ноги я справился быстро. Грязь вытряхнул, благо за голенище немного протекло, сырой носок выкинул, сухой одел, на стельку налепил женскую прокладку, зашнуровал «берц» обратно. На всё про всё – две минуты. Кто-то, конечно, похихикает насчет прокладки, но это не от большого ума. Продвинутый боец всегда с собой таскает предметы женской гигиены. Если ноги подмочил, прокладка впитает остаточную влагу, и ни опрелостей не будет, ни потертостей. А если, ни дай Зона, подстрелили тебя, то чтоб кровью не истечь, в пулевое отверстие рекомендуется тампакс-мини затолкать, благо по калибру он что под «пятерку», что под «семерку» вполне подходит. Этого добра вместе со стандартными аптечками у мертвых «боргов» было достаточно, вот мы и затарились. По ходу, оказалось, не зря. Как не крути, а «борги» бойцы грамотные, опытные и запасливые, за что им мое большое человеческое спасибо.

Лесника с Меченым я догнал на границе леса, густого, темного и корявого. Изрядно тут радиация над деревьями поглумилась. Впрочем, явление это для Зоны почти обычное, тут вообще на одно нормальное дерево три кривых урода приходится. С людьми здесь, кстати, примерно то же самое, в той же пропорции. Так что мне с моими товарищами, можно сказать, крупно повезло.

В лесу было как и ожидалось – сумрачно, сыро и вонюче. Гнилью тащило запредельно, хоть фильтрующую маску надевай, а лучше противогаз. Но поскольку ни того, ни другого у нас не было, пришлось идти как есть, морщась и поминутно отплевываясь от горечи, моментально образовавшейся во рту. Когда в Зоне наконец погибает зараженное радиацией дерево, вонь от него идет хуже, чем от трупа. А тут мертвых деревьев было предостаточно. По ходу, после аварии на ЧАЭС мощный радиоактивный шлейф прошелся по этому лесу, отсюда и последствия.

К счастью, продираться через это кладбище мертвых и полуживых дендромутантов пришлось недолго. Лесник поднял руку – и мы остановились, сжимая в руках оружие. Ибо впереди явно слышалась какаято возня, шуршание веток и злобное повизгивание.

Мы осторожно выглянули из-за деревьев…

Да уж. Повезло так повезло.

Перед нами расстилалась поляна, на которой валялся ни много ни мало боевой робот «Чинук В12», хорошо знакомый мне по миру Кремля. Откуда он тут взялся, как прошел через бурелом, а главное зачем? Вопрос интересный. Тем более, что био успел тут не только погибнуть, но и изрядно проржаветь.

Но это бы и фиг с ним. Лежит себе дохлый робот, и пусть дальше себе спокойно разлагается от коррозии. Плохо было то, что вокруг боевой машины увлеченно скакала целая стая снарков, тварей препаскуднейших, кровожадных и очень ловких. А на самой вершине ржавого робота покачивалась и дрожала хорошо заметная в полумраке леса область искаженного пространства. По ходу, та самая «кротовья нора», к которой и вел нас лесник.

Но два десятка снарков, облаченных в полусгнившую армейскую форму и играющих в догонялки рядом с «Чинуком», были серьезной проблемой. Впервые эти жуткие человекообразные существа упоминаются в поэме Льюиса Кэролла «Охота на снарка». Возможно, это не просто мутанты, а результаты неудачных генетических экспериментов по созданию суперсолдат. Хотя, может и обычные вояки, попавшие под аномальные излучения.

Чаще всего у снарков полностью отсутствует кожа на лице, оттого взгляд у них жуткий – из глазниц на тебя просто тупо смотрят круглые шарики глазных яблок, лишенные век. Обнаженные нервы причиняют этим кошмарным порождениям Зоны серьезные страдания, поэтому они стараются прикрыть лицо хоть чем-нибудь – когда нет своей кожи, сойдет любой заменитель. Например, кожа, содранная с лица сталкера, или, на худой конец, прорезиненный капюшон от ОЗК с прогрызенными в нем дырками для глаз. Зона прирастит любой материал к гнилому мясу и уменьшит боль.

Кстати, в Зоне порой встречаются и супер-снарки, так называемые буджумы, о которых также написано в поэме Кэролла. Буджумы могут обладать довольно разнообразными формами тела, размерами и способностями. Три разновидности этих супер-снарков я подробно описал в романе «Закон долга», ибо слишком хорошо запомнил встречу с ними – такое хрен когда забудешь. И хотя снарки сами по себе мутанты очень опасные, искренне надеюсь, что буджумов в этом лесу не водится.

– Чего делать-то будем? – шепотом спросил Меченый. – Если стрелять начать, они ж разом все кинутся, и тогда трындец нам. Если даже половину перебьем, другая нас в лоскуты порвет.

– Эх, молодь зеленая, – проворчал лесник, развязывая свой вещмешок, и доставая оттуда…

– Фумля, – выдохнул Меченый. – И на фига ты эту дрянь с собой таскаешь?

В общем, я с Меченым был полностью согласен, ибо лесник держал за остатки волос… отрезанную голову зомби. Так вот почему его вещмешок так распух после ночевки! Старик оказывается втихаря отпилил башку у одного из зомбаков, распятых на бронетранспортере «боргов». По причине отсутствия легких шипеть голове живого трупа было больше нечем, но она всё еще разевала пасть, и взгляд ее налитых кровью, растрескавшихся глазных яблок был довольно красноречивым.

– Просто знал куда иду, – сказал лесник. – «Кротовьи норы» любят притягивать к себе тяжелую технику и усаживаться у нее на макушке. Такая вот странная аномалия, таскает через пространство и время бронемашины, чтоб те служили ей вместо подставки. А снарки любят запах хорошо прогнившей мертвечины, которая в тех машинах обычно находится. Так и будут вокруг нее носиться, пока до гнили не доберутся, или пока та мертвечина до конца не разложится.

«Ну да, у биороботов мозг-то вполне себе живой! – подумал я. – Значит, он сейчас и воняет внутри “Чинука”».

– Но мы сейчас подбросим снаркам более доступную добычу, – продолжал лесник. – И вот тут уж не зевайте!

С этими словами он широко размахнулся и как заправский баскетболист метнул голову зомби на поляну.

Наполовину сгнившая башка глухо ударилась об землю, покрытую чахлой серой травой, и покатилась в кусты. Вонь от головы живого трупа шла запредельная, поэтому снарки отреагировали моментально. Подхватились – и всей толпой ломанулись в заросли за доступным завтраком. А мы не сговариваясь рванули к биороботу, очень надеясь, что наши давно немытые тела благоухают менее привлекательно для снарков, нежели тухлая голова зомби.

Нам повезло. Пока снарки радостно визжали и ухали в кустах, мы благополучно взобрались на робота.

– Ну, матушка Зона, не подведи! – сказал лесник – и, прыгнув в область зыбкого пространства, исчез, будто его и не было.

– Второй пошел, – усмехнулся Меченый, и тоже шагнул в «кротовью нору», словно десантник, совершающий прыжок с самолета.

Я тоже был готов уже последовать за товарищами, как вдруг за моей спиной раздался жуткий вопль, от которого я рефлекторно зажал уши – и обернулся.

Лучше б не оборачивался…

Ко мне, ломая деревья, неслось нечто огромное, высотой с двухэтажный дом, похожее на покрытого толстенной чешуей осьминога. Более подробно я эту тварь рассмотреть не успел – слишком быстро она двигалась.

«Буджум…» – пронеслось в голове. Чуйка не подвела меня – там, где много снарков, жди появления супер-снарка.

Толстое щупальце с когтем на конце метнулось в мою сторону, а прямо над ним я увидел глаза. Холодные, круглые, пустые, ничего не выражающие… гипнотизирующие, заставляющие застыть на месте, покорно принимая смерть от страшного порождения Зоны…

– Да пошел ты… – прошептал я немеющими губами.

Мое тело стремительно коченело под леденящим взглядом гигантского мутанта, но я нашел в себе силы оттолкнуться ногами от ржавой брони «Чинука» и, словно водолаз, упасть спиной в подрагивающее марево пространства, измененного «кротовьей норой»…

Эти дыры в окружающей реальности обладают удивительным эффектом перехода. Только что ты был тут – и уже там. Ментальная связь с буджумом, само собой, оборвалась мгновенно, и я осознал, что сижу на пятой точке посреди огромного зала, заваленного растрескавшимися от времени бетонными блоками и ржавыми металлическими конструкциями.

– Где это мы? – раздался у меня над головой голос Меченого.

– В недостроенном машинном зале пятого энергоблока, – отозвался лесник, в голосе которого послышалась досада. Похоже, вышли мы не совсем там, где он рассчитывал. – Кстати, тоже так и недостроенного. В восемьдесят седьмом году планировали его ввести в эксплуатацию, но авария…

Лесник закашлялся. Плохо так закашлялся, словно туберкулезник со стажем.

Я тряхнул головой, отгоняя легкое головокружение после перехода, поднялся на ноги… и оцепенел.

Лесник стоял посреди машинного зала, а по его ногам и торсу снизу вверх медленно ползли серебристые линии, текучие, словно ртуть, отчего-то решившая потечь не сверху вниз, согласно закону тяготения, а наоборот. При этом они не растворяли одежду лесника. Аккуратно обтекая материю, они принимали ее форму, утолщаясь на глазах, сливаясь в одно целое, в некую сверкающую серебром субстанцию, неотвратимо поглощающую человека. При этом на поверхности этого текучего серебра подрагивало едва заметное сияние цвета чистого неба…

– Побочный эффект перехода… Тот самый… – потерянно проговорил Меченый. – Он превращается в статую…

Пока он это говорил, проклятые линии ускорили движение, залили сплошным серебром живот и грудь лесника и, словно мерзкие щупальца неведомого чудовища, поползли к горлу…

Я выдохнул воздух, застоявшийся в груди от оцепенения, и поднял автомат. Не дело сталкеру так умирать. Но тут губы лесника разжались. Он явно силился что-то сказать – и я не выстрелил. Умирающий по-любому имеет право на последнее слово.

И лесник произнес его. В мертвенной тишине машинного зала явственно прозвучало хриплое:

– Дойдите…

– Мы дойдем, обещаем, – проговорил Меченый, скрипнув зубами.

А потом стрелять стало незачем. На грязном бетонном полу стояла серебристая статуя человека с автоматом в руках, словно памятник всем сталкерам, погибшим на зараженных землях Зоны. При этом нежное сияние, окутывающее ее словно саваном, стало совсем незаметным, и через несколько секунд исчезло полностью, будто испарилось.

– Вечная память, – сказал Меченый, и я эхом повторил за ним:

– Вечная память тебе, лесник. Мы не забудем. И дойдем. Обязательно дойдем.

– Пошли отсюда, – сказал Меченый, с трудом отводя взгляд в сторону. Всегда тяжело терять боевых товарищей, но вдвойне тяжелее, когда они гибнут не от пули, а вот так. Страшно и непонятно, поглощенные Зоной, растворившиеся в ней, ставшие ее неотъемлемой частью. Мертвой, как и она сама.

Выход из машинного зала находился неподалеку – распахнутые настежь стандартные вре́менные ворота из наспех сваренных стальных листов, так и оставшиеся навсегда вре́менными.

Впрочем, это совершенно не значило, что их никто не охранял снаружи…

Так и оказалось, когда мы, прячась в тени, подползли к воротам.

Прямо за ними стоял изрядно побитый коррозией, но вполне еще прилично сохранившийся монтажный кран КС-8165, весьма популярный в России конца двадцатого века – на любой стройке обязательно присутствовал этот гусеничный монстр, похожий на танк с длинной и мощной стрелой, с которой свисал книзу тяжелый стальной крюк.

Сейчас же это пока еще не развалившееся от старости наследие прошлого облюбовали фанатики Монумента в качестве одновременно и наблюдательного пункта, и огневой точки.

Мы минут с пятнадцать пролежали не шевелясь и изображая из себя кучи слежавшегося мусора, пока не уяснили: «монументовцев» трое. Один на стреле себе лежку оборудовал, один в кабине сидит, а третий туда-сюда шастает вокруг крана, типа, патрулирует территорию. Ну зашибись, блин. Получается, из машинного зала никак не пробраться наружу, ибо выход один, и просматривается он часовыми просто идеально.

Можно было, конечно, дождаться темноты, но это еще как минимум десять часов на брюхе лежать. Я бы смог, для меня это дело привычное. Но Меченому не терпелось.

Он достал из-за пазухи относительно бесшумный пистолет ПБ/6П9 и начал аккуратно, чтоб не скрипнуть металлом о металл, накручивать на него схемную часть глушителя. Хорошая задумка. Да только бесшумность у ПБ очень условная. Лязгает он при стрельбе, и довольно громко. Даже если одного снимешь, остальные точно отреагируют. Поэтому я качнул головой – погоди, мол, и достал из кармана плаща свою «шестерку». Судя по звуку шагов, мимо ворот как раз должен был пройти «монументовец». Для него я нож и приготовил. Клинок-то всяко бесшумнее любого пистолета будет, если умеешь им работать правильно.

Ну и когда, судя по звуку шагов, фанатик подошел вплотную к воротам, я вынырнул из-за двери ему навстречу, чуть лбом в лоб не столкнувшись.

В такой ситуации коленом в пах лупить самое правильное. Или с локтя – под ухо, чтоб срубить противника наверняка. Но ситуация осложнилась тем, что фанатик Монумента оказался в среднем бронекостюме. Не экзоскелет конечно, но тоже весьма сложная защита на предмет пробития ее не бронебойной пулей, а чем-то иным.

Но в любой, даже самой совершенной индивидуальной защите есть слабые места. Сочленения бронепластин, шланги подачи воздуха, фильтры, и так далее, и тому подобное. В средней броне «монументовцев» это, на мой взгляд, средний фильтр их стальных масок, делающий шлем фанатиков похожим на удивленную морду какого-то неизвестного науке грызуна-мутанта.

В этот фильтр, обхватив рукоять двумя руками, я и вогнал свой стилет, вложив в удар весь вес своего тела.

Узкий клинок легко прошел через продольное отверстие защитной сетки, пробил слой фильтрующих пластин и вошел внутрь маски по самую рукоять. За триплексовыми стеклами очков, вмонтированных в маску, я увидел пустые глаза «монументовца». Долю секунды мы смотрели друг на друга, а потом тело фанатика, дернувшись, резко обмякло, очки изнутри окрасились кровью. Мне даже пришлось придержать падающего врага, чтоб не громыхнул своей броней об разбитый асфальт. Ясно, что произошло. Неестественно длинный для складного ножа клинок, воткнувшись в рот «монументовца», пробил заднюю стенку гортани и вошел между шейных позвонков, навсегда парализовав всё тело ниже ранения.

Но выше него у фанатика всё было в порядке, поэтому он попытался заорать. Проблематичное занятие, когда у тебя в пасти торчит нож, поэтому наружу вырвался лишь тихий, булькающий хрип. Который, впрочем, услышал напарник «монументовца», сидящий в кабине КС-8165.

Услышал – и обернулся на звук… для того, чтобы поймать фильтрующей блямбой своего шлема пулю из пистолета Меченого.

Лязг!!!

Блин, не так я планировал эту операцию. В идеале было б обоих завалить ножом, а третьего со стрелы снял бы Меченый. Но человек предполагает, а Зона располагает. Да, второй фанатик долбанулся простреленной башкой о стальную стенку кабины, и сполз по ней же мертвый. Но хрестоматийный лязг услышал засевший на стреле третий «монументовец».

И начал стрелять. Из чего-то реально бесшумного, только короткие злые «пшики» посыпались сверху…

И тут же застонал Меченый, выронив на землю свой ПБ.

Ох, как плохо-то… Я увидел, как из пробитого плеча Меченого обильно плеснула кровь – а дальше мое тело всё сделало само. В таких ситуациях думать никак нельзя. Тут только навыки действуют – если они есть, конечно. А если их нет, то быть тебе в скором времени не удачливым сталкером, а кучей мертвого, остывающего мяса.

У меня они были – зря что ли столько по Зонам шатаюсь. И поэтому шелестящая очередь выбила лишь веер асфальтового крошева из того места, где я только что стоял. А сам я уже летел, распластавшись в прыжке, к пистолету Меченого, валяющемуся в шести шагах от меня. Потому, что если я начну работать по стрелку из «калаша», то грохот выстрелов непременно услышат все «монументовцы» в округе. А допустить этого никак нельзя.

Подхватив пистолет, я кувырнулся, уходя от возможной очереди, перекатился на спину и, держа пистолет обеими руками, начал стрелять по черному пятну, застывшему на верхушке стрелы крана. «Монументовец» отлично там обставился и замаскировался – глянешь снизу или сбоку, и с первого взгляда ничего особенного не увидишь, кроме нагромождения веток, очень похожего на гнездо черного аиста, которых в последнее время довольно много развелось в Зоне. Однако, если приглядеться, то всё становится понятно. Да и когда такое «гнездо» начинает стрелять, то любые сомнения отпадают.

Так что сейчас я видел, как слегка дергается это нагромождение ветвей – это фанатик пытался перечеркнуть меня очередью. Но по катающейся на асфальте человеческой фигуре стрелять менее удобно, чем по стационарной мишени, поэтому мне повезло больше.

Пистолет Меченого лязгнул в последний раз, становясь на затворную задержку, но дело было сделано. «Гнездо» на вершине стрелы крана начало разваливаться, из него медленно вывалилась человеческая фигура и, кувырнувшись, полетела вниз…

Правда, до земли не долетела.

«Монументовец» был одет в легкий бронекостюм без шлема, что, возможно, и послужило причиной его смерти. Я успел заметить, что лицо фанатика разворочено пулей, прежде, чем он этим лицом насадился на крюк, свисающий на тросах с верхушки стрелы.

Послышался мерзкий хруст – стальная загогулина, проломив и без того изуродованные пулей лицевые кости, глубоко засела в черепе. Труп дернулся, словно кукла-паяц на ниточке, и повис на крюке. Надо отдать должное, крепкие черепа у этих фанатиков. Не иначе, вместо мозга кость – думаю, голова нормального человека просто развалилась бы от такого на части.

Впрочем, у меня сейчас была другая забота, нежели анализ составляющей голов убитых «монументовцев».

Меченый сидел на асфальте, зажимая пальцами правой левую руку выше локтя. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – плохая рана. Пуля разворотила мясо сверху вниз, от плечевого сустава до локтя. Даже если кости и не задеты, мышца однозначно в лоскуты.

Что и подтвердилось, когда я подбежал и «шестеркой», выдранной из шлема фанатика, располосовал пропитанную кровью камуфлу напарника. Из разреза немедленно вывалился нехилый шмат окровавленного мяса, сорванного пулей с кости и чудом держащегося на лоскуте кожи. Черт, вот ведь не повезло! Тут нужен хирург-гений, чтоб эдакую рану зашить, и чтобы потом, когда всё заживет, рука хоть как-то работала. А без операции это гангрена сто процентов и полная ампутация по самую подмышку.